Внешность
Я росла и выглядела так, как все остальные дети. Однако вместе со мной рос и развивался мой человеческий талант. Он ревниво отгораживал меня от других, делая меня все более обособленной. Если раньше почувствовать себя частью общества мне мешала лишь пленка осознания, что я человек, а они нет, то сейчас меня и остальных разделяла толстая стена непричастности. Заботы и тревоги окружающих меня почти не трогали. Я чувствовала и была особенной.
Я уже могла создавать небольшие смерчи, точнее, смерчики. Они поднимались над землей максимум на полметра и довольно быстро развеивались. Мне нравилось, часами качаясь на качелях, создавать их то тут, то там на детской площадке. Мини-воронки быстро проносились метра два или три и растворялись в воздухе, оставив после себя разбросанные игрушки и сломанные куличики.
Забавно, но мои смерчики делили малышей на две почти равные части. Одни подбегали поближе к смерчикам и даже бегали за ними, пытаясь поймать. Вторые бежали к мамкам-нянькам, громко ревя. Мне, конечно, больше нравилась первые, именно они были целевой аудиторией для моего представления «Осторожно, смерчи!». Эти малыши были почти как настоящие люди, которые всегда с интересом и радостью встречают все новое и необычное, потому что опыт — это самое ценное в жизни человека. Избегать нового опыта не достойно человека.
Я, как настоящий человек, не боялась получать новый опыт, открывать для себя непознанное, в том числе в себе.
Оглядев как-то критически себя в зеркале, я решила, что выгляжу слишком по-детски. Я была невысокой, худой. Моя грудная клетка была узкой, и грудь была нулевого размера. А вот с головой мне «повезло». Это была огромная для моего тела голова. Она казалась такой еще потому, что мои волосы формировали шапку из кудрей вокруг нее.
Я достала ножницы и, не особо стараясь, стала срезать свои кудри. Когда на голове остались клочки коротких волос, я намылила голову отцовской пеной для бритья и сбрила все остатки волос.
Мой череп, правильной формы и вполне симпатичный, предстал во всем своем непритязательном очаровании. Я пристально и критично рассмотрела себя со всех сторон, пользуясь маленьким зеркальцем и зеркалом в ванной, и осталась вполне довольна. С такой прической моя голова больше подходит к моему телу, такому тщедушному и слабому. Да, это была идеальная голова для моего тела. Моя внешность стала наконец отражать тот неоспоримый факт, что я особенная и не похожа на остальных — я выглядела совсем как серый инопланетянин, побелевший от встречи с обитателями Земли.
Когда я явилась в своем новом обличье к родителям, на довольно продолжительное время воцарилась полная тишина, которую мать и отец прервали разом совместным, но несинхронным ором. Закончив выплескивать эмоции, они попытались мыслить рационально. Отец предложил записать меня к психологу или психиатру, а мать сказала, что мне, пока волосы не отрастут, нужно ходить в шапке или ином головном уборе, соответствующем случаю и погоде.
Ни к психологу, ни к психиатру меня в результате не повели, но в шапке пришлось ходить какое-то время, но совсем недолго. Волосы отросли у меня очень быстро. Причем они не остановились на прежней длине и росли до тех пор, пока голова моя не стала почти вдвое больше прежнего за счет крутых и торчащих во все стороны непокорных кудрей.
Я впала в отчаянье. Мать, видя мои полные ужаса и отвращения глаза, рассматривающие в зеркале вновь отросшие волосы, очень испугалась того, что мне опять придет в голову «чудесная» идея побриться наголо. Поэтому она отвела меня в парикмахерскую, где мастер выстриг мне очень короткую челку, а оставшейся шевелюре постарался придать форму каре на ножке. Голова моя теперь походила на шляпку гриба. Но это все же лучше, чем огромный шар. Мать, увидев, что я стала более спокойно смотреть на свое отражение в зеркале, обрадовалась и продолжила водить меня к этому же мастеру каждый месяц, а я совсем не сопротивлялась этому, потому что боялась представить, какой длины у меня могут вырасти волосы, если я пропущу хотя бы один такой поход в парикмахерскую.
