Я тоже стану стервой

Марина Серова, 2007

Преуспевающая бизнес-леди Мария Лоханкина обеспокоилась будущим своего великовозрастного сыночка Павлушки. Мальчик красив, богат и так наивен! Глазом не моргнешь – охомутают. И наняла любящая мамаша бодигарда Женю Охотникову, посулив ей сумасшедшие деньги. За меньшие знаменитый телохранитель не соглашалась нянчиться с великовозрастным болваном, охраняя его от посягательств наглых девиц. Женя, разумеется, и предположить не могла, во что она ввязалась...

ГЛАВА 2

На следующее утро я приступила к исполнению своих обязанностей. Тетя Мила была в неописуемом восторге от того, что я наконец-то взялась за ум и решила заняться чем-то полезным. Правда, ее немного огорчило, что мне придется несколько месяцев жить у чужих людей. Зато она явно уверовала в то, что по окончании этого срока я вернусь в родной дом с непреклонным желанием завести собственную семью. Естественно, я не стала посвящать тетю Милу в детали. Пусть думает то, что ей нравится. И мне спокойнее, и ей приятнее.

Для начала мы с тетей Машей подписали у нотариуса договор на предоставление услуг телохранителя. Потом вернулись в уже известную мне четырехкомнатную квартиру. Нужно было как-то объяснить Павлушке, почему я отныне обязана следовать за ним по пятам. Но это тетя Маша взяла на себя. Особо не мудрствуя, она пояснила старшему сыну, что я его гувернантка и что в мои обязанности входит следить за его поведением в любой обстановке и попутно обучать хорошим манерам. Честно говоря, я и в собственных манерах была не вполне уверена, но если сравнить их с Павлушкиными… Да, пожалуй, я могла бы его чему-нибудь научить.

Для проживания мне выделили небольшую комнатку рядом с кухней. В принципе это была даже не комнатка, а кладовка с облицованными простой голубой плиткой стенами. В ней впритык помещались кушетка, маленькая, выкрашенная коричневой масляной краской тумбочка и вешалка для одежды. Вначале у меня закрались недобрые предчувствия, что эта кладовка раньше служила опочивальней девочке Веточке. Но тетя Маша развеяла мои подозрения.

— Вот на какие неудобства ради сына иду, — заявила она, торжественно бросая на кушетку стопку чистого постельного белья. — Придется нам с Веточкой теперь потесниться.

— В каком смысле?

— Это же Гошкина комната, — пояснила тетя Маша. — Он тут спит, когда со смены возвращается. А мы с Веточкой в спальне привыкли. А теперь придется Гошку рядом с нами класть. Хотя он часто и в ночную смену остается. Порой неделями на работе пропадает. Может, и сейчас повезет. Ой, не знаю, не знаю, понравится ли это… Понравится ли это Веточке… Она ведь к простору привыкла. Но ничего не поделаешь — для дела нужно.

Я мысленно прикинула планировку квартиры. Ее я осмотрела еще вчера.

Огромный холл, плавно переходящий в гостиную. Смежная с гостиной спальня тети Маши и девочки Веточки — метров двадцать, не меньше. Еще две комнаты, где живут братья. Большая кухня. И вот эта маленькая кладовка, видимо, задуманная строителями как прачечная. Неужели тетя Маша не смогла подыскать своему супругу более уютного местечка? Впрочем, это не мое дело.

— Ну как? — радостно спросила тетя Маша, наблюдая, как я развешиваю на вешалке свои вещи. — Не тесно?

— Нормально. Я могу жить и в довольно скромных условиях. Скажите, а электрическая розетка здесь есть?

— Да, да, конечно. Надо только чуть-чуть тумбочку отодвинуть.

— Ну и отлично.

День прошел спокойно. Тетя Маша уехала на рынок проверить, как идут ее коммерческие дела. Братишки же, проснувшись около трех часов, плотно позавтракали (или пообедали? Тут сложно понять) и отправились заниматься своими делами. В смысле Митюшка ушел обратно в свою комнату и засел за компьютер, а Павлушка, развалившись на кожаном диване в гостиной, приступил к просмотру телепередач. Телевизор у тети Маши являл собой огромную жидкокристаллическую панель, занимающую полстены. Надо будет мне обязательно потом купить такой же. В качестве компенсации тете Миле за неосуществившуюся мечту о моем замужестве.

Надо все же как-то выполнять возложенные на меня обязанности. Я не привыкла получать деньги за ничегонеделание. Я многозначительно откашлялась.

— Павел!

— Чё?

— Для начала я бы хотела заметить, что юноша не должен появляться в гостиной неглиже. Тем более в присутствии дамы.

— Чё?

— Оденься, пожалуйста.

Павлушка внимательно осмотрел свое массивное тело, обнаружил трусы, поддел пальцем резинку и продемонстрировал ее мне.

— Ну, ты напугала! Я уж подумал, что и впрямь забыл одеться! Вот, трусы-то есть!

— Этого недостаточно.

— Это почему? Мне и в трусах-то жарко. И если б не ты, я бы…

— Пожалуйста, не продолжай, — я поморщилась. Неужели кто-то действительно считает, что воспитание детишек — приятное занятие?

— Слышь, Евгеша, можно я тебя так звать буду?

— Нет, — строго сказала я. — Ты должен называть меня Евгения Максимовна.

— Да я в жизни не выговорю, — виноватым баском пожаловался Павлушка. — Давай я буду звать тебя Евгеша. Мы так училку звали. Мне привычно.

— Хорошо, — согласилась я. В конце концов, официально я телохранитель, а не гувернантка. А телохранителя можно звать как угодно. Лишь бы клиенту было удобно.

— Слышь, Евгеша. А ты чё, теперь со мной все время будешь?

— Да. Это решение твоей матери. Я обязана обучать тебя хорошим манерам.

— Ну ни фига себе… Слышь, у меня тут вечером стрелка забита.

— Пойдем вместе, — невозмутимо заявила я.

— Так меня просто не поймут, если я с тобой припрусь.

— Это почему же? Можешь сказать своим друзьям, что я твоя подружка. Я что, недостаточно хороша для тебя?

— Н-да? — Павлушка внимательно оглядел меня и радостно осклабился. — Это я обязательно на другой стрелке скажу. А сейчас не могу — я с девушкой встречаюсь.

С девушкой… Вот оно, начинается. Если честно, я не особо представляла, как мне нужно будет вести себя в случае возникновения, как бы это сказать… Оговоренного с Марией Андреевной прецедента. Ну что ж, буду вести себя по обстоятельствам. Мне и не в таких ситуациях приходилось импровизировать.

— Ну а девушке ты можешь сказать, что я твоя двоюродная сестра, — предложила я. — Старшая. Приехала из деревни погостить.

— Ну, давай, — неохотно согласился Павлушка. — Или знаешь… Может, мамке скажем, что ты была со мной, а на самом деле ты где-нибудь погуляешь?

— Нет, не выйдет.

— Я заплачу. Ты не думай, у меня бабла хватает, — предпринял мой подопечный робкую попытку подкупа.

— Нет, — как можно строже сказала я. — Я работаю на твою мать. И в мои обязанности входит следить за твоими манерами в любой обстановке и корректировать их по мере необходимости.

Павлушка трудолюбиво наморщил свой обширный лобик.

— Слышь, Евгеша, я все равно ни фига не понял из того, что ты сказала. Ну ладно, пойдем вместе.

Стрелка, или, выражаясь русским языком — встреча, была забита, то есть назначена, около входа в центральный парк. Павлушка выглядел вполне прилично — светлые джинсы, голубая рубашка с короткими рукавами. В нагрудном кармане — мобильник, последняя модель «Nokia», на левом запястье — дорогие часы. Ничего не скажешь, самый настоящий «первый парень». Я же, согласно предписанному мне имиджу, нарядилась в строгий, чертовски неудобный костюм — жакет и прямая узкая юбка. Чувствуя себя учительницей начальных классов, я преданно стояла рядом со своим нерадивым учеником на самом солнцепеке и тихонько погибала от жары.

— Ну и где твоя подружка? — поинтересовалась я, не сводя глаз с ларька, торгующего прохладительными напитками.

— Да ща придет. Куда она денется-то? — лениво протянул Павлушка.

— В общем, так. Как придет — ни с места, ждите меня. Я пойду воды купить. Тебе взять?

— Не… Мне бы пивка.

— Пить пиво в общественных местах неприлично, — отрезала я, вспомнив о своих обязанностях. — Сейчас модно пить минералку.

— «Умиралку»? — почему-то испугался Павлушка. — Тогда лучше вообще ничего не надо.

Убедившись, что мой подопечный находится в прямой зоне видимости, я отошла к ларьку. Передо мной стояла какая-то старушка, которая выбирала шоколадный батончик так долго и так тщательно, словно она собиралась им питаться как минимум ближайшие лет десять. Поэтому времени на покупку баночки лимонада мне пришлось затратить чуть больше, чем я рассчитывала. И когда я вернулась к Павлушке, рядом с ним уже стояла расфуфыренная сверх всякой меры надменная юная блондинка в ярко-красном платье. К чести моего подопечного, попыток бегства он не предпринимал. Просто стоял и спокойно меня ждал.

— Ну, мужик, ты попал на бабки… — томно, со вкусом протянула блондинка и уставилась на меня вытаращенными голубыми глазами, в коих не было ни малейшего намека хоть на какую-либо умственную деятельность.

Я удивленно посмотрела на Павлушку.

— Да, да, смешно, — лениво заверил он блондинку. Видимо, я застала концовку анекдота, который, к сожалению, а может быть, и к счастью, прослушала. — Ну чё, девки, знакомьтесь. Это Евгеша, сеструха моя, а это Аллочка, моя девушка.

— Очень приятно, — брезгливо процедила Аллочка.

— Взаимно, — радушно сообщила я.

— Ну чё, пройдемся? — предложил Павлушка. — Только я в центре пойду. Буду как в этом, в обезьяннике.

— Чё ты несешь? — медленно проговорила Аллочка. — Не в обезьяннике — в малиннике.

— Ну точно, точно, я просто перепутал.

И мы медленно побрели в глубь парка. Но ни жаркий весенний вечер, ни расслабляющее чириканье птичек, ни парочка юных идиотов не смогли притупить мое внимание. Рефлексы, наработанные годами, не так просто усыпить. Краем глаза я заметила, что невзрачный, худенький парнишка поднялся со скамеечки и как бы невзначай пошел вслед за нами. Парнишка был в не по размеру широких джинсах и просторной толстовке. Его глаза защищали желтые антибликовые очки, а на голове была повязана бандана, поэтому цвет волос парнишки я не разобрала. Да и к чему мне его цвет волос? Кому может взбрести в голову «пасти» бестолкового увальня Павлушку? Но все же я была абсолютно уверена — парнишка в желтых очках следил именно за нами.

Во мне резко проснулись мои охотничьи инстинкты.

— Эй, Аллочка! — позвала я.

— Чё?

— Давай-ка поменяемся местами.

— А на фига?

Ну не объяснять же ей, что подобная дислокация будет для меня удобнее в случае возникновения непредвиденной ситуации?

— Мне не нравится идти на самом солнцепеке, — небрежно пояснила я. — А ты моложе и легче одета, тебе это будет проще.

— Ну ты, ваще, простая… — фыркнула Аллочка, но местами со мной поменялась.

— Ща я тебе свое любимое место покажу, — сказал мне Павлушка. — Там, дальше, прудик будет. Очень красиво, уточки плавают, и птички так поют! Прямо за душу берет. Прямо вот так: «Уть-тю-тю… Уть-тю-тю…»

Надо же… А Павлушка-то, оказывается, романтик…

— Это ты про ту лужу? — уточнила Аллочка. — Ну где мы с тобой… Да?

— Это не лужа, это прудик, — обиделся Павлушка.

Так или иначе, но мы медленно продвигались в глубь парка. Народу вокруг было много. Обрадовавшись внезапно нагрянувшему лету, резвились детишки, чинно прогуливались бабушки и дедушки, молодежь собиралась в разноцветные стайки. Все выглядело умиротворенно и невинно. Вот только парнишка в желтых очках упорно шел за нами. Хотя, может, ему тоже нравится прудик с птичками? Я незаметно наблюдала за ним. Невысокий, худенький, чуть сутулый — подросток? Двигается уверенно, но осторожно, почти плавно, стараясь не производить никакого шума. Значит, он занимается спортом или танцами. Или… или это вообще девушка? Непонятное какое-то существо.

Мы добрались до любимого Павлушкиного прудика. А что, место и впрямь оказалось красивым. Небольшой, неправильной формы водоемчик почти полностью окружали чуть тронутые первой зеленью заросли кустарника. Но в некоторых местах доступ к воде был свободен, и там, прямо на берегу, располагалось несколько лавочек. Мы подошли к одной из них.

— Девки, вы тут посидите, а мне отлить надо, — невинно сообщил Павлушка.

— Для таких нужд существует общественный туалет, — вспомнила я о своих непрямых обязанностях.

— Так его здесь нет, — резонно возразил мой подопечный.

— Тогда я с тобой.

— Чё? Тебе тоже надо?

— Нет. Я просто провожу тебя.

Аллочка тем временем плюхнулась на скамеечку и театрально расправила широкую юбку своего красненького платьица.

— Ну, мужик, — восторженно протянула она, — ты попал на бабки!

А парнишка в желтых очках тем временем подошел к берегу и принялся спокойно наблюдать за плавающими по воде утками. Может, он следит не за Павлушкой, а за Аллочкой? Тогда это не мое дело. С ее мамой я договоров не подписывала.

— Я просто постою рядом, — сказала я Павлушке. — Не беспокойся, я отвернусь.

— Да мне, в общем-то, по фигу. Я не стеснительный. Пошли.

Мы немного отдалились от нашей скамейки. Павлушка, производя шум продирающегося сквозь валежник медведя-шатуна, углубился в кустарник. Благодаря ярко-красному платью Аллочки мне было легко использовать ее в качестве ориентира и продолжать наблюдать за парнишкой в желтых очках. Но он по-прежнему не делал ничего особенного — присел на корточки, широко расставив колени, и смотрел на уток. Наверное, это все же парень, а не девушка. Надо будет потом попробовать рассмотреть его поближе.

Судя по характерным звукам, Павлушка покончил со своим занятием и теперь выбирался наружу. Но тут я, видимо, совершила ошибку. Увлекшись наблюдением за парнишкой в желтых очках, я выпустила из виду остальное пространство. Впрочем, меня не стоит особо за это корить — кто же знал, что Павлушка окажется столь популярной персоной?

В тот самый момент, как мой подопечный, торжественно отряхиваясь от прилипших листиков, выбрался из кустов, к нему проворной тенью метнулась девушка. Я даже толком не успела понять, откуда она выскочила. Высокая, гибкая, затянутая в кожаные брюки и тонкую черную водолазку. Волосы цвета воронова крыла, длинные, густые и ухоженные. Красивое лицо — бледная кожа, точеные черты, чуть раскосые карие глаза. На вид — лет двадцать восемь. И по части специализации этой девицы у меня особых сомнений не было. Как говорится — «рыбак рыбака…»

Девица проворно схватила Павлушку под руку и что-то прошептала ему на ухо. Я моментально подскочила к ним.

— Просто верни… — это были единственные слова девицы, которые мне удалось расслышать.

Я решительно влезла между Павлушкой и девицей и резким движением руки оттолкнула ее.

Девица отпрыгнула, чуть присела. Слегка наклонила вперед корпус, правую руку отвела назад, согнула в локте, кисть сжала в кулак. Левую руку выставила перед собой ладонью вперед. Это не очень хорошо. Не для меня — для девицы. Если она без раздумий, с ходу принимает боевую стойку, это может означать только одно — нервная система девицы расшатана.

— Вот, значит, как… — злобно протянула она, сверля меня взглядом. Судя по этому взгляду, она тоже признала во мне «рыбака». — По-крупному решили сыграть? Не в те игры играете, сопляки. Не в то ввязались.

Она выпрямилась, опустила руки и, не спуская с меня глаз, добавила:

— Думаете, просто отделались? Знаешь, куколка, передай привет Лукасу и скажи, что все только начинается.

— Только Лукасу? — невинно улыбнулась я. Лучше пока изобразить дурочку. — А Копполе?

— Кто это?

— Режиссер «Крестного отца».

Девица недоуменно сощурилась, задумалась на секунду. Потом фыркнула:

— Шутница, да? Очень не советую…

Она стремительно развернулась и быстро удалилась в глубину парка. Я бы даже так сказала — бесследно растворилась в лесной чаще. Остался только тонкий аромат дорогих духов.

— А кто это — Лукас? — поинтересовался у меня Павлушка.

— Джордж Лукас? Режиссер «Звездных войн», — пояснила я.

— И как мы передадим ему привет? Он же, наверное, за границей живет. Это далеко.

— Через Интернет! — гаркнула я. — Слушай, Павлик! Это лучше ты мне скажи, кто такой Лукас?!

— Режиссер «Звездных войн», — послушно ответил мой подопечный. — Правильно?

Я обреченно перевела дыхание.

— Ладно. Давай по-другому. Кто эта девица?

— А, эта… — Павлушка самодовольно и мечтательно улыбнулся. — Это моя бывшая. Хочет ко мне вернуться. Но я — кремень!

— Вот она?!! — я сделала неопределенный жест в сторону дорожки, по которой удалилась загадочная брюнетка. — Твоя? Бывшая? Ты сам-то себя не насмешил?

— А чё? Да на меня бабы летят, как мухи на… это… Ну… Как это?..

— Давай лучше «как пчелы», — пришла я на помощь.

— Почему?

— Потому что тогда твою фразу можно будет закончить намного изящнее.

Павлушка старательно подергал бровями, подумал и наконец сказал:

— А, понял. Игра слов, да?

— Да, что-то в этом роде. Не уходи от темы. Кто эта женщина? И что ей от тебя нужно?

— Честно? Я не знаю. А почему ты не поверила, что это моя бывшая?

— Я тебе потом объясню. Что она тебе говорила?

— Чтобы я ей что-то отдал.

— Что именно?

— Я не понял, — тут Павлушка виновато отвел глаза. Я схватила его за руку и сильно сжала. Впрочем, с тем же успехом можно было бы сдавить ствол молодого клена.

— Не ври. Ты знаешь, о чем шла речь.

— Да не знаю я ничего! Я эту бабу впервые вижу! Может, она чокнутая?! Что ты меня допрашиваешь? Тебе мамка не за это платит! Пойдем лучше к Аллочке.

Почти стемнело. Аллочка послушно ждала нас на скамеечке. Несмотря на весьма скудную освещенность, она старательно красила губы.

— Ну чё вы там делали так долго? — протянула она, когда мы приблизились к скамейке.

— У Павлика диарея, — пояснила я, оглядывая берег. Парня в желтых очках уже не было. — Слушай, Аллочка…

— Ну?

— Тут парнишка мотался. В желтых очках. Не видела, куда он ушел?

— Юродивый-то?

— Почему юродивый?

— А чё он так вырядился? Как юродивый?

— Я не знаю, почему он так вырядился! Я просто спросила, куда он ушел.

— А чё, я тут подрядилась за юродивыми смотреть? — томно возмутилась Аллочка.

Изо всех сил сдерживая в себе желание прямо сейчас придушить Аллочку и выбросить ее трупик в прудик, я медленно повторила:

— Аллочка, тут был парнишка в желтых очках. Скажи мне, золотце, не видела ли ты, куда он ушел?

Аллочка вздохнула так тяжко, словно я попросила ее раз десять обежать вокруг пруда.

— Ну ладно, ладно. Он ушел сразу за вами.

— Куда он пошел?

— Сначала за вами. А потом куда-то делся. Я не следила за ним. На кой он мне сдался, юродивый такой?

Вот черт… Неужели мне все же предстоит работа телохранителя, а не работа гувернантки? Конечно, мне это гораздо привычнее, но надо все же сообщать заранее. У меня ведь даже оружия при себе не имеется.

— Тихо! — вдруг воскликнул Павлушка. Левой рукой схватил меня за локоть, а указательный палец правой руки поднял вверх.

— Что случилось? — насторожилась я и стала чисто инстинктивно осматриваться вокруг. Вроде все спокойно. Хотя брюнетка в кожаных штанах явно была неплохим специалистом. Подкралась же она к Павлушке совершенно неожиданно прямо у меня под носом! С такой нужно держать ухо востро.

— Слышите? — лицо моего подопечного вдруг стало блаженным. — Птичка поет. Уть-тю-тю, уть-тю-тю. Евгеш, ты не знаешь, что это за птичка?

— Господи, как же я от тебя устала, — буркнула я, сбрасывая с себя Павлушкину лапищу. — Соловей это.

— Ну, мужик, — восхищенно проговорила Аллочка, — ты попал на бабки…

Мы еще немного погуляли по парку и засобирались домой. Юная парочка вела себя вполне пристойно и никаких попыток зачать внеплановое потомство не предпринимала. Павлушка наслаждался пением соловья, а Аллочка развлекала себя поочередно то нанесением толстого слоя помады на свои полные губки, то произнесением странной фразы: «Ну, мужик, ты попал на бабки…»

Все это время, не забывая контролировать окружающее пространство, я напряженно думала. Что же такое происходит вокруг Павлушки? Что нужно этой нервной каратистке от моего подопечного? И кто этот загадочный парнишка в желтых очках? Хотя тот и не пытался вступить в прямой контакт, я ни на секунду не сомневалась в том, что он «пас» Павлушку. Или Аллочку? Нет, не Аллочку. Парнишка ведь ушел вслед за нами, а не остался с ней. Да, ушел за нами и бесследно растворился. А на смену ему из ниоткуда, словно чертик из табакерки, выскочила каратистка-неврастеничка и принялась требовать от Павлушки нечто. А Павлушка-то, похоже, даже и не предполагает, что вокруг него затеяна какая-то возня. Или предполагает? В какой-то момент, когда я приставала к нему с расспросами, он стыдливо отвел глаза. Значит, что-то все же скрывает.

А что же тетя Маша? Может, она в курсе каких-то непонятных делишек, в кои оказался замешанным ее драгоценный сынок? Может, она опасается, что он нечист перед законом, и поэтому, выгораживая сынка, наплела мне всяких нелепостей о необходимости следить за его нравственным поведением? А на самом деле ей нужен был именно телохранитель, а не нянька. В таком случае это весьма неразумный шаг с ее стороны. С телохранителем, как с врачом и с адвокатом, надо быть предельно откровенным. А то что же это получается? Я приступила к выполнению задания абсолютно неподготовленной. У меня не то что пистолета — у меня даже рогатки с собой не имеется. Нет, так дело не пойдет. Завтра же смотаюсь на свою потайную квартирку, где у меня хранится целый арсенал всевозможных спецсредств, и подберу самое необходимое. Ну, что же тут поделаешь? Договор на предоставление услуг телохранителя я подписала. Придется его выполнять.

Было около одиннадцати вечера, когда мы с Павлушкой, расставшись с Аллочкой на автобусной остановке, подошли к подъезду нашего дома. Мне безумно хотелось курить, но, памятуя о данном тете Маше слове не подвергать ее детей воздействию табачного дыма, я мужественно терпела. Ничего, может, перетерплю, а наутро вообще позабуду о пагубной привычке? Хорошо бы.

Около Павлушкиного подъезда было что-то вроде детской площадки. Как обычно это бывает, по ночам здесь собирались детишки самого что ни на есть старшего возраста. Вот и сейчас — на качелях сидели три девицы и непотребно громко гоготали, а в теремок набилось еще человек пять. Они на редкость шумно что-то обсуждали, из-под крыши клубами валил дым.

— О! — Павлушка остановился и принялся вглядываться в темноту. — Там вроде Митяй. Давай его с собой захватим. Младшенький все-таки. Беспокоюсь.

И Павлушка трогательно улыбнулся.

— Там Митюшка? — удивилась я.

— Ну да. С пацанами.

— Интересно, — моментально обозлилась я. — Между прочим, ваша мамочка слезно меня просила не подвергать вас воздействию табачного дыма. Я тут терплю из последних сил, а это что?

И я указала на обволакивающий детскую площадку дым.

— А что? — недоуменно уточнил Павлушка.

— Ничего! — фыркнула я. — Значит, в моей компании Митюшке табачный дым вреден, а в компании друзей — нет?

— Евгеш, ну чего ты опять раскричалась? Успокойся — это дым не табачный, — и Павлушка робко погладил меня по плечу.

От возмущения я не нашла слов и только молча уставилась на своего подопечного. Митюшка, оказывается, на досуге «травкой» балуется, а его старший брат при этом смотрит на меня с таким видом, будто ничего особенного не происходит? Впрочем, досуг младшего брата уж точно меня совершенно не касается.

В этот момент на детской площадке произошло какое-то движение. Из домика выбрался Митюшка собственной персоной. Не обращая на нас ни малейшего внимания, он вышел на проходящую вдоль дома дорожку, заложил левую руку за спину и, ритмично размахивая правой, принялся совершать скользящие шаги по асфальту. Лицо при этом у него было просто на редкость благочестивое.

— Что он делает? — поинтересовалась я у Павлушки.

— Да кто ж его знает? Сено, наверное, косит, — пожал плечами тот.

— Давай, забирай его, и пойдем домой, — устало распорядилась я. Да, в моей практике были случаи, когда мне и неделями приходилось прятаться от криминальных авторитетов, и целыми днями бегать, размахивая оружием. Но я еще никогда так не выматывалась, как за те несколько часов, что провела в компании юных оболтусов.

— Так ведь… поймать надо.

— Лови.

Павлушка послушно вышел на дорожку и крикнул:

— Эй, Митяй! Пошли домой. Мамка ужином накормит.

— Отвали. Я на рекорд иду, — небрежно бросил Митюшка, не прекращая своего занятия. Даже наоборот — скользящие шаги значительно ускорились, и теперь Митюшка почти бежал — насколько это было возможно.

— Ну и что теперь делать? — спросил у меня Павлушка.

Из теремка вылезла еще парочка ребят. Они принялись с интересом наблюдать за Митюшкой.

— Эй, — обратилась я к ним и указала на Митюшку. — Что он делает?

— Он конькобежец, — с видом знатока заявил один парнишка. — На рекорд идет.

— Вот черт, — проворчала я и сплюнула себе под ноги.

Митюшка же тем временем сделал красивый разворот в конце дорожки и теперь рассекал в нашу сторону. С противоположной стороны дорожки заехал автомобиль и уверенно приближался к нам.

— Стой! — заорала я Митюшке.

Никакой реакции. Честно говоря, за время моей практики я поднаторела в общении с «обкуренными» людьми. Поэтому я знаю — такие люди пребывают в какой-то собственной реальности, и чтобы хоть как-то достучаться до их сознания, нужно стать частью этой реальности. Конькобежец, значит…

Я подпрыгнула на месте и стала размахивать над головой руками.

— Стой, Митяй! Там песок! Песок! Дальше льда нет! — надрывалась я. — Ты упадешь!

Митюшка остановился как вкопанный и уставился себе под ноги. Надо же, подействовало…

— Спасибо, — пробубнил он.

Мы с Павлушкой подскочили к Митюшке, взяли его с двух сторон под руки и завели на тротуарчик. Митюшка ступал важно и очень осторожно — видимо, боялся повредить несуществующие коньки.

— Да шагай ты по-человечески! — буркнул Павлушка и встряхнул брата.

— Не-а… Нельзя — коньки затупятся.

С трудом мы доволокли юного конькобежца до квартиры и втащили внутрь.

На пороге нас уже ждала счастливая тетя Маша. Ее дородное тело уютно окутывал мягкий махровый халатик фисташкового цвета. Воздух в квартире был пропитан чарующим ароматом только что испеченных пирожков.

— Пришли, мои сладкие! — восхитилась тетя Маша. — Давайте кушать скорее!

— Не, ма, я спать, — возразил Митюшка. — Устал очень что-то.

— Ой, бедненький, умаялся, — запричитала тетя Маша. — Сыночек мой! Ну, потом поешь.

Вместе с Павлушкой мы завели Митюшку в его комнату и уложили на кровать. Некоторые сложности возникли с тем, что Митюшка категорически отказался снимать несуществующие коньки. Так и улегся в кроссовках, свесив обутые в них стопы с кровати.

— Ой, а что же ботиночки-то не снял? — забеспокоилась заскочившая в комнату тетя Маша.

— Ма, отстань, — сонно проворчал Митюшка. — Весь день на коньках катался — снять сил нет.

— Так давай я сама сниму.

— Не тронь. Они чемпионские. Еще повредишь, а их потом не заточишь…

— Сыночек мой, — восхитилась тетя Маша и прижала к груди руки. — На коньках катался… Умаялся…

Она повернулась к нам. На ее лице царило умиление.

— Весь в маму пошел, — продолжила она. — Я и сама, по молодости, бывало, до полночи на коньках каталась…

Тут даже Павлушку пробрало.

— Ма, ты чё? — изумился он. — Тоже?..

— Да-да, мы ведь с отцом вашим на катке познакомились… Ах, — тетя Маша мечтательно закатила глаза, — как вспомню… Летишь, летишь… Словно уносишься куда-то, ног под собой не чувствуешь…

— Ма?.. — в голосе Павлушки обозначилась тревога.

— Успокойся, — прошипела я. — Она говорит именно про катание на коньках. Второй смысл не вкладывает.

Удивительно было то, что Павлушка меня понял. Но еще удивительнее было поведение тети Маши. Она что, вообще не замечает в своих сыночках никаких недостатков? Любит их слепой любовью, такой преданной и безоглядной, что готова поверить в катание на коньках жарким апрельским вечером? И увидеть эти самые коньки в обычных пыльных кроссовках? Это что же получается? Неужели слепая материнская любовь порой способна одурманить разум посильнее любого наркотика? Да, тяжелый случай. Но, по крайней мере, ясно одно — тетя Маша наняла меня именно как няньку, а не как телохранителя. Потому что если даже Павлушка и был бы замешан в криминальных делах, тетя Маша этого бы просто не заметила.