Парящая для дракона. Обрести крылья

Марина Эльденберт, 2021

Главный дракон страны, тот, кто мечтает сделать меня своей, по-прежнему видит во мне лишь куклу. Но я вернулась в Ферверн исключительно ради дочери. То чувство, которое горит во мне, я усмирить смогу. Пусть даже оно сводит с ума, особенно когда он рядом. Пусть даже только оно способно растопить лед его сердца и помочь мне… обрести крылья, крылья любви.

Глава 4

Торнгер Ландерстерг

Когда все стало так сложно?

В ту минуту, когда дракон рванулся к ней, обжигаясь о чужую печать, отшатнулся, не веря тому, что случилось? Или когда я сам увидел ее уже без харргалахт, а рядом с ней — того, кто ее поставил и кто только что ее снял? Того, кто касался ее кожи и кого хотелось скрутить и вышвырнуть за дверь, невзирая на то, как это будет выглядеть?

Даже тогда, когда она попросила его уйти.

Даже тогда, когда я вышел сам, чтобы наткнуться на него в коридоре у лифтов.

— Далеко собрался, Ландерстерг? — поинтересовался Эстфардхар, сунув руки в карманы.

Он совершенно точно нарывался, и, если честно, сейчас отчаянно хотелось поддаться этому чувству. Отбросить все, что мешало, — начиная от собственного статуса и окружающих нас мергхандаров, и от души отполировать его физиономией двери лифта.

— Свободны, — сказал я сопровождению.

И, когда мы остались одни, шагнул к нему.

— Если ты еще раз возникнешь на моем пути, очень сильно об этом пожалеешь.

— Угу. — Эстфардхар кивнул. — А теперь послушай меня, всесильный правитель всея морозильника. Эта девочка, которую ты сейчас оставил за дверями, не знала о том, что беременна. Когда я ее увез, она была в шоке. Иначе не побежала бы покупать тот наблов тест на беременность, хотя я ее предупредил о твоей паранойе. Все это время она с ума сходила из-за того, что ее ребенок будет расти без отца. Без настоящего, по ее мнению, отца, хотя я предлагал ей весь мир. И надо признаться, в последнее время вполне искренне. Я мог бы сделать ее счастливой, но ей это было не нужно, ей не нужен был я. Между нами ничего не было. Она согласилась на харргалахт только потому, что боялась потерять свою дочь. И да, я этим воспользовался, потому что на тот момент был ничем не лучше тебя. Не уверен, что лучше сейчас, но в одном я уверен, Ландерстерг. Если ты причинишь ей боль, если ты позволишь кому-то причинить ей боль, я тебя найду и убью.

— Начни со своего отчима, — сказал я. — И уйди с дороги.

Эстфардхар медленно отступил, а я коснулся наушника, возвращая мергхандаров, и вместе с сопровождением шагнул в лифт. Не вполне осознавая зачем.

В центральном холле был кофейный автомат, к нему я и направился.

Возможно, все стало непросто именно в тот момент, когда я пытался избавиться от звучащих в сознании слов Эстфардхара «между нами ничего не было», а может быть, именно тогда, когда увидел ее в легком летнем платье, снова бросающей мне вызов. Женщиной, которая действительно готова сражаться за свою дочь.

Когда взял ее руку в свою, на миг ударившись о слишком далекие воспоминания.

Или когда увидел ее спящей. Я продолжал на нее смотреть, на то, как подрагивают густые ресницы, как приоткрываются губы, когда она глубоко вздыхает — ей что-то снилось. Смотрел и испытывал безотчетное желание склониться над ней и позволить зверю внутри себя снова почувствовать то, что она свободна.

Увы, позволить себе подобное я не мог.

Не только потому, что в кабинете меня ждала Солливер — хотя и поэтому тоже, но потому, что после этого все станет гораздо сложнее, чем есть сейчас. Признавший свою пару дракон никого другого не примет, он и до этого умудрялся выдавить меня из моего собственного сознания. Что будет, если я позволю ему пробиться сквозь боль ее несвободы, до сих пор звучащую во мне отголосками, я представлял смутно.

И проверять не хотел.

Поэтому, напоследок взглянув на спящее трио, вышел из комнаты. Стоявшие по обе стороны от дверей мергхандары вытянулись в струну. Я бросил на них короткий взгляд и направился в сторону кабинета, на ходу набрал Роудхорна.

— Мне нужно, чтобы ты подобрал людей, которым доверяешь, лично. Для ее защиты, до завтрашнего утра.

— Сделаю.

— Семья Хэдфенгер?

— Они у себя дома. Их квартира еще не продана.

— Им тоже потребуется охрана.

— Понял.

Чтобы попасть в кабинет, мне пришлось пройти под открытым небом. Завалы после оборота уже расчистили, но восстановительные работы начнутся только утром. Разумеется, все будет сделано быстро, но пока что пришлось пройти между изломов стен и развороченных комнат, прежде чем оказаться перед дверью кабинета и толкнуть ее.

Солливер сидела на диване, закинув ногу на ногу, заметив меня, поднялась.

— Я поддерживаю твое решение привезти ее, Торн, но это… — Она кивнула на дверь. — Совершенно точно недопустимо.

— Совершенно точно недопустимо — что? — уточняю я, проходя в кабинет и опускаясь в кресло. Можно было остаться стоять, но я впервые за долгое время чувствую себя простым смертным мужчиной. Который смертельно хочет спать.

Не знаю, что в этом самое дикое — сравнение меня с простым смертным в собственных мыслях или же то, что я хочу спать. У меня буквально глаза закрываются. Им не позволяют это сделать только долгие годы дисциплины и яркое осознание того, что наш с Солливер разговор еще не закончен. По большому счету он и не начинался.

— То, что она будет жить в нашем доме. То, что ты проводишь с ней время. Я понимаю, что она мать твоего ребенка, точнее, твоего будущего ребенка, но это — уже слишком. Ты не хуже меня представляешь, во что это может развить пресса.

Мне все равно.

Я чуть не говорю это вслух, но, к счастью, если Халлорану в лицо можно сказать «мне все равно», то в этом случае это будет чистейшей воды наблейшество.

— Пресса все равно во что-нибудь это разовьет, Сол, — говорю я, киваю на кресло по другую сторону стола. — Сядь, пожалуйста.

Она приподнимает брови, но все-таки приближается к столу и садится.

— Лаура не просто беременна моим первенцем, она сама — результат неизвестного эксперимента.

— Что?!

— Это долгая история. Она не человек и не иртханесса, анализы ее крови показывают то, что показывать не должны. Честно говоря, я вообще не представляю, во что все это выльется, и именно поэтому она останется здесь. Ее сила совершенно неконтролируема, более того, она непредсказуема. За ней нужно систематическое наблюдение, и это систематическое наблюдение обеспечить я могу только здесь.

Солливер откидывается на спинку кресла, качает головой:

— Как такое возможно, Торн?

— Я не знаю, — пожимаю плечами. — Не знаю, но я это выясню.

Она покусывает губы.

— Не представляю. Ты говоришь, что ее сила непредсказуема. Но разве не проще тогда отправить ее в какой-нибудь медицинский центр? Туда, где за ней будет круглосуточный уход и наблюдение и команда медиков всегда наготове?

— Она может уничтожить их всех. Случайно.

Солливер открывает рот, потом его закрывает.

— Этого не произойдет, я более чем уверен. Но я должен перестраховаться. Тем более что… — Мне хочется потереть глаза, вместо этого я в упор смотрю на нее.

— Тем более что?

— Я не знаю, кому сейчас могу доверять.

— Что-то случилось в Аронгаре?

— Случилось. Многое.

Она глубоко вздыхает, чуть подается вперед и поднимается. Обходит стол, садится на краешек с моей стороны.

— Торн, тебе нужно в постель.

Я качаю головой.

— Мне много всего нужно сделать.

— Дела подождут. До завтра. — Она отводит прядь волос с моего лица, едва касаясь его кончиками пальцев. — Ты совершил оборот, пролетел над океаном, и я больше чем уверена, что твое общение с Халлораном не было праздником. Я знаю, что мы договаривались о партнерском браке, но, как твой партнер, я вынуждена настаивать. Тебе нужно отдохнуть, Торн. У всех есть предел.

Самое паршивое, что я сейчас это чувствую. Чувствую этот предел, на котором стою, — раньше мне казалось, что его у меня нет.

— Ты права, — говорю я. — Оставлю до завтра все, что может подождать.

— А что-то не может? — Она улыбается.

— Да. Тебя нужно проводить домой.

Солливер снимает мою гарнитуру раньше, чем я успеваю ее коснуться.

— Мой дом отныне и навсегда рядом с тобой, Торн. Я остаюсь.

— Ты же помнишь, что я сказал про ее силу? — уточняю я.

— Я не боюсь никакой силы, пока ты рядом. — Она наклоняется и касается губами моих губ.

Это прикосновение отдается в теле еще большей усталостью. Странно, но я не чувствую ничего, когда она меня целует, — только легкое скольжение губ по губам. Это поразительный парадокс, с одной стороны, я давно не чувствовал себя настолько живым, с другой — полное отсутствие чувств к женщине, которая скоро станет моей женой и первой ферной. К женщине, которая действительно заботится обо мне.

— Пойдем, — говорю я и поднимаюсь. — Спальня уже готова.

По-хорошему, мне не стоит спать, и я не уверен, что буду, но пара часов в кровати, чтобы расслабилось тело, мне точно нужны.

Потому что иначе расслабиться не получается. Стоит мне оказаться в душевой, под упругими струями воды, как я снова мысленно возвращаюсь в комнату, где спит Лаура. Словно снова смотрю на нее, на подрагивающие ресницы и разметавшиеся по подушке волосы. Эта женщина не просто проблема, она — мое наваждение, и, кажется, надо с этим смириться. Равно как и с тем, что я сделал все, чтобы оттолкнуть ее от себя.

Поэтому, когда я выхожу, а Солливер направляется в ванную, я говорю:

— Комната в твоем распоряжении, Сол.

Она складывает руки на груди.

— Завтра здесь будет команда медиков, но пока — это моя ответственность.

— Пока? — Ее голос становится жестким. — Вспомни, что она сделала, Торн.

— Я все отлично помню, — отвечаю, отбрасывая полотенце. — Но я говорю тебе это не потому, что готов обсуждать с тобой. А потому, что мы с тобой партнеры.

— Партнеры, — Солливер шагает в сторону ванной, но возле двери оборачивается, — обычно все обсуждают, Торн. Возможно, ты не создан для партнерства в каком бы то ни было виде.

Она скрывается в ванной, а я одеваюсь и выхожу. Возвращаюсь в комнату, из которой ушел, плотно закрываю за собой дверь. Лаура повернулась на бок и спит, закинув руку на Верража. Драконенок совершенно не возражает, напротив, он развернулся мордой к ее лицу и уткнулся носом ей в щеку, от его дыхания на ее коже остаются морозные искорки. Что касается Гринни, та спит на ее волосах, забинтованная грудка ровно вздымается.

— Ну и что мне с вами делать? — спрашиваю я.

Вопрос не подразумевает ответа даже от меня, поэтому я отхожу к матрасу, брошенному на пол, ложусь на него и вытягиваюсь, глядя в потолок. Это напоминает мне мою молодость в казармах академии, мгновения, когда после выматывающих тренировок на полигоне я падал на койку и вырубался. В этом была своя прелесть. Равно как и в том, чтобы лежать вот так, почти на полу, слушая тройное сопение.

Непонятно почему эта мысль заставляет меня улыбнуться. И на мгновение прикрыть глаза.

Солливер Ригхарн

Он действительно уходит. Уходит, закрывает дверь с той стороны и идет к ней. К своей Лауре.

От нее мужчины не уходили никогда, не считая того случая. Первого и единственного, когда она, как дура, влюбилась в парня, у которого на уме была только другая девица, озабоченная перекрестными отношениями.

Именно поэтому Солливер прекрасно знала, что если мужчина уходит — он не вернется. То есть он может вернуться номинально, присутствовать в твоем поле или даже трахаться с тобой, но мыслями он все равно там. Там, с ней.

И с этим надо что-то делать, даже если хочется что-то разбить. Невыносимо.

Вот только делать все и всегда нужно на трезвую голову.

Солливер достала смартфон и набрала номер.

— Привет, напарничек, — едко сказала она. — Ты, наверное, уже понял, в какой заднице мы оказались.

— Ты специально это делаешь? — шипит он. — Специально звонишь, чтобы дать им больше инструментов споткнуться о нас?

— А им, — она выделяет последнее слово, — нужны инструменты? Тебе не кажется, что это ты должен был меня набрать и предупредить?

— У меня есть проблемы посерьезней. В частности, Роудхорн и Стенгерберг.

— Вот как. И в чем же проблема?

— Торн что-то подозревает, поэтому Стенгерберга велено притащить на допрос. А Роудхорн не остановится, когда я его уберу. Теперь понимаешь, в какой заднице мы с тобой, дорогая?

Конец ознакомительного фрагмента.