Будничные жизни Вильгельма Почитателя

Мария Валерьева, 2020

Вильгельм Эльгендорф не понаслышке знает, что значит быть не таким как все. Не найдя себе места на родной космической станции, он посвятил жизнь науке и исполнил заветную мечту, стал Почитателем – создателем и хранителем Планеты, получившей название Земля. Вильгельм нашел дом, о котором так грезил. Но и собственная Планета его отвергла. Спустя сотни тысяч лет одиночества и боли Вильгельму вновь придется решить, кто он. Потому что на кону стоит самое дорогое – существование Земли.

Глава пятая

Утро Вильгельма, если верить напольным часам с кукушкой, началось после обеда, когда он, почти выспавшись, поднялся с дубовой кровати, ответившей его движениям громкими поскрипываниями. Спину саднило, а суставы, продолжавшие медленно рассыхаться без нужного лечения, ныли. Эльгендорф обвел сонным взглядом комнату, погрузившуюся в полумрак, засунул ноги в тапки и пошаркал к окну. На улице накрапывал грибной дождь, а в комнату через откинутое окно неспешно влетал аромат прелых листьев и мокрого асфальта. Теплый сентябрь, какой так любил Вильгельм. Обычно в такое замечательное время он уезжал за город, где любовался увяданием заточенной в Сансаре природы. И все бы хорошо, если не письмо.

Вдоволь надышавшись, Эльгендорф закрыл окно и пошел на кухню, на которой в тот день было тихо.

«Даже не знаю, ко добру ли это», — пронеслось в голове Вильгельма, когда тот не обнаружил никого на кухне. Посмотрев на часы снова и поморщившись от их громкого тиканья, он зашел в гостиную и открыл крышку террариума, в котором сидела Лилиан. Они враждебно переглянулись. Разговор не задался.

— Ты все такая же противная, как и вчера, — сказал Вильгельм и протянул ей руку. Лилиан по-игуаньи хмыкнула, забралась на плечо Эльгендорфа, важно покачивая хвостом, и, словно улыбнувшись, обвила шею его игольчатым хвостом.

И пока на кухне Вильгельм кормил игуану сверчками, а чайник кипятил воду, мысли Почитателя были переполнены людьми.

Не стоит наивно полагать, что нетерпимость к людям появилась внезапно. Вильгельм упорно не любил людей давно, и с каждым столетием неприязнь к двуногим его подобиям крепчала и крепчала. Эльгендорф сносно вытерпел людей, населявших его Планету несколько тысяч лет назад, а особенно нравились ему так называемые «пещерные» люди, напоминавшие ему зверей. Древние цивилизации с их наивным желанием познать мир, их тотемы, обряды, восхвалявшие страх перед природой. Было в этом что-то трогательное.

Вильгельм с улыбкой вспоминал прекрасную Атлантиду, ушедшую под воду, к превеликому сожалению, по его глупости, наполненную голосами и ароматами Месопотамию, и десятки других, канувших в лету, цивилизаций. Но больше всему ему нравилось то, с каким страхом, повиновением и уважением его встречали жители, которым удостоилась честь встретиться Создателем. Страх парализовал мышцы, когда Вильгельм наблюдал за жертвоприношениями в его честь, и странное упоение собственной важностью поглощало, когда люди поднимали руки к небесам и умоляли его о помощи и благословении. Он любовался храмами, строившимися в его честь, улыбался, когда люди склоняли головы перед его обличием, когда Почитатель появлялся перед избранными. От каждого человека исходил запах слепого доверия. Вильгельм не мог нарадоваться послушности занимательных созданий. Через своих помощников он раздавал знания, помогал проектировать здания, подкидывал умные мысли и изобретения мудрецам, пока его не засекли и не отправили строгое предупреждение: «ЕЩЕ РАЗ ПОВТОРИТСЯ, ЭЛЬГЕНДОРФ, И ВЫЛЕТИШЬ ОТТУДА!». А люди тем временем благодарили Создателя сполна и ни дня не давали ему жить с чувством, что его работа не оценена по достоинству. Он и не представлял, что когда-то люди от него отвернуться.

Но чем умнее становились люди, тем тяжелее становилось Вильгельму с ними совладать. Он боялся предостережений Альбиона и никак не мог воздействовать на людей, только смотреть. Почитатель, всегда живший на Земле и пересекавшийся с людьми часто, все же не мог до конца их понять, потому что не верил, что эволюция смогла одурачить его и заставить человека отклониться от выбранного Вильгельмом в лабораториях курса развития. Изучить все народы Вильгельм, как ни старался, но так и не смог, и чем сильнее люди плодились, чем больше рождалось в них различий, тем тяжелее было поспевать за ними. Один исследователь не мог понять миллионы, а потом и миллиарды существ, а их индивидуальность, пусть и разделенная на многих индивидов, оказалась слишком сложным объектом опытов. И в какой-то момент, когда главный его друг и помощник бесследно исчез, у Вильгельма совсем опустились руки.

Двадцать первый век был Вильгельму так противен, что даже поклонения Создателю не приносили радости. Тем более он понимал, что поклонялись они уже не ему. Существа, уничтожавшие Планету, залившие ее земли невинной кровью, в древние времена казавшейся не такой алой, имели к нему прямое отношение. Существа, уничтожившие прежнюю красоту природы и посчитавшие себя хозяевами Вселенной, никак не могли быть ему приятными. Но отчего-то он не хотел гибели всех.

— И это все из-за людей, все из-за них. Они даже сами на себя накликали беду! — шепотом бубнил Вильгельм, размешивая в кружке быстрорастворимый кофе, а Лилиан, уже насытившаяся сухими сверчками, сидела на краю стола и нахально поглядывала на Эльгендорфа. — Не смотри на меня так. Без тебя было бы не так противно.

Она будто бы говорила: «Посмотри на твой послужной список. Не скажешь, что ты ненавидишь своих отпрысков».

Пить кофе на голодный желудок было плохой идеей — в животе скрутило, и Вильгельм решил перекусить. Ничего кроме пачки медовых хлопьев в шкафу не нашлось, так что ему пришлось хлебать их с молоком под пристальный взгляд Лилиан. Вильгельм решил почитать новости. Для него же это означало «лицезреть, как низко может пасть человек и думать, что в этом есть его вина». Но стоило Эльгендорфу включить телефон, последний из запасных и неразбитых, как на экране появились пропущенные вызовы.

— И что им от меня опять надо? — пробурчал Вильгельм, запихнул ложку хлопьев за щеку и решил перезвонить. Но его опередили.

Номер значился как неизвестный, и Вильгельм даже не пытался вспомнить, кому принадлежали знакомые цифры. Как оказалось, зря не проверил.

— Валерий Константинович, добрый день! — Прозвучал звонкий мужской голос на другой стороне. — Простите за беспокойство. Я звонил вам за утро раз десять, но вы не ответили. Вы не могли бы подъехать к нам сегодня?

— Я? А зачем я вам? — поинтересовался Вильгельм, смутно узнавая голос, звучавший в телефоне. Это был Егор, секретарь его тайного человеческого бизнеса. Только вот «Валерий Константинович» был в отпуске.

— Не думаю, что начальство пристало дергать, когда оно в отпуске.

— Вы же сами говорили, что у директора его не бывает, Валерий Константинович! — воскликнул Егор с воодушевлением, но, услышав, в ответ сдавленный злобный рык, поспешил добавить: — Валерий Константинович, простите, но у нас тут какие-то жуткие проблемы с поставками. Я пытался что-то сделать, но сделать ничего не получилось. База летит, данные пропадают, система лагает, нужно вводить пароли, а доступ к базе данных есть только у…

— Да ты можешь не трещать как сорока? — прошипел Вильгельм, ни на шутку испугав ни в чем не повинного секретаря и развеселил Лилиан. — Приеду сейчас, скажи, чтобы все были на месте! Если хоть кого-то не будет — пожалеете, что я не сменил номер!

На другой стороне запищали испуганные гудки. Вильгельм отложил телефон в сторону.

— Опять они! Опять. Чтоб они все под землю провалились! — бубнил он, стуча длинными ногтями по столу.

В принципе падение под землю можно устроить. Но Планету жалко — ей бы пришлось долго восстанавливаться, чтобы вернуть былую красоту.

Вильгельм был в ярости. Последние дни и он без того переживал, а его просили, нет, даже требовали приехать на другой конец города, чтобы решить какие-то проблемы, до которых ему нет дела. Но немного подумав о том, как полезен его бизнес, решил поехать.

Дрожащей рукой он взял миску и хотел положить ее в раковину, но ему вдруг стало так противно, так мерзко от всего на свете, что Вильгельм, сдавленно рыкнув, швырнул посуду об стену, а стоило за спиной раздаться шороху, развернулся, схватил поднос со стаканами и бросил его в сторону Лилиан. Стаканы, к счастью для Лилиан, пролетели мимо, но игуана прижухнулась, замолчала и испуганно глядела на Вильгельма.

На звук удара прибежал перепугавшийся Нуд, натянувший на шею новогоднюю гирлянду. Его глаза были такие круглые, что это, казалось, невозможно физиологически.

— Что случилось? На нас напали? — запищал карлик и вцепился в ножку высокого стула. — Куда прятаться? Что делать?

— Я просто уронил миску.

Карлик посмотрел на груду стекла с валявшимся рядом с ней подносом, на испугавшуюся Лилиан, подумал, но решил промолчать.

— Хорошо Вы уронили, Господин.

«Тебе бы микстурки успокоительной похлебать, Вильгельм, а то скоро совсем в психованного превратишься, а тут таких сразу на костер», — издеваясь, когда-то говорил Ванрав.

— Идиоты, которые на меня работают в человеческом мире, ничего без меня не могут решить. Придется ехать к ним, так что остаешься за главного.

— Вы еще и работаете?! — изумился Нуд. — Когда ж Вы успеваете? У Вас ведь столько забот!

— А я и не успеваю. — Немного уродливо улыбнулся Вильгельм, почесал переносицу длинным ногтем и сказал. — Лилиан не трогай — пусть ползает, но смотри, чтобы она провода не грызла. А если начнет грызть — подсунь ей синий. Она так быстрее скончается. Надеюсь, с Шурой вы поладили?

— Да, Господин! Ваш крыс милый и умненький! — Заулыбался Нуд и погладил рисунок котенка на футболке. — Вот только кота бы…

Эльгендорф пропустил это мимо ушей.

— Тогда весели его, пока меня не будет. Вернусь поздно. — Зачем-то добавил Вильгельм и, сняв испугавшуюся Лилиан со стола, пошел одеваться.

Вскоре он, нарядившийся в черное, вышел на улицу. Дождь уже закончился, дороги были в лужах, а Солнце пригревало совсем по-летнему.

Машина стояла на специальной стоянке — черная, с кожаным салоном и дорогущей магнитолой, которую даже можно было подключить к Связистору. Благо, в технике Вильгельм немного понимал, — Норрис постарался когда-то и объяснил все тонкости, что только знал. А Норрис Херц в технике разбирался, наверное, лучше, чем все хваленые механики и инженеры вместе взятые.

Вильгельм бросил сумку с документами и техникой на сидение рядом и потер глаза. Он очень устал, устал, наверное, даже больше, чем когда люди начали выдумывать разные языки, и Вильгельму в кабинете под землей приходилось днями заучивать разговорники, составленные Ванравом, чтобы понимать беседы людей. Но вот в бессрочный отпуск отправляться совсем не хотелось.

Он посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся. На шее краснела полоса, оставленная хвостом Лилиан.

— Чертова Лилиан! Чтоб тебя чем-нибудь зашибло. Видеть тебя больше не могу!

Почитатель мог бы выбросить игуану на улицу, но так не хотел марать руки, что смиренно терпел выходки зеленой мегеры, каждый раз напоминая себе, что эта ящерица — особенная, и избавиться от нее просто так невозможно и даже немного опасно.

Ему пришлось, ворча и ругаясь на своем не очень благозвучном языке, застегнуть рубашку на все пуговицы, чтобы скрыть полосу, которую обыватель мог вполне спутать с отметиной, оставшейся после неудачного опыта с веревкой и мылом. Он включил погромче любимую музыку, выехал на проспект, где, как обычно бывает в послеобеденное время, люди галдели и трещали, носились куда-то, сигналили, шумели, кричали, обзывались, перебегали дороги и вели ту суетливую и бессмысленную жизнь, что дана лишь людям. Необъяснимо насыщенную, но короткую и хрупкую.

Вильгельм направлялся на другой конец города, где его должны ждать. Во всяком случае, он надеялся, что звучал достаточно устрашающе и никто не решился улизнуть. Он выехал с проспекта, пронесся мимо спящего цирка и банка, заросшего розами и флагами, и направился в «правый» район, который расположился за «правым» длинным мостом. Названия Вильгельм упорно не запоминал. Дома в городе все практически одинаковые.

«Позорище. А когда-то люди строили Пантеоны», — грустно подумал Вильгельм, проехав длинный дом-червь, облепленный утеплителем.

Вильгельм каждый раз говорил, что переедет в другой город, но последние десять лет даже не мог покинуть собственной квартиры, которая далека от идеальной. Извращенная и грязная гармония. То, что так нужно в мире-карусели.

Вильгельм пролетел на красный, немного облив водой из лужи кого-то на остановке. Новый поворот, новая безликая улица. Обиднее всего за природу, которую люди, поселившиеся в коробочных лагерях железа, стекла и бетона, уничтожали. Рубили и жгли леса, загрязняли воды и воздух следами своей жизни. Люди плевали в лицо Почитателю, сами того не понимая, но он-то понимал все.

Когда Вильгельм свернул с основной дороги и выехал на проселочную, он включил музыку еще громче. Он любил, когда из-за музыки невозможно ничего слышать — словно мир немел на четыре минуты, и в эти моменты Вильгельм отдыхал.

Склад находился за длинной проселочной дорогой, окруженной деревьями. Покатые облезшие бока склада были скрыты за высоким забором, над которым болталась табличка «Глина. Стройматериалы. Щебень». Эльгендорф глянул на нее и усмехнулся. Он никогда и подумать не мог, что людей так легко обмануть. Железные двери раскрылись, и машина заехала в пустой двор. Вильгельм владел складом и всеми его пристройками, включая бесконечные линии туннелей под городом, которые были ему и его помощникам нужны. Когда-то он выиграл все это у какого-то пьянчуги в покер — тогда в азартных играх ему везло.

На улице парило, а за деревьями виднелся завод, выбрасывавший в голубое небо облака красного пара. Вильгельм взял вещи и, даже не поставив машину на сигнализацию, направился к одной из пристроек, бока которой изувечены ржавчиной. За железной дверью ждала пустота, разбросанные там и сям бумажки, пакетики чая, пыль и открытая дверь, ведущая в подвал, откуда доносились громкие разговоры. Вильгельм подошел ближе.

— Я тебе говорил — не надо было ему звонить! Мы и без него справимся, а сейчас кто-то огребет по полной! — тараторил мужской низкий голос, слегка хриплый от курения.

— Огребет, не огребет, а без него мы ничего не сделаем! — ответил второй голос, принадлежавший тому самому секретарю, звонившему утром. — Мы же сами виноваты! А у него из-за нас могут быть проблемы!

Вильгельм знал — вся правда говорится за спинами героев обсуждений. Он присел на табуретку у лестницы и продолжил слушать.

— Мелкий обсосок! Зачем ты позвонил? Еще раз подлизаться к начальнику?! — закричал третий голос, принадлежавший Яне Горбуновой, чья фамилия полностью описывала внешний вид женщины.

— О чем ты? — воскликнул секретарь, по звуку схватив что-то со стола дрожащей рукой. — Я же просто секретарь, я делаю свою работу! И если происходит что-то неотложное, моя обязанность доложить начальнику!

— Обязанность?! Да тебя здесь вообще быть не должно! — завизжала Яна, а Вильгельм прямо-таки видел, как ее неприятная физиономия скривилась. — Да я прорубала себе место через всех знакомых! А ты просто приперся, видите ли, через собеседование!

— Но ведь так и было!

— Мы бы справились сами, если бы ты не влез! Подтерли бы что-то, подделали! Никто бы и не узнал о том, что что-то произошло! — Воскликнул еще один мужской голос.

— Но потом бы все равно раскрылось! И он бы узнал, что вы виноваты в его проблемах! — крикнул секретарь Егор, будто случайно, и, как только эти слова вылетели, послышался топот женских ног, что-то было брошено в Егора.

— Яна, Яна, успокойся! — закричал секретарь, убегая от коробок бумаги для печати и пачек ручек, как от снарядов. — Ты же все разнесешь!

— Плевать! Мы все скажем, что ты виноват! — воскликнул мужской голос, принадлежавший Павлу Григорьевичу — бывшему мужу Яны, который все еще жалел об их разводе. — Подвалов тут много — бросим и никто тебя не найдет!

Вильгельм хмыкнул, поднялся с насеста и решил все-таки спуститься. Куриные разборки рабочих слушать даже весело, но вот угроз смерти, пусть даже и шуточных, он не потерпит. Не в его подвалах. Его руки будут чисты.

— Что тут происходит? — поинтересовался «Валерий Константинович», вальяжно спускаясь по крутой лестнице, не держась за перилла и засунув руки в карманы. — Я слышал крики и, готов поспорить, вы очень оживленно обсуждали то, ради чего позвали меня в мой выходной.

Внизу тепло, горело несколько лампочек, освещавших длинный офис с разбросанными по периметру столами. Вдали виднелись двери, между рабочими местами стояли книжные шкафы и были расклеены карты районов с красными точками. Весь пол усыпан листами бумаги и ручками, вывалившимися из коробок.

— Валерий Константинович! — воскликнула Яна, которая с видом котенка, представлявшего себя тигром, уверенно шла по направлению к боссу. — Мы не хотели вас тревожить! У нас кое-какие трудности, но мы их можем уладить и самостоятельно!

— Но меня все-таки позвали, — отрезал Вильгельм. — Не будут же меня звать просто так.

— Это все Егор! У нас все хорошо, вы не беспокойтесь, Валерий Константинович! Поезжайте домой, мы справимся! — поддакнул Яне ее бывший муж.

— Заткнитесь. Прекратите превращать мой подвал в хренов курятник. Знаете ли, если один цыпленок убегает и ходит ночью у курятника, лис приходит и сжирает всех, а не только беглеца, — сказал Вильгельм, а подчиненные в ужасе отшатнулись.

Эльгендорф обвел взглядом дрожавших от страха подчиненных. Еле заметно довольно улыбнулся.

— Вы не можете признать своих ошибок и сваливаете их на секретаря, от которого пока не было проблем. Зато от вас — хоть отбавляй. Даже если я редко появляюсь, это не означает, что мне все равно. Ваша забота — делать так, чтобы приезжать мне вовсе не приходилось, уяснили?

— Шеф, но проблем ведь и не было! Поставки идут, клиенты есть! — вставил гнусавым голосом Николай Гущин, которого никак, кроме «Гусь», не называли. Шея у него и в самом деле была гусиной.

— Правда?! А когда вы перепутали адреса и почти отправили заказ в дом полицейских? Кто бы сел в тюрьму при провале? Уж поверьте, точно не я.

Повисла липкая тишина. Вильгельм наслаждался ей. Все боялись за свою шкуру, цеплялись за молнию курток и нервно ковыряли ногти.

— Молчите? — спросил он. — Вот ваша смелость в действии.

Вильгельм повернулся к Егору и кивком указал ему на стул. Желания вдаваться в дела фирмы не прибавилось, но раз приехал, нужно хотя бы сделать вид, что работа интересовала. Вильгельм уселся за стол, и вопросительно взглянул на Егора, который топтался рядом и не знал, что делать.

— Садись, рассказывай, что было. Не зря же я притащился.

— Эм, ну… — потянул Егор, схватился за ворот своей рубашки в огурцы и оттянул его от бледной тонкой шеи. Спохватился и плюхнулся напротив Вильгельма. — У нас появились конкуренты. С поставкой проблем не было как раз до того момента, пока они не появились…

Егор сглотнул ком в горле, оглянулся — все смотрели на него с укором и нескрываемой неприязнью.

— И что они сделали?

— Они? Ой, да так, знаете, Валерий Константинович…

— Ничего! Ничего они не сделали, это Егор все придумал! — встрял Гусь.

— Яна, принеси нам кофе, а Зося пусть проверит, не залежалось ли чего в погребе. Николай, посмотри базу данных на складе и принеси мне распечатку всех заказов за последние дни. А ты, Павел, возьми Олега, сходите на улицу и проветритесь. Ненавижу табачную вонь.

Когда все ненужные, с видом побитой собаки, ушли, Эльгендорф расслабился и даже протянул ноги под столом, чуть задев черным ботинком с заклепками тонкие щиколотки Егора.

— Рассказывай, нам никто не помешает, — сказал он, вглядываясь в красное от смущения и волнения лицо секретаря. — Ну не бойся ты меня. Не съем ведь.

От шутки парню стало хуже. Он полез в папку, принялся перелистывать распечатки и краснел с каждой секундой больше. Вильгельм смотрел на него и невольно вспоминал Нуда. Похожи они все-таки, и не только веснушчатыми мордами.

— Компания есть одна, Валерий Константинович. Наши конкуренты… Нет, вы не думайте, что они лучше нас, совсем нет!

— И что же эта злостная компания сделала? — бесцветно поинтересовался Вильгельм, рассматривая потолок.

— Ну… — задумался Егор и сглотнул ком. — Она занимается поставкой намного дольше нас и занимает большую часть рынка…

— Я могу купить ее и проблем, в таком случае, не будет. Буду монополистом, — сказал Вильгельм, а про себя подумал: — Мне принадлежит всё, Егор, всё на этой Планете, всё в этой Галактике. Даже ты. Интересно, что бы ты сделал, если узнал правду?

— Валерий Константинович, понимаете, дело не только в том, что они захватили бо́льшую часть рынка. Вот они связались с каким-то иностранным поставщиком. То ли с Америки, то ли с Голландии. И заключили договор. А сейчас они зачем-то пришли и к нам, решили покрыть своими сетями и нас тоже…

— То есть они хотят купить нас?

— Видимо так. Но дело не только в этом, — промямлил Егор.

— Неужели эту проблему нельзя решить деньгами?

— Не все так просто, Валерий Константинович…

За несколькими испуганными вздохами Егора последовал долгий, сравнимый с лекцией в университете, рассказ о компании, угрожавшей им войной. Мол, они срывали сделки конкурентам, отправляли полицию на места встречи и вообще всячески портили жизнь людям, решившим немного подзаработать на убийствах других людей. Хотя нет, конечно же не на убийствах. Это просто долгий и мучительный суицид, ведь торговал Вильгельм даже не наркотиками и оружием, а всего-то специальными пищевыми добавками, которые в Академии использовали как ингредиент химикатов, а люди, хлебавшие запрещенные всеми врачами мира препараты из-за «особого эффекта» хорошели, вытягивались и превращались в «улучшенную версию себя». Ненадолго, на пару месяцев. А потом медленно рассыхались. Вильгельм полагал, что таким образом «чистит» Землю от испорченных, неугодных ему людей. Благая цель может наскучить, но бросать жалко, как с сигаретами. Еще одна вредная привычка, оставляющая приятное послевкусие. Особенно, если курить яблочные.

После рассказа воцарилось молчание. Егор, даже не знавший, что бо́льшую часть рассказа Вильгельм прослушал, теребил заусенцы, а Эльгендорф молчал. Ситуация была не настолько серьезной, чтобы переживать. У него были проблемы иного масштаба.

— Хорошо, Егор, спасибо. Подумаю, что можно сделать, — через несколько минут молчания сказал Вильгельм, прикинув, во сколько же ему обойдется купить компанию. Количество нулей не беспокоило — Властитель Галактики априори не мог нуждаться в средствах.

— Вы уж простите, что мы не сразу вам сказали. Думали, что как-то сами справимся, но все вышло из-под контроля.

«Людишки, думаете, все вам по плечу. Но всегда ошибаетесь».

— Ничего страшного. В мире есть вещи куда страшнее нападок павших ниже плинтуса людей, Егор. Ты еще слишком молод, чтобы это понять.

Егор удивился, но ничего не сказал. Точного возраста Валерия Константиновича никто не знал.

Вдруг кто-то начал неуверенно спускаться по лестнице, что-то бухча под нос. Вильгельм понял, кому принадлежал голос, и это его не обрадовало. Из потолка сначала появилась одна нога в красных чулках, затем вторая. За ними втянулись бедра фиолетовой юбке-карандаш, поднос, зажатый под мышкой, и только после этого — остальная Яна, державшая в руке чайничек и две чашки.

— Ты летала в Гондурас за кофе? — спросил Вильгельм, когда Яна поставила на стол две чашечки тошнотворного фиолетового цвета с узором из конфет.

— Не хотела мешать, пока вы разговариваете, — слукавила Яна и взяла в руки чайничек, такой же ужасный, как и чашки.

Вильгельм посмотрел на чашки. В одной из них, среди быстрорастворимых дешевых зерен, от которых даже на расстоянии пахло клеем, несло чем-то еще. Эльгендорф пригляделся, принюхался. Ему хватило пары мгновений, чтобы убедиться.

«Нет, Вильгельм, но она же не такая идиотка, чтобы и в самом деле так сделать», — пронеслось в его голове, но Эльгендорф, поглядев в ее глаза, решил, что люди способны на многое.

Поэтому чашку, которую она сначала поставила перед секретарем, невозмутимо забрал Вильгельм. Яна побледнела. Ее сухие, покрытые тонкими полосками плоских вен, задрожали. Егор взглянул на начальника, но побоялся даже рот открыть.

Первый глоток обжег Вильгельму горло — растворимый кофе он терпеть не мог. А через мгновение на языке осел порошок, который ему, конечно же, не нанес никакого вреда. А вот людям…

— Отравить его хотели? Какие вы идиоты.

— Валерий Константинович, я!… — начала было Яна, но Вильгельм яростно отмахнулся от нее и демонстративно, не сменив бесцветного выражения лица, бросил чашку об стену. Та, просвистев всего в нескольких сантиметрах от Яниной руки, разлетелась на осколки, а остатки яда разлились по полу.

Вильгельм медленно встал, выпрямился. Он был на две головы выше Яны. Вильгельм почувствовал, как билось ее сердце.

— Неужели ты вы подумали, что так можно?

— Валерий Константинович, я…

— Я задал вопрос.

Яна, пожевав губы, скривилась, шмыгнула носом и, сморщившись, заплакала. Горячие слезы полились по щекам, щедро сдобренных косметикой, размазали тушь и превратили ее в уродливое недоразумение. Егор переводил испуганный взгляд с Вильгельма, невозмутимо смотревшего на чужую истерику, на Яну.

— Чтоб тебя я тут не видел, поняла? — отрезал Вильгельм. — Еще раз увижу — пожалеешь, что на свет родилась. Я тебя в порошок сотру, бессовестная ты стерва, поняла?

— Валерий Константинович… — прошептала Яна и попятилась к осколкам. — Я могу объяснить…

— Выйди вон.

— Я не хотела…

— Вон! Я сказал, вон! — закричал Эльгендорф, схватил со стола чашку и бросил в ее в сторону Яны, а женщина, споткнувшись о свои же туфли, побежала к лестнице, взлетела по ступеням и убежала на улицу, громко хлопнув дверью.

В подвале вновь повисла тишина. Листы бумаги, поднявшиеся в воздух от поднятого Яной воздуха, осели на пол. Вильгельм молчал, руки его, все еще сжатые в кулаки, подрагивали.

«Она подсыпала ему яд. Яд. При мне! И думала, что все в порядке вещей! Животные. Нет, хуже. Даже звери так не уничтожают себе подобных».

— Егор, ты в порядке? — прошептал Эльгендорф, когда чуть успокоился.

— Да, Валерий Константинович, но я все еще не понял… Господи, что с вашими руками?!

— А что с ними не так? А, вот оно что. — Вильгельм разжал кулаки и удивился — длинные ногти прорезали борозды на ладонях, и из ран капала плазма, его «кровь», напоминавшая человеческую только цветом и консистенцией.

— Их надо обработать! — воскликнул Егор и, не услышав тихую просьбу перестать беспокоиться, помчался за аптечкой в дальний угол. — Не трогайте, а то будет заражение крови!

— Не будет, — пробубнил Эльгендорф, для интереса прикидывая, как надо постараться, чтобы отравить его.

Егор подбежал, пододвинул стул к Вильгельму и начал медленно обрабатывать его раны, аккуратно сжимая большую ладонь Эльгендорфа в своей. Вильгельм пару раз шикнул от боли, так, для приличия. На самом деле он и не почувствовал ничего.

— Ты понял, что произошло? — спросил Вильгельм, когда Егор начал закручивать повязку.

— Я… Не очень, если честно…

— Яна тебе порошка нашего насыпала. Пару дней без новой дозы — и ты бы превратился в инвалида. Две недели — оказался бы прикован к кровати. А через три…

— Я знаю, Валерий Константинович, смерть в лучшем случае. И чем быстрее — тем лучше.

— Ты так спокойно об этом говоришь, будто это с тобой не впервые. — хмыкнул Вильгельм, а Егор потупил взгляд. — Это не впервые? Отвечай.

Егор закрепил повязку на одной ладони и, чуть подумав, перешел к другой.

— Было как-то раз. Они устроили мне «свидание». Сказали, что девушка какая-то очень хотела со мной познакомиться. Но я в тот день заболел и не пошел, попросил друга сходить, посмотреть, что за девушка. Так он сказал, что там три бугая стояли с огромными кулачищами и битой. Наверное, меня ждали…

— И ты даже не пошел в полицию?

— Да зачем, Валерий Константинович, нет же доказательств… Тем более я не знаю, на самом ли деле меня ждали или кого-то другого.

— Или это три братца, которые решили защитить честь своей сестрицы, — хмыкнул Вильгельм. — Нет, Егор, мы не в восемнадцатом веке. Все очевидно.

Егор потупил взгляд и ничего не сказал. Молча закончил обрабатывать ладони Вильгельма, завязал вторую руку и тихо сказал: «Готово».

— Ты проходил медицинскую подготовку? — спросил Вильгельм, когда увидел повязки. Такие он в последний раз видел на войне, в одном госпитале, где он пересидел бомбардировку, ожидая, пока залатают ногу его попутчика.

— Нет, у меня сестра в больнице работает, она меня учила. Вам бы домой, Валерий Константинович, это ж больно.

— Чепуха, царапины. Знаешь, посиди-ка пока дома.

— Но я ведь не могу не появляться на рабочем месте из-за какого-то пустяка.

— Удивительно. Ты считаешь попытку отравления пустяком? — хмыкнул Эльгендорф и, порывшись в карманах, вытащил флешку и протянул секретарю. — На вот, будешь вести дела из дома. Лучше не светить нашими координатами.

Егор вздрогнул, но решил не перечить. Пусть руки начальника были перебинтованы, но никакой уверенности в том, что кулаки не могли ударить, нет.

— Но это же ваша.

— Не раздражай меня. Себе оставь. Будет лучше, если с этими документами будут делать хоть что-то, а мне некогда.

Егор, все еще находившийся под впечатлением от прожитого дня, предложил начальнику проводить его до машины. Вильгельм удивился, но согласился.

Когда они вышли на улицу, уже погрузившуюся в сумрак, Егор, изумленный картиной поднимавшегося по стремянке Вильгельма, засунувшего руки в карманы, испуганно обвел пустую стоянку местами.

— Что-то не так? — спросил Почитатель, уже открывший водительскую дверь.

— Я, ну…

— Да говори уже, хватит мямлить! — прикрикнул Вильгельм, но сделал это так устало, что даже удивился своему тону. И когда успел утомиться?

— Меня обещали подвезти до дома, но уже уехали! — на одном дыхании выпалил Егор.

— Так тебя подвезти надо или что? — С каждым словом сил у Вильгельма было словно меньше, и голос становился тише.

— Я… Я и сам дойду, наверное, — прошептал Егор и вновь оглянулся на пустырь. По темневшему небу проплывали тучи, тянуло холодом.

— Садись уже, подвезу. Давай, без разговоров.

Егор попытался отказаться, но сдался и сел на переднее сидение. Вильгельм пару минут подышал прохладой и ароматом приближавшегося дождя, сел и завел машину. Егор, никогда не ездивший в подобных автомобилях, хотел было сказать какой-то комплимент. Пару минут он думал, а потом ляпнул, что внутри до сих пор пахнет кожей, а Эльгендорф хмыкнул.

— Чем же тут должно пахнуть?

Егор промолчал.

Вильгельм включил климат-контроль закрыл окна и отгородился от города затонированными стеклами. Егору стало не по себе. Начальник был странным, про него всякое говорили. А находиться в закрытом помещении с тем, у кого, как говорил Олег, «не все дома», страшновато.

Это было неправдой — дома у Вильгельма нет, поэтому и никого там тоже, соответственно, быть не могло. А отсутствовать — тем более.

Они выехали на дорогу, Вильгельм включил музыку. Егор вздрогнул от неожиданности — он такую музыку не слушал, всегда пугался и переключал.

— Где живешь? — поинтересовался Вильгельм. Вокруг желтели фонари, а улицы были темно-серыми. Люди стояли на остановках и старались поскорее оказаться дома. Тучи надвигались.

— На улице Сентябрьской, дом тринадцать, — тихо ответил парень и вцепился в рюкзак. — Но вы меня просто на углу остановите. Во двор не заезжайте, если можно.

До дома доехали быстро, всего за три песни, попав лишь под два светофора. Улица находилась в районе на противоположной стороне реки, а дом стоял неказистым малиновым особняком в семь этажей с небольшими окошками и цветочным магазином на первом этаже. Его окружали стройки.

Егор, вцепившись в рюкзак сильнее, растекся в благодарностях, но, когда понял, что Вильгельму от его слов ни холодно, ни жарко, поблагодарил еще раз и убежал во двор. Эльгендорф проводил его взглядом.

«Странный он все-таки, этот Егор. И чего он так испугался?»

Когда Вильгельм приехал, уже разошелся дождь, похолодало. Дома пахло блинами, мылом и освежителем воздуха «морской бриз». Почитатель повесил пальто на крючок, оставил мокрые от дождя ботинки на коврике в прихожей. На кухне было чисто, на плите кипел чайник, а Шура сидела на столе и жевал арахис. Вильгельм обрадовался уюту.

Почитатель сходил к себе в спальню, переоделся в домашнее. На кровати сидела Лилиан и дрыхла. И даже она в тот вечер перестала раздражать.

Когда Вильгельм вернулся на кухню, за столом уже сидел Нуд, который, стоило завидеть перебинтованные ладони Почитателя, подлетел к нему и начал расспрашивать, все ли хорошо и не нужно ли было вызвать помощь. Вильгельм улыбнулся и сказал, что беспокоиться не стоило и что он все равно не чувствовал боли от царапин.

Ужинали блинами и горячим шоколадом, варить который пришлось Вильгельму, потому что Нуд не доставал до тумбочки. Однако карлик тоже не стоял без дела — он сумел вскипятить чайник. От Джуди новостей не было, а голова Вильгельма сплошь забита мыслями о людях. До глубокой ночи они, в компании Лилиан и Шуры, смотрели фильм про Космос. Вильгельм объяснял Нуду, что все это — полнейшая выдумка, а карлик радостно болтал ногами и жевал попкорн.

Спали крепко, на диване, накрывшись одним огромным пледом. Лилиан подползла к Вильгельму и, мечась между желанием задушить его хвостом и получить на следующий день на обед сверчков, в который раз выбрала второе и тоже засопела.