В некотором царстве. Огненная пыль

Мария Ангелимова

Свободная интерпретация русских народных сказок с добавлением новых персонажей славянского фольклора. Для художественной выразительности некоторые факты биографий сказочных героев были изменены.

Похищение

Колесо телеги пронзительно скрипело. Надо бы смазать, но для этого нужно было сперва остановить лошадь, потом вытащить из-под рогожи бутыль с маслом, выйти, наклониться, чтобы смазать ось… А Балде было лень. Блаженно развалившись на мешках с мукой, он мурлыкал себе под нос, щурясь на пробивающееся сквозь листву солнце. А кобылка трусила не спеша по лесной дороге. Незаметно для себя Балда задремал. И то, день был жаркий, а медная копеечка, брошенная им у въезда в лес, гарантировала защиту Хозяина от притязаний разбойников и прочей нечисти. Скоро с телеги донесся раскатистый храп. Поводья выпали у Балды из рук и свободно волочились по земле. Никем не понукаемая, лошадь все замедляла шаг. Телега была нагружена по самое не балуй, не считая еще и хозяина, а трава по обочине была так заманчиво свежа и вкусна… Незаметно кобылка сошла с дороги и теперь тянула телегу по поросшим травой кочкам и ухабам. От тряски Балда и проснулся — как раз вовремя, чтобы успеть соскочить с угрожающе накренившейся телеги — колесо все-таки соскочило.

— Ах, ты ж!.. — вполголоса выругался он, когда колесо, прокатившись добрый десяток метров, благополучно плюхнулось в ручей.

— Видать, не понравилась Хозяину ржавая копейка. Пожадничал, а зря. Хорошо хоть в болото не завел, — бормотал он про себя, с трудом вытаскивая колесо на берег.

Холодные руки, облепленные ряской, вдруг ухватили его за щиколотку. Балда вскрикнул от неожиданности, на что в ответ раздалось довольное хихиканье. Из зарослей прибрежного камыша, из-под листьев купальниц, просто из воды, собираясь из фонтана сверкающих капель, к нему приближались полупрозрачные фигуры.

— Куда спешишь, добрый молодец? — тонкие бледные губы растянулись в улыбке, обнажив ряд жемчужно-белых зубов. Русалка, будто не замечая его отчаянных попыток вырваться, хладнокровно обвязывала корневище водяной лилии вокруг его ноги. Солнце алмазной пылью искрилось на ее обнаженной коже. Темные кудри волнами окутывали точеную фигурку, теряясь в прохладной глубине водоема.

— Знаешь поговорку: колесо в воду — дороги не будет!

— А ведь я его знаю! — вмешалась другая водяная. Это же тот самый, что чертей вокруг пальца обвел! Еще и бочку золота у них вытребовал!

— Ну, знаменитый ты наш, — стебель натянулся, вынудив Балду сделать шаг в воду. — От нас так просто не сбежишь.

Голова кружилась от русалочьих чар. Балда крепился изо всех сил, стараясь не смотреть на проплывающие как в тумане в лица, не слушать завораживающих речей. Боже упаси было произнести в ответ хоть слово — тогда бы путы из кувшинки превратились в самые настоящие цепи. И прощай жизнь молодецкая на долгие тридцать лет…

— Сгинь, нечисть! — крепкая рука ухватила вконец разомлевшего Балду за шиворот и с силой потащила наверх.

— Ишь, налетели на человека.

Русалки зло шипели, однако выйти из воды не осмелились. Сбившись в кучу, молча наблюдали, как незнакомый богатырь выволакивает их добычу на берег.

— Друг, ты как, жив?

— Живой вроде, — Балда с трудом приподнялся. Голова была словно после глубокого похмелья, даже не соображал толком, что вокруг него делается.

— Колесо мы твое обратно приладили, тебя самого от водяных спасли. Пожалуй, надобно дальше отправляться, а, Никита? — подошел к ним царский воевода.

— Да, задерживаться не стоит. Уж солнце к вечеру, а чудище мы так и не нашли.

— Что за чудище? — насторожился Балда.

— А ты что, не из местных? То-то я тебя не признал, — окинул его подозрительным взглядом Кожемяка.

— Не местный. Мельник я. Еду на ярмарку, муку продавать.

— Вовремя же ты собрался, — покачал головой воевода.

— Братцы, возьмите меня с собой, а? — с надеждой взмолился Балда.

— Что, струсил?

— Да нет, может, помогу чем. Силы, как говорится, лишней не бывает…

Балда демонстративно засучил рукав, но русалочьи чары еще не до конца выветрились, так что пошатнувшись, он неловко облокотился на телегу, отчего у нее отлетели сразу два колеса.

— Берем! — не сговариваясь, кивнули богатыри, обменявшись многозначительными взглядами.

… — Поговаривают, в северном лесу чудище объявилось, целое стадо овец уложило. Не слыхал?

— Отчего же, слыхал, — отозвался Орел-царевич, затягивая подпругу.

— Сельчане, конечно, сразу на тебя подумали.

— Что, не доверяешь?

— Обижаешь, брат.

Иван вскочил на коня, гикнул и поскакал в сторону луга. За ним, чуть помешкав, направился Орел-царевич.

— Я думал, ты только на коньке своем скачешь.

— Он у меня уже старенький, на нем в основном дочка моя катается. Да, к слову, о семье своей можешь не беспокоиться, перевози их к нам. Пусть Алик с Забавой познакомится. Кто знает, может, подружатся… — засмеялся Иван, подстегивая коня.

— Да говорю тебе, что за печкой кто-то плачет! — топнула ножкой Забава.

— Полно тебе выдумывать-то. Давай-ка лучше одевайся, и кататься пойдем, — урезонивала ее старая нянька. — Вот пойдешь неряхой нечесаной, конек тебя и испугается. Скажет, что за пугало огородное ко мне привели — да и убежит!

— Не убежит!

Девочка вырвалась и потащила няню за собой к печи.

— Тссс. Теперь слышишь?

Няня послушно наклонила голову, прислушалась. Показалось или нет, но из-за печки будто и вправду послышались чьи-то сдавленные рыдания и всхлипывания. А еще чуть различимое поскрипывание.

Прихватив кочергу, няня с опаской заглянула в темный простенок и ахнула. Худая полупрозрачная Плакальщица, сидела за своей прялкой, сгорбившись в три погибели, так что острые коленки почти касались ее длинного вытянутого носа. Слезы обильно текли у нее по щекам, и она без конца оттирала их насквозь промокшим рукавом.

— Кто это? — боязливо спросила Забава.

При звуках ее голоса Плакальщица вздрогнула, уставилась на них своими бездонными глазами и завыла уже во всю мочь.

— Тихо ты, а то все слуги сбегутся! — няня попыталась было схватить Плакальщицу за плечо, но рука прошла как сквозь белесую дымку, не встретив на пути преграды. А привидение вдруг принялось изо всех сил крутить колесо своей прялки.

— Что ты делаешь? Прекрати! — испуганно закричала нянька. Ведь так Плакальщица отмеряла чью-то жизнь, а учитывая, что жила она в комнате Забавы…

Нянька уже собиралась было звать на помощь, когда Плакальщица вдруг исчезла, проскулив на прощанье что-то нечленоразборчивое. Была — и нет ее, как утренний туман под лучами солнца тает. Колесо прялки еще некоторое время вращалось, наматывая обрывок нити. Потом и оно растворилось в воздухе.

— Плохо дело, — прошептала нянька, вытирая пот и крепко прижимая к себе перепуганную Забаву. — Ох, чует мое сердце недоброе…

— Мой конёчек-горбуночек! Прилетай скорей, дружочек!

Звонкому голоску Забавы вторило тоненькое ржание, и из-за княжеских конюшен взвился в воздух знакомый силуэт с двумя горбами на спине.

— Только смотри, держись крепче! — напутствовала няня, подсаживая девочку.

— Нянь, ну что ты как маленькая. Он же меня ни за что на свете не уронит. Правда, Горбунок? — поцеловала она конька в топорщившийся чуб на макушке и легонько пощекотала бархатную шею. Конек от удовольствия зажмурился, нетерпеливо перебирая точеными ножками.

— Иииии! — прямо с места он перешел в галоп, не обращая внимания на сердитые окрики няни.

— Ну что, страшно? — спросил он у девочки, стараясь перекричать свистевший в ушах ветер.

— Нет, давай еще быстрее! Выше! — визжала от восторга Забава, когда они взмыли под самые облака. Земля с такой высоты была вся как на ладони, а царский терем казался пряничным теремком, который ей пекли к именинам.

— Что-то тучи собираются, — обеспокоенно заметил конек.

— Пора бы возвращаться.

— Нет, горбуночек, миленький, еще немножко! — взмолилась царевна.

Конек нехотя повиновался, настороженно поводя длинными ушами и оглядываясь по сторонам. Вокруг в самом деле становилось все темней, где-то прогрохотал гром. Искрящаяся молния неожиданно пронзила тяжелый густой воздух прямо перед ними, заставив конька отпрянуть.

— Ой!

— Держись, крепко держись! — поджав уши Горбунок стрелой понесся к земле, а молнии сверкали все чаще, подбирались все ближе. Уворачиваться от них становилось все трудней. Наконец маленькой Забаве стало казаться, что это не молнии, а невиданные змеи извиваются, пытаясь укусить конька. А тут еще откуда ни возьмись, налетела стая воронов. И откуда им было взяться в такую грозу?

— Горбунок! — только и успела пикнуть Забава, а в следующий миг каркающая темная масса выхватила ее из седла.

Лет пять назад конек вмиг бы справился с несколькими десятками обезумевших птиц. Но теперь он уже начал задыхаться, а птиц все прибывало. Кусаясь и отбрыкиваясь, он все же заметил внизу крышу лесной сторожки, куда птицы унесли девочку.

— Так вот какая у Зари-заряницы дочь, — пробормотал Огнеликий, оглядывая раскинувшуюся в беспамятстве девочку. Тонкие пальцы откинули со лба прилипшие пряди, и на глазах золотистые локоны Забавы стали темнеть, превращаясь в угольно-черные.

— Словно земля до поры золото скрывает, — удовлетворенно пробормотал колдун. — Потому и будешь ты с этого дня Златой. А про прошлую жизнь тебе помнить не надобно, — добавил он, оплетая пленницу замысловатым узором крепких заклинаний.

Чуткий слух старика уловил какую-то возню за дверью. Прихватив с собой посох, Огнеликий вышел наружу. Никого. Вокруг шумел ночной лес, домик находился в самой его чаще. Из людей сюда точно никто бы не смог пробраться. Может, зверь какой?

Шорох повторился. Не поворачивая головы, колдун направил в сторону кустов свой посох.

— А я-то думал, ты разбился, — слегка разочарованно произнес он, когда связанный заклятьем Горбунок забился у его ног.

— Выследил, значит. Хвалю. Верно ты своему хозяину служил, теперь и его дочери пригодишься.

От прикосновения янтарно-желтого наконечника все тело свело судорогой. Густой туман на мгновение плотной шапкой накрыл замершего конька, а когда дым развеялся, перед колдуном лежал добротный крепкий лук.

— Большеват будет, — покачал головой Огнеликий, осматривая лук. — Ну да ничего, это мы исправим.