Проданное убийство

Марина Серова, 2016

Можно ли продать чужую смерть как драгоценность на аукционе? Вопрос как раз из тех, над которыми любит поломать голову бывший следователь Татьяна Иванова. Даже уволившись из органов, она все равно остается незаменимой. Самое бесперспективное дело, разумеется, снова поручают ей. Высокое начальство с Петровки, 38, не верит, что ничем не примечательный житель провинциального российского городка мог повеситься по собственной воле. Кому понадобилось его убивать? Почему делом интересуется Москва? Наконец, сколько стоит чужая смерть? Пока очевидно только одно – потрудиться Татьяне снова придется на совесть…

Глава 2

— Ну что, добро пожаловать в ряды везунчиков! Вас-то за что? — спросил майор, как только мы покинули кабинет.

— В смысле «за что»? — не поняла я.

— Ну, в ссылку за что? Вы, насколько я понял, даже сотрудником управления не являетесь. А поди ж ты, сослал Кирьянов, — пояснил майор.

— А, вы о деле? — сообразила я. — Да нет. Я здесь по личной инициативе. Доброволец, так сказать.

— Чего только на свете не бывает, — подозрительно глядя на меня, протянул майор. — Болезнь, что ли, какая?

— При чем здесь болезнь? — ощетинилась я, предполагая, что майор намекает на мою недавнюю травму.

— Ну, со здоровой психикой ни один человек не захочет заниматься этим делом, — пояснил он, улыбаясь.

— Послушайте, товарищ майор, я сегодня несколько не в духе. Дважды я уже сорвалась, не хотелось бы, чтобы ваша персона оказалась в числе «счастливой троицы». Я ясно выразилась? — чувствуя, что закипаю, произнесла я.

Как ни странно, он меня понял с первого раза. Очередной шуточки не последовало. Вместо этого он серьезным тоном предложил:

— Есть два варианта. Можем пройти в мой кабинет и побеседовать там. А можем обосноваться в местной столовой. Поедим. Заодно и дело обсудим. Признаться честно, я страх какой голодный.

— В столовую, так в столовую, — согласилась я.

— Вот за это отдельное спасибо, — обрадовался майор. — А то у нас как бывает? Не успеем поговорить, как тут же новое дело нарисуется. Придется на выезд гнать. Тогда уж до утра о пище и не мечтай.

Он повел меня в столовую, по дороге развлекая офицерскими байками. Я слушала его вполуха, для приличия улыбаясь в тех местах, где, по моему мнению, должно было быть смешно. Заказав комплексный обед на две персоны, майор перешел от баек к делу.

— Ситуация у нас аховая, Татьяна. Дело это выеденного яйца не стоит. А начальство требует результатов. Честно говоря, мне вас даже жаль. Сомневаюсь, что вы сумеете откопать что-то новое, — посочувствовал мне он.

— Отрицательный результат — это тоже результат, — заметила я.

— Это смотря для кого, — возразил майор. — Вот для подполковника, например, отрицательный результат равен строгачу.

— Давайте приступим к обсуждению деталей, — предложила я. — А там посмотрим.

— Ну, хорошо. Обстановка такова. Личность покойного подозрений не вызывает. Соседи отзываются о нем сдержанно положительно.

— Это как? — уточнила я.

— Ну как? Особых претензий к соседу не имеют, хотя и нахваливать не нахваливают. Тихий, незаметный мужичок. По дворам не шастал. Шумных пьянок не устраивал, хоть бомжи со всей округи временами у него тусовались. Жить он их к себе, правда, не приглашал. Так, попьют и разойдутся. Ни драк, ни скандалов не было, и то хорошо. Так соседи говорят, — пояснил майор.

— С этим более или менее понятно, — отметила я.

— Теперь что касается семьи. Имелась у Мальцева жена. Родили сына. Все это было во времена его преподавания в университете, — принялся излагать майор.

— Так он в университете преподавал? Неожиданно, — перебила я его.

— Это да. Покойничек наш действительно был преподавателем. Истории русской литературы, представьте себе, — пояснил майор. — Потом что-то там у него не срослось. То ли с университетским начальством не сработался, то ли на взятке погорел, не знаю. Впрочем, к делу это не относится. Короче, выперли его из университета. Некоторое время он репетиторством на хлеб зарабатывал, но начал попивать, и студенты от него разбежались. Вот тогда-то он запил основательно. В итоге вытурила его и жена. Развелась. Сын остался с ней. А Мальцев отправился жить к двоюродной бабке, которая к тому времени уж плесенью от старости покрылась. Бабка его пожалела и, несмотря на его пристрастие к спиртному, успела при жизни отписать ему дом. Так Мальцев стал обладателем халупы в Студеном тупике. Жилье хоть и незавидное, зато свое. Перед смертью бабка пристроила внучка в «теплое местечко», где таких, как он, долго начальство терпит. То бишь на свалку.

— Не бабка, а лотерейный билет, — пошутила я.

— Вот-вот. Если бы не эта старуха, он давно бы уже спился окончательно. А так он и под крышей, и при деле. Нравилась ему работа или от безысходности, но и после смерти бабки Мальцев остался работать на свалке, — продолжал майор.

— Откуда эти сведения? — поинтересовалась я.

— Жена рассказала. Время от времени она с мужем общалась. Как-никак он отец ее ребенка. Это она так объяснила, — ответил мой собеседник.

— Понятно. Что дальше?

— Дальше — хуже. Чем жил Мальцев последний год, бывшая жена не интересовалась. Единственные свидетели его жизни — бомжи. Но им веры особой нет. Наплетут с три короба, лишь бы на опохмел заработать. Вот по их словам, никаких особых событий в жизни Филиппа не происходило. За два дня до смерти у него компания собиралась. Получку обмывали. Все деньги сразу Филипп никогда не пропивал. Делил на части, чтоб надолго хватило. Дружки его привычку хорошо знали и не особо в уговорах усердствовали. Бережливость Мальцева и им на руку была. Погудят у него, разойдутся. А через несколько дней снова к нему. У него уж припасено. Снова погудят и снова разойдутся. Так за месяц раза четыре приложатся. И Мальцеву не скучно, и бомжам отрада. Питье халявное. В свой последний визит бомжи странностей в его поведении не наблюдали. Все как обычно. Купил красненькую. У соседской бабки самогонкой разжился. Закусь приготовил. С собственного огорода. Огурчики, помидорчики, перец болгарский.

— Он еще и огород держал? — снова удивилась я.

— Ну да. Земля-то под боком. Бомжи в один голос утверждают, что Мальцев любил в огороде копаться. Семенами его все та же соседка снабжала, та, что самогонку ему толкала. Сердобольная женщина, — усмехнулся майор. — Не нравилось ей, если пьют без закуси.

— Значит, про смерть Мальцев не заговаривал? — спросила я.

— Ни разу. Ни в разговоре с бомжами, ни в беседах с соседкой. Но это еще ничего не доказывает, — поспешил добавить он, усмотрев в моем взгляде вопрос.

— А вот мне это кажется подозрительным, — заметила я.

— Да не было в этом ничего подозрительного. После попойки два дня прошло. За этот срок столько всего измениться могло, — возразил майор.

— Например? — спросила я.

— Да не знаю я. Мало ли что? — вскинулся он. — Может, просто тоскливо стало мужику.

— Мог бы дружков позвать, тоску разогнать, — не отступала я. — Он на работу в эти дни ходил?

— Вроде да, — неуверенно произнес майор.

— Что значит «вроде»? Вы что, не ездили туда? — догадалась я.

— Чего ради? Ведь и так ясно, что повесился мужик. Чего нам на свалку тащиться? Только время тратить, — начал защищаться мой собеседник.

— Ладно, после разберемся. Что еще? — махнула я рукой.

— Через два дня одному из приятелей Мальцева похмелье покоя не давало. У самого ни денег, ни бухла не было. Все с ночи пропил. Ну, решил он к Мальцеву наведаться. Тот, правда, подобные визиты не поощрял, но, если кого припрет, выручал. Бомжи старались не злоупотреблять этим. Представьте себе, есть и у бомжей своего рода кодекс чести, — рассмеялся майор. — Время было раннее, часов шесть утра. Мальцев должен был быть еще дома. На работу он уходил часов в семь. Пришел к нему страждущий, стучал, стучал — никто не отзывается. Решил дверь подергать на случай, если хозяин закрыть забыл. Торкнулся, и правда открыто. Вошел, хозяина покликал. В ответ — тишина. Прошел в комнату, а там сам хозяин, собственной персоной, в петле болтается. Бомж испугался и убежал.

— Выпивку прихватил? — спросила я.

— Говорит, сразу сбежал. Пару часов по знакомым бегал. По бомжам то есть. Те охали, ахали, но в полицию идти отговаривали. Засадят, говорят, ни за понюх табаку. Просто для острастки. Но бомж все же пошел. Не смог, говорит, мысль отбросить, что Филя в петле гнить будет. Столько, говорит, вместе выпито, а когда у человека нужда, так его мухам на обсидку оставлять? Вот такая крепкая дружба, — то ли шутя, то ли всерьез проговорил майор.

— Вы на выезде были? — предположила я.

— Был. Я и еще один опер. Приехали мы туда, все осмотрели, экспертов вызвали, показания с соседей сняли — и в отдел. Случай-то не наш, — заметил он.

— Что вы увидели в доме? — перебила я.

— Мусор. Много мусора, — усмехнулся майор. — Там весь дом хламом завален. И еще половина двора. Только небольшой пятачок и свободен, на котором покойный огород разводил.

— Мусор или хлам? — уточнила я.

— А в чем разница? — не понял вопроса он.

— Разница принципиальная, — пояснила я. — Использованные пакетики чая, пустые бутылки из-под пива, шелуха картофельная — это мусор. А старые, вышедшие из употребления штиблеты, рамки от картин, самовары и помятые чайники — это хлам. Разницу уловили?

— Тогда, если по вашей классификации брать, дом был завален хламом, — уточнил майор.

— Что-то особенно странное увидели? — не унималась я.

— Ничего. Только табурет, с которого покойник в бесконечность сиганул.

— Об этом мне подполковник уже рассказывал. Хотела уточнить. Как вы определили, что на табурете стоять невозможно? — спросила я.

— А чего там определять? Вот вы, например, можете с ходу определить, сама женщина волосы красит или прибегает к услугам парикмахера? У мужчин практически так же, только в отношении прочности мебели, — провел параллель майор.

— Основная идея мне понятна, — заявила я. — Что в отношении следственного эксперимента? Вставал из вас кто-нибудь на этот табурет?

— Мы ж опера, а не каскадеры, — искренне обиделся собеседник. — Кому охота ноги ломать. Говорю же, табурет этот и блоху не выдержал бы. Мы решили, что он под весом висельника так перекорежился. А уж как он умудрился на нем устоять, пока голову в петлю совал, история умалчивает.

— В доме были другие табуреты или стулья? Попрочнее? — спросила я.

— Были. Но это тоже ничего не доказывает. Может, он нарочно этот колченогий выбрал. Боялся, что в последний момент решимости не хватит. А тут наверняка, — выдал предположение майор.

— Логично, — не стала я дальше спорить. — Что насчет веревки? Она тоже из арсенала находок со свалки?

— Не думаю, — помявшись, ответил майор. — Веревка была новая. Капроновая. Будто специально для этих целей купленная.

— Магазин, где Мальцев мог ее приобрести, пытались установить? — без особой надежды на положительный ответ спросила я.

Собеседник снова замялся. Ответа дожидаться я не стала, и так все было понятно.

— Ну, хоть чек на приобретенный товар нашли? — задала я очередной вопрос.

— На виду не валялся. А там кто его знает? Не искали мы, — вынужден был признаться майор.

— А говорите, ловить мне в этом деле нечего, — поддела я его. — Хоть снимки сделали? Покойника в петле, окружающей обстановки?

— У экспертов должны быть, — обрадовался он. — Могу посодействовать. И снимки предоставлю, и отчет судмедэксперта, и протокол осмотра.

— Давайте, лишним не будет, — согласилась я.

Из столовой мы направились прямиком к экспертам. Заблоцкий забрал у них снимки и копию результатов вскрытия. По дороге обратно заглянули в кабинет к майору, сняли копии протоколов допроса свидетелей и родственников. Забрав все это добро, я ушла, предварительно обменявшись с майором номерами телефонов.

В первую очередь я собиралась посетить дом Мальцева, чтобы иметь представление о месте происшествия. Майор предупредил, что дом опечатан, и снабдил меня полоской бумаги с печатью, чтобы после осмотра я могла спокойно опечатать дом. Ехать со мной он отказался, сославшись на неотложные дела. Я не возражала. Даже лучше, если первый раз я увижу обстановку, будучи одна.

Так как я теперь была безлошадная, пришлось снова вызывать такси. Первый Студеный тупик мы искали минут сорок. И немудрено. Тупик состоял всего из двух домов. Было совершенно непонятно, почему эти дома нельзя было отнести к Студеной улице? Только потому, что они находились за основным рядом строений? Но у нас все так. Лишь бы усложнить. За длительность поисков таксист содрал с меня двойную цену, да еще ждать отказался. Вот вам и первые прелести пешего хода.

Калитка у Мальцева не запиралась. На ней вообще ни щеколды, ни крючка не имелось. Видимо, во дворе брать было нечего. Я заглянула во двор. И отшатнулась. Собственно двора видно не было за грудами хлама, нагроможденного чуть ли не вровень с забором. Оцинкованные бочки, прогнившие в нескольких местах, какие-то доски, кирпичи, старые, поломанные стулья и кресла. Допотопный сервант без стекол. Поколотый шифер. Рулоны рубероида, бывшего в употреблении. Кучи стекловаты, по виду содранной с какой-то теплотрассы. Восемь канализационных люков и еще целая куча таких же «полезных в хозяйстве» вещей. Даже старый кузов от «ЗИЛа»! От калитки до крыльца имелся узенький проход. По нему я и пошла, ежесекундно опасаясь обвала.

На мое счастье, до крыльца удалось-таки добраться без приключений. А вот на самом крыльце меня ждал сюрприз. Полоска бумаги, опечатывающая дверь, была сорвана. Лишь малюсенький клочок, болтавшийся на ветру, напоминал о ее существовании. Интересно, дружки-бомжи поработали или нашелся любопытный из другой среды? Толкнув дверь, я поняла, что ключ, которым снабдил меня майор, не понадобится. Да и замок у Мальцева был, честно сказать, скорее для видимости. Такой замок любой школьник перочинным ножом вскроет в течение тридцати секунд.

С крыльца я попала в коридор. Попытавшись нащупать выключатель, тут же отдернула руку от стены. Поверхность была сплошь покрыта чем-то липким. Судорожно покопавшись в сумочке, я отыскала платок. Справившись с брезгливостью, вытерла руку и оглядела помещение. Жуть, конечно, страшенная. Здесь было относительно пусто. Только старенькая скамеечка да вешалка на стене. А вот с потолка почти до пола свисала паутина, щедро сдобренная вековой пылью. И как прикажете через эти заросли продираться? Пришлось вернуться во двор. Отыскав в куче хлама черенок от лопаты, я вооружилась им и пробралась-таки через паутинный заслон.

В комнатах картина была не намного лучше. Все та же паутина, все те же горы хлама, только дорожки для перемещения из одной комнаты в другую немного попросторнее. В кухню даже заглядывать было страшно. Горы немытой посуды, покрытые слоем жира и остатками пищи. Газовая плита старинного образца свой первоначальный цвет вообще потеряла. Его просто не было видно за толстым слоем нагоревшего жира. Единственным мало-мальски чистым предметом посуды был медный самовар. Он хоть и был старым, но бока его были старательно начищены. Странный выбор. Может, Филипп питал слабость к самоварам так же, как к огородным работам? Огородик я высмотрела сквозь относительно чистое окно. Кто-то протер в слое пыли аккуратное круглое отверстие диаметром сантиметров двадцать пять. Окно это находилось у изголовья панцирной кровати с коваными каретками. Наверное, это сделал сам Филипп. Любовался в свободное от питья и работы время на плоды своего труда? Похоже на то.

Обойдя все комнаты, я вернулась в спальню. Это место выглядело самым обжитым. Тут и закончил свой земной путь Филипп Мальцев. Перекошенный табурет, сиротливо лежащий в центре комнаты, и кусок капроновой веревки, болтающийся на крючке, предназначенном для люстры, говорили сами за себя. Я подняла табурет. Попытка заставить его стоять на всех четырех ножках успехом не увенчалась. Мне стало понятно, что имел в виду майор, когда отвечал мне по поводу следственного эксперимента. Я бы на такой табурет тоже лезть не стала. А вот веревка была добротная. И капрон был выбран не случайно. Капроновый узел скользит по гладкой поверхности, как по маслу. С этим прокола случиться не могло. Интересно, где Мальцев веревку приобрел. И давно ли? Если удастся найти чек, тогда можно будет установить, когда он задумал повеситься. И задумал ли вообще.

Я стояла в центре комнаты, как раз под злополучным крючком, и размышляла. С чего начать? В доме столько вещей, что на их осмотр может уйти неделя. Тратить неделю на обыск — непозволительная роскошь. Но покопаться в доме все же надо. Вдруг да и обнаружится что-то необычное. Решив начать со спальни, я стала обходить ее по периметру. Осторожно, двумя пальцами я поднимала один предмет за другим, заглядывала в углы и ящики, но взгляд ничего не цепляло. Ну, просто ничего.

Тогда я перешла в соседнюю комнату. Некогда это было самое большое помещение в доме, и служило оно, скорее всего, гостиной. Или залом, как сейчас принято называть. В гостиной места для передвижения было еще меньше, а вот пыли, наоборот, больше. Даже пол был покрыт толстенным слоем. И на этом слое явственно виднелись следы от ботинок. Протектор не отпечатался. Скорее всего, четкого рисунка на подошве не было. Такой след может остаться только от модельных туфель. Причем мужских. Я осторожно протиснулась между сервантом и тремя этажерками, набитыми всякой всячиной. На всех предметах присутствовали следы. Тот, кто копался в вещах, был в нитяных перчатках, имеющих с тыльной стороны прорезиненную основу. Пупырышки от этой основы отпечатались и на поверхности дверок серванта, и на ящиках комода, стоящего в самой глубине комнаты. Это что же, наша доблестная полиция при осмотре места происшествия теперь пользуется хозяйственными перчатками? Впрочем, их можно было понять. Дотрагиваться здесь до чего бы то ни было голыми руками мог только человек, окончательно лишенный чувства брезгливости.

Над комодом я заметила еще одну деталь. Деревянная обшивка дома была содрана со стены на добрых два метра. Прямо вандализм какой-то. Неужели опера постарались? Или неизвестный посетитель, который был в доме уже после них? А он был. И дверь не заперта, и печать сорвана. А что, если это не приятели-бомжи к Филиппу наведались? И следы эти и от туфель мужских, и от нитяных перчаток появились уже после того, как тело Мальцева забрали. В таком случае становится очевидным, что в доме что-то искали. Что-то такое, что можно спрятать за обшивкой стены.

Я вернулась в спальню и набрала номер Заблоцкого. Как только он взял трубку, я, не здороваясь, спросила:

— Скажите, когда проводили осмотр дома, обследовали все комнаты?

— И вам здрасте, Татьяна, — пошутил Заблоцкий.

— Майор, мне не до шуток. Пожалуйста, ответьте на вопрос, — оборвала я его.

— Осмотр опергруппой был проведен только в кухне и в комнате, где нашли тело покойного, — мгновенно перестроившись на серьезный лад, отрапортовал майор.

Вот это качество мне в нем нравилось. Он интуитивно понимал, когда шутки неуместны.

— Осмотр проводили в перчатках? — снова спросила я.

— Ну, эксперты были в перчатках, а мы так, осторожненько, — не стал скрывать майор. — Да этого и не требовалось. Осматривать особо было нечего. Так, по мелочи.

— Что конкретно вы осматривали?

— Шкаф в спальне. Постель покойного. Тумбочку прикроватную. Хлам кое-какой из коробок выкинули. И все. Ах, да. Еще одежду покойного. Она на полу горкой валялась, — отчитался он.

— Вы уверены, что в большую комнату никто не заходил? — уточнила я.

— Уверен. Мишка собирался, это эксперт наш, но потом передумал, — ответил майор.

— Почему передумал?

— Да там на полу такой слой пыли, что сразу было понятно: комнату месяца четыре никто не посещал. А то и больше. Чего нам-то там делать? — произнес он.

— И хозяйственными перчатками вы не пользуетесь, верно? — еще раз переспросила я.

— Нет. А в чем дело-то? — не выдержал майор.

— Похоже, у нашего покойничка гость был. Уже в его отсутствие, — ответила я и пересказала результаты осмотра дома.

— Ну, дела! — присвистнул майор. — И кому понадобилось лезть к нему? Может, бомжи?

— Не похоже. Следы на полу явно от модельных мужских туфель. Да еще эти перчатки. Нет, у Мальцева что-то искали. Вопрос в том, что именно? — проговорила я.

— Ну, не знаю. Там и брать-то нечего. Сами ж видите, — проговорил мой собеседник.

— В том-то и дело, что вижу. И то, что я вижу, мне совсем не нравится, — призналась я.

— Вы еще долго там будете? Может, мне подъехать, — в порыве альтруизма предложил майор.

— Не нужно. Я скоро ухожу, — отказалась я. — Ответьте еще на один вопрос. Вы помните имя того бомжа, что в отдел приходил о Мальцеве сообщить?

— Кирпичев Леонид Сергеевич. Кличка Кирпич. Там в протоколе все есть, — напомнил он.

— И место постоянного обитания указано?

— И это тоже. Он у пруда обретается. Там сарай заброшенный, еще со времен сенокосов, когда жильцы частного сектора скотину во дворах держали. Жилище ветхое, но пока не идет под снос, — пояснил майор.

— Спасибо за помощь. Еще увидимся, — поблагодарила я и отключилась.

Итак, в доме Мальцева что-то искали. Кто и что, неизвестно. Вот это я и буду выяснять в первую очередь. А пока можно продолжить осмотр.

Я обошла все помещения, внимательно присматриваясь на предмет следов от нитяных перчаток. Обнаружила их еще и в кухне. В дальнем уголочке на пыльной поверхности дореволюционной тумбочки. В недрах тумбочки, так же как и в большой комнате, была вскрыта задняя стенка. Интересно, нашел тайный посетитель то, что искал?

Больше ничего интересного я не увидела. Уходя, я заглянула в карманы спецовки, висевшей на вешалке. Там скопилась куча старых чеков. В основной массе за покупку продуктов питания. А вот чека на покупку капронового шнура так и не нашлось. То, что Филипп не торопился выбрасывать чеки, говорило само за себя. Вряд ли он избавился бы именно от этого чека. Значит, можно предположить, что веревку приобрел все-таки не он. Но это были только предположения, а их, как говорится, к делу не пришьешь.

Покинув дом, я закрыла дверь на ключ и приклеила новую полоску бумаги, предупреждающую о том, что дом находится в ведении полиции. Прежде чем окончательно уйти, я наведалась на огородик. Сама не знаю почему. Там, в отличие от дома, был идеальный порядок. Сорняки прополоты. Земля еще хранила влагу последнего полива. Грядки были аккуратно посыпаны опилками. Ровные ряды овощей радовали глаз. Слева от кустов томатов была засажена свежая грядка. Судя по всему, на ней был высажен редис. Значит, незадолго до своей кончины Мальцев позаботился о том, чтобы обеспечить себя поздним урожаем редиса. Некоторые любители этого корнеплода так делают. Высаживают редис в начале августа, а к концу месяца собирают урожай. Он в это время хоть и резковат на вкус, но для любителя сойдет. Факт этот косвенно свидетельствовал о том, что Филипп собирался дожить хотя бы до конца августа. Иначе ради чего все эти труды? Да, подумать есть над чем. Рано майор дело в архив сдал, ох рано.

Выходя из калитки, я нос к носу столкнулась с соседкой Мальцева. Женщина бросила на меня подозрительный взгляд, но вопросы задавать не стала. Поспешила к себе во двор. А я решила воспользоваться подвернувшейся возможностью лично пообщаться с человеком, знавшим покойного при жизни. Следуя за соседкой, я окликнула ее:

— Здравствуйте, водичкой не напоите? А то пыли наглоталась, дышать трудно.

— Колонка на углу, — не останавливаясь, буркнула соседка.

— А водопровода у вас разве нет? — удивилась я.

— У нас все есть, а напиться можно и из колонки, — все так же невежливо отговорилась соседка.

— Ну, если моя просьба для вас настолько обременительна, придется и вправду из колонки пить. Там и руки отмою, — я сделала вид, что сдалась. — А то ведь и ладони все запылились. У Мальцева такая грязь в доме, жуть просто. Хоть бы нанял кого за порядком следить, раз у самого руки из одного места растут.

Развернувшись, чтобы уйти, я услышала за спиной веселый смех соседки. Я обернулась и стала свидетельницей такой картины. Женщина остановилась, не дойдя двух шагов до калитки, согнулась пополам, прижала руки к объемному животу и тряслась в безудержном смехе, так, что чуть на землю не валилась.

— Я вас чем-то насмешила? — состроив оскорбленную мину, спросила я.

— Ох, не могу. Ну дает! Нанял! Это Филька-то? — сквозь смех проговорила соседка. — Смешнее шутки я в жизни не слышала.

— А что тут особенного? Сейчас многие так делают, — защищалась я.

Отсмеявшись, соседка произнесла:

— Ладно уж, пойдемте, напою вас. За такое веселье и кваску не жалко. Любите квас-то? — спросила она.

— Люблю, — ответила я. — Только мне для начала руки бы помыть. Желательно с мылом.

— С мылом ей! Ой, не могу, — снова закатилась соседка. — Ну, лиса! Прямо как в сказке. Чего доброго, пусти вас в дом, вы меня же и выгоните!

— Да что вы такое говорите! — продолжала я играть роль девицы, у которой полностью отсутствует чувство юмора. — Надо же придумать такое! Я — и из дома выгоню!

— Бросьте. Не обижайтесь. Просто к нам в тупичок не так часто чужие захаживают, вот мы и сторонимся пришлых. Времена-то лихие. Кто знает, что за вашей приятной внешностью скрывается? Может, вы аферистка какая? Ходите по домам, воду просите, а сами высматриваете, у кого какой достаток. А потом дружков-подельников своих пришлете, и плакали накопления.

— Вы, наверное, криминальную хронику смотреть любите? — предположила я. — Вот вам в каждом новом лице преступник и мерещится.

— Люблю, не скрою. Ни одной передачи не пропускаю. А вы не смотрите? — поинтересовалась соседка.

— Нет. Я мелодрамы люблю. Сериалы про любовь, — придумывала я на ходу.

— Оно и видно! Вы бы лучше юмористические передачи смотрели. Развивали чувство юмора. А то на каждое слово обижаетесь, — посоветовала она.

— Мне про юмор не нравится, — искренне ответила я. — Да и шутят они там как-то не смешно. Скорее обидно.

— Ну, может, вам и не нужно, — сочувственно глядя на меня, заметила соседка. — Боюсь, в вашем случае и это не поможет.

Дальше дискуссию развивать она не стала. Распахнула передо мной калитку, пропустила во двор и велела ждать там. Сама же скрылась в доме. Через несколько минут вернулась. В руках она несла большой кувшин, до краев наполненный теплой водой, и кусок хозяйственного мыла. Через плечо у нее было перекинуто льняное полотенце.

— В дом не зову. Не люблю посторонних. Подходите вот сюда, к кустам. Полью вам, — скомандовала соседка.

Я прошла в указанное место, выставила руки вперед, ладонями вверх. Пока я мылась, соседка не проронила ни слова. Грязь с рук лилась потоками. Трижды намыливать пришлось, пока добела отмыла.

— Да, зачумазились вы основательно, — протягивая мне полотенце, хмыкнула соседка. — И чего вас только к Фильке в дом понесло? Купить, что ли, хотите?

— А что, хороший дом? — вместо ответа спросила я.

— Дом-то хороший, да только дела в нем нехорошие происходят, — многозначительно прошептала собеседница.

— Снова шутите? — спросила я.

— Какие уж тут шутки. Это вы у нас шутить мастерица. Надо ж выдумать такое. Филька — и прислугу нанять. Глупее не придумаешь. — И она снова закатилась смехом.

— И все равно я не понимаю, что в моем предложении такого невероятного? Вот у меня в соседях мужчина живет. Одинокий. Так он раз в месяц в агентство звонит, и ему женщину присылают. Та весь дом в порядок приводит, мужчина с ней расплачивается, и все довольны, — рассказала я.

— В том-то и дело, что ключевое слово в вашем рассказе — расплачивается, — пояснила соседка. — Ваш-то сосед небось состоятельный? А Филька что?

— А что Филька? — повторила я вопрос.

— Голь перекатная — вот что, — выдала она. — Ему зарплаты едва на хлеб с молоком хватало. Суп куриный — только по праздникам. Про мясо я вообще молчу. Летом-то куда ни шло. Огородик держал, с него и харчевался. А зимой корки глодал. На его зарплату не расшикуешься.

— Я ведь не знала, — принялась оправдываться я. — Я думала, он просто скряга. Ну, знаете, бывают такие, что на сундуках с золотом сидят, а лишнюю копейку потратить боятся.

— Еще лучше выдумала! — всплеснула руками соседка. — Теперь еще и сундуки с золотом. Да откуда у Фильки золото? Нищета безродная. Сундуки вот были. Он их со свалки притащил. А золото, моя красавица, на помойку не выбрасывают.

— Он что же, по помойкам лазил? — с ужасом оглядывая свои руки, вскричала я.

— Хуже, красавица. Он на этой самой помойке почитай десять годков оттарабанил, — засмеялась соседка. — Да ты руки-то не осматривай. Поздно уж. Прежде чем в чужой дом лезть, справки надо было навести. А ты небось на дешевизну позарилась?

Соседка не заметила, как перешла на «ты». Я указывать ей на это не стала. Так даже сподручнее. Вроде как за свою приняла.

— Ох, и влипла же я. Теперь анализы сдавать придется. Чего доброго, заразу подхватила, — причитала я.

— Это еще полбеды. Знаешь ли ты, красавица, как прежний владелец умер? — продолжала стращать собеседница. — По глазам вижу, что не знаешь. А я тебе расскажу. Повесился он! Руки на себя наложил от жизни своей беспросветной. А все из-за змеюки этой, из-за жены бывшей. Бросила она его в лихую годину. Мужик работу потерял, веру в себя. Для мужика не у дел остаться — хуже не бывает. А она нет, чтобы поддержать мужа, из дома взашей выставила. Вот и покатился Филька по наклонной. Теперь вот руки на себя наложил. А ей, змеюке этакой, все нипочем небось. Вона как быстро хозяйство его к рукам прибрала. А похоронить-то не удосужилась. Государству эту честь оставила.

— Надо же! А мне совсем другое рассказывали. Сказали, убили его. Дружки или лихой человек, — осторожно проговорила я.

— Да ну! Пустое это. Дружки его, понятно, не сахар. Не в университетах время просиживают, но чтобы руку на Фильку поднять… Не может такого быть. Он же их поилец был, — возразила соседка.

— Поилец? — сделав вид, что не поняла, переспросила я.

— Ну да. Поилец. Водкой их поил. Стабильно. Раз в неделю. А пропойцам плохо ли? Считай, как в аптеке, каждую неделю дармовая выпивка. Стала бы ты такой Клондайк опустошать? — обратилась ко мне с вопросом она.

— Наверное, нет, — нерешительно ответила я.

— Вот и они не стали бы. А лихих людей в нашей глухомани не бывает. Это вам не центр. У нас на все дворы сбережений и десятка тысяч не наберется. Кто на такой куш позарится? Разве дурак только, — наставительно проговорила соседка.

— Так, может, подумали, что у него тайник какой имеется? Наследство, например. Ну, часы старинные или картина дорогая, — продолжала сомневаться я.

— Не смеши меня, красавица. А то пупок от смеха развяжется. Говорю тебе, не было у Фильки никаких ценностей и быть не могло, — решительно отмахнулась от моих предположений женщина.

— Так, может, просто по-пьяни сболтнул. Прихвастнуть решил, а его за это хвастовство, как за правду, укокошили? — настаивала я.

— Вот по-пьяни мог, — согласилась соседка. — Прихвастнуть — это в их кругах милое дело. Так-то жить скучно, вот они и выдумывают. Изгаляются друг перед дружкой.

— А перед вами он хвастался? — задала я новый вопрос.

— А передо мной-то чего? Я в их компанию не вхожая, — обиделась она. — А чего это вы все расспрашиваете? Может, тоже байку какую услышали, поэтому и дом прикупить решили?

Я поняла, что разговор по душам закончился. Соседка снова перешла на «вы». Первый признак, что пора делать ноги.

— Да нет. Я просто разговор поддержать. Да я вообще теперь этот дом и за три рубля не куплю. Жить в доме самоубийцы — беду на себя накликивать, — стала отнекиваться я.

— Вот и идите своей дорогой, — сердито проговорила женщина. — Ходят тут всякие, вопросы каверзные задают, а у честных людей потом деньги пропадают. Топай, красавица, откуда пришла.

Чтобы не нарваться на неприятности, я поспешила покинуть соседский двор, даже не напомнив о том, что хозяйка обещала напоить меня квасом собственного приготовления. Выйдя за калитку, я остановилась. Вот ведь незадача. Забор на предмет дополнительных калиток или проломов я и не проверила! А как теперь вернешься? Соседка наверняка за мной наблюдает. Вернусь сейчас — вызову раньше времени ненужные подозрения. Зачем мне туда возвращаться, если я дом покупать передумала? Надо майору позвонить. Вдруг его опера изучили двор?

Отойдя на несколько шагов, я набрала номер майора и почти сразу услышала его бодрый голос.

— Все трудитесь, Татьяна? — пошутил он.

— Скажите, в доме Мальцева одна калитка? Я имею в виду вход во двор, — пояснила я.

— Вроде одна. Ребята забор проверяли. Добротный заборчик, хоть и из старого железа. Там листовое железо, что для кровли крыш используется. Видно, тоже со свалки приволок, — не задумываясь, ответил майор.

— Спасибо, вы меня очень выручили, — поблагодарила я.

— Всегда пожалуйста. Обращайтесь, — произнес он и отключился.

А я потопала к шоссейной дороге, ловить мотор. Дорога шла между частными домами, в большей своей массе старенькими, я бы даже сказала, ветхими. Да, в такое место серьезные воры вряд ли сунутся, в этом соседка Филиппа права. Тем более подозрительными выглядели следы на пыльном полу и отпечатки от хозяйственных перчаток на мебели. Машину я поймала относительно быстро. Без лишних разговоров водитель доставил меня домой. Прежде чем начинать действовать, мне хотелось основательно изучить детали. Рассмотреть фотографии места происшествия, почитать протоколы и заключение судмедэксперта.

К тому же время приближалось к восьми часам вечера. Наносить визиты уже не особо вежливо. Тем более если нет весомых оснований. А таковых у меня пока не имелось. Но я была уверена, что к утру ситуация изменится.

Пока я изучала фотографии, позвонил Кирьянов.

— Как продвигается расследование? Чем порадуешь? — поинтересовался он.

— Радовать пока нечем, — охладила я его пыл. — Правда, дом Мальцева, который я посетила сегодня, оказался вскрытым. Кто-то там побывал уже после опергруппы.

— Знаю, Заблоцкий доложил. Позаботился, — заявил приятель.

— Шустрый малый, — поразилась я. — Он и о своих успехах с тем же рвением начальству докладывает? Или это распространяется только на мои достижения?

— Не сердись, — усмехнулся в трубку Кирьянов. — Он всего лишь выполнял мой приказ. Я велел держать меня в курсе дела, вот он и держит.

Я не стала объяснять Кире, что все, о чем доложил Заблоцкий, — целиком и полностью плоды моего труда, а сам майор к этому не то что руку, пальца не приложил. Обострять отношения с майором мне не хотелось. Пусть себе радуется, зарабатывает благодарности от начальства. Мне-то это все равно ни к чему.

— Значит, мне и рассказать ничего не осталось, — ответила я. — Увеков уехал?

— Уехал. Не переживай, — ответил Кирьянов. — Я вот насчет следов хотел уточнить. Думаешь, прав Увеков? Нежданно-негаданно в точку попал?

— Возможно, — уклончиво ответила я. — Наверняка пока ничего сказать не могу. Слишком хлипкие факты. На уровне подозрений. Но вероятность такую не исключаю. Откуда-то появились же эти следы?

— Держи меня в курсе, — попросил приятель. — И не переусердствуй там.

— Как прикажете, товарищ подполковник, — шутливо козырнула я.

— Вот и славно. До встречи.

Кирьянов дал отбой. А я продолжила прерванное занятие. Разгуляться фантазии тут было негде. Скудные снимки, запечатлевшие висящее тело, не отражали картины происшествия. Ну, веревка. Ну, табурет. Лицо синюшного цвета. Стоп! А это что такое? Похоже, ссадины на костяшках правой руки. Любопытно. Заметили ли этот факт эксперты? Я бросилась к бумагам и принялась вчитываться в заключение. Вот! Так и есть. На костяшках правой руки зафиксированы ссадины. Средней свежести. И появились они там до наступления смерти. Предположительно за час или около того. А вот еще один любопытный факт. В затылочной области имеется обширная гематома. По утверждению экспертов, труп с веревки не падал. Отсюда и предположение, что оная гематома образовалась от удара тупым предметом или о тупой предмет незадолго до кончины висельника. Сама по себе гематома к смерти привести не могла. Мальцев умер от удушения, это факт непреложный. Но вот с чего это ему сначала головой обо что-то биться, а потом в петлю лезть, история умалчивает. Вот вам и «нечего ловить»! Да тут такой улов богатый, любой рыболов позавидует. А опера-то намеренно от фактов отмахнулись. Не пожелали ради нищего алкаша очередной «глухарь» на отделение вешать. Ну, майор, поговорю я с тобой по душам.

Поговорить-то ты, Танюша, можешь, только вот что ты с мотивом делать будешь? На бомжа «мокруху» повесишь? Вариантов-то пока немного. Либо дружки-алкоголики бутылку не поделили, либо залетный гастролер попутал и влез в дом Мальцева в надежде поживиться. Других версий у меня пока не было. Первый вариант мне казался совершенно бесперспективным, да и соседка Филиппа это подтверждала. Ну зачем, скажите на милость, бомжам резать курицу, несущую золотые яйца? Филипп являлся стабильным доходом для местной бомжатни. Раз в неделю иметь дармовую выпивку и какую-никакую закуску — это вам не мелочи. Для такого-то контингента. Могла, конечно, у них стычка произойти. Но в этом случае, согласно статистике, дело заканчивается, как правило, поножовщиной. Но чтобы в петлю приятеля засунуть, это, простите, какую изощренную фантазию иметь надо. Опять же, веревка новехонькая у бомжей откуда? Нет, не стыкуется.

Но и факт самоубийства также сомнителен. Я покопалась все в той же статистике, и она подтвердила мои сомнения. Случаев самоубийства среди личностей, ведущих маргинальный образ жизни, ничтожное количество. Ну, не принято у них руки на себя накладывать, и все тут. Вот один профессор, например, целую диссертацию этой теме посвятил. И он утверждает, что для того, чтобы подобная личность решила свести счеты с жизнью, должно произойти событие из ряда вон выходящее. Чтобы версия самоубийства подтвердилась, нужно было выяснить, что за событие такое кардинально изменило мальцевское отношение к действительности. А подтверждений тому тоже пока не имеется. Вот и выходит, что будь ты, Танюша, до сих пор в рядах доблестной полиции, может, тоже предпочла бы закрыть глаза на некоторые факты.

Теперь нужно решать, как действовать дальше. С бомжами пообщаться? Боюсь, меня они за свою не примут. Вот если бы я хотя бы водку с ними пить согласилась, тогда да. А так пустая трата времени. Но на этот случай у меня имеется проверенный вариант. Сейчас уже поздно, а вот завтра с утречка нужно будет сгонять в одно злачное местечко и пообщаться с моим давним агентом Аяксом. Уж его-то точно за своего примут. Были бы деньги. Вернее, жидкая валюта. Но этим добром я его снабжу.

Еще нужно было посетить вдову. Она хоть и бывшая, а все ж жена. К тому же у них и сын общий имеется. Может, и поделится со мной своими соображениями. И на работу к Филиппу наведаться нужно. Опера кирьяновские не удосужились, значит, придется мне. О смерти Мальцева им уже известно. Следователь позаботился. Тем лучше. Приеду, представлюсь страховым агентом. Разузнаю, чем Мальцев жил, о чем мечтал, на каком он был счету у начальства.

К соседке пока лучше больше не соваться. Пусть поостынет. Вот подсоберу материал, тогда и наведаюсь. Порасспрошу про гостей непрошеных, про личностей неизвестных, что у дома Филиппа могли крутиться. Авось вспомнит чего. Дом Мальцева был крайний в тупике. Соседка у него единственная имелась. Остальные, если и видели посторонних, сказать наверняка, к Мальцеву они направлялись или мимо проходили, не смогут.

Еще предстоит встретиться с университетскими коллегами Филиппа. Времени с момента его увольнения утекло немало, но я была уверена, что хоть кто-то из бывших его коллег в университете остаться должен был. Разузнаю, не встречался ли кто из них с Мальцевым незадолго до смерти. Ведь встреча с бывшими коллегами, профессорами и проректорами, могла послужить тем толчком, заставившим Мальцева переосмыслить свое существование.