Пресыщенность ядом

Мария Высоцкая, 2019

Он появился слишком внезапно, руша все на своем пути. "Золотой мальчик", не знающий слова «нет». Он искалечил мое существование, сам того не подозревая. Притворялся обычным, а оказался за гранью. Всего лишь спор для него. Еще одна трагедия для меня. Но когда карты вскрыты, не остается больше ничего, только выжженная земля и пресыщенность отравившим ее ядом.

Глава 5

После учёбы я сразу бегу на работу. Антон мне лично показывает, что к чему, выдаёт форму и говорит, где можно переодеться. Я закрываюсь на щеколду и быстро меняю свои джинсы на чёрные лосины и удлинённую чёрную рубашку, сверху такой же чёрный фартук. Так себе наряд.

Убираю вещи в шкафчик и выхожу в зал. Днём здесь не многолюдно. Музыка играет совсем тихо, а ещё здесь очень светло. Огромные арочные окна до пола, а вечером я их даже не заметила.

Меня инструктируют. Алёна, официантка, рассказывает, что к чему, выдаёт меню, которое мне нужно знать назубок, кстати, как и винную карту. И на своём доблестном примере показывает, как они обслуживают клиентов. В принципе, ничего сложного.

Я около часа наблюдаю за работой со стороны, а потом отправляюсь в бой. Обслужить первого клиента — это что-то из разряда — запомнится на всю жизнь. По крайней мере, мои трясущиеся поджилки и бегающий взгляд — прямое тому доказательство.

Выдохнув, иду на кухню, вешая листок с заказом на доску.

На меня кидают заинтересованные взгляды, но это не больше, чем любопытство. Я новенькая, поэтому и являюсь объектом для глаз.

Но всё же есть здесь что-то странное. Алёна очень внимательно за мной наблюдает, с прищуром и ухмылкой. Она едва заметна, но я её вижу. У бара собирается кучка из официанток. Четыре штуки, включая меня.

— Справилась?

— Да, — пожимаю плечами, — что-то не так? Ты очень странно на меня смотришь.

— Тебе кажется. Это всё твоё волнение, — усмехается, — а ты Даню давно знаешь?

— Нет, а что?

— Да так. Удивительно, что он тебя сюда работать устроил.

— Почему? Я разбила его телефон, а он предложил неплохой способ, чтобы отдать ему деньги.

Алёна зависает и смотрит на меня как на привидение.

— Что, прости? Отдать деньги за разбитый телефон? Серьёзно?

— Ну да, а что в этом такого?

— Да ничего. Забей. Там пришли, — кивает на стол и исчезает в его направлении.

Девочки, стоящие рядом, тоже быстро расходятся и даже перешёптываются. Ничего не понимаю.

— Привет, — шелестит над самым ухом.

Оборачиваюсь.

— Привет, Даниил.

Он поправляет часы на руке, опираясь локтем на барную стойку.

— Как первый день?

— Хорошо. Пока справляюсь.

— Ты молодец. Когда заканчиваешь?

— А уже всё. Сказали учить меню, пока я его не знаю, особо толку от меня нет.

— Тебя подвезти?

— Я лучше пешком, — закусываю щёку, но всё же спрашиваю: — А откуда ты знаешь, где я живу? Адрес…

Вчера меня это очень взволновало, но озвучить я не решилась.

После ночных дум, решила, что лучше выяснить это сразу и напрямую. Смотрю на него в упор и не вижу ни единой эмоции. Он остаётся спокоен.

— Ты сама сказала, — заявляет так уверенно, что на секунду, я даже теряюсь.

— Я не говорила.

— Когда мы вчера вышли отсюда, ты назвала адрес, прежде чем сесть в машину.

— Нет… вроде не говорила.

— Так вроде или не говорила? Ты уже сомневаешься, — смотрит куда-то за моё плечо, — собирайся, я отвезу.

Он уходит в том направлении, куда смотрел, а я остаюсь стоять на месте с подозрением на склероз. Я не говорила… или сказала?! Блин, теперь не вспомнишь.

И я, вообще-то, пешком хотела…

В персоналке быстро переодеваюсь в свою одежду и, повесив сумку через плечо, иду к выходу. По пути сталкиваюсь с Асей. Ещё одна официантка, но с ней я сегодня почти не общалась.

— Эль, а ты давно Данила знаешь?

— Нет. А что?

Сговорились они, что ли?

— Да просто. Не важно.

— Что происходит? Сначала Алёна, теперь ты. Объяснись.

— Слушай, будь с ним поаккуратнее.

— С Данилом?

— С ним самым. Но я тебе этого не говорила. Хорошо?

— Ладно.

Хмурюсь и иду на выход. Даня ждёт меня на улице. Стоит мне выйти, как он выкидывает сигарету и садится в машину. Я, конечно, могу уйти, но мне неудобно. Не правильно это, поэтому сажусь в автомобиль, пристёгивая ремень безопасности.

Мы едем в тишине. Даже музыка не играет. Это очень напрягает. Чувствую себя более чем просто неуютно.

— Как прошёл твой день?

Ну не молчать же! Он немного ведёт подбородком в мою сторону. Наверное, молчать ему нравится больше. Сжимаю ручки сумки, тихо поскрёбывая по ним ногтями.

— Хорошо прошёл. А твой?

— Да тоже… ты узнал, сколько будет стоить ремонт?

— Тридцать.

— Ясно.

Да за эти деньги можно купить два телефона.

Оставшуюся дорогу мы молчим. И в атмосфере своего полнейшего казуса меня доставляют к дому.

— Спасибо, — дёргаю ручку, но дверь оказывается заблокированной, — это что значит?

— Прости, — открывает, но хватает меня за локоть.

Не сильно, но немного дискомфортно.

— Не убегай так быстро, я, вообще, хотел тебя позвать прогуляться. Вечером.

Я молчу, рассматриваю его лицо в полнейшей уверенности, что я чего-то недопонимаю. Что-то происходит. Но я не понимаю что. Всё это странно. Не его предложение, нет, а он. Он сам ведёт себя странно.

— Так как?

— Что?

— Прогуляемся?

— Думаю, это не самая хорошая идея.

— Приставать не буду.

— Ага, только тихо прожгу взглядом и замолчу, — бормочу.

— Что? — с улыбкой.

— Так, послышалось тебе. Я пойду.

— Ответь на моё предложение.

— Нет.

— Нет?

— Ага.

— Ты сейчас серьёзно?

Так спрашивает, будто он психиатр, а я пациент. А ещё в его взгляде удивление.

— Вполне себе серьёзно.

— Может, подумаешь?

— Подумала, ничего не поменялось.

— Может, подумаешь ещё? К тому же ты оставила меня без средства связи и…

— Ладно, — закатываю глаза, — только ради инвалида — телефона. В семь приезжай.

— Я не могу в семь.

— А я не могу не в семь.

— Слушай, Эля, — барабанит пальцами по рулю.

— Внимательно, — приподымаю бровь.

— В семь так в семь.

К семи я укладываю волосы, ну как укладываю, просто вытягиваю утюжком и немного начёсываю объёмчик у корней. Аккуратно, разомкнув губы, прокрашиваю ресницы, и они удлиняются на глазах. Румяна, хайлайтер, пудра, совсем капля блеска. Ах, ещё гель для бровей, чтоб пошире, и обязательно растушевать начало, а то палки какие-то выйдут.

Ну вот, очень неплохо вышло. Свеженько так.

Надеваю рубашку, заправляя её в джинсы, туфли и, накинув укороченную кожаную куртку, выхожу на улицу. Я не несусь туда в семь и, конечно, наблюдаю в окно за тем, как он уже два раза вышел покурить. Но что интересно, ни разу не позвонил и не поторопил.

Несусь по лестницам и останавливаюсь у самых дверей. Поправляю волосы и нажимаю на кнопку.

Дверь пищит и выпускает меня на улицу. Лениво иду в направлении машины.

— В следующий раз я приеду на час позже обговорённого времени, — открывает мне дверь, — садись уже.

— Ты очень любезен.

— Весь день репетировал.

Пристёгиваюсь и ставлю сумку на заднее сиденье.

— Так куда мы едем?

— Прогуляемся в центре немного.

— Тогда проще пересесть на метро. Быстрее будет. Сейчас самые пробки.

— В метро?

Мне показалось или он побрезговал? Вопрос прозвучал точно не без сарказма.

— В метро. Ты не ездишь на метро?

— Давно не спускался.

— Так что?

— Не, так доедем.

Так, дак так. Хотя, когда время нашего стояния в пробке переваливает за два часа, я всё же вижу огромнейший смысл и правильность в своём предложении. Мне кажется, Данил теперь тоже это понимает.

Я не смотрю на него в упор, скорее подглядываю. Он барабанит пальцами по рулю, постоянно косится в зеркала и вообще кажется взбешённым.

Самый случай сказать:

— А я говорила, что на метро быстрее.

— Пошли тогда.

— Куда?

— В метро твоё.

— А машина?

— Да кому она нужна. Пошли уже.

Он вылезает на улицу, и мне приходится сделать то же самое. Москва стоит.

Мы выходим к тротуару, оставляя машину посреди дороги.

— Мне кажется, что мы сейчас создали ещё одну пробку…

— Одной больше, одной меньше.

Отмахивается и идёт вперёд.

— Метро в другой стороне. Вообще-то!

— Да?

— Ага.

Он молча разворачивается и, взяв меня за руку, топает туда, куда я указала.

— Мы можем прогуляться и здесь. Какая разница?

Он замедляет шаг.

— Да, ты, наверное, права. Как тебе работа?

— Ну, пока я ничего почти не делала, так что вполне себе.

— Это хорошо. Ты же на пиарщика учишься?

— Да. А ты?

— Международное право.

— Серьёзно. Слушай, прости за бестактный вопрос, но откуда ты знаешь Дягилева…?

— Мы одногруппники.

— Ясно.

— А что?

— Да так.

— Ты не любишь ездить на машине?

Его вопрос звучит, как выстрел. Это точно не та тема, на которую я готова говорить.

— С чего ты взял? — наигранно возмущаюсь.

Неужели он заметил? Боже, когда это уже пройдёт, этот страх? Он же когда-нибудь исчезнет?

— Не люблю скорость. Опасно, — пожимаю плечами.

— А я думал, есть какая-то история.

— Нет.

Сконфуженно опускаю взгляд, рассматривая ровный асфальт.

— Не нервничай так. Я же не настаиваю мне рассказывать.

— Давай сменим тему.

— Да без проблем.

Мы разговариваем о разном. Данил вспоминает забавные случаи из универа, а потом говорит о Англии.

— Ты был в Англии?

После моего вопроса он на секунду замолкает, словно осекается. Даже отворачивается.

— Учился там какое-то время, — говорит уже тише, засовывая руки в карманы джинсов.

— Здорово. А почему не остался?

— Отец настоял. Но это было до того, как я ушёл из дома.

— Ты ушёл из дома?

— Мой отец — своенравный типчик. Он хотел полностью контролировать мою жизнь, будущее, диктовал свои условия. Для кого-то, например, как Захар, это прекрасно, но вот совсем не по мне.

— Это очень серьёзный шаг. Вот так всё бросить. Ведь он твой отец, он тебя любит и, возможно, просто таким образом заботится?!

— Может быть. Только я хочу добиться в этой жизни всего сам. Понимаешь?

— Понимаю. Ты молодец. В основном всё происходит с точностью до наоборот. А кто он, твой отец?

— Он финансист. Средней руки. В офисе сидит, бумажки перебирает.

— А ты цифры, судя по всему, не любишь?

— Ненавижу.

— Я тоже. Когда пошла учиться, долго выбирала куда.

Мы останавливаемся на перекрестке. Светофор горит красным. Машины проползают со скоростью улитки. Настоящая вечерняя давка.

Чувствую на себе его взгляд. Холодный. Я бы даже сказала отталкивающий. Он всегда так смотрит, когда думает, что я не вижу.

— Слушай, — выдавливаю улыбку, — прости. Но мне домой нужно. Я обещала маме… совсем про время забыла.

Данил кивает. Лениво осматривается, и сведя брови, спрашивает:

— В метро?

— В метро.

Делаю шаг, но он так быстро притягивает меня к себе и целует, что я теряюсь. Меня никто и никогда так не целовал. Его пальцы зарываются в мои волосы, а язык проникает в рот всё глубже и глубже. Всё это так внезапно начинается и ровно так же заканчивается. Он отстраняется, придерживая меня за талию. На лице самодовольная ухмылка.

— Что это было? — шепчу.

— А ты не знаешь, как это называется?

— Знаю, просто ты…

— Ты опаздывала, помнишь?

Он тянет меня за руку вперёд, сплетая наши пальцы. Я топаю за ним следом и всё ещё нахожусь в шоке.

В моей голове полнейший хаос. Густой осадок от его взглядов, но вместе с тем, по телу пробегает приятная дрожь. Где-то глубоко внутри, он мне импонирует и даже нравится. Хоть по манерам полный говнюк, но что-то интригующее и необычное в нём явно присутствует.

Мы спускаемся в метро, платим за проезд, и я не понимаю почему, но мне кажется, что всё здесь находящееся ему чуждо. Он брезгливо и высокомерно осматривает всё вокруг и прикладывает карту к турникету.

На эскалаторе я смотрю на его руку, где красуются часы, и в голову лезут картинки с рекламой из какого-то журнала. Папа недавно листал и очень возмущался, что люди тратят такие деньги на подобные безделушки… Почему я вспомнила об этом сейчас?

У дома я улыбаюсь и достаю из сумки ключи. Данил наблюдает за моими действиями, а потом, как в сказке, вот он стоит с невозмутимым видом, весь такой деловой, а через секунду — вымокший до нитки, в полнейшем шоке и с яростной гримасой.

Мой истерический смех, наверное, слышат все соседи.

— Что за х*йня!, — пытается стряхнуть воду, но он до нитки.

— Это соседка с третьего этажа, — сквозь смех, — она немного того, постоянно что-нибудь подобное выкидывает. То водичкой окатит, то в домофон названивает, то по двору с проклятьями бегает.

Накрываю рот ладонью, замечая его злобный взгляд.

— Смешно тебе?

— Пр… прости. Пойдём, я дам тебе фен.

— Думаешь, поможет? — хмурится, расстёгивая рубашку.

— Надеюсь.

Очень опрометчивый поступок, Эля! Примерно так, мне твердит внутренний голос.

Мы поднимаемся в квартиру, а когда я оборачиваюсь, вижу, что он снял рубашку и остался в одних джинсах, еще на лестничной клетке. Если его так кто-то увидит, у соседей будет прекрасный повод для сплетен.

Приподымаю бровь.

— Холодно. Она мокрая.

— Проходи. Чай, кофе?

— Может, переспим? — заламывает бровь, а потом добавляет. — Это эффективнее, чтобы согреться.

Застываю, внимательно всматриваясь в его лицо. Он издевается. Выглядит серьёзным, но глаза его выдают.

— Давай.

Это забавно — наблюдать за сменой эмоций на его лице. От смеха к неверию.

— Шучу, конечно. Ты не в моем вкусе, — иду на кухню. Знаю, что он идёт следом.

— А кто, интересно, в твоём? Дягилев?

— Ну, уж точно нет. Они с сестрой друг друга стоят.

— Ты знаешь Вику?

— О да! Мы учимся в одной группе, — включаю чайник, — мерзкая особа.

— В точку.

— Ты с ней знаком?

— Не близко. Так где, ты сказала, фен?

— А, в ванной. Вторая дверь в прихожей.

Он уходит. Наливаю чай и сажусь за стол. И это хорошо, что я сижу. Потому что возвращается он в одних трусах.

— Ты в курсе, что ты в гостях?

— А ты в курсе, что весь мой шмот сырой?

— Ну, хоть бы полотенцем там завернулся…

— Зачем?

— Действительно. Незачем. Что за глупые вопросы я задаю?!

— Именно. Давай свой чай.

— Вот кружка, вот чайник. Я тебя приютила, а в кухарки не нанималась. Ещё и с подобными выкидонами.

— Да. Выкидонов у тебя много.

— Я о тебе.

— Серьёзно?

— Ты меня бесишь!

— Это гораздо лучше безразличия, впрочем, я всё равно этого не заметил, на поцелуй же ты ответила.

— У меня было помутнение рассудка. Где ты вещи оставил? В отжим кину, и утюгом досушим. Не насухо, но домой доберёшься.

— Там, в ванной валяются.

— Валяются?

— Ага.

Боже! Что за человек? Он вообще понимает, что делает? Или он издевается?

Нет. Его барахло и правда валяется в ванной. На машинке. И как оно, по его мнению, тут высохнуть должно? В горке этой?

Кидаю вещи в машинку и ставлю отжим. Не очень верю, что сильно поможет…

Вернувшись на кухню, понимаю, что она пуста. И где он? Выхожу в прихожую и готова орать от раздражения. Дверь в мою комнату открыта, свет включён, и он, конечно, расхаживает там как у себя дома.

Теперь жалею, что позвала, и что родители уехали из города до конца недели.

Рассматривает стоящие на полке предметы.

Там нет ничего такого… книги, пара фотографий, духи, которые он, кстати, открыл, понюхал и сделал разочарованное лицо, словно они навозом пахнут.

— Поставь на место и выметайся из моей комнаты.

— Не психуй.

— Я спокойна.

— Не вижу, — и смотрит на фото из больницы.

Это мама меня там зачем-то сфоткала, а я недавно перебирала коробку и вот какие-то снимки оставила здесь. Убрать забыла.

— Что с тобой было?

— Ничего. Положи на место, — выхватываю фотографию и кидаю в ящик.

Мне не тяжело об этом говорить. Точнее, я пытаюсь сделать вид, что мне всё равно. Это не так. Конечно, не так. Просто… не важно, в общем.

— Что там с вещами?

— Ну, сейчас погладишь, и высохнут. Да выйди ты уже отсюда, — толкаю его в спину к двери.

— Не нервничай так. Чем гладить?

— Тёркой, блин.

— Смешно.

— Обхохочешься.

— Не злись. Давай уже это сюда, так доеду.

— На, — вручаю ему вещи, которые я со скоростью света вытащила из машинки.

Он одевается прямо при мне, а я стараюсь на него не смотреть. Он меня бесит. Очень бесит. Раздражает прямо. Я злюсь на всю эту ситуацию и придумываю коварный план убийства. Но даже это не отменяет того, что он хорошо сложён. Нехотя, но я бросала взгляды, пока он тут расхаживал в трусах. Спортивное такое тело. Очень даже симпатичное. Определённо. Ещё эти тату на груди, спине.

Не о том, Эля, думаешь. Моргаю, понимая, что он оделся и успел заметить, что я на него пялюсь.

— Насмотрелась?

— Всё, проваливай.

— Повежливее, ты же хорошая девочка?!

— Иди отсюда! — указываю пальцем на дверь.

Знаю, что красная как рак и что тон у меня вовсе не грозный или обиженный. Но я просто хочу, чтобы он ушёл. Лёгкость вечера растаяла.

— Ухожу-ухожу.

— Отлично.

Иду за ним, чтобы закрыть дверь, но он не даёт мне этого сделать. Его ладони сжимают мои запястья и почти рывком тянут на себя. Я впечатываюсь лбом в его грудь, медленно поднимая голову.

Я чувствую его губы и то, как его тело в ещё недосохшей одежде прижимается ко мне. Его рука скользит по спине и ниже.

Резко отталкиваю его от себя.

— Ты охренел?

— Тебе же нравится.

— Мне не нравится.

— А твоё тело говорит другое.

— Когда не было секса почти год, оно и не то скажет.

— Год?

Он явно в шоке.

— Год-год, проваливай.

— Не, теперь я точно не уйду, пока не выслушаю эту занимательную историю.

— Знаешь, когда ты молчал и сидел с недовольным лицом сегодня в обед, то больше мне импонировал.

— Как грубо, Эльвира.

— Эля.

–..?

— Не люблю своё полное имя.

— Эля.

— Иди уже.

Но он даже не думает. Просто отодвигает меня в сторону и возвращается на кухню.

Уже хочу идти следом, как в дверь звонят. Интересно кто? Смотрю в глазок и поджимаю пальчики на ногах. Андрей. Ну этого-то как сюда занесло?

Что моему бывшему мужу могло понадобиться от меня в час ночи?

Да, мне всего девятнадцать, но у меня за плечами есть и муж и даже развод.

Мы дружили с ним с детства. Все говорили, что когда вырастем, то обязательно поженимся. Так и случилось. Мы выросли, и Андрей пришёл к моему отцу просить руки. Красивый, в тёмно-синем пиджаке и бабочке. Я тогда стояла у слегка приоткрытой двери и подслушивала их разговор. Мне ещё не было восемнадцати. Папа, конечно, был в шоке, но он знал Андрюшу, как и его родителей. Да и я со своей детской непосредственностью и наивностью проплакала все глаза, умоляя папу дать своё согласие.

Наверное, это решение далось папе нелегко, но он всё же пошёл нам навстречу, согласился. Правда с условием: жить мы будем у нас. Сейчас я понимаю, что лучше бы он этого не делал. Но он так сильно меня любит, мой отец, что просто не смог отказать. Не отважился поранить моё сердце. Но лучше бы это сделал он. Лучше бы он…

В тот момент я активно готовилась к поступлению. Андрей учился в техникуме, попутно подрабатывая в автосервисе своего отца. Мы любили друг друга и были готовы к любым трудностям, ну…почти к любым.

Свадьба была уютной. Гостей немного. Все только самые близкие.

Белое платье, выкуп, лимузин, кафе…в общем, как у всех.

Когда папа желал нам счастья, у меня текли слезы.

На моем пальце, блестело кольцо, и я ловила себя на мысли, что мне это нравится. То, как оно там сидит, как смотрится. Нравится, но в моей душе пусто.

А ведь я даже не была полностью уверена. Андрей сделал мне предложение на выпускном, и я согласилась, а как не согласиться? Мы с детства вместе. Всегда и везде.

Вся моя жизнь ещё впереди. Я вышла замуж за человека, которого люблю, а может, это вовсе не мой человек? Я не знала.

Почему?

Я до сих пор не могу ответить себе на этот вопрос… почему?

Но ответа и не потребовалось, через полгода после нашей свадьбы мы с Витькой и Олькой возвращались с дачи, Андрей тогда с нами не поехал. Сослался на большое количество работы. Но я-то знала, что ему просто не нравятся мои друзья. Никогда не нравились. Он всегда общался с ребятами старше, поэтому с нами ему явно было не интересно, что в школе, что после её завершения.

Спустя три месяца после аварии его мать пришла к моей и со слезами на глазах просила прощения за своего сына, который подал на развод. Я узнала об этом не сразу, но его визиты становились всё реже и реже, пока не прекратились совсем. А потом, потом папа мне всё рассказал. Что я тогда чувствовала? Не знаю.

А что может чувствовать человек с изуродованными огнём ногами и разбитым сердцем, почти три месяца невылезающий из больничной койки?

Открываю дверь. Он стоит там, такой чужой. И я понимаю, что ничего к нему не чувствую. Совсем.

— Привет, пригласишь?