Законы безумия – 3. Одна любовь

Мария Высоцкая, 2018

Богдан чемпион мира. Он осуществил свою мечту, но остался без сердца. Уходя, Герда забрала его с собой. Она замужем, счастлива и даже родила ребёнка. Но всё ли так радужно, как выглядит, на первый взгляд? Возможно, семейная идиллия всего лишь картинка, а её жизнь уже давно похожа на ад? Он встречает её случайно. В клинике, спустя четыре года после расставания. Она больна и нуждается в помощи. Что он выберет? Сможет ли простить предательство? Содержит нецензурную брань.

Глава 3

Богдан.

Весна. Как там у поэта? Природа торжествует?

Ни х*ра торжественного. Поднимаюсь на шестидесятый этаж башни «Федерация».

Первый, кого слышу и вижу, — Даня.

— Я могу идти, Даниил Александрович?

Она улыбается во все свои беленькие зубки и, получив шлепок по заду от Данечки, сваливает подальше.

— Ща захлебнёшься, — толкаю его локтем.

— Ой, тебе чего не спится? Час утра, а ты на спорт?!

— Дня.

— Да пох*р, я в девять домой только прилетел. Прикинь, тусили на склоне в Швейцарии, а проснулся в Абу-Даби. Ни х*ра не помню. Ты надолго в страну?

— На неделю, может, две. Завтра год, как дед умер.

— Точно. Соболезную.

— Мать никакая. Побуду немного.

— Эт правильно.

— А ты сам здесь откуда?

— А у меня апартаменты тремя этажами ниже.

— И?

— Да так, дело было.

— Темнишь, Доронин.

— Тайна очень мозго*бельная тайна. Потом расскажу, но это если выгорит.

— Ну-ну.

Даня как-то странно на меня смотрит, и я сразу допёр, куда сейчас вильнёт тема. Гера.

— Не видел. Не знаю. Не хочу знать.

— Я даже ничего не сказал.

— А тебе и не надо, на лбу написано.

— А если серьёзно?

— Ей пох*р. Мне тоже. Какие ещё вопросы?

— Никаких. Она ребёнка родила.

— Я в курсе. До тебя ещё Иванушки осведомили. Не напрягайся.

— На выходные за город не хочешь смотаться?

— А чё там?

— Новый гольф-клуб, друган открывает, отель, спа-зона, все дела.

— Забились. Маму Марину надо проветрить. Спа ей не помешает.

— Батя будет рад.

— У меня такое предчувствие…

Даня понимающе кивнул, растягивая губы в улыбке.

— Запал он на неё.

— А ма что?

— Отшивает.

— Самого Доронина отшивает? Ну, мамулька молодец!

— Ты только не лезь туда. Мне уже батя чуть башку не откусил, а я даже ничего не спрашивал.

— Ты-то? С трудом верится.

— Очень смешно.

— Всё. Весело с тобой, но я на дорожку.

— Пойду я, — обвёл зал глазами. — Вот этим вот самоубийством сегодня заниматься не настроен.

— На созвоне.

Десять км на дорожке, бассик, сауна. Выползаю к парковке, где меня подкарауливает недавняя знакомая. Как знакомая… так, матрёшка.

— Привет, Богдан, очень рада тебя видеть.

Как зовут-то её?

— Я Лиза, помнишь?

— Конечно. Садись, прокатимся.

Лиза с улыбкой забирается ко мне в тачку. Она миленькая. С ямками на щеках, блондиночка, волосы волнистые, можно сказать, всё, как я люблю. Хлопает дверью. Лизка — студентка МГИКа, а познакомились мы, оказывается, в каком-то клубе и, походу, даже в этом месяце. Она якобы сейчас случайно проходила. Конечно, вся пресса трёт, что я вернулся в страну с победой и поясом. Случайно она.

Она строит из себя целку, а я делаю вид, что верю ей. Ещё бы. Как же.

— У тебя вроде другая машина была? — глазки горят, бегают по салону, а в голове уже подсчитываются нули.

Можно сказать, это одна из коллекции, но понты не совсем моё.

С*ка. Бабки. Бабки. У всех на уме только бабки. Сколько ей? Восемнадцать? А отыгрывает уже знатно. Как, впрочем, и сосёт.

Это не открытие, а правда жизни, когда ты пересаживаешься с Соляриса на Ровер, покупаешь часы за пару соток и начинаешь мелькать в мажорных клубах, вот такие девочки срываются с цепи.

А когда проводишь бои на миллионы долларов, ездишь на ламбе, и часы у тебя за пару лямов… подключаются рыбы покрупнее. Лизке до них ещё далеко. Но она пытается не отставать. Глупая.

— Куда мы поедем? — улыбается, голосок сладкий, но до приторности осточертелый.

— На твой выбор.

Какая разница, где будет эта тупая прелюдия, после которой я тебя трахну?!

— На Якиманке есть один занимательный ресторанчик, едем туда.

Едем под её глупую болтовню. Она как пробка, ни единого намёка на извилину. Просто даже интересно, как она во МГИК попала? Хотя… перевожу взгляд на её ноги, облачённые в короткую юбку, и снимаю вопрос.

Мне двадцать семь лет. Я взял пояс чемпиона, моя жизнь бьёт ключом и открывает нереальные для большинства перспективы. Чем я, с*ка, занимаюсь? Езжу по городу с какой-то бестолочью, бл*дью априори, и ни х*ра не чувствую.

Гера, Гера, знала бы ты, кого сделаешь из меня, когда свалишь, может быть, осталась. Угораю над собственными мыслями.

Идиот. Данила тут недавно заикнулся, что Герин *барь-муж — достаточно крутой чувак. Его поддерживает прямой конкурент Александра Николаевича, и он под его крылышком творит полнейший беспредел.

Неужели счастье в этом? Что оно для тебя? Ребёнок. Ты родила этому отморозку ребёнка. Наверное, в этом ты видела счастье… никаких тебе забот, проблем. Ничего.

Впрочем, тот, кто я есть сейчас, это целиком и полностью твоя заслуга. Если бы не твоя бл*дская свадьба, я бы не заставил себя выползти из этой ямы, сделать невозможное, сломать себя и собрать заново. А ты, моя милая, наглядно показала мне, что любовь и всё возвышенное — х*йня. Хочешь жить — умей вертеться, хочешь жить хорошо — умей вертеться там, где крутятся большие бабки.

Паркуюсь.

Лизка «нечаянно» роняет на выходе из машины сумочку, показательно наклоняясь за ней, так чтобы я видел её жопу в стрингачах.

Какого я вообще сюда припёрся?

Пока мадам копается с сумкой и своими сиськами, закрываю дверь с её стороны и уезжаю отсюда. На х*й это все.

Лизонька в шоке, что-то кричит вслед, размахивая наманикюренными ручками с длинными когтями.

Прибавляю рэпчик погромче, и тупо катаюсь по Москве. Ловлю пробки четыре, но расцениваю их как время подумать. Но если подумать, мой час стоит слишком дорого, чтобы простаивать его где-то на улицах города.

После семи звонит Окс, рассказывает о местных рекламных предложениях. Я не могу просто прилететь. Любая моя вылазка куда бы то ни было — это работа.

Под вечер докатываюсь до Ма. Кидаю машину под окнами. Марина теперь вновь живёт в своей квартире в городе. Работает в обычной школе. Как умер дед, она не захотела оставаться в этой элитной школе. В этом я её поддерживаю, да и обеспечить, чтобы ни в чём не нуждалась, тоже могу.

Поднимаюсь на этаж, звоню. Уже давно не открываю дверь своим ключом.

— Привет, — Ма в халате, видимо, ложится спать.

— Я поздно? Прости, что не позвонил.

— Да что ты. Заходи, а то прилетел ещё позавчера, а виделись не больше часа.

— Дела.

— Какой деловой. Чай, кофе, может, есть будешь?

— Всё буду.

— Хорошо, пойдём на кухню.

Скидываю кроссовки и тащусь следом.

— Розовые тарелки? — приподымаю бровь.

— Захотелось, — на лице проскальзывает улыбка смущения.

— Ну, если захотелось, почему бы и нет. Как ты?

Мама вздыхает и садится напротив.

— Уже лучше. Но всё равно никак не могу свыкнуться, что его больше нет.

— Да, дед был крутой мужик — мировой.

— Да, папа был всегда такой активный, весёлый.

— Мам, — сжимаю её тонкую руку.

— Всё хорошо, сынок, от этого никуда не деться. Все там будем.

— Это точно. Слушай, — меняю тему, — Даня предложил за город смотаться, поедешь?

— Ну что я там буду делать?

— Спа, все дела. И Александр Николаевич подтянется.

— Богдан!

— Что Богдан? Жили б уже вместе. Как дети, ей-богу!

— Цыц, — смеётся, — всё не так просто, сынок.

— Ой, мам, я пришёл к выводу, что всё очень просто. Берёшь и делаешь. А все эти «непросто» — чисто в голове.

— Может быть. Сам-то как?

— Работаю.

— Я не об этом… Как Окс?

— Работает. Я уже говорил, что у нас чисто рабочие отношения.

— Вот это и печально. Хорошая девушка.

— Нормально.

— Неужели… ты всё ещё?

— Нет.

— Она уже давно замужем, ребёнка родила. Отпусти её…

— Я и не держу.

— Тогда себя отпусти.

— И себя тоже.

Отвечаю, как себе. А смысл врать? Я на Гере был помешан с семнадцати лет, всё, что делал после, — прямое доказательство ей, что я чего-то стою. Всю грёбаную жизнь ей что-то доказываю. Но ей пох*й. Это я тоже прекрасно понимаю, но отпустить не могу. Всех с ней сравниваю и ненавижу её за это. С*ку.

Я уже давно понял, что назад дороги нет, что с ней нам жизни нет, да и её в моей жизни нет и не будет. Понял и живу так, как умею.

Без лишних заморочек и, упаси Боже, великой любви.

— Ладно, не будем об этом, когда, ты там говоришь, в спа?

— В субботу.

— Я подумаю.

— Договорились. Слушай, я останусь у тебя сегодня?

— Что за глупые вопросы?

— Ну я так, не бери в голову.

В комнате мама суетливо застилает постель, что-то поправляет, улыбается.

— Спасибо, — обнимаю её за плечи, целуя в щеку.

— Спокойной ночи.

— И тебе.

Мама уходит, а я стою в тёмной комнате и смотрю в окно. Обычный двор. Многоэтажки, в окнах которых горит свет. Четверг.

Чем дальше, тем меньше хочу возвращаться в Москву. Она тяготит. Подтягивает воспоминания о родителях, детдоме, первых неудачах… Гере. Последнее — это скорее приписка, чем абсолютная истина.

Харе. Пора спать.

Кидаю вещи в кресло и без сил ложусь под одеяло. Надеюсь, высплюсь.

***

В субботу, как и договаривались, сваливаем за город. Очень занимательная территория.

Доронин притаскивает с собой очередную шлюху. Вся силиконовая, говорит с придыханием, пытается выглядеть умнее и лучше, чем есть на самом деле. Это бросается в глаза, как и её дорогое, но безвкусное платье.

Это похоже на комедию, но она слишком трагична. Марина осталась в городе, и, смотря на Данилкину пассию, я рад, что она решила отказаться. Зато взяла билеты в Коста-Рику, ей всё же нужен отдых. А лучше смена обстановки.

Расположившись в зоне у бассейна, накатываю себе ещё вискаря, замечая Окс. Позвать её сюда — гениальная идея Данилки. Идиот.

Она присаживается напротив, протягивая свой бокал с шампанским. Салютует. Киваю, слыша лёгкий звон стекла наших бокалов друг о друга.

— За тебя! — на ломаном русском.

— Неожиданно.

— Всего пара слов, — уже на английском.

— Что там с рекламщиками?

— Завтра подпишем контракт, поэтому много не пей. Ты мне будешь очень нужен.

— Договорились. Ты Доронина не видела?

— Он, кажется, пошёл в ресторан.

— Я на минуту.

Ухожу, оставляя её одну. Я грёбаный дебил. Какого чёрта я с ней переспал? Совсем крыша слетела. И ведь даже не по пьяни. Пора с этим завязывать. Пора…

Захожу в просторный зал ресторана, оглядывая окружение. Доронина среди них нет.

— Чемпион! Выпей с нами, — на плечо падает чья-то рука.

Неменяющаяся картинка. Хамство. Вседозволенность. Бестактность. Родина. Оборачиваюсь.

— Не сегодня.

— Да ты чё?! Мы за тебя тут всей страной.

Дальше начинается исконно русская шарманка, по накатанной прям мелет. Короче, дабы сэкономить собственное время, проще выпить с ними эту с*аную стопку.

— За знакомство, — выдыхаю и залпом выпиваю водки у их столика.

Лучше бы не соглашался и не пил. Глюки? Мне окончательно отбили мозги? Ставлю стопку, а сам не свожу глаз со входа. Несколько раз пытаюсь тряхнуть головой, чтобы избавиться от этого дурмана, но тщетно.

Гера.

Не может быть…

Сглатываю, не в силах отвести от неё взгляд. Красивая, невероятная. Моя. Смотрю на обтягивающее её фигуру чёрное платье, открытые плечи, изящные ключицы, и меня окончательно несёт.

Всё это кажется бредом. Сном. Но я вижу то, что вижу. Это действительно она. Счастливая. Улыбается. Что-то говорит своему ублюдку, который держит её под локоть. Смеётся.

Ненавижу. За это готов перегрызть ей глотку. За её ложь, за её лицемерие. Буря гнева уже заполонила глаза, медленно поглощая моё существо, но я словно статуя. Смотрю на этот спектакль одной актрисы с диким желанием убить, или же украсть. Оставить себе. И плевать на всё. Всех.

За это, за свою слабость к ней, я ненавижу её больше всего. За то, что не могу разлюбить, забыть. Она мне снится. Её глаза, голос, запах. Я живу только воспоминаниями, а она просто забыла. Выбросила, растоптала.

Отворачиваюсь и, взяв из бара бутылку, поднимаюсь на второй этаж. К стеклянному балкону, оттуда прекрасно виден стол, за который они сели. Я чёртов мазохист, но мне плевать. Я, с*ка, чемпион, и я заслужил подарок. Я заслужил хотя бы посмотреть на неё издалека.

Они не вдвоём, и это разряжает атмосферу.

Мою точно. Там, конечно же, её папаша, эта его побл*душка-женушка и ещё какая-то парочка, которую я не знаю.

За час их посиделок я успеваю упиться почти в хлам. Такое мерзкое состояние, когда злость тает, заменяя себя дикой потребностью. Потребностью к ней прикоснуться.

Умка поднимается из-за стола и чешет в сторону холла. Делаю пару глотков из горла и, накинув на башку капюшон, прохожу через зал за ней.

Она идёт в конец коридора. Я чувствую её напряжение. Стук ее каблуков отдаётся в моих ушах. Гера заворачивает за угол, и у меня окончательно сносит крышу. Хватаю её за плечи, прижимая к себе, и чувствую, как её кожа обжигает мои пальцы. Вдыхаю и, как последний наркоша, улетаю в дикую нирвану. Гера не сопротивляется. Но мне некогда думать, я не думаю об этом, потому что вижу какую-то дверь и заталкиваю её внутрь, защёлкивая замок изнутри.

Разворачиваю к себе и больше не чувствую эту щемящую душу боль. Нет. Смотрю в её глаза и вижу, как в них отражается ярость моих. Слепая, непокорная ярость.

Умка протягивает ладонь, касаясь моего лица, а меня перекашивает от злости. Тошнит от её предательских, лживых прикосновений. Я им не верю. Они искрятся ложным обожанием, раскаянием. Но я не верю. Мне плевать на эти касания, чувства. Мне нужно её тело. Только оно. Да.

С пониманием, что делаю ей больно, зажимаю её запястье пальцами, не отводя взгляда. Глаза в глаза. Хочу, чтобы видела, чувствовала. Всё.

Убираю её руку от моего лица, в после подношу вновь, вдыхая её запах. Её невероятный, заставляющий слететь с катушек запах. Притягиваю ее к себе, закидывая ногу на своё бедро. Разрез на шикарном платье трещит по швам, но мне плевать. Меня не остановить, впрочем, она и не пытается.

— Я тебя ненавижу, терпеть не могу!

— Я знаю, мой хороший, знаю.

Эти слова убивают и возрождают одновременно.