Кто ты, Иуда?

Мария Владимировна Цура, 2022

Напрасно считают, что в маленьких селах царит атмосфера умиротворения и покоя – иногда там происходят загадочные и страшные события. Писательница Артемида Юзик и ее помощница из издательства «Буковка» Людмила Блаблас имели несчастье убедиться в этом на собственном опыте. Они приехали в Сребриново, чтобы провести конкурс для начинающих авторов и заодно собрать материал для новой книги. За основу сюжета предполагалось взять давнюю историю о том, как один из жителей села написал ложный донос на председателя колхоза, и того посадили в тюрьму. Артемида Юзик заверила публику, что в романе раскроется инкогнито предателя, но она и ее спутница трагически погибли. За расследование убийства взялась не только полиция, но и сестры Ярополовы – несправедливо осужденный председатель оказался их родным дедушкой…

Глава 4

На некоторое время повисла тишина, прерываемая только всхлипами Дубинкиной, потом мы разом отмерли и бросились ее утешать.

— Я так надеялась! Хотела стать писательницей, выиграть конкурс. Думала, что прославлюсь! — сокрушалась она, вытирая слезы салфеткой. — Салон мне надоел до жути, но куда деваться с двумя детьми?

— Маникюрша — тоже творческая профессия, — заверила мама и протянула кузине стакан воды.

— Ага, — скривилась Юлька. — Ты думаешь, нам дают как-то развиваться? Такая публика приходит! Просят наращивание на типсы, представляешь? Подавай всем когти по пять сантиметров, да расписные: с букетами и бабочками. Такое уже лет пятнадцать не в моде.

— А у меня иногда требуют химическую завивку, — поддакнула Соня. — Из прошлого века. Трендовые прически никто не хочет: боятся экспериментов.

Двойняшки, прежде готовые убить друг друга, обнялись и заревели в голосину. Дядя Витя тоже поник. Правда, он не истерил, сидел тихонечко, но вид у него был совершенно потерянный.

— Ну вот что, прекращайте, — распорядилась Мира. — Женщины погибли такой мучительной смертью, а вы о конкурсе волнуетесь. Им намного хуже, чем вам. Это во-первых. А, во-вторых, свет не сошелся клином на челлендже: дописывайте свои гениальные труды и сдавайте в издательство на общих основаниях. Раз «Буковка» ищет новых авторов, значит, у вас есть шансы.

— Ты полагаешь? — усомнился дядя.

— Конечно!

— Интересно, кто и за что их убил?.. — задумалась я.

— Конкуренты, наверно, — пожала плечами Соня.

И тут затрезвонил мой телефон. На линии висел Гришка, тоже получивший жуткое известие.

— Ты видела? — завопил он. — Кошмар! Жесть! Плохая была затея, неправильная!

— Ты о чем? — насторожилась я и включила громкую связь.

— Артемида Юзик начала новую книгу, основанную на реальных событиях, — тараторил брат. — Что-то связанное с тюрьмой и предательством. На онлайн-уроках зачитывала нам отрывки и заодно учила, понимаешь?

— Не очень, — вмешалась Мира. — Что за историю она использовала для романа?

— Какое-то старое дело… — неуверенно пробормотал Гришка. — Еще советских времен. Вроде бы одного мужика несправедливо осудили, потом реабилитировали. Но он так и не узнал, кто написал на него донос. А Артемида выяснила и уверяла, что создаст бестселлер.

— А где все происходит-то? — крикнула я.

— Да у нас, в окрестностях Новолесинска. По-моему, Юзик даже фамилии не поменяла.

— Так-так, — протянула Мирослава. — Старые грехи отбрасывают длинные тени?

— Точно, — вздохнул брат. — Конечно, у киллера могли быть и другие мотивы: деньги, личная неприязнь или месть. Но я почему-то сразу вспомнил о новой книге. Маш, ты бы позвонила Изранову, а? Спроси, что там к чему.

— Почему я?! Он же твой друг!

— Знакомый, — поправил Гриша.

— Ладно. Самой интересно. Только попозже, у него сейчас в гостях мамаша — жуткая тетка…

Я осеклась. Мама и Мира подозрительно посмотрели на меня, а кузен хрюкнул в трубку, попытавшись подавить смешок.

— Мы уже болтали рано утром по телефону, — не моргнув глазом, соврала я. — Ты лучше пришли отрывки из романа Юзик, которые она вам демонстрировала.

— Не вопрос, — мгновенно отозвался родственник. — Сейчас скину.

Едва мы простились, как тренькнул WhatsApp, и я получила файл под названием «Иуда». Текст был достаточно коротким и содержал лишь пролог. Я жадно прочла все пять страниц и помрачнела.

— Что там? — шепотом спросила мама.

— Ничего, — махнула я рукой. — Покойная Артемида решила удержать интригу, поэтому так и не назвала имени главного героя: отделалась общими определениями. Я поняла лишь, что он возглавлял колхоз и вляпался в какую-то историю. И что ей стоило написать нормально? Нет же, напустила тумана. Вот, пожалуйста, сотрудник КГБ, пытавшийся посадить председателя, так и зовется Михаилом Федоровичем Бойченко — ясно и четко. Прокурор и секретарь райкома партии тоже представлены по всей форме.

— Дай посмотреть, — резко сказала мама и выхватила у меня смартфон.

Она никогда так не делает, поэтому я слегка обалдела и проблеяла:

— Бери-бери, только не нервничай.

— Бойченко, Токин, Пилипчук, — перечислила мама севшим от волнения голосом. — Я знаю их! Да ведь это же папино дело! Вашего дедушку посадили в тюрьму, обвинив его в хищении государственной собственности. Прокурор сразу уволился, а секретаря вызвали на очную ставку и на следующий день нашли мертвым — якобы, он застрелился.

— Господи, — пробормотала Сонька и перекрестилась.

— Расскажи все последовательно, — попросила Мира.

Конечно, мы знали, что дедушка сидел, но он никогда об этом не упоминал, не повествовал о тамошних друзьях, порядках, каких-то смешных или страшных случаях. У него даже не было наколок! Многие люди, попавшие на зону, сначала испытывают шок, потом привыкают, а на свободе изредка ностальгируют по временам заключения, рассказывая, каким уважением они там пользовались. В 90-е вообще судимость считалась чем-то вроде знака почета, дедушка мог бы этим воспользоваться, но отчего-то не захотел. Я ни разу не слышала от него ни единого слова на «фене»: кошелек он называл кошельком, а не «лопатником», ложку — ложкой, а не «веслом».

— Папу осудили несправедливо, — начала мама. — Он был председателем колхоза «Красный рассвет» в селе Сребриново. Обычно им давали план, в соответствии с которым хозяйство брало на себя обязательства предоставить по истечении указанного срока определенное количество овощей, фруктов, молока, яиц, мяса и тому подобного. Но в конце восьмидесятых появилось ноу-хау: несколько колхозных полей теперь могли взять в аренду частные лица или кооперативы. Они тоже продавали свою продукцию государству — не всю, но большую часть. Естественно, цены на нее устанавливались в соответствии с реалиями того времени. Так в «Красный рассвет» пришла артель братьев Лим — очень хитрых и жадных корейцев. Они вырастили лук, морковь, картофель, заплатили какие-то смешные деньги за использование земли, а овощи отдавать отказались, ссылаясь на неурожай. Потом выяснилось, что Лимы торгуют ими на черном рынке, запрашивая по двадцать рублей за килограмм лука. Чтоб вы понимали, это равнялось почти четверти средней зарплаты.

— И их не наказали? — поразилась я.

— Полагаю, таким путем зарабатывала не только артель, но и высокопоставленные чиновники. Наверное, львиная доля продуктов уходила за границу, потому что в те годы овощи в нашей области стали дефицитом.

— Что же сделал дедушка? — спросила Мира.

Мама усмехнулась:

— Вы ж его знаете: стал возмущаться и добиваться справедливости. В конце концов, на него натравили и КГБ, и прокуратуру, и партию. Суд растянулся на целых два года, мама, папины бывшие подчиненные, друзья, любовницы и просто знакомые попали под колоссальный прессинг. Всем угрожали, требовали конкретных показаний, но напрасно. Ваш дедушка тоже не сдавался: наотрез отказался признавать вину. Только один человек оказался предателем, но его личность до сих пор остается тайной.

— Можно попросить дядю Женю раскрыть инкогнито крысы, — подала идею Мира. — Он служит в ФСБ, наверное, имеет доступ к архивам.

Мама отмахнулась и вздохнула:

— Сто раз к нему обращалась. Мой брат либо ничего не знает, либо помалкивает.

— Сейчас сама ему позвоню! — подскочила я, потом уселась обратно и решительно взяла со стола телефон.

— Алло, — раздался усталый голос. — Уже боюсь, когда вижу твое имя на дисплее. Что случилось?

— Папа Женя! Ты должен нам помочь! — выпалила я.

— Прямо-таки должен?

— Ты же мой крестный!

— Да уж, угораздило так вляпаться.

— Скажи, ты изучал дедушкино дело?

— Ну… как-то раз, — поразмыслив ответил он.

— Кто написал на него донос?

— Некий Иуда.

— Мне нужно настоящее имя, — теряя терпение, заявила я.

— А нет его.

— Как нет?! Но ему ведь платили вознаграждение, оформляли разные бумаги, не мог же он так и числиться в них под кличкой!

— Увы, — грустно ответил крестный, прекративший, наконец, испытывать мои нервы на прочность. — Как только появилась возможность покопаться в архивах, я досконально осмотрел все бумаги, но ни имени, ни фамилии этого Иуды там нет. Кстати, за свою подлость он получил не особенно много — всего лишь тридцать рублей.

— Ты говоришь правду? — усомнилась я. — Но дедушку реабилитировали, был суд, неужели на рассмотрение дела не вызвали всех фигурантов?

— Клянусь, — торжественно провозгласил папа Женя. — Зачем мне скрывать имя урода? Если б я что-то выяснил, то немедленно рассказал бы Еве. А суд… Подумай, о каких годах ты говоришь! СССР только распался, многих реабилитировали скопом: в одно заседание принималось решение о судьбе десятка заключенных.

— Ладно, — сдалась я и попрощалась.

— Ну что? — безо всякой надежды спросила мама.

Я покачала головой.

— А как тогда Артемида раскрыла личность негодяя? — внезапно подала голос Сонька. — Если уж ФСБ о нем ни сном, ни духом.

— Да очень просто, — хлопнула в ладоши Мира, но ее лицо осталось мрачным. — Она наверняка встречалась с участниками тех событий, беседовала, и кто-то себя выдал. Прошло много лет, Иуда успокоился, расслабился, выпил с писательницей домашней наливочки, ударился в воспоминания, да и сболтнул лишнего. А она намотала на ус и решила издать книгу-разоблачение.

Все замолчали. Тишину прервало тявканье Василисы и появление в столовой двух совершенно одинаковых мужчин в костюмах цвета хаки, дутых куртках и вязаных шапках — мужья Соньки и Юльки явились за своими благоверными.

— Пойдем домой, — одновременно сказали они, переглянулись и снова синхронно продолжили. — Дети орут и скачут, сил нет.

Корзинкина и Дубинкина, ворча, поднялись со своих мест, переоделись в успевшие высохнуть вещи и отправились восвояси. Мама, обычно провожавшая гостей, сейчас сидела, о чем-то задумавшись.

— Что с тобой? — спросила я и обняла ее.

— Папу предал кто-то из близких, — глухо сказала она. — Возможно, я до сих пор продолжаю улыбаться этому человеку и считать его другом. От этой мысли мне не по себе.