Хорошее время, чтобы умереть

Марина Серова, 2013

Частный детектив Татьяна Иванова впервые столкнулась с таким делом, когда под подозрение попадают практически все знавшие потерпевшую. Старушка Ахолия Ягудина убита изуверским способом, ей в глаз воткнули какой-то железный предмет. Но странным кажется другое – Ягудину ненавидели все, кто с ней сталкивался. Даже родственники называют ее не иначе как Баба-яга и пугают домашних ее именем. Своим скандальным нравом Ахолия испортила отношения со всеми близкими и знакомыми. Даже не зная ее, у самой Татьяны чесались руки воткнуть ей что-нибудь острое в глаз. Видимо, кто-то и не удержался. Ни у одного из родственников, как выясняется, нет алиби на момент убийства, а некоторые из них в свое время профессионально занимались фехтованием…

Глава 1

— Ну, возьми эту, ну, прочти! Вот увидишь: тебе понравится, очень понравится! Я так просто зачиталась! Сюжет — супер, а герои такие прикольные…

Я недоверчиво просматривала книгу, которую упорно подсовывала мне Светка.

— Мне и читать-то некогда, — попробовала отговориться я.

— На это — время найдешь! — безапелляционно заявила подруга и подтолкнула меня к кассе.

В ее руках было аж целых четыре книжки, которые она прижимала к груди с таким благоговением, словно это было завещание какого-нибудь ее американского дедушки-миллиардера. Мы подошли к кассе, и я полезла в сумку за кошельком. Вообще-то, Светке можно доверять, вернее, ее вкусу: раз она говорит, что книжка жутко интересная, — значит, так оно и есть.

Через пару минут мы уже выходили на улицу, запихнув покупки в свои безразмерные дамско-хозяйственные сумки.

— Ну, что, я — к себе. А ты? — Светка сощурилась на весеннем солнце, поправила на носу очки-хамелеоны.

— А я, разумеется, — к себе. Очередное дело закончено, денежки я получила, — я любовно погладила бок моей лакированной, шоколадного цвета сумки, — можно устроить себе маленький отдых. Куплю по дороге побольше вкуснятины, приму ванну с каким-нибудь ароматическим маслом, потом завалюсь на диван и буду поедать вкуснятину и читать, читать…

— Счастливая, — вздохнула подруга. — А у меня еще три клиентки записаны на вечер. Мне как минимум до восьми торчать в салоне. Три стрижки, две из них — с укладкой, одна — с «химией». И еще я соседку обещала сегодня покрасить… Ну, давай!

Она махнула мне рукой и направилась к себе. Светка работала дамским мастером в одном из салонов красоты города. Время от времени я заглядывала к ней, и она приводила мою голову в надлежащий вид. Но пока было еще прохладно, я носила вязаный берет, и визит к подруге на ближайшие дни у меня запланирован не был. Посему я села в свою «девятку» и поехала к себе.

«Да, пожалуй, это хорошо, что я купила книгу, — рассуждала я по дороге. — Свои-то давно все перечитала. Сейчас действительно заверну в супермаркет, накуплю, как и мечтала, какой-нибудь вкуснятины — курочку гриль, например, и, наверное, пиццу с грибами и еще салатик, и лучше — с креветками… Не забыть бы еще про кофе, мой кончается, а оставаться без любимого напитка мне вовсе не улыбалось. Вот заварю его сейчас в турке, и поплывет густой обалденный аромат по холостяцкой квартире частного сыщика…»

Мои сладкие мечты прервал, сам того не подозревая, мой друг и бывший однокурсник Андрей Мельников. Он стоял возле одного дома в числе других своих сотрудников за пестрой — красной с белым — ленточкой, загораживающей вход в один из подъездов. Вид у него был озабоченный. Рядом находились две машины с надписями «Полиция» и «Скорая», толпился кое-кто из прохожих, пытаясь заглянуть в подъезд. Так, Андрюша «на выезде», и, значит, что-то случилось. Я притормозила у обочины и вышла из своей «девятки».

— Граждане, проходим, не задерживаемся! Ничего интересного тут нет. Вы, дамочка, извиняюсь, куда?.. Ах, живете здесь! Показания дать можете?.. Ничего не знаете? Отметьтесь у участкового — вон он стоит — и можете проходить… А остальные — расходимся, граждане!..

Молодой человек с погонами младшего лейтенанта лихо сортировал толпу зевак. Я направилась было к Андрею, но меня тоже тормознули, и довольно бесцеремонно.

— А вы, девушка, извиняюсь, куда? Тоже здесь живете?

— Боже сохрани! Я — к Мельникову.

— К какому еще Мельникову?!

— Вашему сотруднику, вон он стоит. А это — мои документы…

Я показала младшему лейтенанту удостоверение частного сыщика, и мне милостиво разрешили поднырнуть под пеструю ленточку.

— Привет, Андрюша.

Он повернулся ко мне и удивленно вскинул брови.

— О! Ты, мать, здесь как?

— Проезжала мимо.

Мельников посмотрел на меня недоверчиво, прищурив левый глаз.

— Ну, клянусь: совершенно случайно проезжала мимо. Увидела тебя, дай, думаю, засвидетельствую свое почтение господину полицейскому.

— Да? А я уж было подумал, грешным делом, не нанял ли тебя кто из родственников погибшей… Еще удивился: как это — так быстро? Когда исхитрились успеть?..

— Не переживай, Андрюша, я сюда не за этим. Я, вообще, уже час, как выходная… А что, собственно говоря, здесь у вас стряслось?

— Ты это из чисто женского любопытства спрашиваешь или профессиональный интерес?

— Из чисто женского… Так что стряслось-то?

Мы отошли чуть в сторону от коллег Андрея, и он нехотя объяснил:

— У нас, мать, все, как обычно: серые милицейские будни. В одной квартире старушку нашли мертвой…

— Хм! Удивил! Да, Мельников, так иногда бывает: старики, случается, и умирают…

— Да если бы так! Нет, Тань. Ее убили.

— А это точно? Андрюш, ты не торопись с выводами. Может, она сама того… от старости? Ты ее паспорт видел? Может, ей уже ровно девяносто восемь с половиной стукнуло?

— Боюсь, что это исключено. Я имею в виду смерть от старости. Видишь ли, ее нашли в прихожей — дверь в квартиру была открытой, — и она была… Как бы это сказать помягче?

— Ладно, чего уж там! Говори как есть, я тоже не в детской библиотеке работаю, всякого повидала.

— Одним словом, ей воткнули какой-то длинный острый предмет прямо в глаз, ну, что-то вроде шампура или шпаги. Эксперт говорит, что он скорее всего прошел мозг насквозь до самого затылка…

— Значит, орудие убийства не нашли?

— Пока нет, — подтвердил Андрей.

— Тогда откуда известно, что убили именно острым предметом?

— Эксперт сказал, что раз мозг частично вытек через глазницу…

— Что ж! Простенько и со вкусом, — мрачно пошутила я, а про себя подумала: «Жуть!», невольно поморщилась и полезла в сумку за сигаретами.

По роду свой сыскной деятельности мне приходилось видеть всякие страсти-мордасти, но почти каждый раз, сталкиваясь с новым преступлением, я испытывала нечто вроде содрогания. Наверное, есть вещи, к которым просто нельзя привыкнуть.

— Да, убили старушку, — вздохнул Мельников. — А бабушка-то — божий одуванчик: маленькая, сухонькая, как девочка-подросток. Кому она помешала? Она бы и сама вскоре того…

В это время из подъезда вышел коллега Андрея — молодой симпатичный парень лет двадцати шести — двадцати семи — и подошел к Мельникову, покосившись на меня.

— Свои, — коротко бросил мой друг. — Ну, что там?

— Криминалист «пальчиков» не нашел, — сказал парень, поправив свои песочного цвета короткие волосы.

— Черт! Впрочем, этого можно было ожидать… Ладно. С трупом закончили?

— Да, Пахомов дал санитарам команду увозить.

— Ты сказал им, чтобы повнимательней там были? Может, где волосок или микрочастицы с одежды убийцы найдутся?

— Да что они, маленькие или впервой? Сами все знают.

Коллега Андрея снова покосился на меня. Тот перехватил его взгляд и сказал:

— Кстати, познакомьтесь: Татьяна, мой друг и по совместительству частный сыщик. Тань, а это — Никита, недавно к нам перевелся…

Мы с Никитой кивнули друг другу.

— Что особенного нашли в квартире? — спросил Андрей.

— Бабушка-то, похоже, антиквариатом увлекалась, — усмехнулся молодой человек. — Картины, меблишка девятнадцатого века, то да се…

— Это я и сам видел, — кивнул Андрей с кислым выражением лица и тоже достал из кармана куртки пачку сигарет.

— «То да се» — это что конкретно? — уточнила я.

— Тебе-то, мать, зачем?

— Так, профессиональное любопытство, — усмехнулась я, — впрочем, не отвечай, если не хочешь. Мне вообще все это до фени: я, если ты помнишь, выходная!

— Да, да, помню: уже час, как… Счастливая! А тут… Ладно, Тань, мне пора. С удовольствием поболтал бы с тобой, но надо еще всех соседей опросить… Звони, коли нужда будет, — Мельников отшвырнул недокуренную сигарету в сторону.

— И тебе всего наилучшего, Андрюша! — Я улыбнулась на прощание моему новому знакомому Никите и бодро зашагала к своей машине.

* * *

С того дня прошла целая неделя, даже, кажется, чуть больше. За это время я успела раскрыть одно небольшое и не очень сложное дельце с мужем-изменником и его любовницей-аферисткой, вымогавшей у него деньги, получила от жены-заказчицы заслуженное вознаграждение, дочитала купленную неделю назад книгу и теперь собиралась отдохнуть в свой свободный вечер со Светкой в боулинге. Как раз сегодня у нее был выходной. Я открыла шифоньер и вынула из него зеленый джемпер из тонкой шерсти. Он так идет к моим зеленым глазам! Последние два дня на улице стояла хорошая весенняя погода, практически теплая, и я собиралась надеть этот джемпер с терракотовыми брюками и моей любимой ветровкой. И еще, пожалуй, надену сегодня новые демисезонные сапожки. Я уже потянулась к коробке, в которой они лежали, но телефонный звонок не дал мне достать их.

— Слушаю!

Наверное, мой голос прозвучал как-то не особенно довольно, потому что Андрей — а это был он на другом конце провода — ответил удивленно:

— Я что, так не вовремя?

И он еще спрашивает! Нет, вот сейчас все брошу и буду болтать с тобой, и, конечно, опоздаю на встречу со Светкой, и она будет меня ждать и будет потом выговаривать мне за опоздание. Но сказать так моему другу я, разумеется, не могла, все-таки Мельников помогал мне иногда в раскрытии моих дел, да и клиентов время от времени подбрасывал, и потому я сменила гнев на милость и как можно вежливее проворковала в трубку:

— Ну что ты, Андрюша! Очень даже вовремя. Я тут как раз, понимаешь, сижу, скучаю и думаю: хоть бы кто-нибудь позвонил, что ли!

Врать я, что ни говори, умела: должность обязывала. Что это за сыщик, который не умеет врать и притворяться?! В этом деле он должен быть лучше самого лучшего артиста. Мельников мне поверил.

— Значит, мать, с тебя — магарыч!

Я даже оторопела от такой наглости. С меня?! Интересно, за что это? Андрюша мог иногда читать мои мысли. Он не стал дожидаться, когда я задам этот вопрос вслух.

— Возьмешься за то дельце, где бабушку убили?

— Бабушку? Какую бабушку? — не поняла я.

— Ну, помнишь, с неделю тому назад ты подъехала к нам, когда мы стояли возле дома номер шесть по улице Комсомольцев-добровольцев? Я тебе тогда еще сказал, что здесь старушку нашли мертвой, а ты мне сказала, что так, мол, бывает: старики, случается, и умирают? Что, мать, неужели не помнишь?

Разумеется, я сразу все вспомнила. Острый предмет в глаз… Через мозг, до самого затылка… Мозговое вещество вытекло через глазницу… Садюги! И что им старушка сделала?!

— Да, да, вспомнила… А сам-то ты что, «застрял» на этом деле?

— Представь себе. Там все оказалось охренительно сложно… И потом, мать, ты же знаешь, у меня и других дел много, понавешали на меня, понимаешь, как на вешалку… А начальство требует: «Когда будешь дела сдавать? Когда будешь дела..?» Короче, Тань, берешься?

Я задумалась. Перспектива не радовала, скорее даже удручала. Нет, помочь своему другу я была готова всегда, но было бы неплохо, если бы мою готовность подогревал бы еще и материальный интерес. Я никогда не причисляла себя к доблестному племени альтруистов и потому решила осторожно прощупать почву насчет этого самого интереса:

— Андрюш, а у бабушки что, есть родственнички, готовые оказать, так сказать, всяческое содействие раскрытию преступления?

Я сделала особый нажим на слово всяческое. Мельников, по счастью, был догадлив.

— Угу. У погибшей нашелся внук, который, кстати, сейчас и обвиняется в убийстве старушки…

— Наследство? — предположила я.

— Оно самое. Бабуля-то наша была далеко не бедной, держала дома антиквариат: картины, хорошие книги прошлых веков, бронзовые статуэтки, побрякушки там… Да и денег у нее нашли ни много ни мало двести тысяч и еще в долларах кое-что.

— Ого! Зачем же она такие деньги дома хранила?

— Ты у меня спрашиваешь?

— Да это я так, возмущаюсь себе тихо… Кем же она работала, интересно? — изумилась я. — Редкие бабули сейчас могут похвастать таким достатком. Может, она на протяжении последних сорока лет была директором большого универмага?

— Нет, Тань, к торговле наша старушка не имела абсолютно никакого отношения. Видишь ли, она всю жизнь проработала простым лаборантом в лаборатории санэпидемстанции.

— Как «лаборантом»?! — снова не удержалась я от изумления. — Подожди, Андрюша, так там же платят, насколько мне известно, буквально гроши!

— Да, да, и ее зарплата, и пенсия были настолько мизерными, что, по-хорошему, наша старушка должна была не антиквариат собирать, а бутылки на помойке.

— Может, она сама в свое время получила наследство? — выразила я предположение.

— Я и сам было так подумал и потому проверил… Нет, никакого наследства наша бабуля не получала. Никогда. Да и вряд ли кто-то захотел бы осчастливить ее таким образом: слишком уж все родственники были настроены против нее.

— В таком случае откуда «дровишки»? Старушка на досуге грабила банки?! Или продавала на базаре наркотики в вязанных собственноручно шерстяных носках? Знаешь, Андрюша, когда пенсионерки-лаборантки с нищенской пенсией в доме, полном антиквариата, вот так, запросто, держат двести тысяч, это, согласись, как-то настораживает…

— Да, темная история, и я в этом сейчас копаюсь… И самое интересное, Тань, у нее с родственниками была просто жуткая напряженка. А теперь вот задержан внук, который один хоть как-то поддерживал с бабулей отношения. Если, конечно, это можно назвать отношениями…

— В каком смысле?

— В прямом. Старушка наша, как оказалось, имела настолько скверный и вредоносный характер, что сумела перессориться со всеми своими родственниками и соседями заодно. Она, похоже, навредила всем, кому только смогла, причем так конкретно, что все ее родственники стали ей если уж не явными врагами, то недругами — это точно!

— Надо же! Это как же так можно исхитриться? Просто баба Яга какая-то. А ее собственная семья — муж, дети?

— Не было у нее никогда ни мужа, ни детей. Сама подумай: какой дурак женился бы на такой ведьме? Ну, разве что мазохист какой-нибудь или шизофреник, и то в стадии острого обострения болезни…

— Подожди, Андрюша. Ты сам только что сказал, что у бабули есть внук. Сказал?

— Ну, да, внук-то есть…

— Так откуда же взялся внук, если не было, как ты говоришь, ни мужа, ни детей? Она что, овнучила его?

— Овнучила?.. А, ну, то есть ты хочешь сказать, взяла из детдома и оформила как внука… Нет, внук у нее родной, только это не ее внук…

Я растерялась. Что за белиберда такая? Как такое может быть? Или Мельников уже совсем там заработался со своими преступниками и жмуриками?

— Андрюша! Ты что за манеру взял говорить загадками? Или объясни доходчиво, что за внук такой таинственный, или… Ты чего там смеешься? Смешинка в рот попала?

— Да нет… Я-то сразу не сообразил… Это мы тут его внуком называем, ну и… Короче, дело обстоит так: у бабульки нашей есть родная сестра. И вот этот внук — внук этой самой сестры, у той как раз и муж есть, и дети, вернее, сын. А нашей потерпевшей этот парень приходится внучатым племянником. Его одного она хоть как-то терпела и — удивительно! — поддерживала с ним отношения.

— А он терпел ее…

— Да, но и с ним она тоже иногда ругалась.

— Хм! Интересно, был в жизни нашей бабули хоть кто-то, с кем она не ругалась?

— Боюсь, не было таких. Даже с незнакомыми людьми на улице, по словам родственников и соседей, она умудрялась учинять разборки, причем вообще на пустом месте. Говорю же: скверного характера была покойница. Потому никто и не удивился, что ее кокнули, многие даже не скрывали радости по поводу ее кончины. Давно, говорят, надо было ее пришить, уж больно много крови она у всех попила…

— Однако! Значит, родственнички даже не скрывали своего негативного отношения к старушке?

— Не скрывали, Тань, не скрывали. Едва не сплясали от радости на ее могиле. Я к ней на похороны специально пришел, ну, знаешь, чтобы на месте, так сказать, посмотреть и послушать, что будут говорить про нее… Так вот, на похороны явилось всего, что называется, «два с половиной человека», и те, похоже, больше для порядка или для очистки совести. Они не рыдали в голос, не причитали «На кого ты нас покинула?» и не заламывали руки. Все были в каком-то даже, я бы сказал, приподнятом настроении, на покойницу никто и мельком не взглянул. Быстренько так гроб заколотили, быстренько в могилу спихнули, быстренько закопали, и все тут же смылись с кладбища, причем в таком резвом темпе, словно стремились побыстрее отделаться от этого неприятного дела и убежать от могилы подальше. Потом все поехали в кафе, пили и ели там и даже смеялись, и никто и не думал скрывать своего хорошего настроения. И еще заметь: в кафе притащилось достаточно много народа, кого на кладбище близко не было.

— Чем дальше, тем интереснее… Только, Андрюша, я хотела бы все-таки уточнить насчет внука, того, который неродной. Так что, этот счастливчик имеет материальную возможность нанять частного сыщика и платить мне мою ставку — двести долларов в день? И чего он вообще хочет? Просто обелить свое честное благородное имя или найти убийцу любимой и безвременно ушедшей бабушки?

— Нет, Тань, тут дело обстоит совсем наоборот. Этот самый внучатый племянничек или племянничный внук — я уж не знаю, как правильно назвать, — так вот он подозревается в убийстве этой бабули, потому что наследство ее переходит именно к нему, а сам он — человек до жути бедный, безработный, практически бомж.

— Бомж?!! Хорошенькое дельце! Мельников, ты это что сейчас, пошутил? Значит, по-твоему, этот внучатый бомж будет оплачивать мое расследование? Из каких таких доходов, позвольте спросить? Бутылок побольше соберет на своей помойке?

— Да ты дослушай, Тань. Во-первых, он не совсем бомж: у него все-таки есть жилье, хотя давно нет работы. Во-вторых, платить будет не он, а его жена, хотя и бывшая. Она меня уверила, что деньги у нее есть, даже мне предлагала, чтобы я ее бывшего оправдал… А в-третьих, если тебе действительно все это интересно и ты берешься за расследование, давай-ка приезжай завтра ко мне в отделение часикам этак к двум. Завтра у нас суббота, я работаю до обеда… максимум до трех. Ну, может, до полчетвертого…

— А если точнее, до четырех? Или до пяти? И это при условии, что тебя не вызовут на очередное убийство…

— Накаркай мне еще! Нет, Тань, давай приезжай к трем, думаю, к этому времени я точно освобожусь, да и мои все тут разойдутся. Нам никто не будет мешать, и я тебе расскажу все подробно…

— Ладно, Андрюша, как скажешь, ровно в три я у тебя! — с готовностью согласилась я, положила трубку и посмотрела на часы. Черт! Светка меня уже наверняка ждет, сейчас позвонит и начнет выговаривать. Я бросилась к шифоньеру…

* * *

На другой день ровно в три я входила в кабинет моего друга. Он сидел за столом и говорил с кем-то по телефону. Кивнув мне, мол, располагайся и чувствуй себя как дома, Андрей продолжил препирательства со своим собеседником. Я опустилась на стул, что стоял напротив его стола, достала из пакета, принесенного с собой, купленные по дороге пирожки и пачку пакетированного чая и положила все это перед Андреем. Надо же покормить трудягу, а то за весь день небось и чайку здесь не попил, а заодно и отблагодарить его за подкинутую мне работенку. Наконец мой друг нервно бросил трубку на аппарат и устало посмотрел на меня:

— Веришь, Тань, просто башка кругом! Своих дел полно, так тут еще этот придурок прицепился…

Внезапно Мельникова как будто осенило:

— Слушай, а что, если я тебя с ним познакомлю?

— С кем? — насторожилась я, беря с подоконника чайник. — С каким-то придурком?

— Да он, в общем-то, и не придурок, — поспешно поправился Андрей.

Ах, уже и не придурок! Мельников встал, взял из моих рук чайник и, заглянув в него и сочтя количество воды в нем достаточным, включил его в розетку.

— Это родственник нашего начальника, писатель, между прочим, детективы пишет…

Последнюю фразу он сказал как-то уж чересчур поспешно.

— И зачем мне писатель?

Мельников пожал плечами.

— Может, он и о тебе книгу напишет.

— Обо мне? Ну, уж нет, спасибо! Знаю я, как они пишут… Лучше уж я сама о себе напишу, как-нибудь потом, когда свободного времени будет больше. Давай наконец поговорим о нашем внуке-племяннике погибшей. Что там за непонятная история? — Я взяла со стола Андрея его огромный бокал, больше похожий на пивную кружку, и поставила перед собой.

— А с племянником такая история. — Андрей освободил на своем столе место под пакет с пирожками, взял с подоконника еще один бокал, потом чайник, к этому времени уже закипевший, и налил нам обоим воду. — За пирожки спасибо, с утра ничего не ел… М-м! С капустой! И с мясом?! Большое вам русское мерси!.. Значит, мать, история такая. Расскажу все с самого начала, подробно, а то ты запутаешься в этих родственниках. Итак. Жила-была бабушка, звали ее Ягудина Ахолия Ивановна…

— Ка-ак???

Наверное, у меня был очень удивленный вид. Я даже не донесла до рта свой пирожок. Андрюша бодро откусил добрую половину от своего и посмотрел на меня снисходительно:

— Ты не ослышалась, именно так: Ахолия Ивановна, — сказал он, несмотря на набитый рот.

— А что, разве есть такое имя? — засомневалась я, опуская пакетик чая в свой бокал.

— Есть. Я даже в словаре специально посмотрел. Ахолия — греческое имя, означает «злая, жестокая».

Я чуть пирожком не поперхнулась:

— Какому же идиоту пришло в голову назвать так ребенка, да еще девочку?!

— В этом ты права: папаша нашей бабы Яги, как ты вчера изволила выразиться, был большим оригиналом. Он и вторую дочь назвал не лучше: Аэлла, что в переводе с того же греческого значит «буря».

— О как! Нет, бывают же такие родители, а! Хорошо, Андрюша, что нас с тобой назвали как нормальных людей, не «злыднями» и не «ураганами»… И что же дальше было с нашей бабушкой? Кстати, как, говоришь, ее фамилия?

— Ягудина.

— Тоже не подарок.

— Ага. И как родилась она с такой фамилией, так и осталась с ней до самой кончины. Ее сестра хоть замуж вышла и стала Белохвостиковой. Имя, кстати, тоже сменила. Была Аэллой, стала просто Эллой.

— И то лучше. Но давай вернемся к нашей Ягудиной… А вот интересно, как ее звали родители ласково? Холя? Холка? Холюся?

— Тань, ну какое это теперь имеет значение?

— Так, интересно…

— Ахолия Ивановна наша, как я уже говорил, характер имела крайне тяжелый: даже с родной сестрой не ладила с самого детства, а когда та вышла замуж, пыталась поссорить ее с мужем, оболгать парня… Позже, когда у них родился сын, и про него говорила всякие гадости, жаловалась родителям на мальчишку почем зря и таким образом окончательно разругалась с сестрой.

— Это тебе сама сестра рассказала, вот эта самая Аэлла Ивановна?

— Элла Ивановна. Да, сама сестра и рассказала. Вот, кстати, ее адресок, поедешь, сама с ней переговоришь. Интересная, доложу я вам, дамочка: закончила какой-то там институт искусств, искусствовед, интеллигентная такая фифа, что называется, тонкая штучка. Несмотря на довольно преклонный возраст — а ей уже стукнуло семьдесят, — выглядит на пятьдесят… Ну, может, на пятьдесят пять… И подозреваемая номер один, во всяком случае, лично я так считаю.

— Сестра — номер один?!

— А что, именно близкие родственники и бывают порой самыми ненавистными. По словам Эллы Ивановны, они с сестрой последние лет пятнадцать вообще не общались, даже по телефону, настолько у них были враждебные отношения. Но это, сама понимаешь, надо проверить… А что ты так удивляешься, Тань? Да, эта самая сестра, я считаю, — подозреваемая номер один: они всю жизнь друг друга ненавидели. Люто. А ненависть, сама знаешь: зреет, зреет, а потом в один прекрасный момент ка-ак…

— Так. С сестрой более или менее понятно. Будем работать. Кто у тебя еще в подозреваемых?

Я отпила немного из своего бокала, взяла со стола Андрея чистый лист бумаги, карандаш и написала: «№ 1. Белохвостикова Элла Ивановна. Сестра. Адрес…» Раз подозреваемых несколько, чтобы потом не запутаться в них, буду делать записи.

— Кто? Да тут куча народа. — Андрей откусил от нового пирожка, вытер руки носовым платком, выуженным из кармана брюк, начал листать какие-то бумаги на своем столе. — Да вот хотя бы этот — муж сестры, Белохвостиков Валерий Палыч. Тоже ненавидел свояченицу и совсем не скрывает этого: она его, как я уже говорил, называла весьма нелестными прозвищами, такими как «дебил», «недоумок», «бездарь», «водила-мудила»… Пардон, конечно, но это — со слов самого Белохвостикова и его супруги.

— И за что она о нем так нелестно?

— А у него, видишь ли, нет высшего образования, не сподобился, так сказать…

— А сама Ягудина?

— Ну как же! Медицинский институт. Даже, говорят, чуть ли не с отличием закончила, большие надежды подавала, но из-за своего вредного склочного характера… Короче, обиделась, что не ее оставили в аспирантуре при кафедре инфекционных болезней, разругалась там со всеми в пух и прах и всем врагам назло пошла работать простым лаборантом в лабораторию санэпидемстанции.

— Может, надеялась выбиться со временем в заведующие или написать диссертацию про каких-нибудь паразитов?

— Кто теперь скажет, на что она там надеялась?! Факт остается фактом — проработала наша покойница в этой лаборатории сорок лет за смешную зарплату и вышла на пенсию — нищенскую, заметь, пенсию — без всяких званий и почета.

— Адресок санэпидемстанции?

Андрюша порылся в бумагах и продиктовал мне адрес.

— Так что там с «недоумком» и «бездарью»? — спросила я и записала у себя: «№ 2. Белохвостиков Валерий Павлович, муж сестры, водитель».

— Ничего.

— Как? Совсем ничего?

— Они были врагами, и все об этом знают. Он давно перестал поддерживать с ней хоть какие-то отношения, на свой порог даже не пускал. Это после того, как она в очередной раз назвала его нехорошим словом и закатила ему скандал. Кстати, этот «недоумок» долгие годы работал водителем директора музея — того, где, уже будучи пенсионеркой, до сих пор трудится его супруга-искусствовед. Там они и познакомились более сорока пяти лет назад…

— Романтическая история.

— Зря усмехаешься. Простой водила и искусствовед — крайне редкое сочетание.

— Согласна. Только, Андрюша, с чего ты взял, что я усмехаюсь? Наоборот, восторгаюсь: если такие разные люди столько лет прожили вместе — право, это достойно уважения! Думаю, муж сестры — человек порядочный и интеллигентный, несмотря на отсутствие образования.

— Да, на меня он произвел приятное впечатление. — Андрей достал из пакета последний пирожок, рассмотрел его со всех сторон и протянул мне. Я отрицательно мотнула головой, и Андрей с удовольствием вонзил в пирожок зубы.

— Но его ты тоже подозреваешь?

— Когда будешь разговаривать с ним сама, поймешь…

— А сколько ему лет?

— Он на пенсии, ему за семьдесят, и, в отличие от супруги, не работает. Но выглядит на все сто. Между прочим, ведет здоровый образ жизни: не пьет, не курит, по утрам делает зарядку на балконе. У него старенький «москвичонок», практически раритет. Дедок на нем на дачу ездит. Ну а дача — сама понимаешь: природа, костерок, шашлычок…

— Шампура, — поддакнула я, делая у себя в записях пометку.

— Да, именно что шампура! Потому мы и его взяли на заметку. — Андрей встал, чтобы подлить себе чая. — Ведь эксперт сказал, что орудием убийства мог быть и шампур или длинное не очень тонкое лезвие.

— Кстати, орудие убийства так и не нашли?

— Нет.

— А у меня дома тоже есть шампура, — созналась я. — Но у меня — алиби!

— Шутить изволите, Татьяна Батьковна? А мне вот не до шуток. Начальство рвет и мечет: найдите скорее мерзавца, воткнувшего бабушке железку в глаз!.. Так, перейдем, однако, к третьему подозреваемому. Это у нас сын Белохвостиковых, Сергей Валерьевич. Сорок шесть лет, архитектор. Человек искусства: в маму. Женат, двое взрослых детей, живет со своей семьей недалеко от родителей, часто навещает их…

— Двое взрослых детей? — уточнила я, делая в записях пометку. — Один из этих детей и есть ваш главный подозреваемый и задержанный?

— Ага. Старший, Роман.

— И за что же ему выпала такая честь?

— Подожди, перейдем и к нему. А пока — более подробно о Сергее Валерьевиче…

В это время раздался телефонный звонок, и Андрей нехотя поднял трубку. Лицо его тут же скривилось, как от зубной боли. Он протянул мне лист бумаги, на, мол, читай пока, чтобы время зря не терять. Я пробежала глазами документ — это было заключение патологоанатома о смерти. Если опустить мудреные медицинские термины, суть заключения сводилась к тому, что тот «острый предмет, которым был нанесен удар в левую глазницу пострадавшей, и вызвал ее смерть, практически мгновенную». «Колотая рана… Обильное кровотечение… Повреждение мозга… Смерть наступила предположительно между десятью и десятью тридцатью часами утра…» Я вернула документ на место. Между тем Андрей закончил свой недолгий разговор и буквально бросил трубку на аппарат.

— Черт! Татьяна, давай закругляться быстрее, а то сейчас сюда заявится этот… этот… — Андрей с грохотом поставил на стол свой бокал и побарабанил пальцами по столу. — Итак, на чем мы с тобой остановились?

— На Сергее Валерьевиче, сыне искусствоведа и водителя.

— Ага. Он у нас — архитектор, как я сказал, работает в проектной организации. Продвинутый дядя: освоил компьютерную графику, делает проекты зданий с ее помощью. Со своей тетушкой, нашей пострадавшей, давно не общался, но все равно жутко ненавидел ее.

— А этот-то за что?

— Я же сказал, она на него, еще маленького, наговаривала всякие гадости родителям: то он своровал ее заколку, то после его ухода у нее обнаружилась пропажа денег из кошелька или маленькой фарфоровой статуэтки… Мальчик терпел-терпел наговоры, а потом просто перестал ходить к тетке, а когда она — изредка — появлялась в доме его родителей, он прятался или убегал из дома…

— Да, ну и тетушка! Это просто счастье, что у меня нет таких родственничков. А чем подозрителен этот продвинутый архитектор, кроме ненависти к сестре матери?

— Сергей Валерьевич, видишь ли, в тот день взял на работе отгул. Отпросился, а внятно объяснить причину отсутствия на рабочем месте не может.

— И поэтому вы его подозреваете?

— Тань, его тетка столько грязи вылила на всю его семью, что человек мог и не сдержаться. Сама знаешь, как оно бывает: терпит-терпит человек, носит-носит в себе обиду, которая разъедает его изнутри, жить спокойно не дает, а потом ка-ак…

— Так, с племянником тоже все ясно, будем работать, — я сделала очередную пометку в записях. — Что там с Романом?

— Да, вот этого нам пришлось задержать, — вздохнул Андрей, — хотя я, честно говоря, не разделяю мнения начальства на его счет. Просто последние три года молодой человек нигде не работает, пьет, а ведь до недавнего времени он был… фехтовальщиком.

Я подняла глаза от бумаги и внимательно посмотрела на моего друга.

— Это не работа такая, нет, — поспешил объяснить Андрей. — Роман был мастером спорта по фехтованию. Женился, прожил с женой года два, а потом с ним случилось такое!..

Я во все глаза уставилась на Андрея. Что же такого особенного могло случиться с мастером спорта, что он докатился до полубомжового образа жизни, пил и даже подозревается в убийстве двоюродной бабушки?

— Вот на Романе я, пожалуй, остановлюсь и расскажу о нем поподробнее…

Мой друг набрал в грудь побольше воздуха, собираясь сообщить мне что-то чрезвычайно важное, но в это время опять зазвонил телефон на его столе. Андрей снова поморщился, даже, кажется, заскрипел зубами, но трубку тем не менее снял.

— Мельников слушает… Кто?.. Как?! Опять?.. Да где я ему возьму сюжет? Я что, писатель, этот, как его?.. Лев Толстой?.. Да не знаю я, о чем ему писать, Иван Матвеевич, пусть пишет, о чем хочет!.. Случай? Какой случай?.. Да у нас этих случаев!.. Нет, не могу я ему обо всех преступлениях рассказывать, некогда мне! Это сколько же времени займет! Мне дела надо раскрывать… Иван Матвеевич!.. Иван… Ив… Вот черт!

Андрей бросил трубку на аппарат и посмотрел на меня как-то жалобно, словно ища сочувствия.

— И вот скажи мне, Тань, на фига козе баян?!

— В смысле? — не поняла я.

— Навязали этого родственничка, черт бы его побрал! Сейчас припрется, Лев Толстой хренов! Матвеич меня уже достал, честное слово!.. Так, на чем я тут остановился? Ах да… Внучатый племянник Роман… Вот я и говорю: парню двадцать четыре года, он старший сын Сергея Валерьевича, но хлебнуть успел!.. В спорт его отдали рано: чуть ли не в пять лет, он прошел секцию карате, и дрался, и плавал, и на лыжах успел побегать… Лет в десять подался в фехтование и застрял там. Показывал поразительные успехи, и тренер просто рыдал от счастья: у пацана были такие задатки! Упорный, движения легкие, тренировался с удовольствием, побеждал практически во всех соревнованиях… Но в шестнадцать лет влюбился в девчонку из своего двора — и пропал.

— Как?! — не удержалась я.

— Нет, не в прямом смысле. Просто стал много времени проводить под ее окнами, встречал ее после школы вместо того, чтобы идти на тренировку… Даже учиться стал хуже. Родители что только не делали! И уговаривали его, и подкупить пытались: обещали ему компьютер и мотоцикл, и пугали, что, мол, выгонят его из спорта — ничего не помогало. Из-за этой девчонки Роман даже подрался с кем-то из пацанов, и его поставили на учет в детскую комнату милиции. Но от своего он не отступил: продолжал встречать свою пассию после уроков возле школы и дарить цветы.

— А почему родители были так против их отношений? Все-таки мальчишке не десять лет, в его возрасте многие начинают встречаться с девчонками.

— Тут, видишь ли, сыграло роль то, что родители девочки, так сказать, люди другого круга: папашка сидел за «мокруху», а предприимчивая мамаша приторговывала паленой водкой и даже, говорят, наркотой, и все во дворе об этом знали.

— Ого! Да, пожалуй, я тоже была бы сильно против, если бы мой сын связался с девчонкой из такой семейки.

— Связался — это еще мягко сказано. Родители однажды нашли у Романа пакетик с белым порошком. У матери чуть не случился сердечный приступ, отец-архитектор, забыв про интеллигентность, схватился за ремень… Тут, по счастью, подошло время соревнований в другом городе, и парня сбагрили туда, к великой радости родичей. Но тренер был, так сказать, предупрежден.

— Но соревнования — это же ненадолго, — покачала я головой, — и это — не выход в данной ситуации. Наверное, надо было принимать более радикальные меры.

Андрей кивнул:

— Да, Роман вернулся, и в доме снова начались скандалы и истерики матери… Кончилось все довольно плачевно: однажды перед очередными соревнованиями парня просто дисквалифицировали… Говорят, он вообще едва не угодил за решетку: доза, найденная у него, тянула не на статью «употребление», а на статью «распространение». Только благодаря связям тренера дело удалось замять. И тем не менее эти двое голубков поженились, едва Роману стукнуло девятнадцать…

— Как?! Роман, мальчик из приличной семьи, спортсмен, женился на дочери уголовников? Даже после всего, что с ним из-за нее случилось?! — Моему изумлению не было предела. — Он что, совсем «без башни»?

— Ее, по-моему, у него просто снесло. Не зря же говорят: любовь зла.

— И как только его родители допустили такое?!

— Да они не допускали, Тань. Надо отдать им должное, они сделали все, что смогли: отобрали у него паспорт, деньги, унесли из дома всю его одежду и заперли ее в гараже… И его самого заперли. Но один человек — догадайся сама, кто именно, — дал молодым и деньги, и паспорт помог восстановить… Собственно, и свадьбу в кафе оплатила тоже она.

— Неужели бабушка Ягудина? — изумилась я.

Андрей кивнул.

— Но зачем? — продолжала я удивляться. — Она что, не понимала, что внучатый племянничек с такой женушкой может скатиться на самое дно социума?

— Тань, кто ее знает, зачем она помогла молодым со свадьбой и чем она вообще думала! Старушка отошла в мир иной, и мы не можем спросить ее, но факт остается фактом. А насчет скатиться на дно… Фактически так и случилось: Роман стал попивать на пару с тещей… Потом «откинулся» с зоны папашка молодой жены и с удовольствием примкнул к супружнице и зятю. Создалась такая «теплая» компашка… Белохвостиковы рыдали в голос и горстями пили успокоительное: они поняли, что потеряли своего сына и внука — в прошлом перспективного спортсмена. Роман одно время работал тренером в юношеской школе, потом, когда его несколько раз застали там подшофе, попросту уволили. Да оно и неудивительно: кто же станет держать прогульщика и выпивоху?! Говорят, он устраивался в другие места, но ненадолго: тяга к спиртному не давала ему возможности закрепиться ни на одном месте.

— На что же он жил с молодой женой?

— Парень стал таскаться к родителям за деньгами и занимать у соседей. Они не давали ему: знали, что не на хлеб насущный просит. А вот бабушка Ягудина, как ни странно, с удовольствием подкидывала внучку «сотенки». Сестра погибшей уверяет, что Ахолия Ивановна специально подталкивала парня к пропасти. Черт ее знает, зачем она вообще влезла в это дело! Но что творит, думаю, понимала, она ведь тоже знала семейку этой девочки Насти, то есть теперь уже жены.

— А родители Романа пытались как-то помочь ему? Остановить, лечить от алкоголизма?

Андрей усмехнулся:

— Ты считаешь, таким можно помочь? Тем, кто сам добровольно идет к гибели?

Я предпочла не отвечать на этот риторический вопрос, вместо него задала Мельникову другой:

— Вы задержали его именно потому, что он умеет фехтовать?

Андрей кивнул.

— Да, как только мое начальство узнало, что он — мастер спорта по этому самому фехтованию, что много лет держал в руках шпагу, тут же приказало арестовать его, ведь старушка Ягудина была убита — заметь — точным ударом острым предметом в глазницу, никаких царапин у нее на лице нет. Один удар — и глаза нет, и в мозгу — дырка.

— И вы рассудили, что преступник умеет обращаться с такими вещами, как рапира?

— Что?

— У фехтовальщиков, Андрюша, не шпага, а рапира, к твоему сведению.

— Господи, да какая разница?! Шпага, рапира… Результат, как говорится, налицо, точнее, на лице пострадавшей. Но главное — сразу выяснилось про наследство: я же тебе говорил вчера, этот Роман оказался единственным наследником своей бабушки. Квартира, полная антиквариата, денежные средства — все переходит ему.

— А «пальчиков» на месте преступления, я понимаю, вы так и не нашли?

Мельников встал и налил себе в бокал воды из чайника.

— Не нашли. Преступники, Тань, в последнее время поумнели: перед тем как пришить жертву, надевают перчатки. И эстетично, и для следствия остаешься инкогнито… Тебе еще чаю?

Я отрицательно мотнула головой, подумала некоторое время, перечитывая свой список, и вздохнула.

— Ладно, с Романом мы выясним. Еще подозреваемые есть? Например, второй ребенок Белохвостиковых, ты ведь говорил, их двое.

— Именно. Нет, со вторым ребенком все в порядке: это девочка, вернее, девушка Верочка, ей двадцать, она учится в институте, тихая, скромная, утешение родителей, не в пример непутевому Роману. К тому же в тот день она была в институте и ее видели человек тридцать, мы проверили на всякий пожарный. Поэтому Верочку мы исключили из списка подозреваемых… А вот что касается соседей Ягудиной…