Лагеря и этапы

Марина Тмин, 2020

Маленькие очерки, иронично названные, о детских и спортивных лагерях. Это воспоминания и заметки, честные и правдивые, о настоящей дружбе, красоте, детстве, первой любви, об этапах взросления, преодоления себя и своих страхов, о жизненных этапах, о предательствах, ссорах, недомолвках, недопонимании, об искренних привязанностях и самых прочных и нерушимых узах.

Другая глава

Нас обычно привозил дедуля. В красной старушке-машине всегда было нестерпимо жарко, вещей набиралось столько, что можно было подумать — мы обнесли какой-нибудь блошиный рынок. В день отъезда я всегда просыпалась рано и все утро от волнения и нетерпения не находила себе места. Мешала сборам и выбегала то на балкон, чтобы убедиться — тепло, то на улицу, едва заслышав приближающуюся машину. Мы долго загружали барахло, и, наконец, трогались.

Когда на выезде из города открыли ТЦ «Наш», сложилась традиция — заезжать в него и закупаться провиантом. Вспоминаю только прохладу кондиционеров, слишком контрастную по сравнению с душным салоном машины, ледяной квас и воздушный разноцветный зефир, который я неизменно выпрашивала себе.

На месте я галопом неслась на склад за веником, постельным бельем и прочими хозяйственными мелочами, в те годы казавшимися мне бесполезными и исчезавшими из моего внимания сразу же по вручении маме. Следующий пункт — отыскать своих, перездороваться со всеми знакомыми и изучить пришельцев, проникших в лагерь под мирной личиной. С некоторыми из них можно было даже подружиться.

За первые пару лет мы сделались неразлучной бандой проказников, наводившей шороху в лагере на протяжении последующих пятнадцати сезонов.

Сперва главным массовиком-затейником становился мой дедуля. Он же плел мне косы, которыми восторгались все, кому не лень, и я гордо вышагивала с ним за ручку, маршируя по своим владениям. Все знали, что у меня дедушка — замечательный, другого такого на свете не сыщешь. Он играл с нами в «гуси-лебеди», крутил на каруселях, смешил и всегда носил с собой конфеты, чтобы каждого угостить. Приезд дедули с бабулей всегда становился большим событием. Накрывали стол и для всех нарезались арбуз и спелые, ломящиеся от сока и жары, дыни. И специально для меня пеклись блины, тонкие и кружевные, точь-в-точь — салфетки. Как-то раз, из чистого любопытства, мной было съедено штук двадцать восемь. Ничего не слиплось, не лопнуло и не треснуло. И думать о них сразу забылось, а счастье было нескончаемым.

Такие пиршества устраивались, в целом, нечасто. Разве что когда нагрянут родные к кому-то на выходные, или в конце июля, в день рождения моего лучшего друга, в. Отношения у нас с ним складывались забавные. Мы по очереди друг другу нравились, и по очереди друг друга стеснялись. В связи с этим ходило много толков, доходивших иногда до нелепости. И на очередном дне рождения все это вылилось во взбито-сливочную-газировочную битву. Все началось с какой-то глупой шутки, не терявшей своей актуальности долгое время, «тили-тили-тесто» на собственный лад. Как сильная и независимая, но оскорбленная леди, я нанесла обидчику удар прямо в кудрявую макушку, обильно полив, докуда дотянулась, «Фантой» из пластикового стаканчика. Смятение чувств тотчас же испарилось, обида вылетела из головы, а вслед за ней вылетела газировка из другого стаканчика. Почти что настоящая битва едой в духе американских комедий. С того дня у меня хранится бесценный документ, написанный рукой младшей сестры виновника потасовки. «На дне рожденье все было очень весело, все поливались газявой и ржали» и т.д. И пр. В том же стиле. Бумага поистине историческая.

Еще одним поводом для сплетен стал загадочный и абсолютно безобидный эпизод с одеялом, за который расплачиваться нам пришлось еще очень долго. Не могу сказать наверняка, почему мы все тогда собрались в восемнадцатой комнате. Но знаю, что народу было человек восемь на шести квадратных метрах. И благодаря какой-то мухе, за какое-то место укусившей нас обоих, мы, с головой накрывшись одеялом, смотрели потрясающие десятипиксельные картинки на роскошном кнопочном телефоне. Кто знает, было ли там слишком светло, слишком шумно, или это была просто хитрая мальчишеская уловка, чтобы уединиться. Встало это все потом в кучу потраченных нервов и словесных дебатов, призванных усмирить злые языки и пресечь клеветнические россказни. Ничего, конечно же, не вышло. Ни со слухами, ни у нас. Только его мама, встретив меня лет через десять, неодобрительно спросила: «это ты моему сыну голову морочила все детство?». А я, само собой, не морочила, я просто жила. И любила всех беззаветно, всем своим крохотным сердечком.

Во время одного променада с подружками, в порыве чувств, я разговорилась как раз об этом мальчишке. Нежданно-негаданно, он нарисовался прямо за нами. Делать нечего — во избежание очередной неловкой ситуации пришлось падать в обморок, как и полагается прилично воспитанной особе. Получилось довольно правдоподобно, поднимали меня вчетвером, а девчонки долго отчитывали ни в чем не повинных ребят за некультурность и за то, что «до такого меня довели». Думается мне, они еще долго ломали голову в попытке отгадать, чем же они нам так не угодили. А я жалею, что не стала поступать в театральный.

С мальчишками у нас вообще велась война. Беспощадная и настоящая, не какая-нибудь там холодная, а самая что ни на есть жаркая. Любое место могло стать горячей точкой. Корреспонденты и мирные переговорщики рисковали в каждую секунду попасть под обстрел. К битвам мы подходили обстоятельно, и бои длились не одно лето. Правил было не много.

Правило шишечной войны номер один: не рассказывай взрослым о шишечной войне.

Правило шишечной войны номер два: на войне все шишки хороши.

Извечный конфликт полов нашел отражение и в нашей локальной бойне. Мы разбились на два лагеря, оборудовали базы, брали пленных, захватывали боеприпасы, вели перестрелки, носились по всему лесу, приползали домой в царапинах, синяках и ссадинах. Вместе ходили на озеро и обедали в столовой, а после вновь становились непримиримыми противниками. Мальчишеская база была в беседке за серым вагончиком, в их же распоряжении была землянка. Мы пользовались моими привилегиями, как дочки библиотекаря, и хранили пакет со снарядами в нашем коридоре. Если бы не один умник из Москвы, любивший почитать на пляже, пока все барахтались в воде, они бы никогда и не узнали о нашем тайнике. Но именно благодаря этому самому умнику у меня хранятся теплые и забавные воспоминания, которые очень мне дороги.

Вот одно из них: после ужина война шишками, ввиду плохой видимости, перетекала в «казаков-разбойников». Делились чаще всего по старому доброму половому признаку, но уже не так принципиально, как в «войнушке». В тот год в лесу активно шастали дикие кабаны, подходили даже к самому лагерю, и кто-нибудь постоянно натыкался на их следы. Так что территория наших игр из соображений безопасности немного сужалась. А именно — мы старались не уходить в лес даже внутри лагеря. Но в этот раз все вышло из-под контроля, прятки и поиски ужесточились, границы стерлись, перебежчики, шпионы и предатели сновали повсюду. Доносы и переходы из одной команды в другую участились. И вскоре вовсе не было ясно, кто на чьей стороне, кто убегает, а кто — ловит. Ждать подставы стоило откуда угодно, но она нагрянула внезапно. Главные союзники нашей дивизии просили убежища, но прятавший оказался подставным. Нам пришлось уходить через лес. Заслышав шаги врага, мы бросились врассыпную. Я бежала сломя голову, продираясь сквозь кусты, в темноте, сдерживая вырывающийся наружу смех. Со мной удирал мальчик, Т., с которым мы так и не поладили, но в тот вечер мы были одной командой. Заточение в соседний кабинках туалета и истерическое хихиканье сблизили нас. Мы провели там, наверное, целую вечность, прежде чем решили выбраться из укрытия. И снова бросились наутек, даже не подозревая, что происходит снаружи. А там творился бедлам. За туалетами начиналась чаща, из которой доносился гулкий топот и шум ломающихся веток, чудилось, будто ломаются кусты и валятся деревья. Кто-то кричал: « Кабаны! Дикие кабаны!». Мы со скоростью света ломанулись в разные стороны. Я добежала до пятой дачи, где у турников, с испуганным видом, топтались мои однополчане. Мы судорожно старались придумать, что же нам делать, чтобы с достоинством выйти из положения и не подать виду, что мы напуганы. В этот самый момент на горизонте показался тот самый московский умник, С. Мы налетели на него. «Анекдоты. Давай анекдоты. Рассказывай быстрее, что угодно». Что угодно рассказывать было непросто. Как писала Лорен Оливер в моей любимой книге: « Какой смысл быть ботаном, если ничего не соображаешь», тогда, у турников, я всем нутром прочувствовала эту фразу. И к тому же на тот момент он страшно заикался. Это его не портило, совсем наоборот, придавало особого обаяния, но в данной ситуации было абсолютно не к месту. Мы приняли самые что ни на есть беспечные позы и с увлеченным видом приготовились слушать искрометную импровизацию. Увы, анекдот был оборван на самом интересном месте. Хотя я не уверена, что мы дослушали хотя бы до середины, поскольку после третьего «м-м-м-м-мяча» способность воспринимать рассказываемое улетучилась. И мы хватались за животы, покатываясь со смеху. Такую картину и застали «кабаны», которых мы к тому времени уже раскусили. А после они и сами во всем признались.

С. Через несколько лет вылечился от заикания, и анекдоты рассказывал намного лучше, но так смешно больше ни разу не было. Зато было много неловкого в связи с неожиданным признанием в симпатии. Мы держались за ручки в игротеке во время вечернего показа кино, он катал меня на спине, давал свою теплую кофту, чтобы я не мерзла. Мы уходили гулять в лес за неловкими объяснениями и смешным поцелуем в щеку, от которого было так не по себе. Смотрели на звезды на парковке, и он пел мне:

1) Просто прожитое прожито зря, не зря,

Но не в этом, понимаешь ли, соль,

Слышишь, капают дожди октября,

Видишь, старый дом стоит средь лесов.

И дом стоял, и дожди капали, и все было не зря.

А потом:

2) Милая моя, солнышко лесное,

Где, в каких краях встретимся с тобою?

Я действительно была лесной, и немного диковатой, а встретились мы с ним, когда выросли, еще два раза. В первый он снова умничал, а во второй вышло и вовсе глупо.