Осталось поделить кота

Мария Воронова, 2016

«…Игорь ловкими скупыми движениями закрыл молнию и приподнял набитую до отказа сумку, пробуя на вес. – Вот и все, – сказал он, усмехнувшись, – думаю, тебе не придется доплачивать в аэропорту за перегруз. Жена фыркнула: – Что ж, приятно сознавать, что двадцать лет нашего брака уместилось в одной сумке. – Не начинай, я и так знаю, что ты скажешь. Жить со мной – все равно что умножать на ноль…»

Игорь ловкими скупыми движениями закрыл молнию и приподнял набитую до отказа сумку, пробуя на вес.

— Вот и все, — сказал он, усмехнувшись, — думаю, тебе не придется доплачивать в аэропорту за перегруз.

Жена фыркнула:

— Что ж, приятно сознавать, что двадцать лет нашего брака уместилось в одной сумке.

— Не начинай, я и так знаю, что ты скажешь. Жить со мной — все равно что умножать на ноль…

— Нет, милый. Жить с тобой — это все равно что делить на ноль. То есть нельзя! Невозможно! Говорю тебе как женщина-математик, которая подавала большие надежды, пока не связалась с тобой.

Пожав плечами, муж поставил сумку возле двери, а сам устроился в кресле возле телевизора и начал бездумно листать каналы.

Кресло, как и все другие предметы обстановки, явно приобреталось по случаю, и от этого комната имела вид временного жилья, несмотря на чистоту и робкие покушения на уют в виде кружевной салфетки на подголовнике и нескольких довольно безвкусных ваз.

Шелковые занавеси на окне со сдержанным восточным рисунком были красивы, но не гармонировали с шерстяными накидками на креслах и диване, серенькие обои в полоску совсем истрепались, и, если приглядеться, было видно, что кое-где они прихвачены скотчем, а одну из ножек дивана заменяла стопка книг.

Из коридора вошел кот, серый, в серую полоску с желтыми подпалинами, очень розовым носом, круглыми зелеными глазами и белым пятном на шее в виде галстучка. Кот был не очень пушист, но от всей его плотной фигуры с густой лоснящейся шерстью так и веяло здоровьем. Держа хвост трубой, он деловито прошелся к окну и обратно, обнюхал чемодан, поскреб его лапой и вопросительно взглянул на хозяев.

Обоим супругам в этом взгляде кошачьих глаз показалась изрядная доля укоризны.

— Ах ты, Масечка, — сказала жена, наклоняясь и нежно почесывая белый галстучек кота, — чувствуешь, что завтра полетишь…

— Это куда это он завтра полетит? Что за новости?

— Куда я, туда и он. Да, Масечка?

— Он останется здесь! И во-первых, не Масечка, а Марс!

— Не слушай его, Масечка, ты мой хороший!

Взяв кота на руки, жена обратилась к нему с такой материнской улыбкой, что муж невольно залюбовался ею.

— Это боевой кот! Кот-моряк, а ты хочешь сделать из него диванную подушку. Еще кастрируешь, чего доброго, как ты это проделала со мной.

Жена фыркнула:

— А ты вспомни, куда довела боевого кота военная служба!

Муж посмотрел на нее и засмеялся:

— Да уж… Марс, иди ко мне, — он похлопал себя по колену, и кот с тяжеловесной грацией запрыгнул в кресло. Мурча, он несколько раз потерся лбом о руку хозяина. — Скажи-ка, Марс, разве ты виноват, что гоблины-матросы украли у доктора табельную валерьянку и методично тебя спаивали? Ничего удивительного, что ты пристрастился…

— Абсолютно ничего, — заметила жена ядовито.

— Помню, иду к себе на мостик, вдруг навстречу Марс движется шаткой походкой. А я ж не знал, что он конкретно подшофе… Взял его на ручки, Марсик, Марсик, что с тобой, хороший мой, и тут беднягу на меня как стошнит! Тут уж я понял, что надо спасать человека!

— А как ты явился весь чумазый под руку с пьяным вдрабадан котом! — Жена засмеялась, и ее красивое, немного суровое лицо словно озарилось светом. — А помнишь, сколько его еще потом колбасило?

— Я помню, что у нас как раз гостила твоя мама, ненавидевшая и кошек, и меня. Как она требовала, чтобы я унес Марса обратно на лодку? Странная ирония судьбы, насчет кота ты не уступила, а выкинуть меня ей в конце концов удалось тебя уговорить.

— Не начинай! Мама тут совершенно ни при чем, — жена резко встала и, подойдя к окну, раздернула занавеси. Валил такой густой снег, что едва можно было различить сопку с голыми верхушками деревьев. «Как бы завтра не отменили рейс», — подумала жена и не поняла, хочет она или боится этого. — Просто вся жизнь прошла в ожидании, Игорь. Целых двадцать лет… Я всегда была одна, так пусть хоть на старости лет у меня будет не только одиночество, но и свобода.

Конец ознакомительного фрагмента.