Трогать нельзя

Мария Зайцева, 2022

Татка едет за моей спиной, прижимается ко мне тонким телом, обхватывает ногами. А я завожусь. Дико. Непотребно. До красных пятен перед глазами. И не помогают мантры, которые раньше спасали. Уже не спасают. Уже год не спасают. С того прошлого проклятого лета, когда я поцеловал ее после выпускного. Я, Серега Бойцов, широко известный в узких кругах как Боец, бывший боксер, вполне успешный бизнесмен, нормальный, спокойный, солидный даже мужик, тридцати пяти лет. Поцеловал в губы восемнадцатилетнюю девчонку, только закончившую школу. Свою сестру. Свою сводную сестру. Которую нельзя трогать.

Глава 7

Искушение

— Татка, не зли меня, а? Я ведь реально по жопе настучу! — раздражаюсь я на эту козу, вовремя вспоминая, что она, вообще-то, за свой ночной демарш еще нихера не получила, и собираясь этот момент исправить.

Ну и напряг свой перенаправить в более спокойное русло.

Вот вызверюсь на нее сейчас за гулянку с непонятными придурками среди ночи и купание в озере голышом, и стояк утихнет. Извращенец, ага.

Ну, я в курсе, если что.

— Ой, да пошел ты! — она, жопкой своей чувствуя неприятности и мою внезапную злость, тут же вспархивает и быстренько топает к подъезду. — И не вздумай больше за мной следить! Надоел уже!

— Вот только тебя не спросил, чего мне делать! — ругаюсь я, но ответом мне служит только хлопанье двери. Показательное. Потому что там доводчик, и, чтоб хлопнуть, надо усилия приложить. Нехилые такие.

Я выдыхаю. Прикуриваю еще одну.

Опять выдыхаю.

Ну все, Серег, все.

Она ушла. Успокойся.

Она дома, в безопасности, в своей постели.

И вот не успокаивает это!

Как представлю, что она приходит домой, раздевается, идет в душ… А потом ложится в кровать. Голая. Она любит спать голая. Как думаете, откуда я это знаю?

А вот оттуда.

И не я это начал.

Будь моя воля, отмотать все назад, я бы не допустил такого. Но в тот момент я даже и не понял сначала ничего.

Да я и сейчас, если честно, не особо понимаю.

Когда это началось? Когда это реально началось?

В тот раз, парни просто своими взглядами и разговорами заставили меня впервые посмотреть на нее не как на мелкую девчонку, сестру.

Я увидел, что она, вообще-то, очень привлекательная. Нежная такая, светящаяся вся, тонконогая и легкая. На тот момент я выводов не сделал. Ну а кто бы сделал?

Ну, отметил, что девчонка выросла, что надо бы приглядывать за окружением ее и парнями, и на этом все. Тогда я посчитал это просто заботой, обычным вниманием старшего брата, опекуна даже, к своей родственнице. Подумал, что нормально все.

А нет. Не нормально.

И ненормальность эту я скоро стал осознавать.

Или это Татка постаралась?

До сих пор не могу понять…

Просто в какой-то момент, уже после ее шестнадцатилетия, ближе к семнадцати, я стал замечать, что она начала чаще встречаться со мной по утрам. Здоровалась, улыбалась, спрашивала, что на завтрак. И тянулась целовать. Невинно так, просто в щеку. Как сестра.

Я хмыкал. Офигевал слегка. А потом и не слегка. Потому что я все же здоровый нормальный мужик, а она с утра надевала на себя маечки без лифчика и шортики, больше похожие на трусы.

Не будь это Татка, или будь она постарше, я бы точно решил, что она меня ну… Соблазнить, что ли, хочет… Но здесь все было прям невинно. Мне так казалось тогда.

И можно было бы, несмотря на невинность происходящего, все это дело прекратить, но…

Но мне, уроду моральному, это нравилось.

От нее очень клево пахло. Свежестью, мятной зубной пастой, каким-то тонким цветочным ароматом. А, когда она готовила сырники или блины, ванилью, молоком, вкусной корицей.

Я невольно сглатывал слюну, когда она мягко прикасалась пухлыми губками к моей небритой щеке.

От голода, конечно. Готовила она — зашибись.

Я ел ее еду, смотрел на нее, улыбающуюся, веселую, и радовался, что она пришла в себя, что она радуется жизни. Она повадилась что-то рассказывать мне про школу, про дела свои в музыкалке, в танцевальной студии, я особо не вслушивался, просто нравилось, как щебечет. Ощущение уюта было, правильности происходящего. Я оттаивал. Пил кофе, что-то отвечал.

А потом она вставала, поворачивалась убрать посуду в посудомойку, или тянулась к чему-нибудь, привстав на цыпочки… И я залипал на стройные ножки и крепкую попку, на тонкую, изящную линию спины, на длинные темные волосы, змеей по позвоночнику…

Залипал, потеряв нить размышлений, забыв обо всем на свете. Просто смотрел.

И еле успевал отводить взгляд, когда она резко оборачивалась. Краснела немного и улыбалась.

Короче говоря, мы с ней вели себя, как брат и сестра. Внешне. Но эмоции внутри были совсем другие. У меня, по крайней мере.

Я сознательно не думал об этом, не собирался даже.

Завел себе постоянную женщину. Веселую, горячую Варьку. Она работала продавцом обуви и однажды удачно продала мне соломоны.

Ну и завертелось как-то все.

И меня в тот момент все устраивало.

Пожалуй, кроме того, что я себя слишком контролировал в сексе. Потому что пару раз хотелось Варьку назвать другим именем.

Татка про Варьку не знала, домой я ее не приводил. Берег, что ли?

До одного момента.

В тот день она с утра опять что-то щебетала про школу, про выпускной класс, который скоро, про то, что все хотят куда-то поступать, а она никак не определится… А потом мелькнуло мужское имя. Ваня. Сразу резануло по ушам.

Ваня, бл*?

Какой еще, нахер, Ваня?

По офигевшим глазам сестры я понял, что вслух этим поинтересовался. Причем, именно так, именно в этой грубой форме.

— Одноклассник… — удивленно надув губки, ответила она, — мы готовимся по проекту вместе.

— По какому еще проекту? И где готовитесь?

— По экологии. У него дома. Уже месяц.

Бл***!!!

То есть, моя несовершеннолетняя сестра уже месяц ходит в гости к однокласснику, семнадцатилетнему долбо*бу, у которого в активе спермотоксикоз на последней стадии (уж в этом я был уверен, свои семнадцать и вечный стояк на все, что движется и не движется, помнил прекрасно). Ходит к нему домой. Сидит с ним рядом. Может, не просто сидит…

Может, не просто ходит!

В тот момент у меня просто отключились мозги. Именно этим я мог потом хоть немного оправдать свое поведение.

Потому что я начал орать.

Что-то дикое. О том, что она никуда больше не пойдет, что вообще какого хера? И что это за школьная программа такая, и бл*, что происходит???

Она слушала, раскрыв ротик, выглядя при этом до того невинно-порочной, что у меня буквально башню сносило.

И мысли о том, что она уже могла быть не такой уж и невинной, и что могла этим ротиком…

Ну, короче говоря, все грязные мысли, какие могут появиться у мужика в этот момент, у меня появились.

А потом она, видно, пришла в себя, и тоже начала орать.

И я, ошалев от неожиданного преображения невинной овечки в чертенка, выслушал новую, хоть и мало полезную информацию о себе, любимом. О том, что я — бесчувственный козел. Что ни о ком, кроме себя, не думаю, что вообще не имею права ей что-то запрещать… А вишенкой на торте была шикарная информация, что она, оказывается, меня любит.

Че-го???

Я, поначалу, решил, будто ослышался.

Ну, мало ли… Мозг от переизбытка информации перегрелся и потек.

Не мог я слышать то, что услышал.

А она, заметив мое офигение, неожиданно оказалась близко, посмотрела на меня снизу своими раскосыми глазами олененка, с застывшими в них слезами и торопливо заговорила:

— Сереж… Я ничего не требую, понимаешь. Просто не могу уже терпеть… Я сначала думала, что это ерунда какая-то… Но теперь… Сереж… Я понимаю все, но слушай…

Я стоял, смотрел на нее, такую взволнованную, такую наивную. Такую соблазнительную.

Чистый соблазн для меня.

Дикий.

Если б она была чужой, то я бы…

Нет, ничего я бы.

Я встречался со своими ровесницами в семнадцать. И в шестнадцать. И в пятнадцать даже. Но это были ровесницы.

И мы были на равных. И мы четко знали, что развлекаемся.

А здесь не развлечение, нет.

Она стояла рядом, и очень сильно тянуло дотронуться. Просто провести пальцем по губам ее, проверить, мягкие ли? Нежные? Насколько?

Но я знал прекрасно, что тогда не остановлюсь.

Неожиданно по голове солнечным ударом шмякнуло осознание происходящего. И своих тупых эмоций, которые я от себя прятал.

Глубина морального падения, своей ебанутости, потрясла.

Ну ладно, она.

Невинная девочка, оставшаяся одна в этом мире. Понятное дело, что она обратила внимание на меня, единственного близкого взрослого человека, мужчину. Не родного по крови. Конечно, она могла запросто перепутать это желание защиты, стремление обрести семью, с любовью. Она молоденькая. Совсем неопытная.

А ты, Боец? Ты?

Ты — тоже неопытный?

Или ты просто ебнутый?

Второе — вернее.

Она положила руку мне на грудь, мягко провела ладошкой, но я вовремя перехватил.

Кто-то из нас двоих, ебанутых, должен быть взрослым.

И это явно не она.

— Татка, ты чего? Я — твой брат. Ты — моя сестра. И ничего больше.

— Не родная! Я — не родная! — выкрикнула она, пытаясь бороться и выдергивать ладошку, но я держал крепко.

— Это неважно, Тат. Ты себе придумала бред. У меня есть девушка.

— Девушка? — у нее это получилось прям шепотом. И щеки стали бледные-бледные.

Я даже испугался, что она в обморок упадет.

— Да, девушка. Тат, давай прекратим это. Мне на работу. Тебе в школу.

Кто бы знал, чего мне стоило от нее отойти и сделать вид, что я весь такой хладнокровный.

В голове шумело. И мысль билась только одна: «Она меня любит… Любит… Любит… И я мог бы… Прямо сейчас… Вот прямо сейчас…».

Я поспешно поставил кружку на стол и свалил в свою комнату. Не глядя на нее, застывшую столбом у барной стойки.

И уже в комнате какое-то время бросался на стены.

Несколько раз подходил к двери и даже за ручку брался. Зачем-то.

А потом услышал, как она топчется возле двери, обуваясь. Тихо всхлипывая.

Вышел, сложил руки на груди. И добил:

— После школы — домой. Готовиться по проекту у нас можно. И заранее меня предупреди, чтоб я тоже дома был.

Она только глянула на меня злобно и обиженно.

Но я это перенес стоически.

Ничего. Пусть злится. Пусть.

Это лучше, чем то, что до этого было.

Не так соблазнительно.

Она подуется, пообижается и прекратит. Переключится на что-то другое.

Я же, набирая срочно Варьку, тоже собирался переключиться.

Мне тогда это прямо очень нужно было.

* * *

Я докуриваю и поднимаюсь к себе.

Стою под душем, смывая накопившееся за день напряжение. И уговаривая себя, что все правильно сделал. Все правильно.

Я себя уже год так уговариваю.

Чего только не было за этот год…

Ладно.

Чего об этом.

Татка, судя по поведению, меня, кроме как брата, никак уже не воспринимает. Переболела.

Ты же хотел этого, Боец? Да?

Вот и получи.

И не вой. На стены не бросайся.

На людей — тоже.

Дай уже своей младшей сестре спокойно жить. Строить отношения. С парнями.

Но одна мысль об этом приводит в привычное бешенство.

Да, я сам ее тогда оттолкнул. И потом, после выпускного, тоже сам.

Хотя поцелуй этот, пьяный и горький, вспоминаю до сих пор так, что каждый раз член кровью наливается.

Это был реально самый лучший поцелуй за всю мою жизнь.

Я потом его столько раз пытался смыть, стереть, заменить другими.

Нихера.

Татка, дрянь ты мелкая, как ты так умудрилась испортить мне жизнь?

И, самое главное, что теперь делать-то мне?

В замке шуршит ключ.

Я, как был, в полотенце вокруг бедер, отправляюсь встречать гостя. Гостью.

Потому что ключ от квартиры есть только у одного человека.

У Татки.