Прогулка с продолжением

Марина Серова, 2001

Глава 3

Проснулась я неоригинально, обычно-привычно-раздражающе — от звонка телефона.

Прокляв это дьявольское изобретение и прослушав еще парочку настойчивых трелей — как это ни странно, по опыту точно знаю, проклятия на телефон не действуют, — я сползла с кровати и, как сомнамбула, повлачилась по квартире в поисках своего мобильника. Но только я его нашла, он заткнулся.

Подержав трубку в руке и подумав, не разбить ли ее об стену, я взглянула на настенные часы. Ровно десять утра — совершенно свинское время для звонков, как будто нельзя дождаться, когда я сама проснусь. И после таких мерзких сюрпризов некоторые люди клевещут, что у меня по телефону иногда бывает неприятный голос. Звонить надо в приличное время, а не с первыми петухами! Я еще раз посмотрела на часы, вздохнула и подумала, что ложиться снова было бы глупо. Поэтому, поставив чайник, направилась в ванную, прихватив с собою и телефонную трубку.

Самое обидное, что, пока я умывалась, больше никто так и не позвонил. Наверное, телефон уловил эманации, исходящие от меня по поводу стены, вот и решил пока переждать и помолчать для собственной безопасности. Ну что ж, это разумно с его стороны.

Вернувшись в кухню и заварив чай — кофе мне почему-то не хотелось, — я достала замшевый мешочек и, развязав его, высыпала косточки на ладонь.

Несмотря на явную юмористическую окраску предыдущего предсказания, они дали мне довольно-таки верное предупреждение. И как бы я ни обижалась на них вчера, сегодня приходилось признать (в который уж раз!), что без них мне было бы в жизни туго.

Вот и вчера: не мечтала бы я ни о какой ерунде, сидела бы дома, и все было бы нормально. Хотя с другой стороны: тогда я не познакомилась бы с новыми людьми.

Так я раздумывала ни о чем, катала косточки и попивала чаек. И вдруг неожиданно раздался звонок во входную дверь. Это еще большее свинство, чем телефонный звонок! Покачав головой, заранее обругивая неизвестного мне визитера и представляя, как ему сейчас начинает икаться, я затянула свой замечательный халат поясом потуже и побрела в коридор.

Неприлично, конечно, встречать гостей в халате, но им приходить без предупреждения — еще неприличнее.

Я отперла входную дверь, напомнив себе с опозданием, что нужно было сначала посмотреть в глазок, и увидела стоящего за дверью совершенно незнакомого мне джентльмена.

Это был приятный мужчина примерно сорока лет, одетый очень даже неплохо: в легкий темно-серый плащ, из-под которого виднелся костюм с галстуком, напоминающим по расцветке галстук школы Харроу для английских аристократических мальчиков. Этот мальчик, скорее всего, был нашим, отечественным и доморощенным, но все равно, смотрелся он достойно.

— Иванова Татьяна Александровна? — спросил он, вежливо осматривая меня, не позволяя своему взгляду скользнуть ниже ватерлинии, хотя ему явно этого хотелось.

Я сдержанно кивнула и отступила в сторону, открывая джентльмену проход.

— Вы не предупредили меня о своем приходе, — произнесла я тоном под стать нынешней королеве Елизавете, — поэтому встречаю вас в халате. Вы ко мне по делу? — спросила я исключительно для формы, потому что это и так было ясно.

— Извините за неожиданный визит, Татьяна Александровна, — расшаркался джентльмен, — но я постараюсь не задержать вас надолго. Мне хотелось с вами побеседовать тет-а-тет. Если вы позволите, разумеется.

Ну куда денешься от настойчивых джентльменов с утра пораньше? Пришлось согласиться.

Я не стала приглашать посетителя в комнату, потому что не успела, естественно, убрать постель. Но отечественная привычка принимать гостей и вести переговоры в кухне тем и хороша, что понятна всем и каждому, сформировавшемуся на наших жилищных просторах. Мужчина прошел в кухню, сел на гостевой табурет, и я, поставив перед ним чашку, села напротив.

— Мое имя Григорий Иванович Пшенников, — представился джентльмен и подал свою визитку, на которой было написано то же самое с добавлением, что он генеральный директор ООО «Бурный поток», предоставляющего всем желающим услуги по междугородным перевозкам.

Я никуда переезжать не собиралась ни бурным потоком, ни вялым и поэтому спросила напрямик, в чем дело.

— Замечательный кофе, — похвалил мою поспешную бурду Григорий Иванович, сделал два глотка, отставил чашку в сторону и начал излагать свое дело: — Я знаю, Татьяна Александровна, что вы трудитесь частным детективом, и хотел бы с вами переговорить по поводу вашей работы, которую вы проводили вчера во второй половине дня…

Пшенников сделал паузу и внимательно посмотрел на меня. Я ответила ему таким же взглядом. И хотя не поняла ничего из сказанного им, готова была ставить сто баксов против пробитого талончика, что он не уловил моего непонимания. Искусство лицедейства имманентно присуще женщине как априорная способность, формирующаяся еще до рождения каждой представительницы лучшей половины человеческого племени. Здорово сформулировано? Сама придумала.

Пшенников продолжил:

— Ваша работа, безусловно, опасна, Татьяна Александровна, но интересна. Вы выполняете очень нужную функцию в нашем обществе, — продолжал выражаться высоким штилем Григорий Иванович, а я тщательно следила, чтобы с моего умного лица не сползало соответствующее выражение. А еще я очень боялась зевнуть, от чего, кстати, умное выражение дополнялось похвальной сосредоточенностью.

— Работа частного детектива сопряжена со многими опасностями и неприятностями. Что уж тут греха таить, я ведь правильно говорю, правда? — Григорий Иванович попытался наладить контакт с аудиторией и привлечь меня к его монологу, но это у него не вышло. Однако он не расстроился. Тоже, как видно, владел высоким умением удерживать выражение лица. — Не секрет, что, как происходит и с представителями многих других замечательных профессий, в нашей стране в это тяжкое время ваш труд почти наверняка оплачивается не совсем так, как вам самой хотелось бы.

Тут я уже решилась открыть рот и сказать, что он ни фига не прав, и мне хватает и на корочку хлеба, и на пачку маргарина. Но Григорий Иванович легко помахал в воздухе ладошкой и произнес:

— Да-да, вы правы, Татьяна Александровна, но что поделаешь! Нужно изыскивать возможности, и я, собственно, пришел к вам с деловым предложением. Не могли бы вы продать мне кое-что, Татьяна Александровна?

— Что-то, может быть, и смогла бы, — наконец ответила я, — но пока не слышу, что вам нужно.

— Мне нужны копии — обратите внимание, только копии и ни в коем случае не подлинники — тех материалов, которые вы собрали, выполняя свое очередное задание, в том числе и вчера вечером.

Григорий Иванович сделал паузу и воззрился на меня, ожидая ответа.

Я быстро соображала, и самое лучшее, что я смогла сделать, так это задать вопрос — не подлить ли ему еще кофе.

— Нет, благодарю, кофе у вас прекрасный, — снова наврал, не моргнув глазом, Пшенников. — Но я уже с утра выпил несколько чашек, — наврал он в третий раз, ведь каждому ребенку в мире известно, что утро только что началось и так напиться кофе к этому часу практически невозможно.

Я достала сигарету из пачки, лежащей передо мною на столе, и закурила. Нужно было повести беседу так, чтобы Пшенников выговорил как можно больше информации, пусть по крошке, чтобы я могла составить более-менее понятную мне мозаику.

— Вы думаете о сумме? — догадался Пшенников. — Называйте, Татьяна Александровна. Я заплачу вам сейчас же и, по вашему желанию, — в валюте или, если вы патриотка, отечественными рублями.

— Я, конечно же, патриотка, — проворчала я, — особенно своей профессии. Ваше предложение довольно-таки неожиданное. Не могли бы вы предоставить обоснование — для чего вам нужны результаты моей работы? — Я попробовала схитрить, но надо признаться, что успех был достигнут минимальный.

Григорий Иванович мягко объяснил, что, к его глубочайшему сожалению, он не может ответить на мой вопрос, и снова спросил, сколько же я хочу.

Пришлось отказать ему прямо и однозначно.

Пшенников немного помялся, поговорил о трудных временах и, видя мою непробиваемую непреклонность, пожал плечами и сказал:

— Я человек очень занятой, Татьяна Александровна, но если вы вдруг надумаете, то звоните в любое время, однако желательно сегодня, потому что информация — товар специфический: сегодня, например, она стоит дорого, а завтра вообще ничего не будет стоить.

— Это я понимаю, но вряд ли смогу вам чем-нибудь помочь, — ответила я, — профессиональная этика не разрешает, знаете ли.

Пшенников посидел еще немного, в четвертый раз наврал про кофе и наконец-то ушел, напомнив мне в дверях, что он будет ждать моего звонка по своему мобильному телефону сегодня весь день, а завтра уже, возможно, и нет.

Я пожала плечами, закрыла дверь и вернулась в кухню. Потом пошла в ванную и, уставившись на себя в зеркало, строго спросила:

— Ну! Ты вчера какое задание выполняла? Колись!

Отражение не ответило ничего. А что, собственно, оно могло сказать, если я сама не понимала, куда и как я влипла.

То, что совершенно незнакомый мне бизнесмен уверен, что я вчера что-то для кого-то делала, наводило на самые разные мысли. Я снова села за стол и стала эти мысли приводить в порядок.

Получалась полная чушь: за выполнение задания мою вчерашнюю деятельность можно было принять только с очень пьяных глаз.

Я протянула руку за гадальными кубиками, но тут зазвонил телефон. Отложив на некоторое время сеанс проникновения в будущее, я взяла трубку.

— Да!

— Привет, это Владимир! — услышала я знакомый голос и едва не подпрыгнула на своей табуретке.

Звонил Володька Степанов, мой бывший однокорытник по юрфаку, а теперь майор милиции. Помимо того, что он выполнял какие-то важные функции в Волжском РОВД, для чего имел отдельный кабинет и отдельную же секретаршу, у себя дома он еще выполнял сложные обязанности отца и мужа. У меня и со мной он тоже, как бы это сказать поизящней, кое-что выполнял.

Я говорю о том, что мы с Володькой старинные друзья. И не только. Между прочим, это очень важно. Я столько знаю формальных и неформальных пар, которых связывают не дружеские отношения, а только удовлетворение, пардон, естественных надобностей, что иногда диву даюсь. Но с Володькой у нас полное взаимопонимание.

Вот позавчера уехал он в командировку, и у меня сразу же все из рук стало валиться, и жизнь пошла наперекосяк да набекрень. А если бы он не уехал, я не поперлась бы вчера на эту дурацкую прогулку, не случилось бы со мной двух дурацких происшествий, ну и, разумеется, не появился бы сегодня Пшенников со своим ребусом.

— Ты почему молчишь? — спросил меня Володька. — Не проснулась, что ли, еще?

— Он еще спрашивает! Да я не ложилась, между прочим, с той самой секунды, как ты уехал в свою командировку. Все волновалась и думала только о тебе: как ты, где ты, с кем ты… Так ты говоришь, нормально долетел? Значит, теперь я за тебя спокойна.

— Можешь успокоиться еще больше, — рассмеялся Володька. — Я уже вернулся.

— Да ну! — воскликнула я, схватила свои кубики и, покатав их в ладони, высыпала перед собой. — Когда же ты успел?

— Долго ли умеючи! Мне ведь только нужно было доставить документы в главк да получить там кое-что.

— Втык, например, — догадалась я.

— Ну, было немножко, — снова рассмеялся Володька, — наша жизнь не без этого. Я тебе, кстати, презент привез из столицы. Ты сегодня весь день дома? Я бы разобрался с семейством и, может быть, заскочил к тебе на пару минут.

Я опустила взгляд на гадальные косточки, разложившиеся передо мною в — ого! — занимательный расклад: 17-12-26. «У вашего любовника не то чтобы не все дома, а вообще никого дома нет и не было».

— Врешь, опер, — твердо заявила я, — врешь, как сивый мерин! Уехала твоя жена к мамочке или подальше. И детей прихватила. Признавайся, я все знаю!

После полуминутной паузы обалдевший Володька удивленно произнес:

— Признаюсь. Слушай, Тань, а ты откуда это знаешь? Я сам узнал только час назад… Приехал домой, а там записка на столе…

— Ты не забывай, кем я работаю, — равнодушно ответила я, — так, значит, на какую минуточку ты забежишь?

— Да я хотел приехать к тебе и потом сказать, что вот такая везуха привалила. Ну а раз ты все знаешь, то до обеда я разгребусь с делами на работе и приеду. Так годится?

— Ну-у-у, — протянула я, великолепно изображая интонациями задумчивость, — даже не знаю, что и сказать. Откуда я знаю, когда наступит «после обеда»… Может быть, мне чего-нибудь захочется…

— Я все привезу с собой, — заверил меня Володька и, не удержавшись, спросил: — А все-таки, если честно, откуда узнала?

— Ах, не утомляйте меня, юноша, а то мне начинает казаться, что я вас не захочу ждать: вы такой нудный вернулись из Москвы, хоть и были там один день.

Отключившись, я аккуратно положила трубку на стол и, взглянув на косточки, покачала головой:

— Ну, ведь можете, если захотите! А почему вчера прикалываться начали?

Косточки промолчали, я это оценила как молчаливое признание, что шуточки могут и продолжиться, однако ни о чем больше их спрашивать пока не решилась.

Я решила заняться своей несравненной внешностью. Хотя нас, красавиц, как ни одень-причеши, все равно не испортишь, но для собственного развлечения можно и что-нибудь новенькое сделать. Тем более что сегодня появится ясным солнышком зазноба сердешная, как снег на голову свалившаяся из командировки.

Я внимательно осмотрела себя в зеркале и решила, что несколько штрихов тут и там — не скажу, где конкретно, — только усилят мое воздействие на противоположную половину рода человеческого в лице Володьки Степанова. Это было необходимостью, чтобы он лучше понимал, как опасно со мной так по-дурацки шутить, как он пытался только что.

Звонок в дверь застал мои художественно-психологические занятия в стадии завершения. Мне даже раздражаться не пришлось. Я даже успела переодеться и теперь, поставив кофе на плиту, не спеша направилась в коридор.

Я решила не давать Володьке повода ворчать — если его «после обеда» случилось так скоро, он имеет право не ждать на лестнице. Поэтому и отперла дверь сразу. Но, открыв ее в весьма лирическом расположении духа, я обнаружила за дверью вовсе не Володьку, а незнакомого мне мужчину, неплохо одетого и стоящего с глубоко засунутыми в карманы темно-синего плаща руками. Темно-синяя кепка была сдвинута на лоб.

На вид мужчине было лет тридцать пять, и он был не без приятности в наружности. А еще, в отличие от предыдущего визитера, явно выраженного интеллигента, в этом чувствовалась какая-то внутренняя неукротимость и решительность, что мне всегда импонирует в мужчинах. Одним словом, он мне понравился больше.

— Вы Иванова Татьяна Александровна? — спросил нежданный, незваный гость, осматривая меня внимательно и подробно. Взгляд у него тоже был неукротимый и, казалось, пронизывал и сквозь платье, и сквозь белье. Интересный самец.

Я не отстала от него и, подарив похожий взгляд, после паузы призналась:

— Вы совершенно правы. Чем могу быть полезна?

— Я хотел бы с вами переговорить об одном деле, Татьяна Александровна, — произнес молодой человек достаточно вежливо, и я пригласила его войти в квартиру.

В коридоре он с независимым видом огляделся и повесил свою кепку на вешалку. Плащ, однако, снимать не стал, очевидно, подчеркивая этим свою ограниченность во времени, а заодно недостатки в воспитании.

— Чай или кофе? — спросила я, проводя гостя в комнату и указывая на кресло рядом с журнальным столиком.

— Нет, благодарю вас.

Мой второй за сегодняшнее хлопотное утро гость сел в кресло, положил ногу на ногу и, подождав, когда я села во второе кресло, произнес:

— Меня зовут Григорий Иванович Пшенников, я директор автотранспортного предприятия, занимающегося междугородными перевозками.

— Весьма приятно это слышать, — ответила я, пристально разглядывая этого клона, совершенно не похожего на предыдущего. Ошибка генетиков, что ли? Не зря их академик Лысенко ругал, не могут не напортачить.

Молодой человек подождал, не скажу ли я еще что-нибудь, и, не услышав от меня больше ничего, продолжил:

— Татьяна Александровна, я хотел бы вам предложить кое-что продать мне.

— Вот так сразу? — уточнила я.

— А зачем тянуть-то? — Визитер приподнял правую бровь и снисходительно посмотрел на меня. — Мы же с вами деловые люди и живем в современном мире. Мы знаем, что время — деньги. Так не будем тратить напрасно ни то ни другое. Я ведь правильно говорю, а?

Я пожала плечами и, извинившись, вышла в кухню за сигаретами и пепельницей.

Явление второго Пшенникова за одно утро было легким перебором. А ведь еще вчера жаловалась на скуку и хотела встретить графина своей жизни. А двух Пшенниковых не хочешь, Таня? Выбирай любого, сами приходят!

Вернувшись в комнату, я поставила пепельницу на столик и закурила.

Молодой человек кивнул, молча достал из кармана пиджака пачку сигарет «Давидофф» и щелкнул золотым «Ронсоном».

— Итак, Татьяна Александровна, — проговорил Пшенников-второй, или клон, или черт его знает кто, я еще не имела возможности в этом разобраться. — Мне желательно было бы получить от вас информацию о том, как и почему именно так, а не по-другому, вы провели вчерашнюю вторую половину дня. За эту информацию я и готов заплатить вам вполне приличные деньги. Мне кажется, мы договоримся.

— Не знаю, не знаю, — рассеянно ответила я, пуская дым в потолок и решая, что уж этот Пшенников так просто, как предыдущий, от меня не свалит, уж что-нибудь интересное для себя я от него должна скачать.

— Не понял вас. — Пшенников наклонил голову вбок и недоуменно поглядел на меня.

— Это я вас не поняла, простите, забыла ваше имя-отчество…

— Григорий Иванович, — мгновенно отреагировал мой гость, затем, вынув из кармана бумажник, раскрыл его и показал мне якобы случайно пачку денег, лежащую там, а потом вытянул из маленького кармашка визитку.

Я ее взяла и посмотрела.

Точно такая же лежала у меня на кухонном столе.

— Так что же вы не поняли, Татьяна Александровна? — повторил Пшенников-второй. — Мне, наоборот, казалось, что мы с вами быстро поймем друг друга. Дело-то простое. Обыкновенное, так сказать.

— Зачем вам информация о второй половине моего дня? — спросила я. — Сначала мне казалось, что вы хотите получить что-то определенное, а теперь, словно нарочно, стараетесь затуманить смысл разговора. Мало ли чем я вчера занималась. Вы заставляете меня заподозрить в вас маньяка, Григорий Иванович.

Пшенников непринужденно рассмеялся, откинувшись на спинку кресла, и закашлялся.

— Извините, — проговорил он, вынимая платок и вытирая губы. — Вы абсолютно правы, Татьяна Александровна. Я высказался несколько туманно, и вы вполне могли подумать, что я… — Григорий Иванович-второй рассмеялся снова, но, тут же оборвав свой смех, наклонился к столу, чтобы уменьшить расстояние между нами, и сказал:

— Вы вчера во второй половине дня по своей работе проделали кое-какие действия. Мне бы хотелось узнать суть вашего задания, а также то, что именно вам удалось узнать. Вот и все. Я понимаю, что у частного детектива могут быть в разработке несколько дел, он может быть связан с несколькими клиентами. Но все-таки признайтесь, вчерашний вечер был вами посвящен одному клиенту. Я прав?

— Возможно, — проговорила я, — а теперь задаю закономерный вопрос: зачем вам это надо?

Пшенников-второй улыбнулся на сей раз достаточно хищно и произнес:

— У меня есть свои интересы в данном деле, и я просто хочу быть в курсе. Знаете, лишняя информация никогда не повредит, а вот отсутствие ее повредить может, и даже очень.

Я побарабанила пальцами по крышке стола, быстро соображая, что бы можно такое предпринять.

— Ну так как? — Мой гость интонацией надавил на меня и с силой затушил окурок в пепельнице. — Начинаем торги, чтобы не тянуть время?

— Мне нужно подумать, — призналась я наконец. — Сколько у меня есть времени?

Пшенников выдернул запястье из-под белой манжеты и посмотрел на часы.

— Ну, будем считать, что минут десять-пятнадцать у вас точно есть, — задумчиво сказал он.

— А что потом? — сразу же полюбопытствовала я.

— Потом я, к сожалению, буду вынужден вас покинуть, Татьяна Александровна. Я улетаю в Европу по делам. К сожалению, самолет ждать не будет. Я еще не настолько богат, чтобы содержать собственный авиатранспорт.

Я оказалась в сложном положении. У меня не получилось узнать, что именно интересует Пшенникова-второго. Он говорил нарочито неясно и туманно, возможно, сам не зная точно сути моего вчерашнего задания, которой я и сама, правда, не ведала.

Пришлось признаться, что вопрос, который он передо мной поставил, слишком сложный, и я не могу решиться вот так сразу. Профессиональная этика не позволяет. Высказав эту глубокую мысль, я не удержалась и почесала в затылке: меня накрыло явление дежа вю. Показалось, что за сегодняшнее утро я уже один раз произносила эти слова. Или действительно — произносила?

Конец ознакомительного фрагмента.