Бессердечная

Марисса Мейер, 2016

Задолго до того как Страна Чудес стала трепетать при одном имени Червонной королевы, жила была девушка, которая мечтала не о власти и богатстве, а о любви. А еще о том, как она откроет небольшую пекарню. Но мать заставила ее выйти замуж по расчету. История о том, что бывает, когда мечтам не дают осуществиться. И о том, откуда берутся безумные королевы.

Глава 7

— Прекрасная дева сквозь мрак полуночный брела, совсем ослабела, бледна и печальна была, — прозвучал из темноты низкий скорбный голос.

— Недурно пропето, друг мой, — раздался другой голос, не такой мрачный. — Так что же, ты уверен, что у нас здесь нет ароматической соли?

— Знать не знаю про какую-то соль, но в плане твоем я ошибку нашел: чтоб эту девицу нам оживить, должны мы ее поскорей намочить.

Что-то тяжело шмякнулось на землю возле локтя Кэтрин, вслед за этим раздался тихий плеск льющейся воды.

— Нет, Ворон, обливать ее водой из ведра мы не будем. Думай еще. Нет ли у нас бутерброда с ветчиной? Или охапки сена? Королю это обычно помогает.

Шорохи, шуршание, лязг и стук.

Вздох.

— А впрочем, не имеет значения. Мы воспользуемся вот этим.

Зашуршала листва, потом хрустнула ветка. Кэтрин почувствовала, как что-то мягкое пощекотало ей кончик носа.

Она отвернулась и уловила слабый аромат розы.

— Ага, сработало.

Кэт сморщила нос. Глаза открылись сами собой. Она увидела мрак и какие-то тени. Голова была как свинцом налита, мысли путались.

— Привет, — заговорила одна тень, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся придворным шутом. Он отнял от ее лица розу с нежными лепестками. — Все хорошо?

— Никогда, — прокаркал Ворон, сидевший на краю жестяного ведра.

— Не груби, — строго одернул его шут.

— Я просто уточнил, за что тут упрекать — а глупые вопросы не стоит задавать. Все хорошо не может быть, это невозможно. На то, что что-то хорошо, надейся осторожно.

— Все правильно, — сказал шут. — Ты мне грубишь.

Ворон недовольно издал что-то вроде курлыканья. Расправив широкие крылья, он взлетел и уселся на верхнюю ветку большого розового куста.

Шут снова повернулся к Кэтрин. Еще раньше он снял трехрогий колпак, и его взлохмаченные черные волосы торчали во все стороны. От света фонаря у него в глазах, густо обведенных черным, прыгали золотистые искорки. Шут улыбался ей, и это была дружеская, приветливая улыбка, от которой все его лицо осветилось, а в уголках глаз появились веселые морщинки. Сердце пыталось выскочить у Кэт из груди. Во время представления ее заворожила магия, повеселили озорные шутки, но тогда она не заметила, что шут еще и очень хорош собой.

— Я рад, что роза помогла, — обратился он к ней, вертя в пальцах цветок. — Что-то мне подсказывает, что наша встреча приняла бы другой характер, прибегни мы к обливанию водой.

Глядя на тени, пробегающие по лицу шута, Кэт молча моргала, не находя в себе сил даже на ответную улыбку. Дело было не в свете фонаря. Глаза шута в самом деле оказались золотыми. Цвета подсолнухов и лютиков, цвета спелых лимонов, растущих на согнутых под их тяжестью ветках.

Она широко раскрыла глаза.

— Вы!

— Я, — согласился шут. Он наклонил голову набок и снова нахмурился. — Позволю себе спросить со всей серьезностью, леди, с вами… — Заминка. — в основном все скорее неплохо?

Она снова почувствовала какое-то стеснение в груди, как во сне — в том сне, когда она понимала, что что-то ей принадлежит и надо это поймать, если только она хочет вернуть это себе.

— Миледи? — Отложив розу, шут коснулся ее лба тыльной стороной ладони. — Вы слышите меня? О, да у вас жар.

Мир снова завертелся вокруг нее, но теперь это было очень приятное вращение, из-за которого останавливалось время.

— Похоже, вы больны, нужно вызвать Рыбу-хирурга…

— Нет, не надо. У меня все прекрасно. — Слова получались тягучие и норовили склеиться друг с другом, а пальцы дрожали, но ей все же удалось схватить шута за руку, которую тот не успел отдернуть. Он замер в нерешительности.

— Вот только я не чувствую ног, — помолчав, призналась Кэт.

Шут скривил угол рта.

— Не все хорошо, стало быть. Только не говорите Ворону, что он оказался прав, а то эта птица до утра не успокоится.

Он посмотрел вниз.

— Я почти уверен, что ноги все еще при вас, хоть они и скрыты под ужасающим количеством ткани. Если хотите, я пощупаю, там ли они.

Он говорил совершенно серьезно и искренне, с невинным выражением лица.

Кэтрин рассмеялась.

— Очень великодушное предложение, но я сейчас исследую этот вопрос сама, благодарю вас. Не поможете ли мне сесть?

Она продолжала сжимать его пальцы, и шут другой рукой помог ей сесть, придерживая за плечи. Кэт заметила колпак, лежащий рядом на траве, и еще кучу какого-то хлама, валяющегося вокруг. Стеклянные шарики, заводная обезьянка, носовые платки, пустая чернильница, пуговицы разного цвета и размера, двухколесный велосипед, серебряная флейта…

Топнув разок-другой, Кэт убедилась, что ноги и в самом деле при ней. Пальцы начало покалывать.

— У вас ледяные руки. — Шут взял ее руки в свои и стал растирать ей пальцы, двигаясь от костяшек к основанию большого пальца и к запястью. — Надо восстановить ток крови, и вам сразу станет лучше.

Кэт рассматривала шута, его спутанные волнистые волосы, нос. Он сидел на траве, скрестив ноги и склонившись над ее рукой. Его прикосновения были какими-то невероятно близкими, даже тесными по сравнению с привычными ей мимолетными и благопристойными касаниями рук во время вальса или кадрили.

— Вы доктор? — спросила она.

Подняв голову, он снова улыбнулся обезоруживающей улыбкой.

— Я шут, миледи, а это даже лучше.

— Почему же шут лучше доктора?

— Разве вы не слышали, что смех — лучшее лекарство?

Она помотала головой.

— Если так, почему бы вам не повеселить меня какой-нибудь шуткой?

— Как угодно миледи. Что есть у шута и кота, чего нет у ворона и короля?

— И что же это?

— Буква Т.

Кэтрин и сама не ожидала, что так рассмеется, да еще и хрюкнет самым неподобающим для леди образом — из-за этого над ней частенько подтрунивала Мэри-Энн. В смущении она вырвала руку у шута и прикрыла нос.

Обрадованный шут просиял.

— Быть не может! Настоящая, живая леди, которая так смеется! Я был уверен, что это выдумка, нечто вроде мифологических существ. Умоляю, сделайте так еще раз!

— Ни за что! — пискнула она, покраснев до ушей. — Перестаньте. Шутка вообще-то была совсем не смешная, просто я сейчас немного не в форме.

Шут сделал серьезное лицо, но глаза все равно смеялись.

— У меня и в мыслях не было вас обидеть. Для человека моего ремесла такой смех дороже золота. Теперь я буду из кожи лезть, лишь бы услышать этот звук еще хоть разок. А лучше каждый день. Нет — дважды в день, и еще хоть бы раз перед завтраком. Королевский шут должен ставить перед собой высокие цели.

Кэтрин ничего не понимала. Дважды в день? И один раз перед завтраком?

На щеках у нее снова выступил румянец.

Заметив это, шут со смиренным видом выпустил ее руку.

— Вы же… ведь это вы и есть, правда?

Кэт смотрела на него и в его глазах видела лимонное дерево, за одну ночь выросшее у нее в спальне, успевшее оплести ветвями балдахин и дать спелые, сочные плоды.

— Я и есть?

— Будущая Червонная Королева?

Ее щекочущее веселье улетучилось с одним болезненным вздохом.

— Простите?

— О, вам не за что просить прощения! — В его глазах мелькнуло сомнение, он нахмурился. — Возможно, извиниться следует мне? Я не хотел опережать события. Просто Король намеревался сегодня на балу просить руки своей избранницы, и… глядя на ваше платье, я предположил…

Кэтрин опустила глаза. Юбка окружала ее ярко-красным удушливым кошмаром.

— Он не говорил, у какой именно девушки собирается просить руки?

— Нет, миледи. Я знаю лишь, что она дочь лорда, хотя это едва ли намного сужает круг. — Шут откинулся назад, опираясь на ладони. — А от чего вы так стремительно убегали?

— Убегала? — Кэт удалось изобразить довольно правдоподобную улыбку. — Я просто хотела подышать свежим воздухом. В такие теплые вечера в бальном зале бывает довольно душно.

Шут с озабоченным видом уставился на траву.

— Король еще не сделал объявления, когда вы вышли?

— Ничего об этом не слышала.

Она вздрогнула, стыдясь того, что приходится лгать. Что произошло в зале? Назвал ли Король ее имя? Вдруг ее ищут?

Кэт оглянулась на замок и удивилась тому, как далеко она сумела убежать. Сейчас ей казалось, что сад растянулся на несколько миль, а окна бального зала мерцали где-то вдали. Она вспомнила, что слышала какой-то шум, и испугалась, не пострадал ли Чеширский Кот.

Шут задумчиво поскреб затылок.

— Тогда возможно, что это все-таки вы. Наверное, я должен проводить вас обратно…

— Нет! Не надо, — Кэт принужденно засмеялась. — Я совершенно уверена, что Король выбрал какую-то другую девушку. Его величество никогда не проявлял ко мне особого интереса.

— Трудно поверить.

— Но это правда. — Она покашляла. — У меня необычный вопрос, господин… шут…

— Джокер. Меня зовут Джокер… миледи.

— О! Я — Кэтрин Пинкертон.

— Бесконечно рад нашему знакомству, леди Пинкертон. Что за вопрос вы хотели задать?

Кэт взбила платье — необъятный красный купол — вокруг ног, чтобы занять руки хоть чем-то, потому что они начинали неметь и дрожать.

— Мы с вами прежде встречались?

— До сегодняшнего вечера? — Джокер взялся за подбородок. — Маловероятно.

— Вот и я так думаю.

— Я показался вам знакомым? — На его щеках снова появились ямочки.

— В некотором смысле. Очень странном. Я уверена, что видела вас во сне.

Он поднял брови.

— Меня?

— Странно, не правда ли?

— Весьма. — Какое коварное, неуловимое слово. Шут как будто был обескуражен, но быстро справился с собой, как и прежде на балу, когда впервые заметил ее красное платье посреди черно-белого моря. Маска самоуверенности соскользнула, но лишь на миг. — Быть может, мы узнаем друг друга в будущем, а ваш сон был только воспоминанием наоборот.

Кэтрин подумала над этими словами.

— Итак? — продолжал он.

Она растерянно моргнула.

— Что — итак?

— Сон был хорошим?

— Ах… — Кэтрин сжала губы, вспоминая, но тут же поняла, что Джокер ее испытывает, и нахмурилась. — Откровенно говоря, мне он показался довольно скучным.

— Хм, вы сердитесь. Что ж, вы и не должны быть Милой. Вы ведь уже сказали, что вас зовут Кэтрин.

Он мягко и необидно засмеялся.

— Я вижу, воспоминание об этом сне вернуло краску на ваши щеки. Когда вы упали в обморок, то побледнели, как белая голубка. Прошу простить Ворона за то, что напугал вас.

Кэтрин вспомнила тень, протершуюся над лужайкой в саду, фигуру в капюшоне, которая занесла у нее над головой топор, и вздрогнула.

— Нет, это был не Ворон. Мне показалось, что я видела… нет… никого.

— Никого? Я и сам постоянно его вижу.

— Я ведь уже объясняла, в зале было очень душно, вот и все. А я целый день ничего не ела.

— Да и пыточный корсет, несомненно, не облегчал положения.

Кэт ощетинилась еще сильнее.

— Дамское нижнее белье — неподобающая тема для обсуждения.

Джокер поднял руки в знак капитуляции.

— Беру свои слова назад, миледи. Уверен, что главная причина обморока — недоедание. Вот. — Он сунул руку в висящий на поясе мешочек и вынул шоколадную конфету. — Я приберегал ее на потом и, как теперь выясняется, не для себя, а для вас.

— Ах, нет, нет. Я не могу. Я еще не совсем пришла в себя. От этого мне может стать дурно.

— Говорят, лучше сначала съесть, а потом лишиться, чем не есть совсем.

Кэтрин сдвинула брови, но на его искреннем и серьезном лице не дрогнул ни один мускул.

— Это я про случай, если вам станет дурно и шоколад выйдет назад тем же путем.

— Это ужасно.

— Понимаю. Мне следует попросить прощения! — Но вместо извинений шут протянул ей конфету. — Я настаиваю, чтобы вы подкрепились, несмотря на ужасный риск. Если вы снова лишитесь чувств, боюсь, я не удержу Ворона, и он пустит в ход это ведро.

Кэтрин замотала головой и прижала к животу ладонь.

Странно, но сейчас корсет почему-то не казался таким тугим, как раньше. Теперь, на свежем ночном воздухе, у нее внутри появилось даже пространство для пары вдохов. Места, прямо скажем, немного, но капелька шоколада, наверное, поместится…

— Возьмите, я настаиваю, — повторил шут.

— Это с пиршественного стола? — спросила Кэт, отлично зная, что нельзя пробовать непроверенную пищу. Однажды в детстве она поела каких-то незнакомых ягод и стала величиной с наперсток. Пришлось ходить так целых два дня, и повторять этот опыт она не хотела.

— Со стола самого Короля.

Кэтрин нерешительно взяла конфету и надкусила, пробормотав благодарность. Трюфель взорвался у нее на языке нежной тягучей карамелью и хрустящим шоколадом.

От удовольствия Кэт даже застонала.

А если бы сюда добавить еще морской соли — совсем чуть-чуть — о, божественно!

Она быстро доела конфету и провела языком по зубам в надежде, что где-то еще остался шоколад.

— Вам лучше? — спросил Джокер.

— Гораздо лучше! — Кэт заправила за ухо выбившуюся прядь. — Настолько лучше, что я могу попытаться встать. Вы мне не поможете?

Она еще не договорила, а Джокер уже стоял рядом с ней. Двигался он грациозно, как кошка.

— Прикажете проводить вас снова в бальный зал? — спросил он, помогая ей встать.

— Нет, благодарю, — Кэт отряхнула платье. — Я очень устала и хотела бы вернуться домой. Надо вызвать карету.

— Тогда нам сюда.

Джокер поднял с травы колпак и надел на голову. Сейчас убор выглядел на нем странно, и Кэт вдруг подумала, что именно шутовской костюм помешал ей сразу заметить, как он красив. Теперь, когда она это уже обнаружила, не видеть его красоту было невозможно.

Джокер повернул голову в сторону деревьев и тихо свистнул.

— Ворон, если не возражаешь…

Ворон, шурша ветвями, слетел ниже и, наклонив голову, посмотрел на них блестящим глазом.

— Я уж думал, ты забыл в темноте своего спутника — одинокого и всеми отвергнутого.

Джокер вопросительно покосился на него.

— Это согласие?

Птица вздохнула.

— Хорошо, я полетел.

И, шумно взлетев с ветки, он скрылся в черном небе.

Джокер предложил Кэтрин руку и она осторожно положила свою на его согнутый локоть. Удивительно, насколько легче стало дышать. Может, ей все это только показалось? Нет, не то, что Король вот-вот сделает ей предложение, а то, что это платье хочет задушить ее насмерть…

Под руку они вошли в ворота сада. Розовые кусты остались позади, теперь их окружали высокие зеленые изгороди, среди ветвей стремительными молниями мелькали светлячки.

— Полагаю, вы с пониманием отнесетесь к моей просьбе сохранить все в секрете, — заговорила Кэтрин, желая только, чтобы сердце перестало так колотиться в груди. — Для меня это происшествие было чем-то из ряда вон выходящим.

— Менее всего мне хотелось бы хоть повредить незапятнанной репутации леди. Но все же хотелось бы уточнить, какую именно часть происшествия вы желали бы оставить в тайне? — Джокер искоса поглядел на нее. — Ту часть, когда вы лишились чувств, и я героически вернул вас к жизни? Или ту, когда мы без сопровождения дуэньи совершили прогулку по саду?

И он укоризненно покачал головой и даже поцокал языком.

— А может, ту часть, когда вы признались, что видели меня во сне, и я имею все основания надеяться, что этот сон был совсем не таким скучным, как вы говорите?

— Наверное, все перечисленное, — сказала Кэт, опираясь на его руку.

Джокер погладил ее пальцы.

— Я с величайшим удовольствием готов хранить нашу общую тайну, миледи.

Вместе они перешагнули через лежащий на песке длинный хвост сторожа-грифона — тот, как всегда, спал у ворот замка. Его мирное посапывание долго еще слышалось у них за спиной.

— А теперь, раз уж у нас появились общие тайны, — начала Кэтрин, — могу я спросить, как вы это проделали? Фокус с Белым Кроликом?

— Какой фокус?

— Сами знаете, какой. Когда вытащили его за уши из берета Джека.

Джокер встревоженно заглянул Кэтрин в глаза.

— Жаль, дражайшая леди Пинкертон, что не успели мы познакомиться, как вы внезапно сошли с ума.

Кэт в свою очередь уставилась на него.

— Я? Сошла с ума?

— Только представить себе — я вытянул кролика из головного убора?! — Джокер наклонился ближе и зашептал, как заговорщик: — Это невозможно.

Кэт скрыла улыбку и постаралась придать лицу такое же хитрое выражение, как у него.

— Так бывает, господин Джокер. Иногда мне удавалось еще до завтрака поверить в шесть невозможных вещей.

Внезапно шут остановился, как вкопанный, и потрясенно посмотрел на нее.

Лукавая усмешка сползла с губ Кэтрин.

— Что случилось?

Джокер, щурясь, всматривался в нее.

Кэтрин забеспокоилась.

— Да что такое?

— Вы уверены, что вы — не та, в кого влюбился наш Король?

Не сразу, но Кэт засмеялась, искренне и раскованно. Одно дело мысль, что Король мог захотеть жениться на ней, но допустить, что он в нее влюблен — полный абсурд!

— Уверяю вас, это не так, — сказала она, продолжая улыбаться, хотя Джокера это, кажется, не убедило. — Какое это имеет отношение к вере в невозможное?

— Мне показалось, что сказанное вами подобает королеве. — И он снова предложил ей руку, на которую Кэт, поколебавшись, все же решила опереться. — А что до невозможного — так это моя профессия.

Кэтрин взглянула на профиль шута, на его угловатые черты, угольно-черные линии вокруг глаз.

— Как раз в это, — заметила она, — мне совсем не трудно поверить.

— Мне приятно, что вы так думаете, леди Пинкертон, — польщенно ответил шут.

Они добрались до мощеной дороги, ведущей от главного входа в замок, у которой дожидались хозяев десятки карет. Несколько кучеров в ливреях курили трубки поодаль. Увидев Джокера и Кэтрин, один из них крикнул:

— Эй, не знаете, что там за переполох?

— Переполох? — переспросил Джокер.

— Вот уж полчаса как из замка доносятся шум, визг да крики, — пояснил кучер. — Мы уж решили, не подожгла ли случайно одна из свечек угол, где сложены петарды для фейерверка.

Джокер и Кэт переглянулись, но она только пожала плечами.

— Наверное, гости все не могут успокоиться после вашего представления.

К ним подкатила карета. Рядом с возницей на облучке сидел громадный черный ворон. Видимо, он полетел вперед, чтобы раздобыть для нее экипаж.

Один из лакеев, лягушонок в пудреном парике и красной, как у королевских слуг, ливрее с двумя рядами золоченых пуговиц проскакал через двор и открыл дверцу кареты.

Джокер помог Кэтрин подняться в карету и, к ее удивлению, поцеловал ей руку.

На предпоследней ступеньке она оглянулась.

— Ох, чуть не забыл! — Джокер отнял руку, сдернул с головы колпак, звякнув бубенцами, и сунул в него руку. Вытащив большой моток белого шнура, он протянул его Кэт. — Это ваше.

Кэт нерешительно взяла тесьму.

— Что за… — Она ахнула. Рука сама взлетела к спине, нащупала ткань платья, сквозь которую ощущались косточки корсета, но… тесемок не было. Спинка разошлась на ширину ее ладони.

У нее заполыхали щеки.

— Как?

Джокер, пританцовывая, отбежал от кареты, словно боясь, что Кэт его стукнет, и ей действительно захотелось это сделать. Неслыханная дерзость!

Шут снова поклонился, будто она аплодировала ему и вызывала на бис.

— Доброй ночи, леди Пинкертон. Надеюсь, по дороге домой вы будете дышать полной грудью.

Смущенная и озадаченная, Кэтрин поднялась на последнюю ступеньку и захлопнула дверцу кареты.