Бессердечная

Марисса Мейер, 2016

Задолго до того как Страна Чудес стала трепетать при одном имени Червонной королевы, жила была девушка, которая мечтала не о власти и богатстве, а о любви. А еще о том, как она откроет небольшую пекарню. Но мать заставила ее выйти замуж по расчету. История о том, что бывает, когда мечтам не дают осуществиться. И о том, откуда берутся безумные королевы.

Глава 2

Проверив сначала, нет ли за углом Маркизы, Мэри-Энн торопливо провела Кэтрин в спальню и захлопнула дверь.

Вторая служанка, Абигайль, уже была там, одетая, как и Мэри-Энн, в скромное черное платье и белый передник. Она размахивала метлой, пытаясь выгнать в распахнутое окно стрекозла. Каждый раз, как она промахивалась, стрекозел начинал бодаться и трясти бородой, а потом взмывал к потолку.

— Вреднющие насекомые! Смерти моей хотят! — простонала Абигайль, вытирая со лба пот. Потом спохватилась, что Кэтрин тоже здесь, и торопливо присела в реверансе.

Кэтрин замерла.

— Абигайль!..

Поздно предупредила. Крошечные копытца процокали прямо по крахмальному чепцу Абигайль, и стрекозел стрелой взлетел вверх.

— Ах ты, гадкий стрекозлище! — взвизгнула Абигайль и снова замахала метлой.

Передернув плечами, Мэри-Энн потащила Кэтрин дальше, в туалетную комнату, и закрыла дверь. Рядом с умывальным тазиком уже стоял наготове кувшин с водой.

— Принимать ванну некогда, но мы ничего не расскажем вашей матушке, — бормотала она, вертя в руках белое муслиновое платье Кэтрин. Намочив мочалку, Кэт принялась смывать муку с лица. И как только она ухитрилась вымазать даже уши?

— Ты, кажется, сегодня собиралась в город? — спросила она, пока Мэри-Энн стягивала с нее платье и сорочку.

— Я и ходила, но было ужасно скучно. Все только и говорят, что про бал. Вот уж глупости, что в нем интересного? Ведь Король чуть не каждый день устраивает праздники.

Взяв мочалку, Мэри-Энн стала скрести руки Кэт, пока кожа не покраснела, а потом щедро обрызгала розовой водой, чтобы заглушить запахи сдобы и очага.

— Много было разговоров о новом придворном шуте, у которого сегодня дебют. Джек похвалялся, что устроит ему посвящение: украдет шутовской колпак и испортит бубенцы.

— Что за ребяческие выходки!

— Вы правы. Джек ужасно бестолковый. Впрочем, все валеты таковы.

Мэри-Энн помогла Кэт надеть чистую сорочку, усадила на табурет и стала расчесывать ее темные волосы.

— Но кое-что интересное я слышала. Башмачник уходит на покой и собирается к концу месяца продать свою лавку.

Мэри-Энн ловко закрутила волосы, подхватила подносик со шпильками, кое-где коснулась волос воском — и вот уже на затылке у Кэтрин красуется изящный пучок, а лицо обрамляют жизнерадостные локоны.

— Башмачник? С Мэйн-стрит?

— Он самый. — Мэри-Энн повернула Кэт к себе лицом и таинственно зашептала. — Я как об этом услышала, сразу подумала, какое это чудесное место. Для нас.

Кэт широко раскрыла глаза.

— Черви-козыри, а ты права! Совсем рядом с игрушечным магазином…

— И прямо по дороге к той симпатичной белой часовне. Подумать только, какие свадебные торты можно будет печь.

— Ах! А на открытие можно напечь пирогов в виде разноцветных сапог — в честь хозяина, сапожника. Начнем с классики — черничный сапожок, персиковый — но ты только представь, какие открываются возможности. Лавандово-нектариновый, а на другой день бананово-карамельный, посыпанный хрустящими крошками, и…

— Перестаньте! — рассмеялась Мэри-Энн. — Я ведь еще не ужинала.

— Мы должны отправиться туда и все разузнать, ты согласна? Пока другие не узнали!

— Я тоже об этом подумала. Может, завтра? Вот только ваша матушка…

— Скажу ей, что мы идем за новыми лентами. Она и внимания не обратит. — Кэтрин встала на цыпочки. — А когда она узнает о кондитерской, мы объясним ей, что это невероятно выгодное дело, и она не сможет нам отказать.

Широкая улыбка Мэри-Энн заметно потускнела.

— Боюсь, она вряд ли это одобрит. И на выгоду не польстится…

Кэт отмахнулась, хоть и знала, что Мэри-Энн права. Ее мать вообще не одобряла желания своей единственной дочери, наследницы Черепашьей Бухты, заниматься мужским, неприличным для дамы делом. И уж тем более, вместе с жалкой служанкой. Крутиться у плиты, повторяла матушка, подобает только слугам. А особенно ей не нравилась идея Кэтрин потратить приданое на то, чтобы открыть собственное дело.

Однако они с Мэри-Энн мечтали об этом очень давно — вот Кэт иногда и забывала, что мечты еще не сбылись, хотя ее пирожные и десерты были известны во всем королевстве. Король их просто обожал — только это и заставляло матушку скрепя сердце мириться с ее увлечением.

— Ее согласие нам и не нужно, — заявила Кэт, стараясь убедить больше себя, чем Мэри-Энн. У нее все внутри холодело при мысли о том, как разгневается матушка, узнав об их замысле. Чего доброго, еще отречется от дочери… Но все должно обойтись. Кэт очень на это надеялась.

Кэт высоко подняла голову.

— Мы своего добьемся, с одобрения моих родителей или без него. У нас будет лучшая кондитерская в целом Червонном Королевстве. Да что там, сама Белая Королева приедет, когда пойдут слухи о наших роскошных шоколадных тортах и неописуемо нежных слоеных булочках со смородиной.

Мэри-Энн недоверчиво поджала губы.

— Кстати, чуть не забыла, — продолжала Кэт. — В шкафу сейчас остывают три торта. Ты ведь подашь их сегодня вечером? Ах, только сначала нужно посыпать сахарной пудрой! Я оставила пудру на столе. Чуть-чуть, самую малость.

И она показала сколько, сложив пальцы щепоткой.

— Конечно, подам. А какие торты?

— Лимонные.

На лице Мэри-Энн заиграла лукавая усмешка.

— С вашего дерева?

— Так ты уже слышала?

— Я видела, как садовник утром сажал его у вас под окном, и спросила, откуда оно взялось. Ох, и пришлось ему повозиться, чтобы распутать ветки и отцепить их от вашей кровати! А деревце выглядит свежим, будто и не пострадало совсем.

Кэт сжала руки, не понимая, почему ее так смущают разговоры о деревце из ее сна.

— Хм, да… Лимоны оттуда, и я уверена, что эти торты мне удались как никогда. Уже завтра утром о них заговорит все королевство, и все будут спрашивать, когда же они смогут купить наши десерты.

— Да что вы, Кэт, — аккуратно, чтобы не повредить прическу, Мэри-Энн надела Кэтрин корсет через голову. — Все спрашивают об этом уже с прошлого года, когда вы испекли поджаристое печенье с кленовым сиропом.

Кэт наморщила нос.

— Не напоминай. У меня тогда чуть все не подгорело, помнишь? Края получились слишком хрустящими.

— Вы к себе чересчур строги.

— Я хочу быть лучшей.

Мэри-Энн положила руки на плечи Кэт.

— Вы и так лучшая. И я еще раз прикинула: затраты, стоимость аренды лавки господина Гусеницы, ежемесячные расходы, стоимость продуктов в пересчете на нашу суточную выработку, и цены.

Кэт зажала уши.

— От твоих цифр и математики вся радость уходит. Ты же знаешь, у меня от них голова идет кругом.

Мэри-Энн, фыркнув, подошла к платяному шкафу.

— Вам же не трудно сосчитать, сколько в стакане столовых ложек. Так это почти то же самое.

— Нет, это совсем другое. Потому-то ты мне и нужна в этом деле. Мой изумительный, рассудительный и умненький деловой партнер.

Она стояла спиной к Мэри-Энн, но прекрасно представляла, как у той глаза полезли на лоб.

— Где бы это записать, леди Кэтрин? Что ж, я правильно помню, что для бала мы выбрали белое платье?

— Да какое хочешь. — Вся в мыслях об их будущей кондитерской, Кэт вдевала в уши жемчужные сережки.

— Так что же? — спросила Мэри-Энн, выдвигая ящики и доставая из шкафа нижнюю юбку с оборками. Она повернула Кэт спиной, чтобы затянуть шнурки на корсете. — Сон был хороший?

Тут Кэт с удивлением обнаружила у себя под ногтями остатки теста. Вычищая их, она опустила голову, скрывая, что покраснела.

— Ничего особенного, — ответила она, думая о лимонно-желтых глазах.

И ахнула — корсет вдруг резко сдавил ей бока.

— Меня не провести, я всегда вижу, когда вы врете, — заметила Мэри-Энн.

— Ну, ладно, ладно. Да, сон был хороший. Хотя все сны волшебные, не так ли?

— Не знаю. Я пока ни одного не видела. А вот Абигайль как-то рассказывала, будто ей приснился большой сияющий месяц в небесах… а наутро появился Чеширский Кот, и в воздухе повисла его зубастая улыбка. Выпросил блюдечко молока — и вот уже сколько лет мы не можем его спровадить.

Кэт хихикнула.

— Чеширчика я очень люблю, но все же надеюсь, что мой сон сулит что-то поволшебнее Кота.

— А если даже и нет, парочку славных лимонов вы уже получили.

— Верно. И это должно меня радовать.

Но это ее не радовало. Ни чуточки.

— Кэтрин! — дверь отворилась, и в комнату влетела Маркиза, со свекольно-красным, несмотря на толстый слой пудры, лицом и вытаращенными, как плошки, глазами. Всю жизнь матушка Кэтрин пребывала в волнении и суматохе. — Вот ты где, дорогуша! Как, еще даже не одета?!

— Мамочка, Мэри-Энн как раз помогала мне…

— Абигайль, перестань возиться с метлой, скорее сюда! Нам нужна твоя помощь! Мэри-Энн, что она наденет?

— Миледи, мы думали о белом платье…

— Ни в коем случае! Только красное! Ты будешь в красном платье! — Распахнув дверцы шкафа, Маркиза нырнула внутрь и извлекла пышный наряд из тяжелого алого бархата, с необъятным турнюром и декольте, которое мало что оставляло прикрытым. — Да, превосходно!

— Ах, мамочка, только не это платье. Оно мне… мало!

Маркиза смахнула с кровати глянцевый темно-зеленый лист и разложила платье поверх покрывала.

— Нет, нет и нет! Это платьице не может быть мало моему золотцу, моей милочке-лапочке! Это особенный вечер, Кэтрин, и ты просто обязана выглядеть наилучшим образом.

Кэт умоляюще посмотрела на Мэри-Энн, но та лишь пожала плечами.

— Но это же просто бал, один из многих. Почему я не могу…

— Ай-ай-ай, не спорь, деточка! — Маркиза подошла к Кэтрин и взяла ее лицо в ладони. Мать Кэтрин хоть и была худой, как птичка, но в том, как она мяла и щипала щеки дочери, не было птичьей легкости и изящества. — Сегодня вечером тебя ждет райское блаженство, красавица моя!

И, странно блеснув глазами, отчего Кэтрин насторожилась, Маркиза крикнула:

— А ну, кругом марш!

Подпрыгнув от неожиданности, Кэт покорно повернулась лицом к окну.

Ее мать (Маркизой она стала, выйдя замуж) так действовала на всех. Она, конечно, умела быть и любящей, и душевной, и Маркиз, отец Кэтрин, души в ней не чаял. Но Кэт слишком хорошо знала, как внезапно меняется у нее настроение. Вот она ласково и нежно воркует, а в следующий миг орет во всю глотку. При своем хрупком сложении Маркиза обладала громовым голосом и особенным взглядом, от которого сердце даже у льва ушло бы в пятки.

Кэт считала, что привыкла к характеру матери, но даже ее эти частые перепады настроения заставали врасплох.

— Мэри-Энн, затягивай корсет!

— Но миледи, я только что…

— Туже, Мэри-Энн. Это платье требует талии в двадцать два дюйма. Но я хочу, чтобы сегодня она была утянута до двадцати. К несчастью, Кэт, широкой костью ты пошла в отца, и тебе надо неусыпно следить, чтобы не унаследовать и его комплекцию. Абигайль, будь ангелом, принеси рубиновые украшения из моей шкатулки с драгоценностями.

— Рубиновые украшения? — пискнула Кэтрин, пока Мэри-Энн возилась с завязками корсета. — Но эти серьги ужасно тяжелые…

— Не будь такой неженкой. Это только на один вечер. Туже!

Глаза у Кэтрин чуть не вылезли, когда Мэри-Энн затянула корсет. Она выдохнула весь воздух, какой оставался в легких, и, вцепившись в сумочку, моргнула, пытаясь прогнать пляшущие перед глазами искры.

— Мамочка, я так задохнусь!

— Отлично, в другой раз подумаешь, прежде чем брать добавку десерта, как вчера. Или ты объедаешься, как поросенок — или одеваешься, как леди. Было бы чудом, окажись платье впору.

— Я могла бы надеть белое…

Мать скрестила руки на груди.

— Моя дочурка будет сегодня в красном, как настоящая… впрочем, неважно. Придется тебе сегодня обойтись без ужина.

Кэт взвыла — это Мэри-Энн в очередной раз затянула корсет. Целый вечер мучиться спеленатой, как мумия, и так скверно. Но еще и без ужина? Угощение — вот чего Кэтрин всегда ждала от королевских балов, а сегодня за весь день она съела лишь одно вареное яйцо — хлопоты с тортами так ее захватили, что было не до еды.

В животе заурчало.

— Как вы, ничего? — шепотом спросила Мэри-Энн.

Кэт молча кивнула, чтобы не тратить на разговоры драгоценный воздух.

— Платье!

Не успела Кэтрин опомниться, как ее сдавили еще сильней и впихнули в красное бархатное чудовище. Наконец, служанки закончили, и Кэтрин осмелилась одним глазком взглянуть на себя в зеркало. Это ее утешило: может, она и чувствовала себя как окорок, перетянутый бечевкой, но выглядела совсем не так. На фоне сочного карминно-красного бархата ее губы стали пунцовыми, светлая кожа казалась еще белее, а темные волосы — еще темнее. А когда Абигайль надела ей на шею массивное рубиновое ожерелье и заменила жемчужинки в ушах на сверкающие серьги, Кэтрин вдруг ощутила себя настоящей светской дамой в ореоле тайны и блеска.

— Сказочно! — Маркиза двумя руками сжала ладонь Кэтрин, растроганно глядя на нее повлажневшими глазами. — Я так рада за тебя, милая.

Кэтрин нахмурилась.

— Ты за меня рада?

— Ах, перестань, не до того сейчас!..

Мать поцокала языком, потрепала Кэт по руке и тут же оттолкнула ее.

Кэтрин снова покосилась на свое отражение. Таинственность быстро улетучилась, и теперь она чувствовала себя беззащитной. Насколько уютнее в удобном, милом домашнем платье, пусть даже и выпачканном мукой.

— Мама, это чересчур. Я одна буду такая… расфуфыренная.

Маркиза фыркнула.

— Вот именно! Ты выглядишь потрясающе! — Она смахнула слезинку. — Просто с ума сойти.

Как ни тяжело было Кэт в оковах корсета, она все же почувствовала в груди горячую искорку. Обычно мать будто забивала ей в голову гвозди: как ты держишь вилку, выпрями спину, улыбайся, но не так широко! Она понимала, что мама желает ей добра, но как же приятно хоть раз в виде исключения услышать похвалу.

Мечтательно вздохнув в последний раз, Маркиза сообщила, что должна заглянуть к отцу Кэт, и тут же вылетела из комнаты, прихватив с собой Абигайль. Когда дверь за ней захлопнулась, Кэт хотела только одного — в изнеможении повалиться на кровать, так на нее действовало присутствие матушки. Но она не стала этого делать, боясь, что лопнет какой-нибудь шов на видном месте.

— Я выгляжу так же нелепо, как чувствую себя?

Мэри-Энн замотала головой.

— Вы обворожительны!

— Разве не абсурд — выглядеть обворожительно на обычном глупом балу? Все решат, что я слишком о себе возомнила.

Мэри-Энн сочувственно кивнула.

— Да, немного через край.

— А еще я ужасно хочу есть. — Кэт изогнулась внутри корсета, пытаясь оттянуть жесткую косточку, впившуюся ей в ребра, но у нее ничего не получилось. — Мне нужен шоколад.

— Простите, Кэт, но не думаю, что это платье позволит вам съесть хоть кусочек. Идемте, я помогу вам надеть туфли.