Лекс Раут. Чернокнижник

Марина Суржевская, 2019

Я не афиширую род своей деятельности, не даю объявлений на столбах и не оплачиваю услуги крикливых зазывал. Я чаще отказываюсь от заказов, чем соглашаюсь на них. Мои ритуалы требуют крови, и чаще всего это кровь заказчика. Мне плевать, если вы умрете в процессе, я всегда беру оплату вперед. Так что хорошо подумайте, прежде чем постучать в мою дверь. Меня зовут Лекс Раут, я – чернокнижник. Содержит нецензурную брань.

Глава 5

Очнулся от холода и противного ощущения, что на меня что-то капает. Подивившись выдумке Армона, который решил разбудить меня таким странным образом, я попытался выкинуть фаер. Кто-то насмешливо хмыкнул, но голос был не напарника. Я открыл глаза и сел. Присвистнул.

— Где это я?

— На берегу реки Аль-Маер, цветущими лотосами любуешься, — язвительно отозвалась тень в углу. Я прищурился, пытаясь рассмотреть.

— Да ты прямо шутник, как я погляжу.

— Отчего не пошутить, когда времени навалом, — меланхолично отозвался голос. — С тобой все равно не сравниться. Ты, говорят, разнес трактир старого волка, да заодно половину улицы. Ловцы весь день твой смерч пытались нейтрализовать.

— И как? — заинтересовался я.

— Выгнали в поля — надеются, что сам со временем развеется. — Голос противно захихикал.

Я задумчиво обозрел каменные стены, покрытые плесенью и мхом. На самом верху светлело пятно окошка, но маленькое настолько, что в него была способна пролезть только мышь. Сам я сидел на гнилой соломе, и похоже, мне еще повезло. Потому что в стороне было отхожее место, откуда воняло фекалиями и мочой. Размяв затекшие ладони, я сплел пальцы, призывая аркан левитации.

— Не получится, — обрадовал голос. — Тут отведи-камень в стенах. Гасит любую магию.

Я, конечно, не послушался и попытался, но всплеск ушел в пустоту. Даже легкого ветерка не вызвал. Я попытался снова, пытаясь задействовать перстень, но снова безрезультатно.

— Побереги силы, — посоветовал голос. — В клетке дознавателя они тебе пригодятся.

— Ты кто такой? — вскинулся я. Мой сокамерник захихикал.

— Никто уже. А кличут — Мор.

Я с трудом встал, похмелье было жуткое, внутри головы поселилась тупая боль и выгрызала мне мозги, причмокивая и обсасывая особо вкусные кусочки. Тело ломило, а кости выкручивало, как после тяжелой болезни. Покачнулся и ухватился за склизкую стену, на ладони осталась плесень. Там, где я лежал, все еще что-то капало, и я подставил руку, понюхал каплю. Вроде, вода, хотя и тухлая какая-то. Но этим меня точно не испугать. Открыл рот, ловя губами влагу. Не напился, конечно, так, горло смочил.

— Давно я здесь?

— Да сутки валяешься. Старый урод Криш — хозяин таверны, что ты разнес, давно этим дельцем промышляет. Обдирают незадачливых путников, подмешав в хелль дурман. Порой и не просыпаются бедолаги после такого угощения. А ты, ничего, крепкий оказался! Эх, жаль, я не видел, как эта компания проходимцев над улицей кружила вместе с вороньем! Такое зрелище пропустил! Эх!

— А откуда знаешь, если не видел? — я все еще пытался напиться.

— Так весь колодец о том судачит, — смех его больше походил на кудахтанье курицы. — Сами стражники и рассказали. Ты у нас теперь что-то вроде местной легенды будешь. Жаль, что посмертно.

Я сглотнул и обернулся.

— А я умирать, вроде, не планирую.

— Так кто ж тебя спрашивать будет? — с искренней жалостью протянул Мор. — У нас старший ловец из светлых, понятно, и вашу братию ох как не любит. Просто на дух темных не переносит. Поговаривают, личные счеты, кхе, кхе. Кажись, бабу его кто-то из чернокнижников обрюхатил. А может, врут. Но суть в том, что никого из темных он еще не пощадил. Тем Лаор и славится, что нет у нас темных. Одни светленькие да чистенькие и остались.

Мор снова захихикал, а я скривился.

— Поганый городишко.

— И не говори! Так что ты силенки береги, чернокнижник…

Я, наконец, прекратил попытки напиться тухлой водой и отошел. В узком луче света от окошка плясали пылинки, за ним густой тенью лежала тьма. Мой сокамерник сидел в углу, поджав худые ноги с острыми коленками. Это был тщедушный старик в космах грязных, свалявшихся волос, одетый в изодранные лохмотья.

— Хреново выглядишь, — сообщил я. Мор снова захихикал. — Давно ты здесь?

— Вон зарубочки, — кивнул он на испещренную черточками стену. Судя по их количеству — давно.

— Чем чертишь? — мигом заинтересовался я, надеясь «одолжить» у сокамерника сей острый предмет.

— Этим, — он поднял руку с узлами вен. На указательном пальце ноготь был длиннее других, желтый, треснувший посередине и, очевидно, острый. Старик засмеялся. — А ты ножичек ожидал, чернокнижник? Такого добра не водится… Да тебе все равно не пригодилось бы, наверх поведут под конвоем да в кандалах. Ты там особо не выделывайся, может, тогда быстро казнят, — старик осекся и нахмурился. А я с интересом рассмотрел пустые бельма его глаз. Сокамерник был слепым. Он свел кустистые брови, пожевал губами. — Или не казнят? Хм… странно. Не понимаю…

— Слушай, — внезапно заподозрил я. — А почему тебя так странно зовут?

— Догадался-таки, — снова закудахтал он. — Мор я предсказал. Давненько, молодым еще был. А такие вести наш градоначальник ох как не жалует! Да и не поверил он мне…

— И как? — хмыкнул я. — Случился? Мор?

— А то, — довольно растянул беззубый рот сокамерник. — Все как сказал! Много людишек тогда полегло. Жаль, градоначальник уцелел. Он меня и упек сюда, сказал — накликал.

— Идиот, — констатировал я. — Ты прорицатель?

— Слабенький. Вижу редко, ошибаюсь часто. Тебя вот видел, кхе…

— И что там с моей казнью? — равнодушно уточнил, поднявшись и обводя взглядом стены. Предсказания прорицателей — вещь хрупкая, а судьба изменчива. Так что верил я в такие пророчества слабо.

— Так будет, кажись, — засомневался старик.

Я отмахнулся, пытаясь найти выход из каменного мешка. На самом верху удалось рассмотреть крышку люка, и, сумей я сделать воздушный аркан, проблем бы не было. А еще лучше — нарисовать пару рун на каменной стене, чтобы взорвать ее к демонам. Но я уже понял, что это бесполезно, отведи-камень крайне мерзкий минерал, который поглощает любое проявление магии. Поэтому все тюрьмы обязательно обкладывают по периметру этим камушком.

Гадство.

— Идут уже… — прошептал старик и отполз в самый угол, во мрак.

Я закинул голову. Крышка люка откинулась, и вниз упала веревочная лестница.

— Эй, чернокнижник, вылезай!

Я подумал, стоит ли. Но наверху у меня будет хоть какой-то шанс, а здесь — нет. Так что медлить не стал и выбрался наверх. Стоило высунуть голову, в лицо ударил яркий свет лампы, на миг ослепив и вызвав новый приступ головной боли. Меня повалили на пол и ловко нацепили колодки. Дергаться не стал, толку-то? Стражников было шестеро, все как на подбор — хоть гвозди кулаками забивай, к тому же при оружии. Я тоже, вроде, не маленький, но раскидать их вряд ли смогу. Мне бы хоть пятачок пространства без проклятого минерала, чтоб хватило для одного удара силой. А теперь даже запястья не свести — колодка широкая, специально рассчитана на чернокнижников. Поднялся с трудом, ноги тоже закрепили дубовой распоркой. Окинул взглядом и хмыкнул.

— В штаны не наделали, девочки?

Стражники ощетинились клинками, явно ожидали нападения.

— Иди давай, шутник, — меня толкнули в спину, так что я чуть не упал обратно в открытую дыру колодца. Еле удержал равновесие, балансируя на самом краю. Стражники заржали, а я выпрямился и внимательно осмотрел их лица. Запомнил.

— Двигай копытами!

Кто не ходил в колодках, тот не представляет, что это за удовольствие. Незабываемое. У меня такой опыт уже был, к несчастью, так что приноровился быстро. Шажки приходилось делать маленькие, двигая задницей, словно продажная девка. Стражи ржали, отпуская мерзкие шуточки, но я молчал. Пытался запомнить дорогу и постоянно прощупывал силу. Безрезультатно. На лестницах идти стало особенно трудно, каменные ступени довольно высокие, забирался на них, шипя сквозь зубы.

Меня провели в просторное помещение. Стена, украшенная всевозможными орудиями пытки, особой радости не внушала. За широким столом восседал сутулый писчий, обсасывающий кончик пера, у маленького окошка стоял толстяк в мантии ловца. Ну, стало быть, и есть тот самый — жизнью обиженный, темным придавленный. Ну-ну.

— Приковать, — распорядился толстяк. И с мерзкой усмешкой наблюдал, как меня растягивают на цепях возле стены.

Стражники отошли, я уставился в лицо светлого.

— Ну что, чернокнижник, будем признаваться? — заржал он.

— Это в чем?

— Во всем. — Он принялся загибать толстые пальцы: — Непоправимый ущерб городу — это раз. Убийство неповинных людей — это два. Применение запрещенной темной магии — это три… уже этого достаточно для казни!

— С каких это пор темная магия запрещена? — вскинул я бровь.

— С недавних, — любезно пояснил толстяк и без предупреждения вогнал мне кулак в живот. Я согнулся, ну насколько позволяли цепи, и зашипел сквозь зубы.

— А перебивать меня не надо, мразь, — ласково пояснил ловец.

Я отдышался, поднял голову.

— Ты обязан передать меня ловцам Кайера. И вынести официальное постановление…

Зря это сказал, конечно. Град ударов обрушился на мой несчастный живот, парочка досталась челюсти. Ударчик у толстяка был совсем не слабым.

— Нравится бить тех, кто в цепях? — хмыкнул я. — Может, руки освободишь, по-мужски поговорим?

— С мразями типа тебя я разговариваю так, — на этот раз удар в нос. Кость хрустнула. Демоны, а ведь я его и в прошлый раз неправильно срастил! Кажется, моя внешность становится все привлекательнее…

Одно я понял довольно быстро: старик Мор был прав, и разговаривать ловец не желал. Он даже не спросил мое имя, очевидно, в списках я буду значиться безымянным. Толстяк тупо меня избивал, а когда увидел черные руны, вязью покрывающие мою грудь и спину, то стал избивать с особым рвением. Я даже попытался вспомнить, не был ли я в Лаоре раньше, ну мало ли, вдруг напортачил с чужой женой? Хоть не так обидно было бы. А то бьют за чужое удовольствие, а попал в застенки не за прогулку по Изнанке и общение с демоном, а за иллюзорные монеты и хелль с дурманом.

Кто бы мог подумать! Если бы я верил в Богиню Равновесия, то сказал бы, что у нее поганое чувство юмора!

Я зафыркал от смеха, хотя понятно, ничего смешного в ситуации не было, да и челюсть болела дико.

Сила ушла в глубокое подполье, лишь внутри что-то жгло, словно там бурлила лава, и этот жар даже порой заслонял боль. Собственно, после очередной попытки превратить мои внутренности в фарш, я отключился.

* * *

Голоса звучали словно сквозь пуховое одеяло.

–…никаких следов магии.

— Ты в этом уверен? Может, не обнаружили?

— Уверен, Фирд. Не знаю… возможно, лучше уничтожить? От беды подальше.

— Хм. Это просто камень?

— Ну да. Просто камень. Но местные утверждают, что раньше его там не было.

— Раньше не было… ветром принесло!

— Каким ветром? Камень размером с телегу! Ну разве что ураганом! Кстати, что у вас тут за история со смерчем? Весь город судачит.

— Разобрался, залетный темный устроил. Может, и камушек его рук дело?

— Может. Этот темный, что ли? — смешок в мою сторону.

— Он самый.

— Уже труп? Или до публичной казни дотянет? Ты бы его подлечил и сжег на площади, а то твой авторитет падает, Фирд. Горожане недовольны. А показательная казнь весьма способствует народной любви, сам знаешь!

Собеседник толстяка хрипло рассмеялся и резко замолчал.

— Ладно, так что с камнем делать?

— Что, что, ничего без меня решить не можете! — самодовольно протянул толстяк Фирд. — Если ты ручаешься, что в нем нет магии, то пусть стоит.

— Так надо бы разобраться, откуда взялся! Местные уже байки рассказывают и обходят десятой дорогой. Народ неграмотный там, глупый. Что непонятно — то зло, сам знаешь… А там торговый тракт рядом, еще чего доброго отпугнут обозы по скудоумию!

— Так разбирайся! А для местных придумайте что-нибудь убедительное. — Звякнула крышечка графина, и забулькала вода.

Я сглотнул. В горле пересохло, и пить хотелось невыносимо. Но глаза по-прежнему не открывал, так и висел на цепях, изображая труп. Впрочем, я от него был недалеко.

— Расскажите народу о милости Богини, нацарапайте на камне символ равновесия и распустите слухи о его целебной силе. Юродивые, паломники и идиоты сами подтянутся, разнесут весть о новом чуде по всей империи, — Фирд рассмеялся. — А через годик можно будет уже деньги брать, за возможность прикоснуться к небесному камню.

— Почему небесному?

— Ну ты же сам говорил, что он светлый, с синими прожилками. Врите, что с неба упал, подарок Богини к… дню основания Лаора! Как раз вовремя… Жрецы в храме молитву вознесут, верховный возликует, людишек запустим, чтобы слухи распространяли о святыне. Не впервой. Понял?

— Понял… Голова ты, Фирд…

Голоса стали затихать, пока совсем не удалились. Я осторожно открыл глаза. На столе горела масляная лампа, значит, уже вечер. Подслушанный разговор заинтересовал мало, разве что я понял, кто обладает реальной властью в Лаоре. Не градоначальник, а толстяк Фирд. Впрочем, это ситуация как раз из разряда обычных, поговаривают, что страной за императора управляет первый императорский ловец. Гораздо больше меня занимала часть, где обсуждали мою казнь. Как-то не хотелось, чтобы пророчество старика Мора сбылось.

Я дернул цепь, испытывая ее на прочность. Увы… Прочная и крепкая, от моих рывков звенья не разлетелись и кольца из стены не вывалились. А цепь по-прежнему удерживала меня. И отведи-камнем, здесь, похоже, выложены поминальные надписи на всех стенах.

От того и ловец руками бил и хлыстом, а не силой, минерал одинаково гасит что светлую, что темную магию. Целыми на мне остались лишь сапоги, так что я даже вспомнил добрым словом возчего.

К сожалению, сколько я ни дергался, а толка от моих движений было мало. Да и дергался я слабенько, от боли лишь мычал и в красках представлял, что сделаю с толстяком, когда отсюда выберусь…

* * *

Печально, но похоже, меня все-таки казнят. Так я подумал, рассматривая площадь, забитую народом. Толстые одышливые кухарки и скромные прислужницы в белых передничках, бородатые кузнецы в кожаных фартуках и юркие воришки, промышляющие в чужих карманах. Я осматривал горожан с легким интересом, к тому же заняться все равно было нечем. Ну не разглядывать же палача и столб, возле которого меня собирались поджарить? Что я там не видел?

Площадь постепенно наполнялась, уже даже и местная элита подтянулась, уселись на крытые бархатом лавки под предусмотрительно натянутый навес. Дамочки брезгливо косились в сторону простолюдинов, прижимая к носам надушенные платочки.

Я сидел в каморке, со всех стороной обложенной отведи-камнем. Вернее, лежал, потому что сломанное ребро при попытке сесть грозило проткнуть мне что-нибудь важное. Или уже проткнуло, не знаю, об этом старался не думать. Обшаривал взглядом толпу, не обращая внимания на выкрики в мою сторону и надеясь увидеть всего одно лицо. Но не видел. И вероятность, что я смогу сплести аркан тоже была минимальной, потому что постамент тоже был сделан из отведи-камня. А язык отрежут перед тем, как вести на казнь — тоже обычная мера. Чтобы заклинание не выкрикнул или проклятие. Посмертные иной раз и сквозь отведи-камушек пробиваются и через защитные щиты светлых. Еще бы, на последнем выплеске силы можно такого наворотить! Я бы точно пожелал этому городишке провалиться на Изнанку! Вот потому-то магам перед казнью языки и отрезают. Зрелищно и результативно.

Дверь открылась, впуская жреца Богини.

— Нужно ли тебе покаяние, заплутавший? Чтобы в равновесии и гармонии покинуть наш мир?

— Я предпочел бы в нем остаться, — прохрипел я. Вслед за служителем храма вошел лысый стражник, поигрывая ножом. Ну да, сначала — покаяние, потом — долой язык.

— Очисти душу, чернокнижник, облегчи совесть… — заныл жрец.

— Да с удовольствием, — я облокотился о стену клетки. — Начну с того, что при рождении убил свою матушку. Нет, я не намеренно, вы не подумайте ничего плохого, но грешок имеет место быть, кхе… Стало быть, я вылез, а она того — каюк. Обидно, кстати. Даже поздороваться не успел. — Я откашлялся. — Водички не найдется, служитель? А то в горле пересохло, а рассказ длинный.

— Говори по основным прегрешениям, заплутавший, — важно изрек жрец. — Убил кого? Или надругался над невинной девой? Или чужое взял? А то и хуже… — служитель понизил голос, — об императоре нашем, продли Богиня его годы, плохое подумал?

— Про императора я как-то вообще не думал, — хмыкнул я. — А все остальное — да много раз!

— Ну и славненько, — повеселел жрец. — Отпускаю твои прегрешения!

— Эй, а раскаяние? — возмутился я. — Песнопение о моей душе?

— После, все после, — обрадовал служитель, торопливо качнув над моей головой маятником. — Прах твой развеют, и спою.

Я хмыкнул. Поганый городишко!

— Язык давай, — стражник подкинул на ладони нож.

— Хоть накормили бы перед казнью, — сплюнул я.

— Обойдешься, чернокнижник, — хмыкнул лысый. — Палач ругается, что после посмертного ужина слишком много отходов из казненных выходит. Некрасиво получается, дамы жалуются, что воняет. Да и зачем добрую еду переводить, все равно ж помирать! Язык высовывай, все равно же отрежу, — почти ласково добавил он.

Жрец с досадой покачал головой и отошел в сторону, не желая пачкать моей кровью свой балахон. Я снова дернул силу. Внутри огнем вспыхнула боль, но привычного покалывания в пальцах я так и не ощутил.

— Язык давай, — обозлился стражник. Похоже, подходить ко мне близко он все-таки опасался. Мой смерч на жителей городка произвел неизгладимое впечатление. Я ссутулился, исподлобья наблюдая приближение лысого. Конечно, он мог позвать напарников, но, видимо, гордость не позволяла. Засмеют же потом, стоит взглянуть на избитого и еле дышащего меня. Я даже глаза закатил, изображая умирающего. И пытаясь скрыть ладони, что уже вытащил из отверстий колодки. Наверное, выглядел я погано, потому что стражник решился: метнулся ко мне, замахиваясь клинком, я же перекатился в сторону и изо всех сил пнул его в зад. И, не обращая внимания на боль, прыгнул ему на спину и зубами вцепился в шею. Кожа у него была, как у кабана, еле прокусил. Мои клыки, к сожалению, не способны оторвать голову или в один прием перегрызть горло, зато у них есть другое ценное качество — жертва теряет волю. Страж повалился на пол, словно безвольная кукла, и попытался меня обнять. Я отпрыгнул, схватил нож, что он выпустил из рук. Лысый придурок игриво улыбался и недвусмысленно расстегивал свои штаны. Я скривился, наблюдая побочное действие укуса инкуба. И перерезал стражнику горло, когда он попытался признаться мне в большой любви и грязно меня отыметь. Повернулся к жрецу, который тихо верещал в углу. От лысого мне было мало толка, и от его убийства я почти не получил силы, лишь немного жизненной энергии. Если бы я провел ритуал, то смог бы собрать ее почти всю, а так ее хватило лишь на небольшое исцеление. Смерть жреца даст мне еще немного.

Но этот хряк в белом балахоне просто преступно не желал отправляться к своей Богине. И самое хреновое, что он собирался заорать на всю площадь, так что мне пришлось метнуть в него нож, чтобы он хотя бы заткнулся. Кстати, сделать замах кистью не так-то просто. А самое обидное — такой способ убийства ни дал мне ни капли жизненной силы, и это так меня расстроило, что я не удержался от увесистого пинка по объемистому заду мертвого служителя. Небольшое забранное решеткой окошко, в которое я недавно обозревал площадь, потемнело, похоже, в него кто-то заглянул. Значит, мне стоит убраться отсюда как можно скорее. Выдернув нож из тела жреца, я поковылял к двери. Но выйти не успел, стоило мне ее распахнуть, как я нос к носу столкнулся с десятком вооруженных стражей. Первого я даже успел порезать, пользуясь своим неожиданным появлением, но остальные просто задавили меня количеством, кожаными непробиваемыми кирасами и увесистыми дубинками.

— Косой мертв! И жрец! — завопил один из стражей, заглянув в мою клетку. — Ты же сказал, что чернокнижник почти труп!

— Он и был почти трупом! — огрызнулся другой. Лица я не видел, потому что лежал, вжимаясь носом в земляной пол, с вывернутыми руками. Чей-то сапог так давил мне на спину, что позвоночник хрустел. — Лежать, урод! — заорали мне, и сапог надавил еще сильнее. Мои позвонки хрустнули.

— Отпустите его.

Властный голос ослабил давление на мой несчастный хребет.

— Что здесь происходит?

— Приговоренный пытался сбежать, господин Аронти! Убил одного из стражей и служителя Богини, мы задержали его и обезоружили! — Стражи вытянулись по струнке, я повернул голову, пытаясь рассмотреть обладателя голоса. Но из моего положения лежа удавалось увидеть лишь сапоги из дорогой кожи.

— Ваша доблесть будет вознаграждена, страж, — высокомерно отозвался голос.

— Благодарю, господин Аронти!

— А теперь поднимите этого чернокнижника и ведите его за мной.

— Но… — страж замялся. — Казнь назначена на полдень…

— Вы плохо слышите, страж? — в голосе прорезались гневные нотки. — К чернокнижнику появились вопросы. После он будет сожжен. Следуйте за мной!

— Конечно, господин Аронти…

Меня вздернули, вывернув руки. Я уставился в лицо господина и хмыкнул. Тощий носатый тип в неприлично дорогом одеянии. Рядом с ним личный страж в коричневом балахоне с капюшоном, полностью скрывающем лицо. Господин Аронти скользнул по мне равнодушным взглядом и отвернулся. Но этого мига мне хватило, чтобы увидеть такие знакомые глаза с серой радужкой и розовой каемкой. Мы двинулись по узкому коридору, к выходу. Лже — Аронти на меня больше не смотрел, я же напряженно рассматривал его спину. И заметил, когда иллюзия чуть поплыла.

— Шевелите ногами, я тороплюсь! — выкрикнул господин и почти побежал. Стражи недоуменно переглянулись, но припустили следом, таща меня за собой. И я даже успел подумать, что мы действительно выберемся, когда столкнулись с толстяком Фирдом.

Его глаза чуть не вывались из орбит, увидев тощего господина. К несчастью, соображал ловец неплохо. Кем бы ни был этот самый Аронти, но видимо, Фирд точно знал, что его здесь быть не могло, потому что уже через миг он заорал:

— Взять их! — и вскинул ладонь, сплетая аркан силы.

— Тут отведи-камень, жирный, — выплюнул я, резко приседая и откатываясь в сторону. — Армон, справа!

Коричневый балахон слетел с моего напарника, и он обернулся в прыжке. Вот всегда впадаю в ступор от этого зрелища: как человеческое тело в один миг становится смертоносным клубком железных мышц, клыков и когтей, способным раскидать даже десяток вооруженных людей. Хищник, равного которому нет в мире, в несколько раз крупнее обычного волка, с непробиваемыми костяными пластинами на боках и груди, покрытый черной шерстью, позволяющей ему сливаться с темнотой, и невообразимой скоростью. Просто идеальный убийца. Один оборотень стоит целого взвода, не зря их так настойчиво пытаются завербовать в императорскую армию. Но эти звери подчиняются лишь своему альфе и никогда — людям. Армон, как я уже говорил, — исключение.

Руна призыва на моем теле, которую я так болезненно в свое время выжег, снова сработала, позвав моего защитника. Это не магия, это зов крови, соединяющий меня с Армоном и позволяющий ему находить меня, где бы я ни находился.

Напарник рычал, раскидывая стражей и пробивая нам дорогу к выходу. Иллюзия сползла с Одри и на месте долговязого господина стояла бледная девушка в простом сером платье. Когда чья-то оторванная конечность шлепнулась возле нее, Одри побелела еще больше и, кажется, приготовилась упасть в обморок. Но смотреть на нее было некогда, нас слишком активно пытались убить. Мы, естественно, были против. Толстяк Фирд без магической силы, видимо, был никудышным воином, потому что позорно сбежал. А я так хотел увидеть его голову отдельно от тела!

К выходу мы все-таки пробились, и Армон, рыкнув, мотнул головой в сторону каменного забора.

— Ты шутишь! — застонал я. В боку горело огнем, и мне не надо было смотреть, чтобы понять: во мне образовалась еще одна дырка. Лишняя на мой взгляд. Армон зарычал, и я кивнул. Мы уже проделывали этот трюк, но, гниющая плоть! Как же я этого не люблю!

Хотя все было просто, Армон всего лишь перекинул меня через забор. Приземлился я неудачно, хотя здесь уже не было отведи-камня, и мои арканы начали работать. Хоть и силы во мне было слишком мало на полноценное заклинание. Но достаточно, чтобы смягчить удар при падении. С другой стороны каменной стены зарычал напарник, и я откатился в сторону.

— Да ловлю я, ловлю, — буркнул недовольно и сплел для Одри воздушную подушку. Ее падение замедлилось в нескольких крайтах от земли, и она изумленно вскрикнула.

— Там лошади, — девушка махнула рукой, приземлившись, хотя я и без нее видел жеребцов. Их было двое — для меня и Одри, Армон в своей боевой форме быстрее любой лошади. Черная тень оборотня перелетела через ограждение. С той стороны уже орали, звенело оружие, и раздавался топот множества ног. А уже через миг забил тревожно колокол, извещая о сбежавших преступниках. Я залез в седло с трудом, упал на шею лошади и дернул поводья.

— Догонят, — прохрипел я, когда Армон со мной поравнялся. — Нужно уходить в портал.

Желтые глаза смотрели вопросительно. «Сможешь открыть?» — спрашивали они.

— Нужна жертва.

Оборотень мигнул и умчался. Я ударил пятками по крупу жеребца, направляя его в сторону леса. Жертву мне напарник обеспечит, осталось найти уединенное место.

Одри неслась за мной молча, и я почти забыл о ней. Вспомнил, лишь когда остановился на какой-то поляне.

— Что ты собираешься делать? Куда умчался Армон? — она свалилась с лошади и замерла, наблюдая, как я вычерчиваю на земле фигуру перехода. — Ты собираешься открыть портал? Один?

— Угу.

— Ты же нас убьешь!

— Можешь остаться и подождать, пока тебя убьют стражи Лаора.

— Но в одиночку открывать портал очень опасно! — Она в ужасе смотрела на меня, ползающего по земле. — Нас же может закинуть на Изнанку! Давайте попробуем добраться до разрешенного портала в другом городе!

— Мы не доберемся, — не поднимая головы, бросил я. — Я слегка запутал следы, но ловцы Лаора их распутают довольно быстро и нас найдут. К тому же никто не даст нам войти в городской портал. — Я закончил, и, шатаясь, поднялся. — А на Изнанке не так уж и плохо. Тебе, кстати, привет от твоего дружка Дориана.

— Ты его видел? — она завопила так, что я поморщился.

— Довелось.

— Где он? Что с ним случилось? Лекс! Скажи мне, что с ним?

Из чащи примчался Армон с лисой в зубах. Ее лапы дергались, зверь был жив, хоть и слегка придушен. Напарник знает, что мне нужна живая жертва. Я вздохнул, понадеявшись, что лисы хватит для портала.

— Сейчас важнее убраться отсюда, — я посмотрел на девушку, застывшую на краю нарисованной пентаграммы и все еще ожидающую от меня ответа.

— Он жив? — прошептала она.

Не знаю, почему я кивнул. Формально-то не соврал, хотя форму существования Дориана трудно назвать жизнью. Но Одри издала радостный вскрик.

— В круг, — скомандовал я, занося над придушенной лисой нож. Руна перехода на моей спине обожгла болью. Что делать, за все приходится платить. Линии на земле налились синим светом и вспыхнули, когда я вонзил нож в тело зверя.