Внутренний дворец

Мария Архангельская, 2019

Гибель под колёсами грузовика стала для Натальи началом новой жизни в другом мире. Здесь она – диковинка, варварка из далёкой неведомой страны, которую преподносят в качестве подарка императрице могущественной империи. Пытаясь приспособиться к жизни служанки в императорском дворце, Наталья случайно спасает единственного сына императора и императрицы. Наследный принц проявляет интерес к необычной девушке, совершенно не спрашивая, рада она этому и хочет ли становиться одной из наложниц его гарема. Сможет ли его любовь оградить Наталью от интриг и мести других его наложниц?

4

И в перьях цветных в высоте засверкал

Их знак, лишь взошли колесницы на вал.

На знаке белели шнуры — для него,

Их кони в шестёрках добры — для него.

Со свитой приехал прекрасный наш гость.

О чём же рассказы пойдут у него?

Ши цзин (I, IV, 9)

— А что, дорогая сестра, — весело сказал ван Лэй, даже не успев сесть на предложенную ему поговорят, у тебя тут появился цветочек из «прибежища луны»?

— Тальо, — не поворачивая головы, бросила императрица.

Вроде при виде её брата можно было не падать ниц, так что я ограничилась обычным женским поклоном, удивительно напоминающим европейский реверанс. Ван повернулся в нашу сторону и впервые посмотрел на свиту императрицы.

— Хм… — задумчиво протянул он, обозрев меня с ног до головы. — Необычна. Это ж какого цвета у неё волосы? Цвета… коры тополя? Нет, пожалуй, потемнее…

— Пусть оттенок подбирают художники. Если кому-то придёт в голову её нарисовать.

— И то верно. А почему такие короткие?

— Принесла в жертву, — равнодушно сказала её величество.

О-па! А ведь ей я свою придумку не повторяла. Неужели кто-то из моих товарок насплетничал самой императрице? Или сведения шли более замысловатым путём? В любом случае надо иметь в виду — всё мной сказанное может дойти до кого угодно. Вплоть до самого верха.

Для её величества наступило время визитов: в честь близящегося праздника к ней с поздравлениями и подарками переходил весь гарем. Даже рядовые наложницы однажды пожаловали, хотя эти пришли все скопом, не став утруждать императрицу необходимостью давать аудиенцию каждой. Я попыталась их пересчитать интереса ради, но сбилась на четвёртом десятке. Интересно, император их хотя бы по разу попробовал?

Пожаловала также и замужняя сестра императора — правда, её мужа я не увидела, он отправился прямиком к его величеству. И вот теперь пришёл братец. Осталось только поглядеть на сына императрицы и, собственно, супруга, и можно будет сказать, что я знакома со всем императорским семейством.

Сама же императрица Илмин практически безвылазно сидела в своём дворце Полдень. Единственный визит, который она совершила, был сделан во дворец Небесного Спокойствия, в гости к Благородной супруге. До дворца Небесного Спокойствия и обратно её величество несли в паланкине евнухи, а мы, дамы и служанки, следовали за ними. Я мысленно фыркнула, что благородные господа не желают бить ноги даже в собственном доме, но путь вышел куда длиннее, чем я предполагала — по каким-то обходным дворам и галереям. У Благородной супруги тогда собралось целое общество: пришли и обе старшие жены, и несколько младших, и хозяйка дворца восхитила всех игрой на цитре. Инструмент отдалённо напоминал гусли, и, на мой взгляд, треньканье на нём прозвучало довольно бедненько.

Между тем ван уселся на предложенное ему место, и движением, которое я привыкла считать типично женским, придержал полы длинного халата. На столике между ними исходила вонючим дымом курильница — запах казался мне слишком тяжёлым и резким, но императрице он, видимо, нравился. Вазочки с угощением и кувшинчики вина, больше напоминающие кофейники, мы расставили заранее. Чжу разлила вино по чаркам.

— Как здоровье его величества? — Ван Лэй отправил в рот печенье.

— Хвала Небу, всё благополучно.

— Десять тысяч лет императору! — поднял Лэй чарку. — А его высочества? Я слышал, его величество оказал наследнику милость во время состязания?

— А что ему оставалось делать? — поджала губы императрица. — Тайрен был лучшим, это признали все.

— Надеюсь на празднике увидеть его у себя.

— Пошли ему приглашение.

— Уже.

— Он ещё не ответил?

— Уверен, ответит в самом скором времени. — Ван палочками подхватил с блюда какого-то моллюска, плавающего в густом соусе. — Ты хорошо воспитала сына.

— Учитывая, что мне пришлось быть ему не только матерью, но и отцом, — да, — скромно кивнула императрица.

— У его величества много государственных дел, — дипломатично высказался её брат. — За процветание империи!

Они выпили, и Чжу налила им ещё.

— За процветание семьи Эльм! — На этот раз чарку подняла её величество.

— Я сумею его сохранить, — серьёзно сказал ван. — Не беспокойся, сестра.

— Я не могу не беспокоиться. Его величество чтит традиции, но для нас делает только то, что ими предписано. Стоит мне… или тебе… или любому из вас оступиться, и последствия не заставят себя ждать.

— Значит, нам нужно внимательно смотреть под ноги.

Они ещё некоторое время посидели, перебрасываясь не то очень многозначительными, не то совершенно пустыми фразами. Я слушала их и думала: как же всё-таки развита в аристократии — и не только здешней — способность смотреть на слуг, как на мебель. Лично я не смогла бы так вот спокойно есть и разговаривать под взглядами доброй полудюжины человек. А им хоть бы хны.

Впрочем, всю меру равнодушия к прислуге я поняла только во время всё же случившегося в скором времени визита наследного принца Тайрена. Как и его дядя, он, после того как поклонился матери до земли, первым делом спросил о новом материном приобретении, то есть обо мне. Окинул меня беглым взглядом и резюмировал:

— Ну и уродина.

«Сам ты урод», — подумала я.

Между тем принц равнодушно отвернулся и завёл с «матушкой-государыней» вежливый разговор о её здоровье и о здоровье своей супруги — Тайрен оказался женат. Интересно, сколько ему лет? По этим восточным лицам не поймёшь. Вообще-то, конечно, обозвав его уродом, я была не права — некрасивым он не выглядел. Красавцем, впрочем, тоже, но всё же было что-то запоминающееся в его вытянутом лице с глазами даже более узкими (зато длинными), чем у большинства здешних. Ростом и статью он тоже удался, не зря его награждают на всяких там состязаниях. Пожалуй, даже повыше меня, и плечи широкие. Одет он был необычно: безрукавка до середины бедра, куртка с узкими рукавами, правда, с широкой длинной манжетой, а бёдра и ноги скрывала самая настоящая юбка до земли. До сих пор я такие видела только у евнухов.

— И что же мне — отмолчаться?! — вдруг повысил голос принц, и я чуть вздрогнула, поняв, что за размышлениями потеряла нить разговора, который уже успел свернуть со здоровья и предстоящих торжеств на какую-то иную тему.

— Надеюсь, ты ещё не успел высказать всё это его величеству? — спокойно спросила его мать. Судя по поджатым губам наследника — успел, и императрица покачала головой: — Всё-таки у тебя язык в три чуна.

— Я не могу спокойно смотреть, как меня лишают единственного человека, благодаря которому я имею хоть какое-то влияние в Канцелярии!

— Когда ты станешь императором, они все будут у тебя в руках.

— А когда я стану императором? — Тайрен сделал движение, словно собирался вскочить, но всё же удержался. — Отец-государь крепок телом и духом. Это всё ещё может продолжаться не один десяток лет. Страна катится в пропасть, а я ничего не могу сделать!

— Не горячись. Империя стоит уже не первое правление, и ещё не одно простоит. Что до твоего Чжи Дамина… Давай прикинем. Да, иногда он бывал полезен. Мог придержать доклад или посодействовать в его представлении, заранее сообщал о готовящихся указах и кадровых перестановках. Это на одной чаше весов. А что на другой? Вмешательство в проводимое по прямому императорскому приказу расследование? Многие ли сановники из Судебного министерства на это пойдут? Открытое сопротивление государю? Тебе всё же хочется оказаться в ссылке? Стоит ли Чжи Дамин таких хлопот?

— Но, матушка, он уже три года предан мне!

— И регулярно получал за это твои подарки и прочие милости. Ты с ним сполна расплатился.

— Да дело тут, собственно, и не в преданности даже. Я уже говорил…

— Да-да, я помню. Но подумай сам: много ли тебе будет помощи от человека, у которого даже не хватило ума соблюсти меру в поборах? Многие берут, но берут аккуратно, и на это закрывают глаза. Чтобы его величество лично занялся взяточником — сам прикинь, какая это должна быть сумма. И не ты ли говорил, что излишнее сребролюбие чиновников — зло и ты намерен с ним бороться? — с улыбкой заключила императрица.

— А вы, матушка-государыня, учили меня, что зло — это излишняя принципиальность императора и что с недостатками людей можно и нужно мириться, если польза от них превышает вред, — парировал сын. — Сановника Чжи просто нужно заставить отписать излишнее в казну.

— Чтобы он тут же кинулся восполнять потери?

— За этим можно проследить. Да и не так уж много он и брал. Министр чинов, к примеру, берёт больше, но никто его не трогает. А знаете, почему? Потому что он никогда не выказывал ко мне никакой благосклонности.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что это дело направлено лично против тебя?

— А вы знаете, из какого дома вышли цензоры, которые подали жалобу на Чжу Дамина? Это были Мо Руань и его двоюродный брат.

Судя по помрачневшему лицу императрицы, ей названное имя сказало многое.

— Что ж, — после короткой паузы произнесла она, — тем более тебе нужно сохранить благоволение императора. В конечном счёте оно решает всё.

— Трудно сохранить то, чего нет.

— Тогда хотя бы не делай его своим врагом! Неужели это так трудно — вовремя промолчать? Не вкладывай сам в руки гуну Вэню выигрышные камни. Повторяю тебе ещё раз: этот Чжи Дамин не стоит твоих усилий. Ты его уже проиграл, смирись с этим.

Я мысленно поёжилась. Я никогда не видела этого самого Чжи Дамина и не слышала о нём. Вероятно, он заслужил своё расследование, проводимое по личному приказу императора. И всё равно жутковато было слышать, как они рассуждают о живом человеке, словно о сломавшейся вещи: стоит ли отправить в починку или дороговато выйдет, проще сразу выбросить.

— Значит, уступить, — после паузы повторил принц.

— Да.

Он усмехнулся.

— Скоро я буду одно название — «наследный принц». Ни власти, ни влияния… ничего.

— У тебя будет всё, тебе только нужно дождаться. Гун Вэнь не поднимет руку на императорскую кровь. Но у него есть могучий союзник — ты сам. Твоя нетерпеливость, твоя несдержанность… Хвала Небу, его величество не желает прерывать прямую линию, но я каждый раз со страхом жду, что чаша его терпения переполнится.

— Мне жаль, что я огорчаю матушку-государыню, — не вставая, Тайрен поклонился.

— Ты — моё единственное утешение. Только бы увидеть, как тебя увенчают тиарой Равновесия Неба и Земли и ты возьмёшь в руку Яшмовый скипетр, — и больше ничего мне в этой жизни не нужно.

— Тальо, покорми попугая, — распорядилась госпожа старшая управительница.

— Слушаюсь, — присела я.

Обычно птицу кормила другая девушка, но сегодня её величество взяла её с собой, направившись куда-то за город. Кажется, в храм, а может, в монастырь — тут были монастыри, несмотря на то, что бал правило махровое язычество.

— И добавь зерна и масла в чаши Бессмертных. А потом отнеси всё в кладовую.

— Слушаюсь.

Комната, где висела клетка с попугаем и где её величество обычно принимала гостей, была сравнительно невелика… хотя это как посмотреть. Пожалуй, та квартира, в которой жили мы с Гришей, в ней уместилась бы полностью. Мебели, как и везде, было мало, но тяжёлые портьеры, лёгкие занавеси и расставленные тут и там ширмы не оставляли ощущения пустого пространства. Но не было и перегруженности. Всё выглядело продуманным, и, пожалуй, дизайнеры моего мира остались бы довольны, взгляни они на интерьеры дворца Полдень.

Интересно, как выглядят личные комнаты в других дворцах, у других императорских жён? Зависит ли это от личного вкуса хозяйки, или какая обстановка досталась, в той и живи?

Попугай был зелёный, с синеватой шейкой и красным клювом. Он не говорил, изъяснялся исключительно на своём птичьем языке, и частенько довольно сварливо. Кормить его полагалось рисом, орешками и дольками фруктов. Он сидел ко мне спиной и деловито чистил пёрышки, не удостоив меня вниманием, даже когда я открыла клетку, сыпанула гость зёрен в кормушку и сменила воду в поилке.

— Неблагодарная ты тварь, — пробормотала я по-русски, хотя едва ли стоило винить попугая в невнимательности. Не клюётся — и ладно.

Подхватив четырёхугольный поднос с бортиками, я поспешила в переднюю. Помнится, ещё только прибыв в столицу, я обратила внимание на высокий для здешней мебели стол с восемью чашами. Оказалось, это не просто стол, а алтарь. Он так и звался: стол Восьми Бессмертных — главных богов здешнего пантеона, которых почитали абсолютно все. Помимо них была ещё целая куча богов рангом ниже, но их чтили от случая к случаю либо только уроженцы какой-то определённой местности, а вот этим отдавали честь в каждом доме империи. Разница была лишь в материале стола, чаш и того, что в них наливали и насыпали.

Подсыпать риса в каждую чашу и долить масла — дело нехитрое. У масла был очень приятный тонкий аромат, вот такой бы добавлять в курильницы. Видимо, у богов вкус получше, чем у людей. Составив горшочки с зерном и флакончики на поднос, я вышла из приёмной и кружным путём направилась в кладовку за личными покоями, но в ведущем к ней коридорчике наткнулась на уборщицу в знакомом тёмно-красном платье, которая на коленях мыла пол большой тряпкой. Рабыня со Скрытого двора! Выполняя наказ товарок, я никогда не пыталась заговорить с этой категорией слуг, а те и сами не стремились к общению. Было что-то неловкое в ситуации таких встреч, я сочувствовала им, но ничем не могла помочь, и в то же время радовалась, что сама не оказалась среди них. Чтобы не мешать и не торчать столбом, пока она домоет коридор, я свернула в боковую комнатку.

Там тоже было что-то вроде кладовой, вернее, бельевой: в больших сундуках и на полках хранились постельные принадлежности и, видимо, занавеси вроде тех, которые развешивали по здешним комнатам. Я поставила поднос на плоскую крышку одного из сундуков, не удержалась, ещё раз взяла флакончик с маслом, вынула пробку и понюхала. Мне бы раньше такие духи! Я и сейчас не отказалась бы, но если кто-нибудь с острым нюхом учует, что от меня пахнет не как от других служанок… Что будет тогда, выяснять не хотелось. Я с сожалением попыталась снова заткнуть флакончик пробкой, но, как это иногда бывает, простое движение получилось неловким, пробка выскользнула из пальцев, ударилась о крышку сундука и нырнула в промежуток между сундуком и стеной.

Ах ты ж!.. Я заглянула в щель, попробовала засунуть туда руку, но она не пролезла. А флакончик, между прочим, золотой, или, по крайней мере, золочёный, и крышка у него такая же, да ещё и с камушками. Я обошла сундук сбоку, но и оттуда дотянуться до пробки было нереально. Я взялась за угол сундука и налегла всем своим весом, пытаясь отодвинуть его от стены, но тот даже не шелохнулся.

Чертыхаясь вслух и про себя, я сняла с сундука поднос, поставила его на пол и попыталась поднять крышку. Та поддалась без всякого труда — я вообще ни разу пока ещё не видела запоров на местной мебели. Внутри стопками лежали какие-то покрывала. Пол был чистый, так что я принялась вынимать их и складывать прямо на половицы. Так освободила примерно половину сундука, после чего снова попробовала его сдвинуть, и вновь он не шелохнулся. Гвоздями его прибили, что ли?

Я раздражённо принялась вытаскивать оставшиеся куски материи. Не такие уж они тяжёлые, почему же сундук не двигается? Разве что с ним самим что-то не так. И точно — когда я резким движением схватила оставшуюся на дне стопку, дно сундука вдруг дрогнуло и даже чуть подпрыгнуло, словно не было скреплено со стенками, а просто лежало поверх выступающих деревянных планок, прибитых внизу. Я присмотрелась. Действительно, нижняя доска была отдельной… и даже чуть короче длины сундука, как раз хватит просунуть пальцы и приподнять…

Внизу был провал. Тёмный прямоугольный колодец в полу, выложенный камнем, и лишь ниже, где-то примерно в метре от края с правой стороны начинались и уходили в темноту узкие каменные ступеньки.

Не удержавшись, я тихонько присвистнула. Потайной ход! В коридоре послышались голоса, кто-то прошёл мимо полуоткрытой двери, и я вздрогнула. Но в комнату никто не заглянул. Тем не менее я быстро опустила доску на место и принялась торопливо складывать покрывала обратно, стараясь уложить их в прежнем порядке. Не хотелось, чтобы кто-то заметил, что одна из тайн этого дворца оказалась раскрыта.

Интересно, куда этот ход ведёт? Наружу? За город? Или в другую часть дворцового города? Моё воображение тут же нарисовало картинку визитов тайной любви какой-то из предыдущих императриц… Или даже самой императрицы Эльм, чем чёрт не шутит. Сейчас-то она уже в годах, а вот в былые времена… Впрочем, гадать, кто и зачем проложил этот ход, можно до бесконечности. И выяснить, куда он ведёт, можно лишь одним путём — экспериментальным. Только как это проделать, не вызывая вопросов долгим отсутствием?

И всё же, захлопывая крышку сундука, я уже знала, что однажды это сделаю. Не знаю, как и когда, но уж слишком раздразнено моё любопытство. И уж слишком я чувствовала себя скованной в душной атмосфере дворца, чтобы пренебречь хоть маленьким глотком свободы. Даже если это только свобода удовлетворить праздный интерес.

Однако интерес интересом, а крышечку от флакона всё равно надо спасать. Я огляделась по сторонам, не увидела ничего подходящего и выглянула в коридор. Мывшая пол рабыня уже исчезла, и плитка пола начала подсыхать, но я всё равно постаралась наследить поменьше, преодолев расстояние до соседней кладовой прыжками. Здесь, помимо нужных вещей, а также ларей с птичьим и божественным кормом, хранилось ещё немало всякого хлама. Должно же среди него найтись что-то длинное и тонкое… Нет, ощипанное опахало из павлиньих перьев не подойдёт, ручка слишком толстая. А вот эта перьевая метёлка, пожалуй, в самый раз.

Не с первой попытки, но крышечку удалось подцепить и выгнать из щели. Изрядно запылённую и в паутине, ну да ничего, обтереть можно. Главное, теперь всё в порядке, ничего не потеряно.

Правда, избежать розги по рукам за слишком долгую задержку мне всё равно не удалось.