История одной тени

Мария Новик

Моран – темный маг с чистой душой и черным сердцем. Его путь был предсказан задолго до рождения. Он – тот, кому суждено уничтожить все живое. Но что, если страшное пророчество – ошибка?Это сказание о герое, который восстал против судьбы, чтобы стать легендой.История любви.История войны.История смерти.История одной тени.

Глава 7. Последний лик

Ородон привычно проснулся с рассветом. Он поднялся, укрыл Схеванию одеялом понадёжнее и распахнул ставень, чтобы проветрить комнату. Быстро одевшись и прибрав густые рыжеватые волосы в тугую косу, он вышел из опочивальни. Иррам он оставил отдыхать. У неё была очередная тяжёлая ночь. Ородон — арай и, коснувшись живота новой жены, быстро понял, что та носит двойню. Невиданная радость и тяжёлое бремя одновременно: от этого постоянные головные боли после заката, ломота в спине и ногах, слабость. Дети во чреве осушают ма… ану.

Пора бы выбросить из своей головы руатские словечки. Ородон вздохнул, потому что не мог по сей лик забыть Даллу. Он намеревался совершить ещё один ритуал призыва, чтобы попрощаться. В который раз. Слишком глубоко милая смуглая коренастая руат засела в его сердце. Она нашла ключ, отпирающий любовь и беспрекословную верность, подчинила своей воле непокорного байсара. Он пал перед ней ниц и до сих пор не мог подняться.

Хейланта напоминала о первой иррам. Она схожа по характеру с Даллой. Вот только действия её противоположны материнским. Не принимала дочь новую супругу, как бы Ородон не уговаривал.

Хм… Уговоры… Чисто руатская черта. В былые времена он просто бы стукнул кулаком по столу и одним лишь недобрым взглядом заставил подчиняться решению главы семьи. Но не теперь, когда первая иррам изменила его. В груди остро кольнуло, и внутри разлилась и осела тяжесть. Вот они — чувства, разбуженные лаской и словом, заботой и улыбкой.

Ородон распахнул ставни и хватанул ртом воздух. Он ничуть не охладил нутро, кипящее от чувств, вылившихся потоком. Симеоково бедствие! Как он мог! Поворачивать голову очень тяжело: внезапно Арай подумал, что там, на постели, лежит Далла. Она крепко спит, однако от одного лёгкого касания пальцев и поцелуя может чарующе улыбнуться и открыть глаза…

Ородон сжал пальцы в кулаки, длинные острые ногти процарапали подоконник и впились в кожу. Теперь он понимал руат как никогда хорошо. Как они стенают осемьями по погибшим, как мучаются и поддерживают друг друга в трудную альрону. Но жить с этим… невозможно. Братский народ отнюдь не слаб, он силён. Сильнее, чем арди.

Входная дверь хлопнула, выведя Ородона из глубины страданий. Жгучие слёзы на щеках он вытер тыльной стороной ладоней, постарался вернуться в прежнее состояние невозмутимого главы семьи и непокорного сурового байсара и вышел из спальни.

Хейланта подошла к столу и положила несколько пергаментных свёртков. Тут же метнулась к чану с водой, наполнила кипятник и подвесила на жерди. Лицо её осунулось и потемнело. Снова ная плохо спала. Тревоги захлестывали её. Ородон понимал дочь — впервые такое с ним. Однако не зря опасалась девушка ритуала Йанри. Ородон и сам в этот миг испытал невероятный испуг — что если она покинет Туарим навсегда?

Тарсар давно покинул родовое гнездо — последняя весть от него была на следующий лик после погребения. Ньин отправился в экспедицию к далёким мирам познавать звёзды и открывать новые планеты вместе с тури. Афайимы нынче не сидят на месте, бороздят космос в поисках ответов на давно заданные вопросы.

Неури далеко. Шам находится на берегу Ардария, но там холодно и сыро. Хотя она регулярно шлёт свёртки и уже порадовала отличной новостью — родила двойню и скоро отправится в военный лагерь при храме Земли. Хоть её Ородон увидит и сможет обнять в ближайшее время.

Ритуал помазания два годичных цикла назад определил и судьбу Коринии. Ная стала стражем, и отныне стихия её — Небо. Каждый свёрток из Каларима Ородон раскрывал и читал с содроганием. Не приведи Мудрейший с ней что случится… Стена ныне не крепка. После сильнейшего урагана её пришлось восстанавливать самому Аарису. Столько праведных воинов полегло в горах!

И теперь Хейланта. Уже скоро… Завтра на закате сама Кироса будет проводить обряд. Это великая честь, однако арай боялся так сильно, что едва удержал грозящие вновь политься слёзы. А если Хейланта тоже покинет его навсегда? Или того хуже — не очнётся?

Ородон бросился к дочери и заключил её в крепкие объятия. Пусть это лишнее проявление эмоций, но так хотя бы одна из его дочерей узнает, как он её любит!

— Оин? — несмело спросила Хейланта. Она замерла, не смея ни отпрянуть, ни прижаться к Ородону. — Что с тобой случилось, пока ты спал? — поинтересовалась дочь дрогнувшим голосом.

— Ничего, — улыбнулся Ородон. Он погладил наю по спине и поцеловал в тёмную макушку, по-прежнему не выпуская из кольца сильных и надёжных рук. — Просто сегодня понял, наконец, чему всегда учила твоя мать.

Всё перестало иметь значение в этот миг. Он короток, и Ородон им дорожил, словно собственной жизнью. И корил себя за то, что никогда не обнимал своих детей, не показывал чувства, стойко отрицая само их существование. И жалел, что нельзя вернуться назад и всё исправить.

Хейланта несмело ответила на объятия. Она скользнула ладонями по жилету, потом сцепила руки на спине Ородона и не отпускала его, лишь крепче прижималась. Без слов понятно, какие чувства она испытывала.

Ородон неожиданно для себя вспомнил Турна, его метания и уничтожение убранства дома, мебели, посуды. Ифия тоже изменила его. И так сильно, что лишь Кироса смогла справиться с его яростью и безумием. В отличие от Торай, Ородон был готов к смерти иррам, однако теперь самому хотелось отправиться за Грань. Но поздно — Схевания понесла, и ещё долго не придётся вспоминать о ритуале ухода. Но он будет ждать, не отпустит Даллу, пока не придёт срок, когда можно остаться с ней… с неугомонной руат, которая была сильнее любого байсара.

— Нужно разобрать вести, — вдруг сказала Хейланта. Как вовремя. — Мельком видела письмо с почерком Коринии. Она всегда пишет ровно и ставит галочку в верхнем уголке.

— Да, конечно, — Ородон выдохнул, в очередной раз приводя мысли в порядок. Нужно завтракать и начинать заниматься делами. — Её весть прочтём первой, да?

— Непременно! — обрадовалась ная, подпрыгнув и заулыбавшись. — Сиэ всегда так красочно описывает Каларим, что ни одна книга с этим не сравнится, оин! — затараторила она, уже разворачивая сложенные в несколько слоёв листы.

***

Моран резко подскочил на постели — его разбудил грохот закрывшихся ставней. С трудом проснувшись и продрав глаза, откинул одеяло, оделся и вышел из спальни. Первая мысль, которая посетила разум — вернулся из столицы оин. А он, как немощный алака, проспал восхождение Илсаяна. С одной стороны, Морана радовало, что ночные видения не наполнены кошмарами и можно отдохнуть как следует. А с другой — лучше бы они, можно было бы встать пораньше, чтобы успеть встретить Турна и помочь ему разгрузить широкую телегу.

Моран вышел на улицу и испуганно отшатнулся к порогу. Скот и птица до единой головы лежали выпотрошенные и изодранные на траве возле загонов и сараев. Над ними, предвкушающе жужжа, уже летали насекомые, а некоторые ползали по окровавленным внутренностям.

Кто мог такое сотворить? Неужто каарши и найгуны нарушили границы поселения и принялись забивать всю скотину? Моран откинул первую же версию — падальщики не вспарывают ради удовольствия, им важна еда и желательно уже с тухлинкой. Хотя в период голода они не брезгуют и живой добычей. Оин часто рассказывал страшные истории, когда байсарам приходилось дежурить на границах поселений и убивать озверевших хищников.

Но если не они это сделали, то кто? Соседи не стали бы так издеваться над хозяйством. В крайнем случае, они просто увели бы живыми и туяров, и юнимов, и ашур, даже смор затолкали бы в клетки и перевезли в свои дворы. Торай дал указания Ородону — если они не вернутся через три с половиной годичных цикла, то дом можно разобрать по брёвнам до основания, а утварь и скотину разделить между арди.

Пахло смертью. Страх витал в воздухе, он курился вокруг. Внезапно в нос ударило премерзкой гнилью, Моран закрыл рот и нос рукавом рубахи. Но зловоние просачивалось сквозь ткань и вызывало приступ тошноты. Глаза слезились. К саднящему от вони горлу подступил ком, стало нечем дышать. Илсаян припекал нещадно, будто бы стремился спалить всё на земле.

Моран упал на четвереньки, и его тут же стошнило на траву. Голова закружилась от накатившей слабости, а перед глазами всё расплывалось. Ужас поселился в душе, когда он увидел, что прямо перед ним блестят и засыхают красные сгустки. Он коснулся пальцами стянутых коркой губ. Это его кровь. В груди расплескалась боль, будто опрокинули чан с кипятком. Она обжигала лёгкие и желудок, Моран кашлял, выплёвывая новую порцию крови.

— И Мооран… «Моран», — насмешливо, даже с издёвкой позвал знакомый до отвращения голос.

Моран скривился от очередной вспышки боли и всхлипнул. Он сжал пальцами рубашку и оттянул, словно это могло ему помочь сделать полный вдох. Тем временем голос продолжал издеваться. Незнакомец смеялся, но этот смех не был отголоском — он реален. Настолько, что даже показалось, будто его обладатель стоит неподалёку и наблюдает.

Звон перьев могучего саимского крыла и ровные шаги по траве, сопровождавшиеся слабым лязгом шпор солдатских сапог, укрепили подозрения. С трудом подняв голову и привстав, Моран обратил взор на незнакомца. Острые мыски и высокие голенища обуви покрыты растрескавшимся присохшим пеплом, гунры²⁹ и зранхан³⁰ расшиты красными мерцавшими нитями. За спиной чёрные крылья. Длинные широкие рукава закрывают костлявые руки. А на кистях — узкие короткие перчатки.

Незнакомец остановился и хмыкнул. Моран поднял взгляд так высоко, как смог. Лучи Илсаяна слепили, и он не мог рассмотреть лица, спрятанного под глубоким капюшоном. Но даже таким — безликим — мужчина казался невероятно страшным и непобедимым. Устав смотреть на пришедшего наяву мучителя, Моран уронил голову и снова закашлялся. Тут же заметил, как под сапогами незнакомца начала жухнуть трава, пожираемая чёрным туманом.

Моран отпрянул и попытался встать. Слабость сваливала его, но он пробовал снова. Раз за разом отскакивал назад, наблюдая, как гниют и иссыхают изуродованные животные, как сараи превращаются в хрупкую труху и осыпаются, а дом медленно рушится под тяжестью ускорившегося времени.

— М`эку зумаг схоганан? «Ну как, нравится?» — спросил незнакомец, демонстративно разведя руки в стороны. Он не поднимал головы, но Моран и так знал — собеседник ехидно ухмылялся, будто ему приятно видеть испуг на лице беззащитной жертвы.

Моран нашёл в себе силы подняться на ноги. Он пятился назад, а взгляд его то и дело цеплялся за рассыпавшиеся скелеты и труху, что осталась от построек. Нужно бежать. Как можно дальше и как можно быстрее. И Моран рванул в Туаримский бор. Он чувствовал, что опасный незнакомец преследует его. Торопиться некуда, размеренные шаги по лесной подстилке и стоны мощных деревьев поселили в груди чувство безысходности. Как бы далеко Моран ни оказался, враг всё равно догонит.

— Мос лео скарофу ат мои яр хэ Мооран! «Ты не убежишь от меня, Моран!» — пренебрежительно бросил в спину преследователь. Его надменный смех разносился ветром по умиравшему бору вместе со звуком падавших разлапистых шавин и придавал сил. — Ати бирус нан «Тебе не удастся», — шёпот слышался так явно, будто незнакомец был прямо за спиной.

Поворачиваться страшно. Всего несколько фоз отделяло от неминуемой смерти. Снова одолел сильный кашель с кровью. В лёгких забурлила жижа, стало трудно дышать. Но Моран не остановился. Он терпел страшную боль и бежал, уворачиваясь от разлапистых макушек и необъятных стволов с тёмной морщинистой корой, которые валились то сбоку, то впереди, преграждая путь.

Очередная шавина с треском сломалась и повалилась прямо перед Мораном. Он отклонился назад, согнул ноги в коленях и съехал в глубокий овраг. Острый сук разорвал ткань и прорезал плечо. Поначалу боли не было, но она пришла вместе с теплом, стекавшим по руке и груди. Моран всхлипнул и обернулся — ствол осыпался трухой под атаками чёрных щупалец, и по густо-серым остаткам прошагал незнакомец. Он никогда не был далеко. Его шаги настолько быстрые, что даже бегущего он мог догнать, не утруждаясь.

Моран повернул голову и тут же встретился всем телом с преградой из торчащих длинных корней. Разум помутился, чёрные пятна пошли перед глазами. Подстилка хрустела от шагов преследователя. Он приблизился и остановился. Чёрные крылья перекрыли тёмное беззвёздное небо, незнакомец склонился над парнем и грозно прорычал. Полыхнули алым глаза и на миг осветили опасным блеском серебряное лицо с диагональными шрамами от правого виска до левой скулы.

— Мохран ияр Мооран! «Подчинись мне, Моран!» — прошипел он злобно. — Мойи ятри шкуум «Или я заставлю».

— Нхэ «Нет», — из последних сил бросил Моран.

— Кун гупи… Чанхаи «Что ж… Зря». — Незнакомец выпрямился и вытянул руку раскрытой ладонью вниз. Он сжал пальцы в кулак, и корни ожили, сковывая Морана по рукам и ногам. Острый деревянный кол навис над грудью и тут же опустился, пронзая тело насквозь и углубляясь в землю…

***

Моран замахал руками и выгнулся от боли в груди. Он резко поднялся на кровати и закричал, пытаясь отбиться от настойчивых рук, которые пытались его схватить за плечи. Глаза он открыл не сразу, одолевший кашель вызывал сильный страх, и снова смотреть на собственную кровь и испытывать мучения не хотелось.

— Моран, открой глаза! Моран! — уговаривал знакомый голос.

Моран всё же разомкнул веки и тут же принялся осматриваться: ставни распахнуты, Илсаян только начинал восходить на голубой небосвод, с улицы доносилось пение птиц и гомон скота. Ветерок приятно обдувал вспотевшее тело, мокрые простыни липли к коже, подушка валялась на полу возле обуви.

— Я бросился в дом, как только услышал твой крик, — сказал с нотками тревоги гость. — Ты никак не хотел просыпаться, сколько бы я ни тряс и ни обдавал тебя магией.

Моран повернулся и, наконец, смог рассмотреть гостя. Перед глазами плясали чёрные круги, но постепенно зрение стало лучше. Рядом на стуле сидел Ородон. Лицо его потемнело от испуга, он всматривался так пристально, что Морану стало не по себе.

Протерев заспанное лицо рукой и пригладив спутавшиеся волосы, Моран несколько раз выдохнул и постарался унять бурю в душе. Это был самый реальный кошмар из всех, что приходили по ночам. Такое правдоподобное видение едва не сгубило во сне. И тот незнакомец с чёрными крыльями был абсолютно настоящим. Он впервые явился сам, принуждая пасть ниц перед его силой. Преследовал. А потом оборвал жизнь… Так жестоко и беспощадно убил, будто ему в самом деле не понравился отказ.

— Что тебе снилось? — снова задал вопрос Ородон, подавшись вперёд и коснувшись обнажённого плеча Морана.

Моран отпрянул и вздрогнул. До сих пор не верилось, что это реальность, а кошмар остался там, в мире снов, где и поджидает, чтобы снова напасть и замучить до смерти.

— Жуткий кошмар, — выдохнул он. — Кругом смерть, ужасы и чёрный туман.

Ородон несколько мгновений молчал, видимо, что-то решая для себя, а потом выпрямился и бросил напряжённо:

— Это плохой знак. Видишь ли, Моран, как бывает: ритуал Йанри проводят на исходе пятнадцатого цикла, — объяснял он, задумчиво потирая подбородок. — Но иногда, как твоём в случае, он может потребоваться раньше. Твоё тело растёт быстро, и из-за наследия от двух народов активно развивается разум. Он больше не может находиться в оболочке юноши. Твой мир рушился? Исчезали ли близкие, привычные тебе места во сне? — спросил Арай.

— Да. — Не хотелось возвращаться даже в воспоминания, но они сами пришли, атаковав ещё ослабленное сознание. — Всё рушилось и раньше, но не так ужасно, — дрогнувшим голосом сообщил Моран.

— Помазание надо провести раньше, — решительно сказал Ородон. — Тебе всего четырнадцать с небольшим циклов, но разум твой уже кричит об изменениях. Ещё два цикла ты не протянешь. Так что я сей же илар пошлю весть Турну о том, что следует поторопиться с ритуалом.

Он встал, отдёрнул жилет, взял с другого стула одежду и положил на постель, похлопав по ней. Тут же направился к двери, широко шагая.

— Как ты узнал, что мы вернулись? — спросил парень, быстро откинув одеяло и спустив ноги на пол.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

29

Гунры — длинные штаны из плотной ткани с высокой талией в размер и в меру широкими штанинами (не облегающими) с оборками или шнуровкой по внешней стороне бедра.

30

Зранхан — приталенный полухалат-полукафтан с оборкой или шнуровкой на рукавах с внешней стороны, клинообразным вырезом и глубоким капюшоном. Иногда носится с поясом. Близок по фасону к кавказскому чекменю.