Титулованный Соловей

Мариша Кель, 2020

Вторая книга серии «Ольденбургское поместье». «Печальная красавица» – так молодую княжну Кити Ольденбургскую тайно называют в высшем свете. Всегда грустна и молчалива, с непонятным упорством девушка отвергает бесчисленных поклонников. Не в том ли дело, что все эти годы княжна томится в тоскливом ожидании? Не от того ли глубину её глаз наполняет тайная грусть, что много лет назад из турецкого плена бесследно исчез тот, чьим голосом восхищался весь высший свет, величая его «Титулованный Соловей».

Глава 2

Поместье Ольденбургское — одна из провинций Российской империи.

Март, 1859 год.

Всю ночь Кити не сомкнула глаз, и вот теперь, встречая рассвет, она сидела в своей огромной постели в ворохе раскиданных подушек и скомканных простыней. Её обычно блестящие локоны цвета солнца сейчас напоминали взъерошенную копну сена. Но все эти обстоятельства беспокойной ночи не лишали княжну её бесподобной красоты и очарования. Лёгкая нервозность заставляла по-особому блестеть её глаза, и осунувшиеся щёки всё равно имели прелесть нежно-розового лепестка только-только распустившейся розы. В лице девушки угадывалась напряжённость, она не мигая, глядя строго перед собой, вновь и вновь пыталась воссоздать вчерашнее происшествие. Эту встречу, поразившую её, разговоры, приведшие её в оцепенение, взгляд, и эту одну единственную улыбку, изумившую её, всего одну, направленную в её сторону. И более ничего!

Она ждала его долгих пять лет!!! И он, наконец, вернулся. Кити готова была лишиться чувств от радости, но сдержанность Щербатского во время вчерашней встречи, холодность его тона ошеломили её. Кити не могла в это поверить! Общаясь с отцом и Мари, он только бегло окинул её взглядом, мило ей улыбнулся в знак приветствия и невозмутимо продолжил разговор с отцом, более не замечая и не обращая внимания на несчастную Кити.

Сначала она пыталась успокоить себя, размышляя о том, что была готова к подобному равнодушию Щербатского при их встрече, так как мысленно винила себя за неразумное поведение и жестокость суждений. И, конечно, ей следовало принести ему извинения за тот давний инцидент, произошедший между ними пять лет назад.

Только теперь Кити в полной мере стала осознавать, какую непоправимую, разрушительную обиду по неопытности и детской заносчивости так резко и грубо нанесла она лучшим чувствам Щербатского.

Девушка тайно хранила надежду на то, что как только ей удастся с ним остаться наедине, она сможет принести ему свои извинения, поговорить, рассказать ему о своих страданиях и повиниться за тот глупый поступок, который при воспоминании разжигал в ней огонь стыда. Стыда за то, что она посмела оскорбить его как музыканта, что она с таким сарказмом отнеслась к его признаниям и предложению руки и сердца.

Вот и теперь ей отчаянно желалось, чтобы он непременно простил её. И ей мерещился его взор, вновь полный любви и обожания.

Всё это происходило с ней до нынешней встречи, во время которой он рассказывал о своём побеге, спасении и упомянул имя черкесской женщины. В тот момент, когда Кити услышала о Сетеней, ей показалось, что небольшая гримёрная, где Щербатский принимал её семью, закружилась с бешеной скоростью. Кити стоило непостижимых усилий также ровно сидеть на софе и маленькими глотками продолжать пить турецкий чай.

Говоря о ней, голос Щербатского наполняло сочетание нежности и теплоты и мужской потаённой чувственности. И это не позволило Кити оставить ни малейших сомнений, что сердцем «Титулованного соловья» отныне владела другая. Во всём девушка видела подтверждение того, что он неимоверно тоскует по своей черкешенке, и, как показалось Кити, при первой возможности собирается возвратиться в Турцию.

Невероятный рассказ Щербатского о побеге привёл всех в изумление.

— Вам несказанно повезло, — в задумчивости произнесла Мари.

— Я кинулся за сестрой Сетеней в самый шторм, в итоге очнулся привязанным к лодке посередине совершенно спокойного и безмятежного моря…

— Столь же чудесно, сколь невероятно, — в изумлении покачав головой, подтвердила Мари.

— А что эта черкешенка?.. — полюбопытствовал Влад, но, заметив гневный взгляд супруги, продолжил, пытаясь реабилитироваться:

— Ему всегда везло с женщинами, а тут уж…

Мари поднялась со своего места и повернулась к Кити, давая понять супругу, что при его дочери данный разговор неуместен.

— Уверен, моя дорогая, это же очень интересно. Да и Кити достаточно взрослая, чтобы не обходить стороной подобные разговоры и темы. Вольф, — обратился князь к Щербатскому, — ты заметил, как выросла моя дочь? Она считается в свете первой красавицей!

Только в этот момент беглый и встревоженный взгляд Кити встретился со спокойным взглядом льдисто-голубых озёр глаз Щербатского.

Сердце девушки на мгновение остановилось, и она внутренне содрогнулась.… На Кити смотрел совершенно незнакомый человек, который не имел ничего общего с тем мягким, обаятельным мужчиной, который признавался Кити в любви пять лет назад в парке Ольденбургского поместья. Некоторое время девушка продолжала внимательно и пристально смотреть в холодно-серебристые глаза незнакомца, пытаясь отыскать прежнее тепло и хоть малейший признак доброжелательности, понять, что же с ним произошло и о чём он думает, что чувствует. Но лицо мужчины оставалось непроницаемым и спокойным. Он, казалось, холодом заполнял всю комнату, и в его внешности Кити почудилось что-то мрачное и даже угрожающее. Он стал тёмным. Он стал чужим! Его кожа была смуглой и отливала бронзой. Кити ненароком сравнила подобный оттенок с цветом гречишного мёда; и от этого светло-голубые глаза Вольфа казались ещё светлее; они вежливо взирали на Кити с резко очерченного смуглого лица с высокими скулами, без малейшего интереса или какой-либо увлечённости.

В этот животрепещущий момент Кити совершенно некстати заметила, что на Щербатском была надета лишь тонкая льняная рубашка, небрежно заправленная в бриджи. На нём не было ни жилета, ни сюртука, ни галстука, даже рубашка его не застёгнута, как следует, а свободно открывает любопытному взору Кити кожу цвета солнца и мёда.

Борясь с собственной бестактностью, а точнее, поражённая гаммой чувств, в один момент обрушившихся на неё, она не могла отвести взгляда от фигуры мужчины. Впервые Кити охватило то волнение, которое можно определить словом более точным и страстным, это было желание. Так долго томилось оно в глубине её души и в один миг, как пленник, вырвалось на свободу и заставило трепетать девушку. Удивлённая, а скорее поражённая этим чувством, Кити покраснела, испытывая крайнюю неловкость. Но тем не менее продолжила с нескрываемым любопытством разглядывать мужчину. Пытаясь взять себя в руки, девушка попыталась что-то произнести, демонстрируя хороший тон и лёгкость в светской беседе:

— Чудесно, что вы возвратились. Мы скучали по вам… Вернее, вам нас не хватало… Точнее, вас нам… Отцу! Не хватало Вас отцу. Очень, — сбивчиво и невразумительно начала разговор Кити, краснея и полыхая от нахлынувших чувств и, конечно, неловкости.

Щербатский промолчал, пристально глядя на девушку. Он лишь удивлённо вскинул свои светлые, изысканной формы брови.

«Видимо, он нашёл моё приветствие крайне глупым», — подумала Кити и ещё больше расстроилась и опустила глаза.

— Я несказанно рад вновь видеть тебя, дорогая Кити. И хоть ты превратилась в прелестную взрослую особу, для меня ты всегда будешь оставаться очаровательной малышкой Кити. И пусть даже мне теперь следует обращаться к тебе на «Вы», моя дорогая.

Сказав это, Щербатский послал в сторону Кити по-отечески добрую, бесхитростную улыбку, после чего продолжил свой разговор с князем, более не обращая на неё никакого внимания.

Внутреннему возмущению Кити не было предела. «Да как он смел?!!» Она бы с удовольствием высказала бы ему всё, что думает по этому поводу, если бы они были одни. Что за спектакль он тут устроил?! И это снисходительное: «малышка»!!!

Изо всех сил Кити боролась с собой и со своим возмущением.

«Только бы удержаться и не наговорить ему ещё больших глупостей! Да ещё и в присутствии отца и Мари», — уговаривала себя Кити.

Окружающие да и сама Кити давно уже воспринимали её как взрослую, уравновешенную особу. Как же ему одной лишь фразой удалось перечеркнуть весь её здравый смысл и заставить буквально кипеть от гнева.

С этого мгновения до слуха Кити доносились лишь обрывки разговора и всплески радостного смеха добрых друзей, давно не видевших друг друга. Всё в Кити, казалось, замерло или застыло в леденящем душу холоде, что был подобен ярким глазам Вольфа Щербатского. Его почтенно-небрежный тон, с которым он обронил фразу, которой подчёркнуто назвал Кити «малышкой», и единственная полуулыбка, последовавшая за тщательно скрытым оскорблением, не давали девушке покоя. В сердце её поселились страсть, желание быть любимой, и ведь она любила, и так было мучительно сознавать безответность своего чувства.

И вот теперь Кити не могла всю ночь сомкнуть глаз, и неспокойные мысли на этот счёт гнали сновидения прочь.

Кити снедали противоречия, сомнения; всю ночь она строила догадки о природе непонятного для неё поведения Щербатского. «Действительно ли он хотел сознательно уколоть её и, выказав пренебрежение к переменам в её внешности, пытался тем самым обидеть и отомстить, — размышляла в ночи Кити, — а может, и в самом деле ужасы воины показали ему истинную любовь, которую он нашёл в лице своей ненаглядной Сетеней?!». Обессиленная, доведённая до изнеможения, Кити, уткнувшись в подушку, отчаянно разрыдалась, и только когда забрезжил рассвет, пришла к выводу, что не стоит впадать в меланхолию. В любом случае она примет вызов судьбы и постарается понять этого «нового, жёсткого незнакомца и заставит его вспомнить, каким он был прежде, она отвоюет его сердце у пусть и прекрасной, но далёкой черкешенки.

Улыбаясь нежному рассвету, Кити уже сладко засыпала. Но прежде чем забыться сном, девушка дала себе твёрдое обещание, что более никто в свете не назовёт её «красавицей с оттенком тайной грусти в глазах». Она была влюблена, её сердце было наполнено желанием видеть его, слушать его, быть с ним… Она будет всегда улыбчива, добра и игрива. «Охотница на Соловья», — улыбнулась своему новому амплуа Кити.

***

— Я не слепая, Влад, и всё прекрасно заметила, — отчаянно доказывала супругу свою правоту княгиня Ольденбургская.

Мари была единственной, кто почувствовал молнии напряжения и бешеной энергии, летавшие меж её падчерицей Кити и князем Щербатским. Только такие слепцы, как умиротворённые семейной жизнью мужья, могли ничего не заметить и оставаться абсолютно спокойными и безмятежными в подобной ситуации.

Вот и сейчас Влад невозмутимо намазывал на горячую булку растекающееся сливочное масло, и это действо занимало его гораздо больше, чем доводы и тревоги его супруги. В отличие от мужа, Мари не могла проглотить ни кусочка в это утро. Пребывая в беспокойном состоянии, она, то и дело поглядывая на часы, уже в третий раз спрашивала управляющего Тимофея, не проснулась ли княжна.

— Любовь моя, тебе нужно успокоиться, — глотнув обжигающего чая, высказался князь.

Мари с непониманием достаточно долго смотрела на мужа, затем протяжно вздохнула и попыталась объяснить ему ещё раз всё сначала:

— Мой дорогой, наверное, до тебя не доходит смысл моих речей в подобной форме, — спокойно начала Мари, — что ж, попробую объяснить по-иному.… Когда ты найдёшь бездыханное тело своей юной дочери в пруду на территории нашего прекрасного парка, будет уже несколько поздно выяснять обстоятельства, толкнувшие молодую особу на подобное. Предлагаю тебе сейчас обратить своё внимание на несчастную любовь своей дочери и попытаться помочь ей с этим справиться, пока, начитавшись Шекспира, она не натворила беды, так как, увы, это сейчас стало на удивление модным.

Только теперь, переключив своё внимание с омлета на жену, князь, громко проглотив кусок, с притворным, театральным ужасом взглянул на Мари.

— Мне кажется, ты утрируешь. Подобного я за тобой прежде не замечал… — деланно серьёзно произнёс князь.

— Тебя заботят и дочь, и я? Поразительно! — теряя терпение, воскликнула Мари.

— Меня заботят всё и вся…

— Что-то не очень-то это заметно! — настаивала в своих обвинениях Мари.

— Я тебе сейчас докажу… — поднявшись со своего места, Влад двинулся в сторону, где сидела Мари.

— Нет! — только и успела взвизгнуть женщина, прежде чем оказаться в крепких и нежных объятиях супруга.

Обняв Влада в ответ, Мари горько и неожиданно залилась слезами, как какая-нибудь кисейная барышня. Взглянув на мужа сквозь пелену слёз, она прошептала:

— Я люблю тебя.

— А вот теперь я действительно начинаю волноваться! Что с тобой, любимая? Ты не заболела?

Ответ пришёл к ним обоим одновременно. Расплывшись в счастливой улыбке, Влад спросил без какого-либо стеснения:

— Женские дни паники и отчаяния были?!

Ударив супруга в грудь, Мари всхлипнула, отрицательно помотав головой.

— Вот так новость! Прекрасное начало дня!!! — прогремел голос князя на весь обеденный зал.

Влад опустился на одно колено подле Мари и, бережно взяв её руки в свои ладони, поочерёдно поднёс их к своим губам.

— Эта новость очень обрадует Кити. Вижу, тебе не терпится её увидеть.

Мари вновь покачала головой, но на этот раз утвердительно.

— Ну, пойди, скажи ей.

Мари, сладко поцеловав князя, поспешно поднялась и как на крыльях вылетела из обеденного зала, чуть не сбив с ног управляющего Тимофея, который бережно и высоко нёс серебряный поднос, уставленный посудой из фарфора.

Изрядно проявив виртуозность после неожиданной встречи с Мари, управляющий всё же сохранил равновесие, при этом избежав столкновения с княгиней.

— Извини, Тимофей, — услышал он удаляющийся голос её светлости.

— Ничего, ничего, — уже сам себе промолвил управляющий, продолжив свой путь.

Степенно добравшись до обеденного стола с присущим самообладанием и расставив кофейный сервиз в соответствии с требованиями этикета, Тимофей протянул князю плотный конверт и, замерев в лёгком поклоне, учтиво осведомился:

— Ваша светлость желает прочесть письмо сию же минуту или прикажите оставить послание в кабинете?

— Я прочту сейчас, Тимофей, — сказал князь, взяв из рук управляющего конверт.

— Как изволите… Не смею мешать, — произнёс управляющий, поспешив удалиться.

Влад вскрыл конверт тем же ножом, которым пару минут назад намазывал на булку масло. Немного испачкавшись, мужчина тихо чертыхнулся, развернув плотные листы.

Князь ни на минуту не сомневался, что письмо было от его друга Щербатского. Вчерашним вечером в театре Мари, может, что-то и заметила, встревожившее её, но она не подметила главного: Щербатский угодил в какую-то неприятную историю. «Сердечные дела могли и подождать, когда дело касалось жизни и смерти», — полагал Влад. В ходе непринуждённого вчерашнего разговора, где все восторженно говорили о счастье видеть вновь друг друга, Щербатский недвусмысленно дал понять Владу, что дела его обстоят не лучшим образом и за ними в данный момент наблюдают. Также князь понял, что, находясь сейчас рядом с Вольфом, он и его семья слишком рискуют. Щербатский всеми возможными ему способами пытался показать, будто они не друзья, а лишь давние знакомые, а Кити и Мари он и вовсе с трудом припоминает. Влад так и остался в неведении, для кого и для чего этот маскарад устраивает друг, но что это достаточно серьёзная и опасная ситуация для всех, в этом не было сомнения, он успел убедиться в этом после краткого разговора с другом ещё в театре.

После того как Соловей спел и ушёл со сцены, Влад тут же, покинув свою ложу, поспешил за кулисы. Он успел перехватить Щербатского до того, как тот, исполнив давно известный Владу трюк, исчезнет на тёмных улицах города. Ольденбургскому и самому не раз приходилось участвовать в этом незамысловатом трюке, чтобы выручить друга. Влад, сбивая со следа настойчивых почитателей, а точнее, почитательниц таланта певца, переодевался в костюм Соловья, затем молниеносно терялся в гримёрных комнатах оперной дивы Лили Керн, не покидая их до самого утра. А тем временем второй, настоящий Соловей, запрыгнув в наёмный экипаж, скрывался в ночи. А поклонницы кумира, поджидавшие у двери гримёрной Лили, были чрезвычайно озадачены данным обстоятельством.

Влад серьёзным взглядом пробежался по аккуратным строчкам послания.

На листе были написаны стихи, а точнее, сонеты Шекспира, и это подтвердило его догадки.

Поспешно покинув обеденный зал, князь направился в свой кабинет, рассчитывая отыскать там томик с сонетами английского поэта.

***

Прежде чем подняться к Кити в спальню, Мари решила заглянуть на кухню и распорядиться о подаче завтрака в комнату молодой княжны.

Там царила привычная хлопотливая обстановка, поддерживаемая главной кухаркой Неёлой Ануфриевной, рядом с этой уютной женщиной Мари почувствовала себя более спокойной и защищённой.

— Княгинюшка пожаловала, — добродушно поприветствовала женщина Мари, — проходите, ваша светлость, проходите, у меня вот только-только яблочный пирог поспел.

И, как в подтверждение своих слов, кухарка вынула из печи румяный жаркий пирог. Аромат печёных яблок манящим и дивным запахом в ту же минуту наполнил кухню.

Мари, мечтательно прикрыв глаза, втянула этот воздух, напитанный детством и безмятежностью.

— Пахнет пирог очень аппетитно, Неёла Ануфриевна. Я, пожалуй, прихвачу кусочек и для Кити.

— Вот и чудесно, — закудахтала кухарка, — вот и прелесть, как хорошо… Я мигом накрою завтрак для моей деточки. Настасья, — крикнула Неёла, распахнув двери, ведущие на задний двор, — голубка моя, лети сюда…

В кухне тут же появилась служанка, оттирая мокрые руки о передник.

— Матушка, я там бельё приготовила, на речку… Ох, ваша светлость, — всплеснула руками Настасья, заметив на кухне и княгиню, — доброго Вам дня!

— Здравствуй, Настасья, — улыбнулась девушке Мари, — как поживает Владомир — маленький?

— Спасибо, ваша светлость, всё слава богу, — расплывшись в ответной улыбке, ответила служанка.

— Этот сорванец разогнал сегодня утром всех кур из курятника, — подхватила рассказ о внуке Неёла, — мы все с ног сбились, собирая их в курятник обратно.

— Но он помогал, — поспешила вступиться за сына Настасья.

— Настён, подсоби-ка мне княжне завтрак накрыть, — попросила невестку кухарка.

Настасья тут же кинулась сервировать небольшой поднос.

— Я быстро, я сей момент и принесу, — произнесла Настасья.

— О, не стоит. Я как раз собиралась к ней и сама отнесу.

Настасья и Неёла Ануфриевна лишь на краткий миг замерли, но после тут же продолжили каждая своё занятие.

Только когда всё было готово, кухарка, вручая поднос Мари, позволила себе тихонько поинтересоваться:

— Что же с нашей деткой, ваша светлость? Здорова ли птичка наша?

— Не беспокойся, Неёла, прошу тебя! Всё в порядке с твоей ненаглядной. Я просто решила её побаловать, к тому же мы вчера слишком поздно вернулись, и Кити, должно быть, уснула не сразу.

— Ну, слава богу, — осенив себя трижды крестом, пробормотала кухарка, — ну, ежели чего, вы мне сразу дайте знать…

— Конечно, ты не беспокойся, Неёла. Всё хорошо…

Не сделав и шага к выходу из кухни, Мари, охнув, выронила из рук поднос и могла бы упасть сама, если бы её вовремя не поддержали заботливые руки кухарки.

— Батюшки, — взмолилась Неёла, подводя Мари и усаживая на деревянную скамью у стола, — что с вами, матушка?! Подурнело? Вся позеленела вон…, — продолжала охать женщина.

С другой стороны подоспела и Настасья, поднося Мари кружку воды.

— Пейте, ваша светлость, пейте, — настаивала молодая служанка.

Мари не могла понять, как же в один миг она потеряла сознание, она не могла какое-то время понять, где она, что с ней?

— Всё хорошо, — попыталась успокоить она перепуганных женщин, — я просто оступилась и…

Пристальный и сощуренный взгляд Неёлы заставил Мари прервать свою речь. Она тут же залилась краской, так как давно потеряла способность к хорошо скрываемой лжи.

— Я просто, — через глубокий вдох продолжила Мари, — кажется, я… Мы… Ждём ребёнка, — наконец высказалась Мари.

Ей было немного обидно, что супруг без бурных восторгов отреагировал на эту весть. Мари, конечно, предположила, оправдывая его, что Влад не успел как следует осознать эту новость. Но возгласы радости и посыпавшиеся поздравления от женщин компенсировали с лихвой недостающее внимание к событию и к положению Мари.

— Вот это новости у нас!!! Вот так радость! — сжимая руки у сердца и утирая слёзы счастья, повторяла Неёла.

— Поздравляю, ваша светлость, уверена, ждёте девочку… — поглаживая руку Мари, радовалась Настасья. — Давайте я с вами поднимусь к княжне и помогу вам.

— Да, конечно. Спасибо вам. Мне уже хорошо… — поспешила окончательно успокоить окружающих Мари.

Неёла Ануфриевна поспешно накрыла второй поднос с завтраком и осталась прибрать беспорядок, а Мари в сопровождении заботливой Настасьи отправилась сообщать радостную новость Кити, тем более что сомнений никаких уже не оставалось.

***

В спальне Кити царили полумрак и тишина. Аккуратно прикрыв двери за Настасьей, Мари прошла к окнам и, раздвинув тяжёлые портьеры, впустила в комнату весенние лучи дневного солнца.

— Доброе утро, дорогая, — нежно, по-матерински начала Мари, подходя к изголовью кровати.

Кити, хоть и давно не спала, но, сощурившись от яркого света, накрылась одеялом с головой.

— Ну, нет. Так не пойдёт, — продолжила будить Мари подругу и неумолимо чуть потянула край одеяла на себя, — просыпайся, Спящая красавица, а не то не узнаешь мой великий секрет.

Кити, тут же откинув одеяло, села в кровати с видом внимательного слушателя.

— Доброе утро, Кити, — сев на край постели, поприветствовала падчерицу Мари.

— Доброе утро, Мари, — сладко потянувшись, улыбаясь, ответила Кити.

— Как прошла твоя ночь? — поинтересовалась Мари.

— Чудесно, — и глазом не моргнув, солгала, как считала во благо всем, Кити, — я спала как младенец.

— Кстати, о младенцах… — Мари умолкла, выжидающе глядя на подругу, загадочно улыбаясь.

Кити некоторое время непонимающе разглядывала красивое лицо женщины, но когда смысл сказанного, наконец, дошёл до затуманенного разума девушки, она с визгом кинулась к Мари, заключив подругу в крепкие объятия.

— Ты меня задушишь, — смеясь до слёз, простонала Мари.

— Ой, прости! Прости! Я… Я!!! Так рада! Это будет девочка, мальчик?!

— Я не знаю…

— Я знаю! Это будет девочка, потому что одного разбойника нам уже достаточно!

— Алекс не разбойник, Кити, смею тебе напомнить, моя милая, он твой младший брат. Он славный мальчик.

— Это с тобой! А когда он остаётся со мной, то это сущее наказание, — шутливо жаловалась на пятилетнего брата Кити.

— Неправда!

— Правда! Правда, — весело дразнила мачеху Кити.

Соскочив с кровати, она подошла к столику, на котором уже стоял завтрак:

— Ой, что это тут у нас?.. Запах аппетитный, ну просто потрясающий!!!

Кити отломила кусочек от пирога и, отправив его в рот, по-детски облизнула пальцы.

— Кити! — возмутилась Мари, но тут же улыбнулась, покачав головой. — Давай я помогу тебе умыться и одеться, и мы с тобой позавтракаем. Поднявшись к тебе, я ужасно проголодалась.

— А отец уже встал? — спросила Кити, подойдя к столику для умывания в углу спальни.

— Конечно. И уже давно.

— Как его настроение?

— Настроение прекрасное, — помогая подруге с утренним умыванием, многозначительно заметила Мари, — а как твоё?

— Что?

— Отвечать вопросом на вопрос — это либо признак дурного тона, либо нежелание говорить правду. Но правила приличия ты усвоила хорошо, моя маленькая подопечная, так что остаётся второе.

Хорошо, что, помогая девушке застегнуть платье из голубого лёгкого шёлка, прекрасного, как само утро, Мари стояла за спиной Кити и не могла видеть её реакции на произнесённые слова.

— Странно вот что, Мари: видя меня в отличном расположении духа, ты спрашиваешь о моём самочувствии. Либо я плохо выгляжу, либо ты хочешь задать мне совершенно другой вопрос.

И Кити повернулась к Мари с победной улыбкой ученика, который только что превзошёл своего учителя.

— Ты, как и всегда, чертовски хороша, Кити.

— М-а-р-и-и-и…

И две женщины, от души насмеявшись, присели за маленьким обеденным столом, залитым лучами приветливого солнца.

— Кити, — осторожно начала Мари, — как тебе вчерашняя встреча? Ты ни слова вчера не обронила по этому поводу, но я-то знаю и понимаю, чего тебе это стоило.

Прекратив жевать, положив остатки пирога на тарелку, Кити отодвинула её и почти враждебно взглянула на подругу.

— Мари, мне бы не хотелось говорить на эту тему.

— Как пожелаешь. Но знай, я всегда готова тебя выслушать и помочь.

— Я это знаю.

— И, на мой взгляд, легче и интересней придумывать и строить планы вдвоём, нежели изводить себя по ночам чудовищными мыслями, непониманием, в полном одиночестве.

Кити с любопытством взглянула на Мари, которая невозмутимо продолжила пить свой кофе как ни в чём не бывало.

— Ну, хорошо, — наконец призналась Кити, — я вчера… Перенервничала.

— Перенервничала? — уточнила Мари. — Только и всего?

— Да, всего-то.… Ну, конечно же, я сильно перенервничала… Мари!!! Я абсолютно не поняла его поведения! Я, конечно, заслужила эту холодную вежливость с его стороны, но тем не менее это было слишком жестоко.

— Я с тобой не могу не согласиться, дорогая.

— Только и мечтала, что об этой встрече. Думала, что скажу ему и что он скажет… А разговора-то толком и не вышло. Я…Я так разочарована и обижена до глубины души.

— И, конечно же, не сомкнула глаз всю ночь? — подытожила Мари.

— Конечно! — подтвердила Кити. — Как он может быть таким бесчувственным и суровым, если любил меня так, как говорил когда-то. Выходит, тогда, пять лет назад, это всё было ложью и притворством?

— Я не могу ответить на твой вопрос, дорогая, но я могу тебе сказать абсолютно точно, что ты ошибаешься, обвиняя Щербатского в равнодушии. Он далеко не равнодушен к тебе, и вчера это было понятно всем. Ну, разумеется, кроме твоего отца.

— За что ты сердишься на отца, Мари?

— Я не сержусь, — тут же ответила княгиня.

— Ты всегда, когда сердишься на него, говоришь, что ему нет дела до нас с тобой, — с мягкой улыбкой заметила Кити.

— Понимаешь, дорогая, мне стало мало его внимания. Уж не знаю почему, но наша жизнь поменялась, и это нормально и даже хорошо, но мне так не хватает его прежней вспыльчивости, я бы сказала, безумства страсти, буйства чувств. Понимаешь? Он успокоился, вот! Вот причина моего недовольства, тем более теперь, когда моё нынешнее положение заставляет меня воспринимать всё гораздо острее и ярче.

— И что же ты думаешь с этим делать?

— Я не знаю, буду любоваться на тебя, верить в твоё счастье и чувствовать себя причастной к твоей только начинающейся истории любви.

— Ты считаешь это началом романа? — спросила, смутившись, но в то же время с надеждой в голосе Кити.

— Безусловно, моя дорогая, это начало красивой и страстной истории любви. Но ты должна быть сильной и смелой, ибо будет совсем не просто добиться подобной любви. Сколько будет пролито слёз по этому поводу… И слёз счастья, и слёз отчаяния. Ты должна набраться терпения и поступать умно и хитро. Ты должна быть мудрой на пути к своей любви, прелестная Кити, и у тебя всё получится.

— Спасибо, Мари, — прошептала девушка, наконец, сумев дать волю слезам.

Кити сразу же стало легче, будто тяжёлый, огромный драгоценный камень несчастья покинул её душу, распавшись на бриллиантовую россыпь слёз.

— Кити, — спохватилась неожиданно Мари, — мы с тобой совершенно позабыли о сегодняшнем вечере!!!

— А что сегодня?.. — настороженно поинтересовалась девушка, а затем наморщила лоб, как бы пытаясь вспомнить что-то очень важное.

— Анна!.. — подсказала Мари.

— О, Мари!!! Анна!!! — вспомнив, с ужасом воскликнула Кити.

***

Князь без труда расшифровал письмо давнего друга. В письме Вольф предупреждал его о нависшей над ним беде и просил держаться от него подальше, дабы не причинить вреда самому себе и своей семье. В особенности, как понимал Влад, Щербатский беспокоился о Кити. В послании он просил Влада не раскрывать никому его тайны и причин своего недружелюбного, отстранённого обращения с ней. Приятель уверял Влада, что и поныне считает его самым близким и добрым товарищем и если ему, Щербатскому, удастся выпутаться из этой ситуации и остаться в живых, он сам объявится в Ольденбургском поместье. До этого момента он настоятельно просил не искать с ним встреч.

Влад, не отрывая задумчивого взгляда от тающего в огне письма, размышлял о причине такой тщательной скрытности товарища. Кто угрожал ему и почему? Жизнь друга была в опасности, и это не давало князю покоя.

Честно признаться, жизнь князя, протекая в семейном кругу, стала казаться ему немного обыденно-пресноватой. Конечно же, он был счастлив и безумно любил свою супругу и детей, но когда Влад сегодня держал в руках зашифрованное послание друга, ему хватило смелости признаться себе, что это его встряхнуло, взбодрило и забытое чувство опасности и тайны вскружило слегка голову. Даже бешеная скачка с препятствиями не подавала в вены Влада такого количество адреналина, как это зашифрованное письмо.

Князь принял решение не оставаться в стороне, а, разобравшись в ситуации, помочь другу, ну и заодно «вспомнить» те времена, когда опасность шла за ним по пятам.

Влад, удобно расположившись за массивным письменным столом, быстро набросал ответ другу из простых хорошо зашифрованных предложений.

Этим вечером баронесса Лихонина давала бал-маскарад в честь помолвки своей единственной дочери Анны. Сын баронессы Пьер до последнего времени служил у князя секретарём, но выгодная партия сестры поправила финансовое положение в семье Лихониных, и Пьер оставил место секретаря в Ольденбургском. Теперь он помогал вести дела маркиза Дрё-Брезе Анри, жениха Анны. Тот значился единственным наследником маркиза-француза, а мать Анри была из представительниц старинной русской знати. Оба родителя достаточно давно трагически покинули бренный мир, это был несчастный случай по дороге из Парижа в Петербург. Баронесса Лихонина, будучи доброй подругой матери Дрё-Брезе, взяла осиротевшего, но богатого француза под своё заботливое крыло, в результате чего лучшей невесты, чем её дочь Анна, для француза не нашлось.

Ещё будучи девчонками в пышных коротеньких платьицах, Кити и Анна были неразлучными подругами. И, конечно же, чете Ольденбургских следовало непременно быть на сегодняшнем бал-маскараде.

Влад объяснил в своём коротком послании другу, что маскарад — самое подходящее место для их встречи. Тем более что добрая половина присутствующих персон мужского пола обещала быть непременно в маскарадных костюмах никого иного, как «Титулованного Соловья».

Некоторые особы с поразительной лёгкостью соглашались и на очевидную подмену этого загадочного мужчины, лишь бы партнёр по танцам был в маске «Соловья». Им было абсолютно не важно: тридцать кавалеру или шестьдесят, статен ли он и лёгок в танце, или года, увы, уже сковывают его движения, а артрит многого уже не позволяет. Все хотели танцевать с загадочным и неприступным героем, каждая грезила о нём. Тем более теперь, когда он неожиданно вернулся.

Князь, скрепив письмо печатью, позвонил в серебряный колокольчик, вызывая к себе управляющего. В то же мгновение в дверь кабинета постучали.

— Да, да, — отозвался князь, пряча конверт в ящик стола, не успев указать на нём адресата.

В кабинет вошла Кити, а за ней и супруга князя.

— Доброе утро, papa⁷, — поприветствовала отца Кити, подойдя и поцеловав его в щёку.

— Скорее, добрый день, ma chérie⁸, — шутливо заметил князь.

— Зато Кити уж точно не будет дремать на балу сегодня, — заметила Мари, — в каком костюме ты сегодня будешь, дорогой?

— Думаю, не стоит выделяться из толпы, буду как все и надену чёрную маску и плащ, — глядя на жену с мягкой озорной улыбкой промолвил князь.

Мари ответила князю немым укором, мельком указав своим взглядом на Кити. Влад, правильно растолковав намёк жены, поспешил обратиться к дочери:

— Моя дорогая, а какой наряд выбрала ты?

Услышав столь неуместный вопрос супруга, Мари в наигранном отчаянии закатила глаза.

Кити посчастливилось не ответить на вопрос отца, так как в кабинет постучали.

— Вызывали, ваша светлость? — задержавшись в дверях, поинтересовался управляющий Тимофей.

— Да, Тимофей, проходи.

Князь быстро достал из ящика письмо для Щербатского, которое давеча при появлении дам поспешно спрятал в стол, и, протянув его управляющему, добавил:

— Сию же минуту доставить, — распорядился князь.

Приняв из рук его светлости послание, управляющий направился к выходу, но у самых дверей остановился.

— Прошу прощения, ваша светлость, но на письме не указаны ни получатель, ни адрес доставки послания.

Все присутствующие в кабинете вопросительно посмотрели на князя.

— Ах, да… — растерялся Влад.

Озвучить присутствующим в кабинете дамам адрес и получателя письма было для Влада сравнимо с прыжком в пропасть и сулило множество проблем и ненужных разговоров.

Влад, недолго думая, жестом попросил управляющего вернуться, прибавив:

— Давай-ка я допишу.

Быстро князь, указав адрес и получателя, вернул письмо управляющему, и тот уж было отправился выполнять поручение, но, сделав пару шагов от стола, решил для точности проговорить написанное князем вслух:

— Имперский театр. Для Лилиан Керн. Сию же минуту отправлю в Имперский театр конюха. Хорошего дня.

И, поклонившись в полной тишине, Тимофей покинул кабинет князя.

Ситуация была поистине удручающей.

Мари молча глядела в окно, всем своим видом демонстрируя, что произошедшее ничуть её не касается. Кити, напротив, округлившимися от ужаса глазами смотрела прямо на отца. Никто не смел вымолвить ни слова. И даже сам князь понимал, что оправданием ему может послужить только правда, которой он не мог раскрыть.

«Ну, что же, — думал князь, — пусть так!».

Рано или поздно правда откроется, и тогда он будет помилован, а пока придётся молчать и терпеть. Прошло уже достаточно много томительных минут, но никто не решался начать разговор. Князю было нестерпимо сложно и больно видеть, как страдает его любимая супруга. Казалось, её прекрасные глаза в одно мгновение покинула жизнь и Мари стала такой маленькой и такой беззащитной. Владу до безумия хотелось развеять ложные догадки жены и, заключив её в свои объятия, успокоить, но, учитывая обстоятельства, он не мог себе этого позволить. Его собственная дочь глядела на него как на предателя и вероломного обманщика. Вынести это было нелегко, но Влад по-иному поступить не имел ни возможности, ни права.

Поднявшись с места, князь совершил то, за что, как он предполагал, будет корить себя всю свою оставшуюся жизнь.

— У меня сейчас много дел, да и вас, как я предполагаю, ждут приготовления… Много хлопот в связи с предстоящим выездом. Увидимся вечером.

Сказав это, Влад вышел из-за стола и покинул свой кабинет, оставив женщин в полнейшем недоумении и непонимании.

— Что это было, Мари? — медленно произнесла Кити, после того как дверь за отцом захлопнулась.

— Так бывает, Кити, — ответила ей Мари, не отрывая растерянного взгляда от пейзажа за окном.

Мари боялась посмотреть на Кити и увидеть в её взгляде жалость. Она бы этого не вынесла.

— Как бывает? — отозвалась Кити.

— Бывает, что мужчина, пресытившись и устав от семейной жизни, находит себе увлечение и развлечения на стороне.

— Не понимаю… Ты хочешь сказать, что отец тебя разлюбил?

Кити казалось это столь смешным и невозможным, что она даже заулыбалась, как если бы услышала какую-либо нелепость или глупость.

— Нет, дорогая, что ты!.. — наконец повернувшись к Кити лицом, ответила Мари, и предательски по щекам её заблестели ручейки слёз. — Твой отец меня любит, и я уверена, он сейчас очень переживает, что мы стали свидетельницами его тайны. Всё это время он оберегал нас и старался держать нас в неведении…

— Ты что такое говоришь, Мари, — прервала подругу Кити, — ты что?!

— Я не знаю, Кити.… Не знаю… Мне нужно подняться к себе и… Отдохнуть.

— Я тебя провожу, — встревожившись, поднялась с места Кити.

— Не стоит, дорогая. Я в порядке… Мне просто нужно побыть одной.

Уже у самого выхода Мари обернулась и прибавила:

— Не вини своего отца и ни в чём не суди его. Ты ещё слишком молода и восторженна, чтобы это понять, но уверяю тебя, Кити, это нормально. До вечера… — прошептала Мари и вышла.

— До вечера… — в задумчивости тихо повторила Кити.

Её понимание идеального счастья, идеальной семьи только что рухнуло, как карточный домик. Это было больно, непонятно, обидно и… Кити не могла понять, почему это разбивало ей сердце. Мари заверяла, что такое поведение отца было вполне приемлемым и соответствовало принятым нормам семейного уклада, правда, выражение лица мачехи при этом выглядело совершенно неубедительно. И Кити сомневалась, что сама бы смогла принять супружескую неверность и закрыть глаза на подобную обиду. «Да это же просто невыносимо!!! Что же делается с душой в такие моменты?» — думала Кити. Искренне возмутившись подобной несправедливостью, девушка твёрдо решила, что не оставит это так просто. Она уверенно и даже в некоторой степени воинственно направилась вслед за Мари.

***

Мари не стала подниматься в свою комнату, как сказала Кити, а сразу же направилась в парк, где по её предположению горничная Лизи должна была гулять с её младшим сыном Александром. Молодая женщина просто не смогла бы вынести одиночества в этот момент, но и с Кити ей оставаться было невозможно. Княгиня боялась проявить гнев или отчаяние в присутствии падчерицы. Прежде всего, Кити была её подругой, и Мари испугалась, что, дав волю чувствам, возложит на плечи Кити неподъёмный груз своей беды, чего делать она была не вправе. Уже во дворе женщина дала себе установку, что она должна справиться и смириться, прежде всего, ради своих детей.

Весенний ветер пробирал Мари до костей. Выскочив на улицу как была только в платье, не захватив даже шали, Мари, съёжившись, дрожала всем телом. Но этот промозглый ветер не шёл ни в какое сравнение с вьюгой, что бушевала сейчас в душе княгини.

Увидев вдали Лизи и своего маленького сына, Мари почувствовала облегчение.

— Пусть будет так, — прошептала вслух она и поспешила навстречу Александру, который, заметив мать, уже, улыбаясь, мчался к ней, раскрыв широкие объятия.

— Какой ты большой, мой сын! — воскликнула княгиня, подхватив мальчика и закружив его, приподняв над землёй.

— А ещё я очень быстрый, — серьёзно заявил Александр.

— Быстрый, — подтвердила Мари.

— И сильный.

— Сильный. Ты самый быстрый и самый сильный, мой любимый, — сказала Мари, поцеловав сына в светлую макушку.

На удивление всем, наследник Ольденбургских имел внешность ангела, по ошибке залетевшего в этот грешный мир. Небесно-голубые глаза мальчика и светлая, точно фарфоровая кожа делали ребёнка совершенно не похожим на его родителей. Только когда Александр стоял рядом с Кити, ни у кого не оставалось сомнений, что это брат и сестра Ольденбургские.

— Доброе утро, ваша светлость, — поприветствовала горничная княгиню.

— Здравствуй, Лизи, а где Пьер? — спросила Мари.

— У него начались занятия урока французского.

— Ах, конечно, Мусьё Флобер. Пойду его поприветствую и справлюсь об успехах Пьера, — сказала Мари, совершенно продрогнув от холода.

— Мы ещё немного погуляем. Александру нужно набегаться, и тогда его легче укладывать спать. В нём столько энергии…

— Это точно, — подтвердила Мари, — хорошего дня, моя радость, — сказала она, поцеловав сына в пухлую щёку.

Мальчишка широко улыбнулся матери и побежал по аллее в глубь парка.

Ещё немного постояв и посмотрев ему вслед, Мари, обхватив свои плечи руками, побрела к дому.

***

Кити искала Мари по всему поместью и даже на кухне. Но, не обнаружив её, решила обратиться за помощью к отцу. Застав его рядом с конюшней, Кити, ничего не объясняя, сразу пошла в атаку:

— Я не могу её нигде отыскать!

— Кого, милая? — с неподдельным непониманием поинтересовался князь.

— Мари. Я не могу найти Мари.

— А для чего ты её так упорно ищешь?

— Хочу поддержать и успокоить, — довольно грубо ответила девушка. И, круто развернувшись на каблуках, пошла обратно к дому, но напоследок прибавила:

— Только вот что, на мой взгляд, ты не должен вести себя с ней таким образом!

Влад чуть улыбнулся:

— А каким образом, на твой взгляд, я должен вести себя со своей супругой?

Насмешливый тон отца только разгневал девушку, и она, уперев руки в бока, продолжила своё наступление:

— Почему ты столь легкомысленно относишься к происходящему?!

— А как иначе? — подивился Влад горячности дочери.

— Как иначе?! Да что с тобой, в самом деле? Последнее время я нахожу Мари постоянно грустной и опечаленной, и я теперь поняла после нашего сегодняшнего разговора, что только ты и никто иной тому виной, отец!

— С чего ты взяла? — ещё более удивился князь. — И чем, по-твоему, я мог огорчить её?

— Это письмо?!

— Письмо? — нахмурился Влад.

— Да, письмо к Лилиан Керн, — выпалила Кити.

— Ах, вот оно что…

— Я никогда не вмешивалась в твою личную жизнь, отец. Я прекрасно осознаю, что не имею на это никакого права. Но теперь речь идёт не только о тебе, но и обо мне тоже. О нашей семье. Я безгранично люблю и уважаю Мари и не позволю никому её обижать. Даже тебе. Тем более тебе. Она тебя любит, и подобное поведение с твоей стороны просто оскорбительно, неприемлемо! И да, теперь, наконец, последнее! Я хотела тебя поздравить! Твоя жена в скором времени подарит тебе ребёнка. Поздравляю, отец, — сказав это, Кити резко развернулась и зашагала прочь.

Князю только и оставалось, как наблюдать за быстро удаляющейся фигуркой дочери.

Что же он натворил!!! Он вполне мог довериться Мари и не мучить свою любимую жену, тем более в её нынешнем положении. Он совершенно позабыл обо всём на свете, прочитав письмо от Щербатского.

Нужно было отыскать Мари и, рассказав ей всё, успокоить и принести свои извинения.

Влад возблагодарил Бога за то, что у него есть такая мудрая и взрослая дочь, которая не боится сказать ему правду. Он всегда ценил в людях откровенность и прямолинейность. И обнаружив эти качества в своей дочери, был приятно удивлён. Чувство гордости хоть на йоту смогло не облегчить, но потеснить его чувство вины.

Влад махнул рукой, делая знак мальчишке-конюху, чтобы тот не седлал ему коня. Князь твёрдым шагом направился к дому.

***

Мари открыла глаза и неспешно огляделась вокруг. Она не заметила, как заснула. Видимо, её организм нашёл свой способ борьбы со стрессом. После того как Мари навестила Пьера на уроке французского, она отправилась в свою спальню, решив прилечь. Княгиня даже не понимала, который час и где, почему она здесь находится. А может, произошедшие события — это лишь дурной сон?.. И Влад по-прежнему любит её… И нет никакой другой женщины… И сердце её не разбито. Как было бы хорошо, если бы было так.

Будучи свидетелем бесконечно-несчастливых браков, без любви и уважения, Мари всегда мысленно возносила благодарность Всевышнему за свои отношения с мужем. Всегда чувствуя поддержку и обожание со стороны Влада, женщина считала свой брак редким исключением.

Часто Мари замечала завистливые взгляды женщин и многозначительные улыбки мужчин, после того, как Влад, не в силах сдержать себя, выражал свои чувства и привязанность к жене на людях.

В свете считалось неприличным танцевать с собственной супругой. Влад всегда танцевал с Мари и непременно вальс. Супругам считалось зазорным кокетничать или обмениваться любезностями друг с другом, но Влад никогда не упускал возможности напомнить Мари, что он рядом и восхищается своей женой. Всякий раз он шептал ей на ушко, что если бы ему предстояло снова выбрать жену на этом балу, он, конечно, бы выбрал её. И что никто с ней не может сравниться. И за обедом князь Ольденбургский всегда занимал место рядом с княгиней Ольденбургской, и никак иначе.

— Проснулась, красавица? — услышала Мари где-то над своей головой голос мужа.

От неожиданности, встрепенувшись, она обернулась на голос Влада и встретилась взглядом с его глубокими, как тёмный омут, глазами.

— Что ты?.. — начала было Мари.

Влад взял руку жены в свою руку и, нежно поцеловав, прервал речь Мари.

— Жду, когда моя любовь проснётся…

Отняв у него свою руку, Мари попыталась встать, но Влад легко её удержал и продолжил:

— Я хотел поговорить с тобой, Мари.

— Я не хочу с тобой разговаривать, — Мари попыталась закончить разговор и вырваться из крепких объятий мужа.

— Какая ты сильная! — посмеялся Влад, наваливаясь на мятежницу всем телом. — Ну, выслушай меня, — попросил он уже серьёзно, — я не развеял те необоснованные подозрения, что зародились в твоей очаровательной головке. Прости меня, Мари.

— «Необоснованные подозрения»?! — яростно переспросила женщина. Она ещё больше стала вырываться, выкрикивая самые ужасные слова, на которые могла быть только способна:

— Сейчас же прекрати удерживать меня и не смей убеждать в ошибочном мнении о тебе! Прежде ты никогда не позволял дать повод для малейшего подозрения себя в чём-либо, а уж тем более в такой низости как неверность!

— Я и теперь не позволю.

— Ты пишешь женщине, с которой ты когда-то имел отношения! Она обожает тебя, Влад.

— Я могу всё объяснить, — попытался оправдаться он.

— Объясни, — не мигая, пристально глядя на него снизу вверх, потребовала она.

— Я никого и никогда не любил, кроме тебя, и не полюблю. Измену я считаю худшим поступком, предательством. И тебе это известно. Неужели же ты считаешь меня способным тебя предать. Я не предатель и не обманщик, Мари…. И именно потому, что я не предатель, я не могу объяснить тебе, зачем мне понадобилось писать послание Лили… Я люблю тебя, моя ревнивица!

Влад попытался накрыть губы Мари поцелуем. Но она в последний момент отвернула от него своё лицо и прошептала:

— Это не объясняет того, почему ты пишешь к Лилиан.

Тяжело и протяжно вздохнув, Влад перекатился на спину и, заложив обе руки за голову, как ни в чём не бывало изрёк:

— Я люблю тебя. Это всё, что я могу тебе сказать, и всё, что тебе нужно знать. Где твоё доверие, Мари?! Куда подевалось?

И в поддержку своей шутки он склонился с кровати, заглянув под неё.

— Очень смешно, — проворчала Мари, но всё-таки, не выдержав, улыбнулась шутке супруга.

Именно этого Влад и ждал от неё. Эта лёгкая улыбка всегда свидетельствовала князю о том, что жена его простила или, по крайней мере, готова понять, а значит, простить. Не упуская этого победного момента, Влад перекатился обратно на середину кровати, так, чтобы вновь физически ощутить свою драгоценную жену.

Он склонился над ней, крепко обняв, и заглянул в её глаза.

— Вот оно, — тихо промолвил он, — нашёл. Оно в твоих глазах, любимая.

Он медленно склонялся ниже и ниже, пока его губы не прижались к мягким губам Мари. Влад, не отрываясь, держал её до тех пор, пока не почувствовал, что она отвечает на требование его губ и тело её расслабляется и уже легко откликается на его нежность.

***

На какое-то время тревожные мысли покинули больную голову Кити, но сейчас они вновь стали преследовать её. Оставшись в одиночестве, она опять думала о нём. Трепет и волнение охватили девушку в то же мгновение, как только она представила, что увидит Щербатского вновь. Сердце Кити, ускорив ритм, грозило выскочить из груди. Вся ночь была проведена в бессмысленных терзаниях и размышлениях, но, так и не отыскав для себя правильное решение, Кити вдруг отчётливо поняла, что должна делать. Она откроется Щербатскому, принесёт свои извинения и признает свою ошибку. И будь что будет!

Кити, конечно же, предполагала, что князь Щербатский может посмеяться над ней, выставив её глупой, неопытной малышкой.… Но пусть попробует. Тогда глупая и неопытная девчонка покажет ему и докажет, что давно выросла.

Только вот в чём была сложность: Кити не знала, как и где она смогла бы застать Щербатского, и, что немаловажно, конечно же, в одиночестве и, конечно же, совершенно случайно!? Больше всего на свете Кити занимала мысль о «новом» Щербатском, о чём этот мужчина думает, когда смотрит ей в глаза, бьётся ли его сердце так же, как и её, когда их взгляды встречаются?..

Кити почувствовала, как её вновь бросило в жар. Приложив холодные ладони к разгорячённым щекам, девушка, сделав глубокий вдох, попыталась унять участившееся дыхание и упорядочить мысли, которые будоражат её душу и сердце. Ещё этот бал-маскарад, о котором Кити абсолютно позабыла. Она бы с превеликим удовольствием осталась дома. Она не могла не поехать на сегодняшний бал, пообещав своей подруге Анне и Анри во что бы то ни стало присутствовать на их помолвке.

Кити считала своих друзей прекрасной парой и искренне надеялась, что они будут счастливы, ей этого очень хотелось.

Первое время Анри ухаживал за Кити, и действительно у них было много общего, и они смогли бы составить хорошую партию и быть хорошими друзьями. Но девушка уже знала о том счастье, когда можешь ощущать нечто большее, нежели дружескую симпатию, и иметь общие интересы.

Как Кити показалось, это понял и Анри, открыв для себя страстность и яркую красоту Анны.

Кити была убеждена в том, что существует нечто большее, чем скучные супружеские обеты, и браки влюблённых заключаются на небесах. К тому же постоянным напоминанием об этом Кити служили семейные отношения отца и бывшей компаньонки. Они безгранично любили и уважали друг друга.… Но сегодня.… Сегодня Кити открылась ужасающая, не поддающаяся объяснению правда. И что теперь с этой правдой будет делать Мари?.. Кити не смела и предположить.

«Господи! — мысленно взмолилась девушка. — Должно же быть хоть какое-то объяснение!.. Этого просто не могло быть! Этого не может быть!»

Примечания

7

Папа (франц.).

8

Моя дорогая (франц.).