Глава 2. Итальянские каникулы
Меня поглотил фиолетовый суперэкспресс с круглыми окнами. Я села в эргономичное кресло, поставила чемодан рядом и наблюдала, как за стеклом постепенно отдалялся город с вечерними облаками и приближались аэропорт и ночь.
У гейта 34 пассажиры ждали ночной рейс Осака — Рим. Они казались маленькими и беспомощными в белой скорлупе аэропорта по сравнению с необъятным тёмным миром там, вовне. Было тихо, и лишь лампочки витрин беспошлинных товаров боролись с первобытной тьмой, которая навалилась на терминал и заглядывала в широкие окна.
Затем симпатичная девушка пригласила всех пройти на борт большой машины, которая перенесёт нас из одного места планеты в другое сквозь это тёмное небо так, что мы не заметим дискомфорта и даже сможем читать там, в небе, при электрическом освещении.
Пол позвонил, когда я уже сидела в уютном кресле. Мы договорились, что его знакомый встретит меня в Риме и отвезёт на станцию. Там я куплю билеты на поезд и поеду к Полу в его южный городок… Всё-таки какой он молодец, что нашел работу и таки смог забрать меня на Рождество! Правда, для этого пришлось экстренно переехать в Италию.
Самолёт поднялся в ночь, и мы полетели над миллионами огней, над границами, над морями, над половиной земного шара…
В римском зале прилетов ко мне стремительно приблизился рослый парень с головой Микеладжело и телом быка.
— Меня зовут Мауриццио, — произнес он с сильным акцентом. — Ты подруга Пола? Из Японии?
— Si, — ответила я на лаконичном итальянском.
— O, ciao bella! — обрадовался бык и чуть не задушил меня в объятиях.
В поезде до центрального вокзала он сначала разглядывал меня, потом как бы случайно положил свою руку вплотную к моей и невзначай заметил, что живет неподалеку.
— Как насчет кофе? — натренированно спросил он, тряхнув локонами.
Глядя на его куртку с крупной надписью «GIORGIO ARMANI», я что-то думала про милых итальянцев, про бренды, про первичные инстинкты…
На центральной станции я попрощалась с Мауриццио. Выпила эспрессо в маленьком, аппетитно пахнущем кафе на римском вокзале. Одна. В большие окна светило нежаркое декабрьское солнце. Мимо по тротуарам, катя чемоданы, проходили красивые итальянцы. Было очень хорошо и спокойно. Почему-то не хотелось никуда ехать. Хотелось остаться здесь и вечно пить кофе с бриошью.
Поезд прибывал в южный городок в 14.45. Путь показался необыкновенно долгим. Сойдя с поезда на южном конце Италии, я сиротливо озиралась вокруг, когда кто-то вдруг подошёл сзади и обнял меня. Обернувшись, я с радостным вздохом упала Полу на грудь.
— Ты что, плачешь? — спросил меня он.
— Нет, дурачок, — улыбнулась я. И подумала, что, возможно, его первые слова могли быть другими.
В светлой кожаной куртке и цветном шарфе Пол смотрелся ещё эффектнее, чем обычно.
— Ты знаешь, мне поставили диагноз бронхит, — трагически сообщил он. — Теперь постоянно хожу в шарфе. Но это ничего, только кашляю часто. Пойдем, нас отвезет один мой друг!
Мы сели в маленький европейский «Рено», и один из друзей (Пол имел тенденцию обрастать новыми друзьями в любом месте, и мне всегда было интересно, где же он хранит старых) повёз нас в дом, который Пол снимал. Мы сидели на заднем сиденье и держались за руки, и я рассказывала ему, как долетела и как парень-бык Мауриццио довез меня до римского вокзала. Пол кивал и весело кашлял в ответ.
— Только я не хочу, чтобы он провожал меня на обратном пути, — сказала я.
Пол рассмеялся:
— А почему нет?
В широте его европейских взглядов отсутствовал такой пережиток, как ревность. Но он знал общепринятое правило, что приставать к чужим подругам нехорошо.
— Он что, пытался тебя поцеловать? — поинтересовался Пол.
— Нет, — честно сказала я.
— Ну, тогда я спокоен, — беспечно улыбнулся Пол. — Я, правда, знаю Мауриццио всего две недели. Но он был так любезен, что сам вызвался тебя встретить. Когда я показал ему твоё фото…
— Так мило с его стороны! Но в следующий раз я справлюсь одна, хорошо?
— Как скажешь, дорогая.
В молчании мы ехали дальше…
* * *
24 декабря.
Мы проснулись в половине второго. Так долго я не сплю даже в Японии. Даже если легла в пять утра, а завтрашние пары можно прогулять.
Пол сварил нам кофе и приготовил тосты. Они немного большие для меня, но всё равно вкусные. Затем мы вручили друг другу подарки: сегодня ведь Рождество. Ну и что, что католическое. Я думаю, Христос совсем даже не против отмечать свой день рождения по нескольку раз в разных странах.
Я торжественно достала старательно выбранный и обёрнутый ещё в Японии парфюм. Я знала, что это его любимая марка.
Пол в ответ робко протянул мне пакет, на котором почему-то написано «Papa Rimini». Как потом выяснилось, он просто перепутал Деда Мороза с папой римским. Я открыла пакет и извлекла оттуда комплект нижнего белья. Оно не той фирмы, которую я ношу, и немного не в моём стиле.
Но я прекрасно понимаю, что Пол не мог позволить себе дорогой подарок. Поэтому я счастливо улыбнулась, поражаясь его умению выбрать именно то, что нужно. Пол просит меня примерить и, когда я предстаю перед ним в блистательном неглиже, радостно заключает, что оно сидит «практически идеально».
Я и правда вижу восторг в его глазах. Вот только к белью это не имеет никакого отношения.
* * *
— Марина.
— Да?
— Ты бы хотела стать моей женой?
Сумерки католического Рождества, мы сидели на террасе под апельсиновым деревом и пили вино. Дул влажный декабрьский ветер, на нас были джинсы и теплые куртки. И в этом дне не было ничего особо примечательного.
То есть не было до сих пор.
Я удивлённо повернулась к Полу, но тот был абсолютно серьезен.
Подумав, что колебаться в такой ситуации неприлично, я сказала:
— Ммм… да!
Он всё ещё пристально смотрел на меня.
— Марина. Ты понимаешь, что ты сейчас сказала?
Я ещё раз прокрутила всю ситуацию в своем праздном женском мозгу и пришла к выводу, что да, вполне. Понимаю, что сказала «ммм… да».
— Да. А почему нет?..
Возможно, это был не самый блестящий вариант ответа. Наверное, в этом случае лучше знать, почему да.
Пол молча вынул что-то из нагрудного кармана. Нет, это не кольцо. Это какая-то бумажка. Бумажка?!
— Смотри. — Он протянул мне картинку, на которой красовались синее море, пальмы и белый пляж.
— Что это?
— Это Маврикий. Самое прекрасное место на земле. Там круглый год +28 и цветные рыбы в море не боятся людей. Там мы с тобой поженимся.
— Ты не шутишь? — улыбнулась я.
— Нисколько, — уверенно заявил Пол.
— Но ведь мне еще нужно закончить университет… — робко пролепетала я. — И поступить на магистра международной коммуникации…
— Ну разумеется, Марина. Я не хочу, чтобы ты чем-то жертвовала ради меня, — благородно заявил Пол. — Мы поженимся тогда, когда ты будешь к этому готова.
Я проникновенно посмотрела на Пола:
— Ты такой понимающий!
Он бережно согнул бумажную картинку и засунул ее в карман моей куртки.
— Вспоминай обо мне, когда будешь далеко, — сказал он. — Среди этих маленьких глупеньких японцев.
— Ну не такие уж они и глупенькие! — почему-то обиделась я, но тут же забыла.
Ведь мы поженимся на Маврикии…
* * *
31 декабря Пол почувствовал себя хуже. Мы были одни в доме, никаких лекарств, никаких аптек поблизости. Температура росла. Мы не знали даже номера скорой. Не было интернета. Пол попытылся дозвониться друзьям, но почти все разъехались на рождественские каникулы, а тех, что остались, нельзя было поймать. Италия находилась в критической точке пост-Рождества, переходящего в Новый год.
Я помогла Полу одеться, и он, пошатываясь, дошёл до машины. Мы поехали в единственную больницу, местоположение которой он помнил.
Выйдя из машины, мы поспешили к дверям, над которыми крупными буквами светилась спасительная надпись «EMERGENCY».
Здесь горел свет, но было подозрительно тихо и пустынно. Мы стучалась во все двери: ни одного признака жизни вокруг.
Добро пожаловать в Италию на Новый год.
Так и не найдя никого в больнице, мы поехали домой. Ну а что, врачи тоже люди. Им тоже надо отмечать.
Было восемь вечера, но приближение праздника не ощущалось. Чтобы хоть как-то подогнать его, я надела свое лучшее платье и каблуки и вышла к Полу. Лёжа в гостиной на диване, он критически оглядел мой вырез и сказал:
— Вот платье, чтобы на тебя все смотрели.
Я не уверена, комплимент это или нет — ну да ладно, на больных бронхитом не обижаются.
А ведь мы хотели куда-нибудь отправиться на Новый год. Сначала в Париж. Потом в Рим. Наконец, в ближайший Неаполь… Радиус сужался постепенно, пока в итоге… А, нет! Вот, съездили же в больницу.
Но это всё только из-за здоровья суженого. И в болезни, и в здравии, ничего не поделаешь. Нужно привыкать к трудностям на пути супружеского счастья… Я вообще очень терпимая и понимающая.
Чтобы каблуки не стучали так гулко и пустынно по мраморному полу, я включила телевизор: там вовсю отмечали Новый год. Улыбающиеся итальянские ведущие, по уши в мишуре, с бокалами шампанского в руках, поздравляли всех и вся. Пол вспомнил, что у нас было шампанское. Мы открыли бутылку «Мондоро» и чокнулись: я — в вечернем платье, он — в футболке и трениках. Невольно вспоминается русский Новый год — гуляние всю ночь напролёт, и водка, и снег, и Путин в прямой трансляции перед Кремлём, и морозный пар изо рта, и успеть загадать желание и выпить до дна под бой курантов…
Пол вдруг достал неизвестно как и где купленную розу и протянул мне.
— Ты говорила, что в России женщинам на этот праздник всегда дарят цветы…
Я улыбнулась: то было про Восьмое марта. Он опять всё перепутал.
— С ума сойти, ну как ты всё помнишь! Спасибо, дорогой. Я правда ценю это.
И целую своего непонятливого мужчину с бронхитом.
Я скинула каблуки и прямо в платье легла рядом с ним на диван, и мы смотрели, как в Лондоне празднуют приход Нового года салютом у Лондонского глаза, в Париже — на Елисейских Полях, в Москве — на Красной площади…
Пол начал засыпать, и я выключила телевизор.
* * *
В лучшем ресторане городка Латина я вонзила вилку в карпаччо. Здесь оно стильно подается прямо на разделочной доске. А я-то думала, что мы поедем смотреть Неаполь. Я даже обещала Стефано. Но вместо этого мы приехали в ресторан неподалеку.
Пол еще не совсем здоров. Ему нельзя перегружать себя.
Хриплым голосом он спросил:
— Наверное, тебе не хочется возвращаться?
Я удивленно подняла на него глаза:
— Куда?
— В Японию.
Я раздумываю, что стоит за этим вопросом.
— Почему ты так считаешь?
— Ну, тут Италия. Море, солнце. Вкусная еда. Приветливые люди. А там — всё такое маленькое, несуразное…
Я отложила вилку. Море? Солнце? Все, что я видела за эти несколько недель, были переднее стекло атомобиля, пустая больница и стол с телевизором.
— Ну да, — задумчиво произнесла я. — Италия. Поезда не по расписанию. Больницы, где никого нет.
— Марина, это было на Новый год…
— Пол, о чем ты говоришь? — Я начала злиться, вспоминая, как мы стучались в больничные двери. — Ты же понимаешь, что такого бы никогда не случилось в Японии?!
Пол молчал.
— Да, я люблю Италию. — Я уже не могла остановиться. — Но можешь ли ты себе вообразить, в Японии тоже есть море! Да ты вообще представляешь себе японскую природу, чтобы говорить о ней? Там есть сакура, красные клёны, бамбуковые заросли, бонсай, сады камней… Что в Италии есть взамен? Море, солнце и Гуччи?
Принесли стейк.
— О’кей, в Италии вкусная еда, я согласна. Но им, знаешь ли, повезло! Итальянцы живут на земле, где кинул зернышко — вырос фрукт. Японцам же пришлось учиться их выращивать и ещё ухитряться находить место для посадки в своих сплошных горах! А как они готовят?! Ту же итальянскую кухню берут и усовершенствуют! Они превратили приготовление пищи в искусство, а не просто нарезают карпаччо! — Я с чувством взмахнула вилкой.
Наливавший мне вино официант чуть кашлянул в кулак.
— Спасибо, — сказала я, одарив его широкой улыбкой. Тому пришлось тоже улыбнуться в ответ и ретироваться.
— Тебе не нравится здесь? — натянуто спросил Пол. — Хочешь, пойдем в другой ресторан?
Было видно, что никуда идти ему явно не хочется.
— Мне нравится здесь, Пол. Но когда, налив вина, официант забывает налить мне воды — это так себе. — Я потрясла пустым стаканом со льдом.
Никто не подбежал ко мне. Возможно, официант на кухне уже делился с шефом услышанным.
— Извини, что-то я не в духе, — устало сказала я, снова взяв в руку вилку. — Знаешь, в Японии слишком хороший сервис. К нему так быстро привыкаешь…
Пол сидел с каменным лицом.
— Я не знал, что ты так полюбила Японию, — медленно произнес он.
Я посмотрела на него поверх своего бокала. Он был в пиджаке и рубашке с расстегнутым воротом. Бриллиант в правой мочке нагло сверкал в свете бра. Темные брови немного высокомерно подняты вверх, полные губы чуть скривлены.
— Пол, ты когда-нибудь был в Японии? — спросила я вдруг.
— Нет, — ответил он. — Но в следующий раз моя очередь лететь к тебе, так?
Я проигнорировала вопрос.
— В Японии, как и везде, есть свои недостатки. Я отлично их знаю. Но у нее есть и масса достоинств. Которые ты, не побывав там, знать не можешь.
— Но… — начал Пол.
— Так не суди о том, чего не видел, — резко закончила я.
Пол моргнул.
— Марина. Иногда, когда ты смотришь на меня таким взглядом… Я не понимаю, любишь ты меня или ненавидишь, — как-то жалобно сказал он.
Несколько секунд мы сидели в молчании.
— Ну конечно же, люблю, — примирительно сказала я наконец.
И вонзила нож в стейк с кровью.
* * *
5 января. Мы проснулись в девять. По-прощальному плотный ужин ещё не успел перевариться. Есть не хотелось — мы просто выпили кофе.
Пол не смог отвезти меня на станцию: сегодня был его первый рабочий день. Я поехала на такси.
Пол поставил мой чемодан в багажник, и мы долго прощались перед машиной. Он печально смотрел мне в глаза, обнимал, потом смотрел снова. Это очень в характере Пола — и даже я, не слишком большой любитель прощаний, прониклась значительностью момента.
— Я обязательно позвоню тебе перед вылетом, — сказал он мне. — Во сколько самолет?
— В два с чем-то.
— Значит, позвоню в половине второго. Я люблю тебя. Мы скоро увидимся.
Отъезжая, я увидела его в зеркало заднего вида: Пол ещё долго стоял на дороге, эффектно подняв руку и глядя машине вслед.
Поезд «Евростар» плавно тянулся на север. Я ехала мимо полей и потемневших виноградников и смотрела, как солнце отражается зелёным светом в оливковых листьях. А потом земля словно оборвалась — её срезала ярко-синяя полоска на горизонте. Я поняла, что это море. Подумалось, что вот же он — тот край земли, о котором говорят. Земля кончается там, где начинается море. Так просто. И фраза «за ним хоть на край света» сразу приобретает новый, неожиданно приятный смысл…
В аэропорту внимательно изучили мой паспорт с японской визой. Возникли какие-то сомнения, позвонили в посольство. Потом извинялись, когда все было улажено. Я почти не обратила внимания. На больших часах была четверть второго. Проводив взглядом канувший в багажную бездну чемодан, я отошла и остановилась в центре зала, держа мобильный в руке.
Часы показали половину второго, и стрелка медленно, но необратимо поползла вверх по левой стороне циферблата. Спроси меня в эту минуту, зачем я ждала звонка, я бы вряд ли дала вразумительный ответ. Казалось, что сейчас Пол позвонит и что-то объяснит, и что-то разрешится, и я пойму нечто важное…
Но звонка не было.
В четверть третьего кто-то тронул меня за локоть. Я вздрогнула и обернулась: рядом со мной стояла бортпроводница.
— Простите, мадам, — мягко сказала она. — Но если вы сейчас не пройдёте на паспортный контроль, вы рискуете опоздать на рейс.
Я поблагодарила её и в в последний раз взглянула на телефон. Потом убрала его в сумку и пошла.
В самолёте сосед-швейцарец явно пакистанского происхождения с часами Cartier на толстой волосатой руке расписывал мне преимущества жизни в Монтрё[15]. Не слушая его, я тупо смотрела в одну точку и пила красное вино. Много вина. В голове была путаница из обрывков чувств, воспоминаний, мыслей, и никак не получалось остановиться на чём-то одном. Всё как будто распалось на разные по форме и величине фрагменты, которые никак не складывались вместе. А ведь всё было так красиво и верно распланировано — получение научной степени, свадьба на побережье…
— Скажите, вы, может быть, чем-то огорчены? Может, хотите ещё вина?
Я подняла на швейцарца пустой взгляд и тупо кивнула, и тот наконец-то смолк, занявшись поисками стюардессы. Я сняла куртку, свернула её и засунула под голову. Нужно просто заснуть сейчас, и всё опять станет как прежде. У виска был какой-то комок. Я ощупью нашла в куртке молнию кармана, расстегнула ее и достала мешавший предмет…
У меня в руке лежала помятая картинка с пальмами, пляжем и голубой водой океана. Я расправила ее: побелевшие от влажности сгибы разбили фотографию на мелкие фрагменты. С минуту я смотрела на нее. Потом осторожно свернула и засунула в карман переднего кресла.
