Сквозь ладони

Мария Миритт, 2021

Испокон веков люди защищали свои дома от нечисти. В ход шли и обереги, и травы, и даже таинственные заговоры. Однако никто не задумывался: кто такие на самом деле нечестивые и хотят ли причинить вред живым? Кикимора просыпается и понимает, что находится в неизвестном ей доме с весьма странными хозяевами. Жена каждый вечер запирается в своей светлице, подкладывая под дверь травы. От мужа исходит запах гнили, будто смерть так и ходит за ним по пятам. А сынишка постоянно плачет, не радуясь даже новым игрушкам… Любопытство берёт над Кикиморой верх, и она решает разобраться, что же не так с этой семейкой, раз даже местный Домовой предупреждает нечисть об опасности.

Если бы она умела дышать, то наверняка бы вздохнула сейчас полной грудью. Но девица уже целый вечер лежала на печи, не в силах шелохнуться. Иногда она рассматривала паутину в углах комнаты, либо прислушивалась к постоянному ворчанию хозяина дома, цоканью его жены и тихим всхлипам их шестилетнего сынишки.

Она чувствовала, что надо встать, понять — зачем здесь и как появилась в этом доме.

Под невидимой тяжестью пылинки поднялись над серой половицей и весело заиграли в воздухе. Ей нравилась эта горница. Здесь было просторно и уютно. Она медленно, не торопясь, подошла большому резному зеркалу, так искусно сделанному, будто оно принадлежало княжескому роду.

Девица заметила, что вся горница пришла в запустение: на каждой вещи лежал тонкий слой пыли. Только зеркало натёрто до блеска.

«Неужели хозяйка так любит хорохориться?» — пронеслось у неё в голове, пока она подходила ближе, чтобы взглянуть на своё отражение. Поступь её была мягкая, неслышная. Босые ноги совершенно не ощущали сквозняка от приоткрытого окна.

Она посмотрела на себя и попыталась улыбнуться. Перед ней, в отражении, стоял дух, а может что и хуже: тусклые светлые волосы поражали своей длинной, слегка волочась по полу, но совершенно не задевая половицы. Кожа бледная, как у Кащея, глаза серые, безжизненные, а лицо такое худое, будто хворь сопутствовала ей всю жизнь. Длинная до пят рубаха таким же цветом, как и кожа девицы, только ухудшала и без того кошмарное видение.

Теперь она подняла свои ладони и взглянула на них. Пальцы с ногтями стали худощавее и тоньше, чем при жизни.

Дева знала, что с ней.

Она мертва.

Она нечисть.

И казалось, так было всегда. Но давно ли она здесь? Как попала сюда? Почему именно в этот дом? Девушка тщетно пыталась вспомнить что-то из прошлого, но в мёртвом сердцем призрачной волной возникали лишь жажда справедливости и желание защищать.

Не найдя ответы на вопросы в своём отражении, нечисть двинулась в большую комнату, где обычно хозяева принимали гостей.

— Да, видать, хозяйка совсем дом родной в запустенье привести хочет. Пыли да грязи тьма, — нечисть знала, что даже если будет говорить вслух, то её и так никто не услышит. «Невидима и неслышима для людей». — Так уж и быть. Помогу я тебе, хозяюшка чернобровая. Видать за этим меня к тебе в дом послали. Да и сынишку твоего приласкаю. Уж больно горько плачет он.

На удивление девице непросто было справиться с метлой и тряпкой — руки совершенно не слушались. Хотя она искренне не понимала почему: ей казалось, что содержать дом в чистоте дело пустяковое, и она всегда этим занималась. Но как только брала тряпку, паутину смахнуть, так пыли ещё больше становилось. Злость из-за этого не испытывала, только страх, что хозяйка недовольна будет.

Пока бранилась девица на свои руки и беспорядок, уже наступила ночь.

— Странные хозяева. Сидят только в комнатах своих. Не уж-то разругались? Не отобедали толком, — бубнила себе под нос она, ходя кругом по горнице. Плач мальчика прекратился, поэтому пока нечисть решила не наведываться к нему. Вдруг уснул. Будить своим нечестивым присутствием не хотелось. — Сынишка плакал, может, из-за голода? Иль замёрз? Чую, что хозяйка недовольная. Хозяин хмур. Порадовать бы их…

Оглядела она горницу. Взор остановился на прялке с причудливыми узорами. Девица сразу поняла, что нужно делать. Хозяева так обрадуются! Взяв в руки инструмент, сразу почувствовала, как нечто родное и ласковое окутывает её с макушки до босых пят.

«Кажись, и у меня такая была прялка при жизни. Будто батюшка подарил мне такую», — нечисть с любовью поглядела на неё, погладила, отмечая про себя, что шероховатость дерева ей весьма приятна. А витиеватые узоры не позволяли отвести взгляд от инструмента.

— Мальчонке кафтан сделаю маленький. Да и пальцы длинны у меня. За ночь управлюсь. А там, глядишь, и жизнь свою прежнюю вспомню, — рассудила девица, принимаясь за работу и не замечая, как из-под печи за ней наблюдает хмурый Домовой.

***

Лучик солнца пробился сквозь окошко, озаряя маленькую светлицу. Девушка сладко потянулась, разводя руками в разные стороны. Сегодня особенный день. Вчера ей исполнилось шестнадцать, а значит сегодня могут прийти свататься соседи. Она с упоением ждала этого. Нет не потому, что так страстно желает обручиться, а просто мечтает поскорее сбежать из родительского дома.

Быстро поднимаясь с неудобной постели, девушка наспех достала из ржавого сундука рубаху, сарафан и ленты. Ей не привыкать быстро умываться и одеваться. Батюшка с матушкой тоже встают рано, поэтому нужно быть ко всему готовой.

— Радимира! — послышался строгий голос матери из горницы. Девушка невольно подскочила от страха, чуть не уронив кувшин с водой. — Дел немерено! А ты все спишь!

— Бегу, матушка! — воскликнула девица и подбежала к лавке, беря с неё сарафан. Быстро натянув его, она пробурчала себе под нос. — Василиска сказала, что Святослав с Велимиром сегодня прибудут. А значит, Святослав может прийти к отцу свататься… Ох, что будет… О, Боги! Пусть матушка с батюшкой отдадут меня ему! Ведь им-то я совсем не нужна. Только худо всё становится.

Радимира поспешно вышла из своей светлицы и прошла к горнице, где матушка уже накладывала всем кашу.

— Опять волосы свои белобрысые растрепала. Как чучело! — фыркнула женщина, с грохотом поставив чашку с кашей. — Почему я это делаю? Готовить и дом содержать — твои обязанности! Никудышная из тебя хозяйка! Ещё и о каком-то замужестве думаешь.

— Я стараюсь, матушка. Обед всегда есть. Дом чист. Живность накормлена, — Радимира знала, что матери лучше так не перечить, но постоянные упрёки слушать надоедало. К тому же сегодня приедет Святослав. Негоже ему видеть её в тоске и грусти. — К замужеству готова. Муж будет чист, одет и сыт. А вам здесь меньше хлопот со мной будет…

— Ха! — гаркнула на неё мать, убирая горшок с остатками пищи к печи. — Выгонит тебя зимой на улицу босую, и будешь знать.

Радимира подошла к маленькому погребу, нагнулась и достала крынку с молоком.

— Что за брёх я слышу? — громкий бас прокатился по всей горнице. — Опять в своём бабьем куте¹ не поделили чего?

Женщины обернулись и вмиг потупили взор. Высокий, широкоплечий мужчина сел в торце стола, рассматривая содержимое миски. Его светлые волосы небрежно упали ему на нос, загородив лицо. Убедившись, что на вид каша съедобная, он взял ложку и хорошенько зачерпнул кушанье.

— Рада, канопку² батюшке подай, — женщина в свою очередь села рядом с мужем, наблюдая, как дочь взяла из посудницы три кружки и поставила их на стол рядом с крынкой. — Садись.

— Сегодня Велимир приезжает. Будет не один. С братьями Василисы твоей, — мужчина отломил кусок белого хлеба и уже было хотел отправить к себе в рот, как резко остановился. — Обед должна приготовить. В доме убрать. Если опозоришь перед гостями — высеку.

Радимира судорожно сглотнула и, не вымолвив ни слова, всего лишь кивнула. Есть совершенно расхотелось.

***

Вышло совершенно не так, как она ожидала. Кафтан получился косым. Один рукав длиннее другого. Рисунок, изображенный на вороте, съехал и стал не таким ярким и понятным. Нечисть совершенно не понимала, почему так произошло. Она умеет прясть. Всегда умела. И делала это искусно. По крайней мере, ей так казалось.

Возможно, дело в длинных тощих пальцах? Они так уродуют всё, к чему прикасаются?

«Я же нечисть. Дух. У меня не будут получаться красивые вещи», — если бы девица умела плакать, то наверняка сейчас зарыдала бы во весь голос от обиды и бессилия. Взглянув на свои руки, она фыркнула. Одна радость от прядения — девица начала вспоминать себя, когда была живой и красивой.

— Ярослава! — воскликнул хозяин дома, сжимая со всей силы маленький кафтан. Он в нетерпении поднялся с лавки и уже хотел пройти в светлицу к своей жене, но женщина ловко вышла из своей комнаты и закрыла дверь практически перед самым его носом. — Как это объяснить?

Хозяйка дома опустила взгляд с его красивого мужественного лица на руку, в которой он держал вещь. Тело её заметно напряглось, лицо посуровело. Нечисть тоже напряглась, ожидая брани.

— Я не пряла и не шила кафтан, Белослав, — голос Ярославы стал жёстким, будто она готовилась перевернуть дом с ног до головы.

— А что ж это?! У нас Кукимора завелась? Её проделки? — закричал Белослав, швыряя кафтан в другую часть комнаты. — Жена, пора уже подложить чертополох и можжевельник. А то нечисть повадилась. У Ладки домовой разбушевался. Видать предчувствуют, что холода скоро.

— Кукимора… Кикимора. Моя мать так называла таких нечистых духов…

— Ярослава, моя лебедь белая, как нечисть не называй, всё одно.

— Я разложу травы, сокол мой. Не беспокойся, — женщина, покачивая бёдрами, вплотную подошла к мужу и положила свою темноволосую голову ему на плечо. — Лучше пойдём с тобой на ярмарку. С твоей службой мы так мало проводим времени вместе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Бабий кут — женский угол

2

Канопка — кружка