Перепрыгнувшие тысячелетие. Современники и соотечественники

Мария Олеговна Буркова

Сборник заметок, появившийся как раз на миллениум… Именно так и вот об этом говорили окружающие на улицах и в транспорте… Иной раз это было так великолепно, что увековечить сказанное было просто необходимо.

Как быстро человек учится плохому

Моя подруга-художница живёт в подъезде с домофоном и старыми традициями — всё, что жильцы в подъезде оставляют, всегда было в целости-сохранности, от сумок до цветов. И тут, под утро, исчезает с площадки коробка с рамами и некоторыми работами — Анна собиралась навести в квартире перестановку, и только потом нашлось бы место для этого добра. В подъезде только две квартиры с новыми жильцами-квартирантами — многодетная семья киргизов наверху и четвёрка студентов по соседству на этаже. Первые под подозрение не подпадают — не те интересы у них, да и шорох от утаскиваемой коробки верхние соседи не слыхали, а смежные и сама пострадавшая — слыхали, но не выходили из квартир, не придав этому звуку нужного значения. Пятница, раннее утро, Анна мчится на работу в вуз, к своим студентам — а коробки нет! В обед встречается со мной в кафе, чуть не плачет — работы там были недублированные, второй раз так не нарисуешь, да и рамы нужного размера, а вроде как НЕУДОБНО идти к студентам в квартиру, дескать. Фыркнув в кофе, я сообщаю ей не то, что думаю об интеллигентности и кроткости подруги, а также минусах домашнего воспитания рафинированных барышень (помню я прекрасно, как она с одногруппниками пряталась у меня в юности, кривая, как ятаган), а железно заявляю, что после занятий я подруливаю к порогу, забираю её и еду разбираться с обнаглевшими сопляками с помощью себя-любимой и своего брата — он как раз в городе и для солидной декорации вполне годен. Приходится частично вводить её в курсе дела — мол, коробка крупная, в квартире под тумбочку не спрячешь, значит, нужно ворваться в квартиру под любым предлогом, а потом уже вынести коробку вон, вежливо ругаясь и туманно намекая на грядущие неприятности. «Как?» — хлопает ресницами Анна. — «Ты хочешь проникунуть в чужую квартиру? Это же противозаконно и… некультурно!»: — O

Эх… Я кратко, как ВВП, пояснила ей, что думаю насчёт законов в РФ (примерно то же, что сам ВВП; — )), и указала на то, что сопляки хоть на секунду, но замешкаются, поелику знают, что накосорезили, а мне хватит этого времени, чтоб вломиться внутрь — а поскольку поодаль будет стоять молчаливый джентльмен сурового вида а-ля современный чекист — мне-то ничего и не угрожает, а уж коробку с творчеством Анны я увижу, это, чай, не иголка. И действовать надо срочно — не то за выходные работы растащат студенты и получат свои оценки, поставив автографы на её труд. А полицейским нахрен не нужно заниматься подобным делом — у них и своих полно — да и лицо у тебя, красотки, в их градации тянет на дуру как минимум, уж извини… И никуда студенты со съёмной не по агенству квартиры жаловаться не побегут — они и так дрожат, что могут вылететь с места, за которое не платят по рыночной цене, может, нас хозяин квартиры уполномочил сделать досмотр. «Он не берёт трубку» — с грустным вздохом добавила подруга. — «Наверное, всё пропало. Может, не стоит вовсе этим заниматься?»

Возможно, мой взгляд был излишне красноречив. Возможно, у меня потемнели от гнева глаза — иногда, говорят, это у меня случается и не сулит ничего хорошего. Смолчав, я прозвонилась брату, пояснив, что у МОЕЙ подруги украли её творчество и имущество, и надо теперь отобрать его у воров. Он у меня человек простой, адекватный, посему утвердительно хмыкнул и осведомился, когда и куда ему следует подойти — вопрос-де понятен вполне. Назначив время полдника, я объявила Анне, что операция запланирована и неизбежна, и ретировалась — я сама опаздывала по своим делам…

В назначенное время Анны не оказалось на месте, последнюю пару она, по словам вахтёра, отменила и ушла. Телефон нашей леди духов и туманов работал, но трубку она не брала. Мы отправились с братом фыркать кофе, и, когда мы уже расположились за столиком, телефон ожил — это Анна торопилась отчитаться о происходящем, зная, что мы её ждали. Итак.

Анна дозвонилась до владельца квартиры, где жили эти студенты, и объяснила ему, что стоимость позаимствованных квартирантами работ приближается к аукционной, и она этот эпизод оставлять так не намерена — через час все соответствующие завяления принимаются кем надо к рассмотрению, и будут приняты все мыслимые меры, потому что принимающие заинтересованы материально найти пропавшее. Что в случае игры в непонятки она не гарантирует сохранность здоровья похитителей, ибо не знает всех методов получения информации по нужным вопросам, которые обычно используют заинтересованные в находке пропавшего у неё люди. Сама она тем временем уже ломилась в дверь в квартиру, привлекая внимание своих соседей, которые, узнав, в чём дело, стали уверять, что и сами этого дела на самотёк не пустят и недовольны также шумными вечеринками студентов, а кто-то даже в голос объявил, что лично заступает в караул с целью повылавливать «этих каналий» и близко с ними пообщаться. Итог — коробка была спешно «найдена» и возвращена с извинениями и уверениями, мол, полагали, что она была не нужна и т. п. Уверения не помогли, и половина подъезда, в т.ч. глава семьи киргизов наверху, долго читала мораль молодёжи о том, что делать следует и чего не следует. В общем, вечер удался у всех…

Но вот скажите мне, пожалуйста — почему один считает, что присвоить чужое есть норма, а другой боится потребовать своё же? И почему мне нужно было морально давить на подругу, чтоб у неё наконец-то сработало разрешение отстаивать своё? А главное — я очень скверная девка, раз учу людей плохому — это мне мама заявила. С моей точки зрения — это маразм, но мама вроде вполне в здравом уме, да и врачи говорят, что у ней всё в порядке.

Элен