Когда улетают скрипки

Мария Владимировна Фомальгаут

…добро пожаловать в Таймбург, город с древней историей, с великим настоящим и не менее великим будущим. Прошлое Таймбурга, к сожалению, затеряно в веках, но это не мешает нам насладиться величием города.

Кимберли

— Кимберли, вас к телефону, — сказал я как можно непринужденнее.

Я уже знал, что мой друг как ошпаренный кинется к своему аппарату. Я же никогда не понимал технических новинок, да и не горел особым желанием их понимать.

То ли дело Кимберли. Он до сих пор не мог нарадоваться на свой «Белл», везде таскал его с собой, несмотря на внушительные размеры последнего. И каждый раз с истинно мальчишеским восторгом бросался к телефону, отвечал — алло.

— Алло… да… слушаю…

Я ждал. Я уже чувствовал, что ничего хорошего из этого звонка не выйдет. Так и получилось, когда мой сосед с горящими глазами ворвался в гостиную:

— Фрегат «Ариадна».

— И что же с фрегатом? — спросил я как можно спокойнее.

— Крушение. В Андаманском море.

— Уж не собираетесь ли вы отправляться в такую даль?

Боюсь, что власти опять меня не услышат, — кивнул Кимберли, — опять будут сетовать на расстояния и клясться, что обязательно помогут… а потом ничего не сделают.

— Бросьте, Кимберли. Наши министры…

–…умеют работать только языком, — мой сосед набросил пальто и в два счета оказался на улице. Стоит ли говорить, что телефон тут же сорвался с места и выпустил крылья? «Белл» последней модели никогда не упускал случая отправиться в путь за хозяином.

В этом был весь Кимберли. Если телефон ловил сигнал бедствия от потерпевшего крушение фрегата или человека, заблудившегося в лесу, Кимберли бросал все дела и бросался на помощь…

В дверь постучали. Я уже думал, что вернулся Кимберли, но на пороге стоял незнакомый мне человек, в котором я признал репортера.

— День добрый… разрешите несколько вопросов?

— М-м-м… — я многозначительно посмотрел на часы, — разрешаю.

— Как вы оцениваете Искривление?

…позвоночника? — фыркнул я.

Репортер смутился.

— Нет, я имел в виду…

Я понял, что вы имели в виду. Время. Что же… с одной стороны технические новинки, конечно, меня радуют… телескопы, телефоны без проводов, автомобили…

Я сделал многозначительную паузу.

— А с другой стороны?

— С другой стороны мне кажется, что мы делаем что-то не так.

— Вы имеете в виду звездные корабли, которые так и не взлетели?

— Не только. Посудите сами. Вот эти телефоны…

— Я слышал, вы недолюбливаете телефоны.

— И есть за что. Господа из двадцать первого века охарактеризовали телефоны, как беспроводные, обладающие интеллектом, мобильные, то есть, способные передвигаться, говорящие… но вам не кажется, что воспроизводя эти телефоны, мы создали что-то не то?

— Ну… право же…

— Вам не кажется, что это не совсем нормально, когда утром к вам в спальню влетает телефон и приносит вам кофе? Вам не кажется, что это несколько странно, когда телефон желает хозяину доброго утра, спорит с хозяином, вместе с ним разгадывает кроссворды?

— Ну… в свое время многое казалось странным.

— Вы можете считать меня безнадежно старомодным, но лично я бы не хотел обсуждать со своим телефоном котировки валют.

— Но согласитесь, это очень удобно, когда вы заблудились и не знаете дороги, а телефон летит вперед и ищет путь?

— Очень. Но были случаи, когда телефон тоже терял дорогу и заводил своего хозяина в болото.

— Но ведь и господа из двадцать первого века уверяли, что сталкиваются с подобными проблемами.

— Это еще не значит, что мы должны перенимать все самое плохое, что есть у людей в мире будущего. Когда я вспоминаю их откровения о семье, и о роли женщины в обществе, мне становится, мягко говоря, не по себе.

— Но в целом, как вы оцениваете тот факт, что история изогнулась и пошла по другому пути?

— Как вам сказать… Я думаю, уже поздно взвешивать за и против. Случилось то, что случилось. История не терпит сослага… м-м-м… Да, как оказалось, терпит.

— Большое вам спасибо за откровение.

— Не за что. Всего хорошего.

Я снова многозначительно посмотрел на часы. Будь я проклят, если сегодня опять ничего не успею.

Успею…

Легко сказать.

Если у меня вообще хоть что-то получится.

Честно сказать, я уже не верил, что у меня что-то получится. Слишком невероятным было то, что я задумал, слишком фантасмагоричным. Достаточно сказать, что даже самые смелые умы в нашем веке не верили в успех космических перелетов. Откровения людей из двадцать первого века воспринимались насмешливо-снисходительно, ну, ну, врите дальше.

И все-таки что-то подсказывало мне, что они не врут. И все-таки что-то заставляло меня снова и снова приходить к космодрому — так называли пустырь за городом, на котором кто-то когда-то пытался построить самолеты, способные вылететь за пределы нашей планеты — хотя бы до луны. Я смотрел на исполинские фрегаты, сложившие огромные перепончатые крылья — и верил, что когда-нибудь они поднимут паруса и поднимутся в небо.

Нужно только все рассчитать.

Правильно рассчитать.

Как-то же это получалось у джентльменов двадцатого века… Значит, получится и у нас…

Звонок оторвал меня от размышлений. Нет, не телефонный, я уже говорил, что телефона у меня не было. Дверной звонок, который при этом звучал так, что становилось понятно — он не предвещает ничего хорошего.

Я открыл дверь. Осторожно, уже размышляя, как бы не получить пулю в грудь.

Вечер добрый.

— Э-э-э… добрый, — я оторопело уставился на констеблей, лихорадочно припоминая, в чем же виноват.

— Мистер Уаттерс, когда вы последний раз видели вашего соседа?

— М-м-м…. на прошлой неделе, кажется.

— А куда он подевался после этого?

— Услышал сигнал бедствия. Что-то там услышал в Сибирской тайге…

— Он улетел в Сибирь?

— Да… или еще куда.

— То есть, вы даже не знаете, где ваш сосед?

— Ну… он частенько пропадал на неделю, на две…

— Вы хорошо помните, как выглядит мистер Кимберли?

— М-м-м… думаю, что да.

— Вы сможете его опознать?

Мое сердце сжалось в нехорошем предчувствии.

— А что, что-то…

— Его останки привезли сегодня утром. Предположительно его. Вы сможете….

— А с ним не было его телефона?

— Простите?

— С ним не было его телефона? Белл последней модели, он знал своего хозяина как никто…

— Нет, телефона не было. Вы… поедете?

— Да, да, конечно же…

Я наскоро оделся, как показалось мне, не по погоде. Мы сели в карету, которую везла электрическая лошадь, и я в который раз подумал, что в попытках подражать двадцать первому веку мы что-то делаем не так.

Кимберли… я вспоминал Кимберли, долговязого щуплого Кимберли, и чем больше я вспоминал, тем меньше он мне вспоминался. Кончилось тем, что в каждом прохожем мне мерещился Кимберли, я еле сдерживался, чтобы не крикнуть полицейским — вот он.

Вообще, чем дальше, тем меньше мне нравилось все происходящее, я так и чувствовал, что добром это не кончится. Когда мы вышли из повозки, я уже готов был к тому, чтобы вернуться домой — перспектива встретиться с мертвым телом меня не радовала.

Собрав остатки воли, я все-таки пошел за стражами порядка. И тут же пожалел о своей опрометчивости — когда что-то темное спикировало на меня из сумерек, обрушилось на мою шляпу.

Черт, это еще…

Я узнал Белла.

— Чертова шарманка, твой хозяин, возможно, мертв, а ты шляешься неведомо где? Нда-а, не хотел бы я обзавестись таким преданным другом…

— Мертв? Что вы говорите? Я потерял своего хозяина…

— Когда ты потерял его, окаянное чудо техники?

— Я… я не помню. Я принял еще один сигнал бедствия, мой хозяин решил пойти на помощь…

— Откуда был сигнал?

— Я… я не помню…

Мне ужасно захотелось хорошенько встряхнуть телефон. Меня удержало только воспоминание о его немалой стоимости.

Стражи порядка ввели меня в приземистое здание мертвецкой. Здесь я в первый раз оценил по достоинству встречу с представителями двадцать первого века. Умение определить человека по крови и отпечаткам пальцев позволило опознать немало людей.

Но мы не знали ни крови Кимберли, ни его отпечатков.

Я долго смотрел на умершего, которого мне показали полицейские. Я никак не мог увидеть в этом обезображенном теле Кимберли, хоть какой-то намек на Кимберли.

— Что вы можете сказать?

Я развел руками. Я не мог ничего сказать, глядя на останки, пролежавшие где-то никак не меньше месяца.

— Может быть, телефон что-нибудь скажет?

Я вздрогнул.

— С каких это пор стали учитываться показания телефонов?

— Ну что же делать… если люди не способны дать ответ.

Я молча проглотил обиду, сейчас было не до того, чтобы качать права. Белл опустился мне на плечо, я даже вздрогнул, когда он впился в меня коготками. Белл пригляделся к останкам, повертел трубкой, наконец, вздохнул.

— Да… это он.

И бросился на то, что когда-то было человеком. Мне казалось, он сейчас заплачет.

— Ваше имя?

— Уаттерс…

— Я спрашивал имя, а не фамилию, — следователь смотрел на меня так, будто я был виноват во всех вселенских грехах, и всемирный потоп тоже был моих рук делом.

— Джеймс.

— Фамилия?

— Я говорил…

— Фамилия! — гаркнул следователь, и я понял, что дела мои плохи.

— Уаттерс.

— Через даблью?

— Да.

— Где вы находились в ночь убийства?

Мне показалось, что я ослышался.

— К-какого убийства?

— Где вы находились, когда убили Кимберли?

— А… к-когда его убили? Какого числа?

— То есть, вы не отрицаете, что он был именно убит?

— Я не понимаю… — я решил говорить начистоту, — вы подозреваете, что это я убил Кимберли?

— Вы единственный, у кого были мотивы сделать это.

— Мотивы? Позвольте поинтересоваться, какие же?

— Вы разве не в курсе, что согласно завещанию вы остаетесь единственным наследником половины дома?

Мне показалось, что я ослышался. Это было слишком… неуместно. То есть, мы давно уже записали дом друг на друга за неимением других знакомых или родственников. Но я как-то напрочь забыл об этом, не вспоминал до сего момента.

Это было слишком неуместно… здесь.

— Так вы думаете, что я…

— Мы не думаем. Так где вы, говорите, были в ту ночь?

— В какую?

Следователь посмотрел на меня так, будто хотел сжечь взглядом.

— Где. Вы. Были. В. Ту. Ночь.

— Дома.

— Что вы делали?

— Я спал.

— Кто может подтвердить это?

— Н-никто.

— Хорошо. Вы… свободны. Когда будет нужно, мы вас позовем.

Я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног. Дело принимало скверный оборот, очень скверный. В сердцах я даже подумал о том, чтобы отказаться от половины дома — но тут же спохватился. Пускать в дом незнакомых постояльцев мне не очень-то и хотелось.

Неделю спустя вечером я услышал стук в окно. То есть, в мое окно и раньше стучали — опадающие листья, холодный ветер, моросящий дождь — предвестник осени. Но это был какой-то особенный стук. Так стучат, когда хотят войти.

Я проснулся от стука. Долго лежал с открытыми глазами, долго пытался понять, что я слышу. Ветка… нет, на стук ветки было не похоже, кто-то рвался ко мне с улицы, и все бы ничего,, но мое окно находилось на третьем этаже…

Я встал, пошел к окну, в темноте нашаривая домашний халат. Попутно я спрашивал себя, что я делаю, зачем я открываю окно неведомо кому.

Зачем…

Я даже не успел выглянуть в окно — что-то огромное ворвалось в дом, захлопало перепончатыми крыльями, заметалось под потолком. Моя рука уже потянулась к швабре, чтобы прогнать непрошеного гостя, когда я узнал в полумраке спальни Белла. Сердце радостно екнуло, я почти готов был поверить, что Кимберли вернулся.

Но это была только призрачная надежда…

— Белл? Ты?

— Добрый вечер, мистер Уаттерс…

— Вообще-то уже ночь. Так что ты… хотел?

— Мистер Уаттерс… я к вам.

— Что ты имеешь в виду?

Я… — Белл сел на подоконник, начал машинально точить когти, — я к вам. Насовсем.

— Белл… — я осторожно откашлялся, — я… мне не нужен телефон.

— Пожалуйста, мистер Уаттерс.

— Белл, если ты полетишь на блошиный рынок, тебя купят в два счета.

— Мистер Уаттерс… я прошу вас. Я жил в этом доме так много лет…

Ледяная рука сжала мне сердце.

— Ну… х-хорошо. Но… Чтобы со мной безо всяких штучек и фокусов, ты меня понял? Я тебе не твой безрассудный хозяин, который бросался за тобой по первому твоему зову!

— Конечно… конечно, мой господин…

— А теперь я хочу спать. И не беспокой меня по ночам, ты меня понял? Вообще-то и днем не беспокой. Или… вот что, каждое утро часов в десять будешь сообщать мне о звонках за день. Да… и не забудь разбудить меня завтра в восемь.

— Да, мой господин.

Я забрался в безнадежно остывшую постель, зарылся в одеяло. Мельком вспомнил, что телефоны могут согревать хозяев своим теплом. Тут же отогнал от себя эту мысль, только говорящего телефона в постели мне не хватало.

— Мой господин…

Я как всегда недовольно поморщился, как всегда многозначительно покосился на Белла. Когда он, наконец, поймет, что мне не нравится, когда меня так называют…

— Мой господин… я получил сигнал среди ночи.

Я откашлялся.

— Белл, друг мой, сколько можно объяснять, что меня не интересуют твои сигналы, пойманные среди ночи! Если ты получил сигнал бедствия, ты можешь обратиться в полицию, там обязательно помогут… ты все сказал?

— Мой господин… это от Кимберли.

Я откашлялся.

— Белл… Мне очень жаль. Но Кимберли умер, ты же знаешь.

— Но это сигнал от него.

— Ты что-то путаешь, Белл.

— Ничего я не путаю, я, по-вашему, не знаю, от кого сигнал идет?

Я вздрогнул. Я никак не ожидал, что всегда учтивый телефон может быть таким резким и грубым.

Тем не менее, он таким был. Отчаянно хлопал крыльями, метался по комнате, срывался на крик:

— Сигнал идет от моего хозяина! Кимберли в опасности! В опасности!

— Ну хорошо, хорошо, Белл… я займусь… этим.

Мне нисколько не улыбалось провести день за поисками сигнала, скорее всего, ошибочного. Лично я бы предпочел посвятить своё время работе над летучими кораблями — несмотря на свое почти полное разочарование оными. Однако, мысль, что мой друг может быть жив, и может быть в опасности, не давала мне покоя.

Я вооружился картами и погрузился в изыскания…

(запись в дневнике обрывается)

— Белл, — позвал я, — поди сюда, Белл.

Телефон осторожно запрыгал в мою сторону. Я видел, что он побаивается, ведь последнее время я подзывал его только чтобы устроить хорошую выволочку за пропущенный звонок.

— Мой господин?

— Белл… — начал я как можно мягче, — я проследил сигнал от Кимберли.

Телефон насторожился.

— И у меня плохие новости. Боюсь, этот сигнал бедствия идет оттуда, куда нам не добраться.

— Мой господин…

— Не зови меня так.

— Как же вас называть?

— Джеймс.

— Дже… э-э-э… мистер Уаттерс… я могу одолжить у вас небольшую сумму денег?

— Я же сказал, мы справим тебе новый диск ближе к Сочельнику.

— Нет. Чтобы отправиться в Новый свет… и вызволить моего хозяина. Ведь вы имели в виду Но — вый свет?

— Нет, Белл, я не имел в виду Новый Свет.

Телефон насторожился, даже приподнял трубку.

— Белл… Я получил сигнал с Луны.

Молчание.

— Нет, ты не ослышался, Белл. С луны. Боюсь, твой хозяин в поисках и скитаниях зашел слишком далеко.

Белл молчал. Я понимал, что он сейчас переживает, мне было ничуть не лучше.

— Мне очень жаль, Белл, — осторожно сказал я, — мне очень жаль. Поверь.

Белл не отвечал мне.

— Белл… мы можем купить тебе новый диск в воскресенье. И трубку.

— Да… большое спасибо, мой го… Ке… М-мистер Уаттерс.

Я вышел на улицу, осень встретила меня холодком. Полная луна смотрела на меня своим единственным глазом, как будто беззвучно посмеивалась надо мной. Огромные корабли высились на горизонте — красавец «Мэри Куин» постепенно начал разрушаться, из-под обшивки просвечивал остов.

Корабли, которые никогда так и не взлетели в небо.

Корабли…

У меня сжалось сердце.

— Собирайся, Белл.

— Да, мой го… м — мистер Уаттерс.

— Мы летим на луну.

— Да, мистер Уаттерс.

— Ты что, не понял? Мы летим на луну!

— Да… но… неужели?

— Да, Белл, да. Нельзя оставлять в беде своего хозяина.

Я взвесил в руке саквояж, он показался мне тяжеловат для Белла. Так и получилось, когда я отдал свою кладь телефону, последний только беспомощно волочил её по земле, хлопая крыльями. Мне пришлось перехватить саквояж, и мы покинули городок, направились к космодрому.

Я дописываю эти строки, уже сидя на борту «Персея». Мы договорились с Беллом, что он отнесет мои записи домой, потом присоединится ко мне в путешествии. Он один знает, где искать…

(страница потеряна)

— Мистер Кимберли, вы уверены, что имеете право унаследовать дом?

— Мой сосед Уаттерс составлял завещание на меня.

— Но после этого вы полгода считались пропавшим без вести!

— И что? Разве это что-то меняет? Если Уаттерс не переписал завещание, я по-прежнему имею право унаследовать дом.

— Да… действительно.

— Зачитывайте, прошу вас.

— Я, Джеймс Уаттерс, находясь в здравом рассудке и памяти, в случае моей смерти завещаю половину дома моему соседу…

— Вот именно.

— А все-таки очень жалко Уаттерса.

— Не то слово. До сих пор поверить не могу.

— Да, отличный был человек.

— Я любил его, как брата.

— Всего хорошего, мистер Кимберли.

— Всего хорошего. Белл, проводи гостя.

Белл летит по лестнице за стряпчим, подает лапками пальто, надевает на гостя шляпу. Еще раз оглядывает коготки, не осталось ли где присохшей крови, нет, вроде все вычистил…