Сказка о квартире-избушке, Ленке-старушке, Бабе-яге, Кощее, Иване и его «харлее»

Мария Мартова

Реальная история, написанная по мотивам русских народных сказок и былин, повествует о том, как в наши дни можно легко оказаться в сказочном мире. Похождения героев, потерявшихся там волею случая, оборачиваются поисками истинных ценностей.

© Мария Мартова, 2020

ISBN 978-5-0051-8777-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

В некотором городе, где-то между Киевом и Владимиром, на некоторой улице, точно неизвестно на какой, давно ли, недавно ли, приблизительно в 2001 году, а может, в каком-то другом была что ни на есть дискотека, дискотека обалденная. Собирался там не кто-нибудь, а настоящий бомонд, чуваки не какие-нибудь, а продвинутые и отрывались по полной. Музыка гремела на всю округу и ее окрестности. И всяк слышал в ночной тиши знакомый грохот элитного ночного клубу «Push and shake». Что означало по-русски это название, никто не ведал. И неудобопроизносимое выражение «Пуш энд шейк» легко заменили понятным всем словом «Опушка». Свое название клуб оправдывал еще и потому, что находился на самом краю города, и возле него гордо росли три чахлые березки. Яркая, дрожащая нервными огнями вывеска над дверями радостно освещала их. «Опушка» стояла на высокой плоской горе, обдуваемой всеми ветрами. Вокруг — пустота и безлюдье. И место это в народе называлось Лысой горой. Его опасливо обходили стороной, особенно по ночам, все добропорядочные жители города. Зато молодежь не знала страха, и каждый вечер на любимой «Опушке» был полный отпад.

В огромном зале дискотеки была темнота, теснота, духота, и яблоку негде было упасть. Раскаленный до предела воздух сотрясали раскаты тяжелого рока, падающего из огромных динамиков на разгоряченные головы танцующей публики. Бешеный свет софитов прорезал мглу стремительными лучами, в точности угадывая такт музыки. В какой-то момент зал погружался в полный мрак, а потом свет вспыхивал снова ослепительными снопами то тут, то там под одобрительный рев толпы.

Нечего говорить, здешняя тусовка была клевой и самой классной во всем городе, особенно когда ее украшали своим присутствием всевозможные великие гости — знаменитые и так себе, любимые и не очень, суперзвезды и просто звездочки, почитающие за честь отметиться под приветливым сводом гостеприимного клуба.

Вот и сегодня, несмотря на то, что была пятница тринадцатое число (а многие и не верят в приметы), вечер оказался по-настоящему праздничным и зажигательным и гремел такими именами, как Славка-вырви-ногу, Заколдыкин и компания, а также группа «Зверинец». Все они развлекали публику как могли. Славка выплясывал рэп на одной ноге, крепко держась обеими руками за микрофон. Заколдыкин проникновенно гнусавил жалобные любовные куплеты, чем-то смахивая на настройку старого пианино. Впрочем, надо отдать ему должное, смахивало больше не у Заколдыкина, а у его компании. А вот многочисленная вокальная группа «Зверинец» произвела на всех неизгладимое впечатление сложными акробатическими движениями — перепрыгиванием через козла, скаканием на коне, броском пантеры на добычу и даже полетом шмеля под облаками, точнее под потолком, объятом клубами табачного дыма. При этом все члены «Зверинца» ухитрялись петь «под фанеру» почти в такт и не задыхаться.

И наконец, ошалелый контингент был прямо-таки потрясен выступлением самого крутого и непредсказуемого чувака попсовой тусовки. Это было гвоздем программы. Перед его выходом раскрасневшийся, весь запотевший лысый диджей в темных очках, еле успевавший молотить языком воздух, скороговоркой прочирикал:

— А сейчас для вас суперзагадка. Кто отгадает, тот молодец, а кто не отгадает, тот… — дальше рифма не пошла у загадочного ведущего, но он, не сбавляя тона, профессиональным зычным голосом продолжил: — Итак…

Нависла долгая таинственная пауза.

— Хоть и ростом невеличка,

И зовут его, как птичку,

Лучший суперстар «Опушки»

По фамилии…

— Кукушкин! — оглушительным возгласом закончила остроумную загадку ликующая толпа.

И на высокий помост летящей походкой выпорхнула неказистая фигура щупленького паренька в джинсовке, с ирокезом на голове, микрофоном в зубах и яростным блеском в глазах. Восторг раскалил пространство, стены задрожали, софиты замерцали отчаянным светом. А чудо-артисту только того и надо было.

— Щас я зажигать типа буду, — изрек он звучным писком и откинул назад свой выдающийся ирокез.

Толпа замерла в ожидании.

— Я проснулся на боку,

В голове моей ку-ку.

Отрываюсь срочно я.

Не морочь меня, фигня.

Ну давай, давай, «Опушка»!

Зажигает тут Кукушка.

Гопца, дрица, бом баку,

Ну давай, давай, ку-ку!

Ошеломленный зал грянул восторженным воем, пытаясь поддержать звезду нестройными голосами всех мастей и диапазонов. Самые отчаянные фанаты в порыве страсти схватились за руки и понеслись по кругу наподобие хоровода, угловатого и рваного в нескольких местах.

В этой толпе была одна девчонка, с виду очень крутая. Она громче всех надрывалась и орала:

— Я от Кукушки тащу-уся…

И грациозно ломалась, старательно выплясывая «под Кукушку».

Девчонка эта была такая же, как все на этой вечеринке: в драных джинсах, в могучих железных цепях, браслетах и причудливых бляхах, на голове — сноп всклоченных зеленых волос, на лице — полная коллекция запасов крупной косметической фабрики. Этот прикид она видела в последнем номере журнала «Пупс». А в моде-то она знала толк, как, впрочем, и в джин-тониках, жвачках, рок-группах, DVD-плеерах, блеске для губ и супердиетах. В общем, была обыкновенным представителем современной продвинутой молодежи, отрывающейся на такой замечательной дискотеке.

Отличал ее от окружающих дергающихся индивидуумов лишь чрезмерный темперамент, энергетика души, как принято говорить, да живая горящая страсть во взгляде, голосе и во всем теле, бешено пульсирующем в ритме рока. Да еще под толстым слоем боевой раскраски угадывались черты настоящей молодой красавицы.

Ее здесь многие знали. Это была Ленка с Зеленой улицы, классная девка, уже закончила школу, а может, и бросила, забыв доучиться. Характером она была избалованная, взбалмошная, привыкшая к удовольствиям, в которых не знала себе отказа. Жила Ленка одна, потому что предки укатили за бугор, оставив ей кучу денег и упакованную хату в полное ее распоряжение. Потому-то и считалась она завидной невестой.

Сюда она пришла не одна, а с Васькой. Только Васька был не парнем, а девушкой по фамилии Васильева. Васька на удивление была похожа на подругу: и одета, и намазана, и начесана, как та. Оттого-то Ленка и бесилась на нее, боясь лишней конкуренции. И только волосы у Васьки были другого цвета — оранжевого.

«Вот дура-то, — думала Ленка, вращая бедрами, — совсем не въезжает в тему. Оранжевый щас никак не котируется».

А между прочим, с Васьки не сводил своих наглых серых глаз один интересный парень и очень даже не лох — весь в коже, наколках, с длинными распущенными волосами. Это был Ванька, близкий приятель Ленки, с которым она неразлучна была вот уже целый месяц, а может, даже и больше и которого она по достоинству считала самым крутым из всех ее бойфрендов. Но она никак не могла предположить, что ее лучшая подруга, которую она сама же притащила сюда за компанию, станет уводить его у нее же из-под носа.

А музыка меж тем все гремела в ушах, а свет все бесновался во тьме, а Кукушкин все куковал что-то осипшим писком. Несчастная Ленка, задыхаясь от гнева, тяжело дышала и, набычившись, во все глаза глядела на оранжевое чучело, не в силах произнести ни слова. Когда же добродушный диджей хрипло промурлыкал: «Пацана приглашают дам», а Ленкин Ванька без всяких стеснений прямиком направился в сторону соперницы-выскочки, то переполненную плотину праведного возмущения прорвало. Потоки словесной грязи хлынули из Ленкиных уст на оранжевую голову подруги во мраке дискотеки, заглушая железный звон надрывающихся динамиков.

— Ты лахудра нечесаная, шкура продажная! — сиреной гудела взбешенная Ленка.

Вмиг все вокруг остановилось. Софиты перестали прочесывать пространство, музыка слабо завыла, будто ее пнули ногой, как собаку, а потом и вовсе умолкла. Ванька как-то растерялся и почел благоразумным незаметно исчезнуть в общей неразберихе. А жадная до сенсаций толпа, забыв про все на свете, даже про Кукушкина, прекратила дергаться и трястись и плотным кольцом обступила компанию двух разъяренных девиц. Предвиделось соблазнительное зрелище, о котором потом не стыдно будет рассказать другим. Сразу стало понятно, что вечер сегодня удался. И участницы дикой разборки тут же поспешили самым решительным образом оправдать ожидания публики.

— Да ты сама знаешь, кто ты? — не желая остаться в долгу, пенилась Васька.

— Ну скажи, скажи. Что, слабо?

У Ленки от злости рот перекосило, глаза засверкали хищным огнем, железки зловеще зазвенели, зеленые волосы встали дыбом.

— Да ты баба Яга замусоленная, посмотри на себя! И воще… достала уже. Катись отсюда, пока жива.

— А вот это видала?

Не помня себя, с яростью бешеной тигрицы Ленка вцепилась в оранжевую гриву доброй подруги и стала мутузить ее почем зря и орать на всю дискотеку, что она этого так не оставит, что она покажет им всем, кто она есть, и что те еще все узнают. А о чем они узнают, так и не было сказано.

Долго потом шла Ленка одна по темным пустынным улицам, полная справедливого возмущения, меча гром, молнии и грубые ругательства невидимым обидчикам. Пышный зеленый начес на ее голове порядком помялся, косметика расползлась по лицу грязными потоками, джинсы порвались, заклепки поотлетали. Кроме того, она как назло постоянно зацеплялась непослушными ногами за плитки тротуара, железки задевали за ветки кустов и деревьев, и те жестоко били ее по щекам. Но она ничего этого не замечала и то и дело твердила:

— Я ведьма, я баба Яга. А они, они… А она, она… Я им еще покажу. Они еще меня узнают.

Посылая угрозы куда-то в темноту, она уверенным шагом приближалась к дому и не ведала, что сорванные ею со злости железки превращались на земле в шипящих змей, клоки сорванной одежды — в дымящийся пепел, а слезы, оброненные из накрашенных глаз, — в мутные бурлящие ручьи. Да и кто это мог видеть глухой ночью на безлюдных дорогах спящего города?

Подойдя к своему подъезду, она, к досаде, увидела, что в нем совсем не было света до самого верхнего тринадцатого этажа, на котором она жила. И конечно же, как специально, не работал лифт.

— Да что ж сегодня за день такой невезучий! — в сердцах выплеснула Ленка и поплелась по бесконечным ступенькам наверх.

И чем выше она поднималась, тем громче крепкая ругань слетала с ее губ. Желая, видно, поделиться своим горем со всем миром, она уже приближалась к успеху, потому что по подъезду стало слышаться недовольное хлопанье дверей и сонный ропот разбуженных соседей. На одной из площадок робко скрипнула дверь восемьдесят девятой квартиры, и оттуда осторожно высунулось маленькое стариковское лицо с прищуренным глазками и в очках.

— Вы бы, гражданочка, потише. Разбудили, понимаете ли… — дребезжащим голосом проговорило лицо.

— Че?

Маленькие глазки быстро задергались, заморгали, и вслед за испуганным лицом вышел и сам хозяин — старичок в полосатой пижамке.

— Я извиняюсь… — откашлялся он.

— Че наезжаешь, козел старый безрогий?

Ленка грудью, увешанной железяками, наперла на него и ткнула ему в лицо двумя пальцами. Лицо вместе с пижамкой поспешило скрыться за дверью с табличкой «89», но через мгновенье бесстрашно высунулось и бросило Ленке вслед:

— Ведьма!

Дверь тут же с шумом захлопнулась, и за ней послышался звон запираемой на крючок цепочки. Напрасно Ленка колотила в нее и кричала:

— Я тебе покажу ведьму! Ты еще мне ответишь.

Устав биться в запертую дверь, она продолжила в потемках путь наверх. Сердце ее бешено билось не то от гнева, не то от усталости. Вот уже десятый этаж, вот одиннадцатый. На двенадцатом, выбившись из сил, она присела на ступеньки, но наткнулась на что-то мягкое. Это была черная кошка, почти не видимая в темноте подъезда.

— Тебя еще тут не хватало, чертова бестия.

Она зло пнула кошку ногой, но та не отбежала, а пристально глянула на нее, зловеще сверкнув зелеными глазами.

— Мяу, — проговорила кошка.

У девушки от этого голоса холод пробежал по спине и достиг самой вершины ее модной прически. Ленка не помнила, как рванула со всех ног наверх. И откуда взялись у нее силы? А черная кошка кинулась за ней и, запрыгнув к ней на плечо, вцепилась в него когтями мертвой хваткой. И вот уже знакомая дверь. Ленка пыталась отбиться от кошки, но тщетно. Одной рукой она стягивала с себя животное, другой шарила ключом в замочной скважине.

— Будь оно все неладно! — только и успела она прокричать, как железная дверь сама собой с пронзительным скрежетом распахнулась, и бедная Ленка вместе с кошкой на плече ввалилась внутрь.

Дверь опять же сама захлопнулась, и вокруг воцарилась кромешная мгла. Кошка наконец спрыгнула на пол. А Ленка, зажав ноющее плечо, принялась шарить по стене в поисках выключателя, но почему-то не могла его найти. Кроме того, ей показалось странным то, что стена была непривычно шершавой и в чем-то мокром и склизком. Она с омерзением вытерла руку об штанину и тут же одернула ее. Ленка вдруг обнаружила на себе вместо джинсов какие-то обноски. Все еще не собравшись с мыслями, она начала понимать, что в ее квартире непривычно душно, даже смрадно и пахнет гнилью и пряными травами.

— О, черт, — выругалась Ленка. — Может, я не туда попала? А может, это не я?

Она стала в страхе щупать дверь за своей спиной, но двери не было. Лишь грязная шершавая стена.

— Что за напасть! Какого дьявола!

Она бросилась в темноту, но тут же упала, запутавшись в какой-то сети.

— Что здесь такое? Помогите хоть кто-нибудь! — взмолилась она.

В ответ она услышала ласковый кошачий голос:

— Ур-р, ур-р…

— Киса, киса, иди сюда, — зашептала Ленка, забыв про расцарапанное плечо.

Кошка мягко подползла к ней и стала ластиться. Вдруг зеленые кошачьи глаза бешено засверкали во тьме, и все помещение залило ярким светом.

— Что за чертовщина? — пролепетала, заикаясь, Ленка. — Где это я?