Он все видит!

Марина Серова, 2009

Мать скончавшегося от сердечного приступа Романа Ковалева отнюдь не выглядит такой уж безутешной. Может быть, она радуется тому, что скоро у ее невестки Дашеньки, вдовы сына, родится ребенок? Как бы не так! Ковалева-старшая торжествует совсем по другой причине: ей удалось-таки выжить Дашу из их с Ромой дома, и в завещании – о высшая справедливость! – Роман почему-то отказал все свое имущество родителям, а не любимой жене. Пожалуй, только Полина Казакова, известная в народе как Мисс Робин Гуд, сумеет разобраться во всех хитросплетениях интриги, затеянной предприимчивой дамой с единственной целью – забрать себе буквально все!..

Глава 2

Дедуля вызвался проводить Дашу до дома, но она отказалась. Едва за ней закрылась дверь, как Ариша недобро посмотрел на меня:

— Полетт, как ты могла ее отпустить? Я от тебя такого не ожидал.

— Если бы мы селили здесь всех моих клиентов, то наш дом превратился бы в постоялый двор. Ты этого хочешь?

— Не было никакой необходимости давать приют всем твои предыдущим клиентам, а вот сейчас случай особый. Даша может потерять ребенка, и это будет на нашей совести, а еще точнее — на твоей.

— Надо же, как ты заговорил! Еще полдня тому назад ты лежал в постели, и тебе не было никакого дела до какой-то беременной жительницы нашего поселка. А тут вдруг такой невиданный акт благотворительности! — я посмотрела на дедулю. Он был сильно огорчен тем, что мы не сошлись во мнениях. — Ариша, неужели ты не понимаешь: если мы сейчас дадим Даше убежище, то это создаст нам определенные сложности в решении ее проблем. Ковалевы не должны знать, что у нее появились союзники.

— Полетт, значит, ты все-таки берешься ей помочь? — обрадовался дедуля.

— Как же, откажешься тут! Ты ведь каждый день будешь упрекать меня в жестокосердии. Хотя, если быть до конца честной, то я вовсе не уверена, что все обстоит на самом деле именно так, как говорит Даша.

— Почему ты ей не веришь? — изумился дедуля. — Вот я поговорил с ней и понял, что она чиста, как ангел, рухнувший с небес в грязное болото.

— Ангел, говоришь? Ты бы еще сравнил ее с непорочной Девой Марией! Муж умер, а она забеременела.

— Ну, такое вполне возможно…

— Знаешь, дедуля, а ведь возможен и такой вариант, что Даша просто быстренько воспользовалась ситуацией. Ребенок — это ее единственный шанс сохранить те условия жизни, к которым она наверняка уже успела привыкнуть. Если Ковалевы не верят в то, что она беременна от Романа, значит, у них есть основания для подобных подозрений.

— Это такие сволочи, что им вообще не требуется никаких оснований, чтобы поиздеваться над теми, кто слабее!

— Ты так говоришь, будто лично с ними знаком.

— Нет, к счастью, никто меня им не представлял, но зато около месяца тому назад я оказался невольным свидетелем одной очень интересной сцены, которая подтверждает правдивость Дашиных слов.

— Что ж, любопытно будет тебя послушать, — сказала я, усаживаясь в кресло.

— Изволь. — Дедуля последовал моему примеру и втиснулся в другое кресло, стоявшее напротив моего. — Я как-то был в гостях у Дениса Злобина, а его коттедж находится рядом с коттеджем Ковалевых. К нему кто-то пришел с коротким деловым визитом, и, дабы не мешать их приватному разговору, я вышел на балкон, увитый диким виноградом, подышать свежим воздухом. Уже стемнело, поэтому увидеть меня с соседнего участка было невозможно. Зато я разглядел в свете фонаря, как вдоль забора прогуливалась женщина лет пятидесяти. Она то и дело доставала из кармана мобильник и поглядывала на дисплей. Я подумал, что она следила за временем, потому что кого-то ожидала, и не ошибся. Вскоре быстрой походкой к забору подошел молодой человек. Думаю, нездешний. Она увидела его и вышла через калитку на улицу. Они общались недолго, не больше минуты. Незнакомец передал Ковалевой-старшей какой-то пузырек, а она сунула ему в карман несколько купюр.

— Ариша, это ровным счетом ничего не доказывает.

— Согласен. Тогда я тоже не придал этому особого значения и вернулся в дом. Минут через тридцать мы снова вышли на балкон, но уже вместе со Злобиным, и вот тут я увидел свет в окне соседнего дома. Оно было занавешено прозрачным тюлем, сквозь который достаточно хорошо можно было разглядеть все, происходившее внутри…

— Только не говори, что ты видел, как Татьяна Владимировна подменила таблетки!

— Нет, конечно. Я просто видел ее в комнате. Она там что-то искала, вероятно, нашла и заменила лекарство какой-то отравой.

— С воображением у тебя все в порядке, — сказала я, разочарованная дедовым рассказом. — Ты просто притянул факты за уши.

— Ничего я не притянул. Полетт, понимаешь, это была Дашина комната! Я видел позже, что она зашла туда, в халате и с полотенцем, обернутым вокруг головы.

— А потом ты подсмотрел, как Даша скинула халатик? — я погрозила Арише пальцем. — Поменьше надо в чужие окна заглядывать!

— Полетт, ну как тебе не стыдно! Я же специально туда не заглядывал. Все вышло само собой. Между прочим, Даша, едва зайдя в свою спальню, сразу задернула шторы. И вообще, тогда я ни в чем не усмотрел никакого криминала. Все это всплыло в моей памяти сегодня, когда Дашенька рассказала мне про свои подмененные витамины.

— Ладно, допустим, с этим все более или менее складывается. Но как ты вообще столкнулся с Дашей и расположил ее к откровенному разговору?

— Я решил зайти к Злобину. Когда свернул на Кленовую улицу, то увидел, что из дома Ковалевых выбежала молодая женщина. Мне показалось, что она плакала. Дениса дома не оказалось, и я пошел прогуляться по аллейке. Вот там, на скамеечке, и сидела Даша. Я подсел к ней и спросил, не могу ли чем-то ей помочь. Она сначала все отмалчивалась, а потом начала рассказывать мне про извергов, с которыми она живет под одной крышей. Когда она дошла до подмены витаминов, я уточнил, когда именно все это произошло. По срокам все сошлось! Я подсмотрел все в тот день! Так вот, я выслушал эту страдалицу и понял, что ни одному ведомству до нее не будет никакого дела. Но даже если бы у Даши в милиции приняли заявление, это не тот материал, который долго жуют в суде и так далее. Только ты, Полетт, сможешь ей помочь! Если все пустить на самотек, то она и ее еще не родившийся крошка будут все больше и больше увязать в этом кошмаре, и в итоге нутро этого удава поглотит их обоих целиком!

— Да, ей не позавидуешь. Да и мне тоже. Задачка-то мне предстоит не из легких!

— Полетт, не волнуйся, я тебе помогу. Уже помогаю! Как ты думаешь, чем я занимался, пока вы с Дашей беседовали? — спросил Ариша. Я пожала плечами. — Обзванивал своих знакомых, пытался найти какие-то их точки соприкосновения с Ковалевыми.

— Ну и как, нашел?

— Нашел. Оказывается, один мой старинный приятель когда-то работал под началом Виктора Ковалева, еще в комитете по нефтесбыту.

— И что он тебе интересного рассказал?

— Как Даша заявила, что Ковалев — бабник, так оно и есть. Подробности, извини, пересказывать не буду…

— Да уж, избавь меня, пожалуйста, от этих деталей!

— Полетт, я вот о чем подумал, — Ариша придал своему лицу глубокомысленное выражение, — а не пойти ли нам по проторенной дорожке?

— Что ты имеешь в виду?

— Помнишь, ты Ксюшеньке помогала, когда босс-любовник ее в СИЗО запихнул, потому что она ему наскучила?

— Помню, конечно, только сейчас мы имеем совсем другой случай. Даша уже не работает в фирме своего свекра, и из СИЗО ее тоже вытаскивать не надо…

— Да ей дома сейчас не лучше, чем в казенном доме! Там у нее уже имеются два неиссякаемых источника повышенной нервозности — свекровь, со своими упреками, и свекор, с его сексуальными притязаниями… Они дошли до такой ненависти к Даше, до такого цинизма, что в них без остатка растворились и любовь к сыну, и память о нем. Я не понимаю, как такое возможно! Проучить их надо бы.

— Проучить — это дело второе. Главное — сохранить ребенка.

— Да, Полетт, ты права. Не знаю, зачем я полез к тебе со своими предложениями? У тебя самой всегда найдется пара-тройка идей в запасе. Меня же все время тянет повторять выигрышные партии и комбинации. Этим грешит любой хороший карточный игрок… Скажи, Полетт, мне еще не поздно меняться? В смысле характера?

— Нет, в самый раз, — невольно улыбнулась я.

— Тогда я пойду и попробую придумать что-нибудь новенькое, — сказал дедуля и запел какой-то веселенький мотивчик.

Ну и Ариша! Еще несколько часов тому назад он сам нуждался в чьей-то психологической помощи, но вот — получил от меня укол по самолюбию, мгновенно излечился и принялся спасать других. Что ж, у каждого есть свой личный способ побеждать внутреннюю инерцию. Дед перестал хандрить, и теперь его вдохновлял энтузиазм, замешенный совсем на других эмоциях. Я же не могла сделать жалость двигателем своего внутреннего сгорания. Мне требовалось посмотреть на ситуацию холодным отстраненным взором. Информации накопилось в моей голове порядочно. Хотелось бы понять, все ли сведения отвечают истине.

Я поднялась к себе, взяла саксофон и немного поимпровизировала. Под музыку мне всегда хорошо думается… Факты всплывали в моей голове в произвольном порядке, некоторые — и не по одному разу, и под самыми разными углами. Вот и теперь, после нескольких сыгранных пьесок, я оценила все обстоятельства с иной позиции. Мне казалось абсолютно неважным, по любви ли вышла Даша замуж или нет, Роман ли отец ее будущего ребенка, или же кто-то другой. Пусть ее тайна останется покрыта мраком и ее коротким браком с Ромой. Важно совсем другое — рождение ни в чем не повинного малыша оказалось под угрозой.

* * *

На следующий день Ариша проснулся раньше меня. Я еще лежала в постели, а дедуля уже бодренько разговаривал по телефону. Куда только подевалась его хандра? Растворилась вчера, потонув в заботах о нашей беременной соседке. Что ж, это не самый плохой выход из того состояния, в котором пребывал дед всю последнюю неделю.

Ариша у меня один, других родственников нет. Мама и папа трагически погибли прямо на моих глазах. В машину, в которой они тихонько выезжали со двора, на бешеной скорости врезался автомобиль с пьяным прокурором города за рулем. Это событие черной чертой поделило мою жизнь надвое. Четырнадцать счастливых лет я прожила с мамой и папой, а потом все рухнуло в одну минуту. Я потеряла не только родителей, но и веру в справедливость. Прокурор Синдяков умудрился свалить всю вину на моего отца и выставил нашей семье счет за причиненный ему моральный и материальный ущерб. Ариша продал городскую квартиру, и мы переехали с ним в коттеджный поселок. Я много лет не обращала внимания на то, как за окном меняются времена года. В школу и в институт ходила по инерции, затем, без особого энтузиазма, работала на кирпичном заводе юрисконсультом.

Жизнь моя могла бы и дальше течь в таком же монотонном однообразии, если бы не одно дорожно-транспортное происшествие, свидетелем которого я вновь стала. Скрежет металла, окровавленные тела на асфальте — все это заставило меня очнуться от спячки. Конечно, родителей вернуть было никак нельзя, но оставалась возможность наказать преступника. Синдяков уже вышел на пенсию и, по злой насмешке судьбы, купил дом в нашем же коттеджном поселке. Я поняла, что не смогу жить дальше, если не покараю убийцу своих родителей. Поделилась своими планами с Аришей, и он меня поддержал. Более того, дед признался, что он четырнадцать лет ждал, когда я дозрею до этого.

Встав на тропу мести, я мечтала дорожным катком проехать по тучному телу бывшего прокурора города, чтобы он, корчась от боли, вспомнил о моих родителях и раскаялся в содеянном. Но реальность внесла свои коррективы в мои умозрительные планы. Пристально наблюдая за жизнью Синдякова и двух его сыновей, я увидела, как порочна эта семейка. Мне не составило особого труда сделать их пороки орудием своего мщения. Спустя четырнадцать лет справедливость восторжествовала. Но это был лишь один частный случай.

Теперь, когда я уже давно проснулась и широко раскрыла глаза, я увидела, что вокруг нас живут и здравствуют негодяи, которым прямая дорога на зону. Являясь дипломированным юристом, я была вынуждена признать, что закон зачастую оказывается бессилен. Власть, деньги и связи помогают преступникам избежать наказания за их злодеяния. Я стала искать различные способы покарать тех, кто уходит от расплаты, и находила их. Теперь мне предстояло защищать еще не родившегося ребенка, отстаивать его самое главное право — право на жизнь…

* * *

Когда я открыла Даше дверь, то поняла, что хороших новостей у нее для меня нет, а вот отчет о ее неприятностях будет длинным.

— Все плохо, все, — сказала она, привалившись плечом к стене в прихожей. — Врач сказала, что угроза выкидыша очень высока, надо ложиться в больницу на сохранение. Я уже хотела было согласиться, но тут в кабинет зашла медсестра и, как бы между прочим, сказала, что моя мама за меня очень волнуется. Это она мою свекровь мамой назвала! Я спросила — откуда она знает? Таня поняла, что сболтнула лишнее, и сразу же вышла из кабинета. Полина, я чувствую, что это заговор! Они запихнут меня в больницу, а там наколют какими-нибудь препаратами, и все…

— Даша, давай не будем обсуждать такие важные вопросы у порога, — мягко сказала я, — пойдем в гостиную. Ты присядешь, выпьешь свежевыжатый сок. Тебе яблочно-банановый можно?

— Лучше просто яблочный, — сказала будущая мать.

— Тогда располагайся здесь, — я открыла дверь гостиной, обставленной в стиле кантри, — а я сейчас быстренько сок приготовлю.

— Вы очень добры. Мне так неловко…

— Даша, перестань стесняться! И вообще, давай перейдем на «ты». Я не так уж на много лет тебя старше.

— Хорошо, — согласилась гостья. — Полина, а где Аристарх Владиленович?

— Дед уехал по делам в город, но, я думаю, он скоро будет.

Когда я вернулась в гостиную, Даша сидела на диванчике и механически перелистывала глянцевые журнальчики.

— Вот сок, пожалуйста, — я подала ей стакан и села рядом. — Скажи, ты в нашей поселковой поликлинике на учете состоишь?

— Да, а что?

— А в какую больницу тебе давали направление?

— Во вторую городскую.

— Да, в муниципальной больнице зарплаты небольшие. Кто-нибудь да и позарится на вознаграждение. А что, если тебе в частную клинику лечь? Нет, если у тебя с деньгами туго, то…

— У меня есть деньги. Ромкина кредитка у меня была, я сняла с нее деньги и на свой счет переложила, — призналась Даша и густо покраснела. — Полина, ты тоже считаешь, что я не должна была этого делать?

— Почему «тоже»?

— Ромкины родители искали эту кредитную карточку, не нашли и обозвали меня воровкой.

— И ты все это терпишь? — я покачала головой. — Даша, ты должна подумать о ребенке. Тебе надо пройти обследование и лечение в хорошей клинике, лучше в частной.

— Ты думаешь, Ковалевы и там ни к кому подхода не найдут? У Татьяны Владимировны столько знакомых! Она их всех подключит, но от своего замысла не отступится. Неспроста свекровь в консультации была… Дома мне нервы треплет, а медсестре сказала, что она волнуется за меня и моего малыша. Лицемерка! Лучше бы за своим мужем следила, а не за мной! Я вчера от вас в десятом часу вечера вернулась, а она стоит у двери и ухмыляется.

— Чему?

— Татьяна Владимировна решила, что я была допоздна у любовника. Ей давно мерещится, что у меня кто-то есть.

— У любовника, говоришь?

— Полина, ты что? У меня никого нет!

— Даша, успокойся, я тебе верю. Просто я наконец-то поняла, как нам надо действовать.

— Как? — вдова посмотрела на меня с опаской.

— Психологи называют это методом присоединения. Ты что-нибудь об этом слышала?

— Нет. Кого к кому надо присоединять? И зачем?

— Все не так буквально, как ты подумала. Метод присоединения — это диаметральная противоположность такого привычного тебе противостояния. Понимаешь?

— Не совсем. Ты хочешь, чтобы я помирилась с Ковалевыми? Это в принципе невозможно, — Даша пригорюнилась. — Дело даже не во мне. Татьяна Владимировна никогда на это не пойдет. А Виктор Николаевич своей жене вторит. Она вчера сказала про моего мнимого любовника, а он спросил, как его зовут.

— Вот-вот, для достоверности тебе надо придумать его имя, профессию…

— Поля, я ничего не понимаю! Что ты задумала?

— Ладно, попробую объяснить попроще. Сейчас ты находишься с Ковалевыми в состоянии жесткой конфронтации, и ни к чему хорошему это привести не может. Ты постоянно нервничаешь, это вредит малышу. Надо менять тактику. Свекровь считает, что у тебя есть любовник? Не надо ее в этом разубеждать. Наоборот, надо подтвердить этот факт!

— Полина, зачем я буду признаваться в том, чего нет?

— Это очень хорошая причина для того, чтобы уйти из дома. Не с бухты-барахты, а якобы к отцу своего будущего ребенка. Можешь сказать, что он наконец-то развелся с женой и сделал тебе предложение.

— Нет, я не стану этого делать, — запротестовала вдова. — Роман — отец моего ребенка. Я не могу осквернить память о нем!

— Если кто и оскверняет память о Романе, так это его родители. Я уверена, что он сверху все видит и поймет, что иного выхода у тебя просто нет.

— А куда я на самом деле пойду? Мне же некуда податься! Я ведь тебе говорила…

— Ну, у меня есть один вариант. Моя лучшая подруга уехала на несколько месяцев в Испанию, а ключи от своей квартиры мне оставила. Ты можешь пока там пожить. Я буду тебя навещать, каждый день. Возможно, в спокойной обстановке угроза выкидыша пропадет.

— Полина, извини, но я все равно ничего не понимаю.

— Здесь же все просто. Ты делаешь вид, что ни на что не претендуешь, и исчезаешь из жизни Ковалевых. Временно, — я сделала акцент на этом слове, — но Татьяне Владимировне и Виктору Николаевичу об этом знать необязательно. Пусть они считают, что избавились от тебя навсегда.

— Они только обрадуются, если я уеду от них, — Даша окончательно скисла.

— Рады? — усмехнулась я. — Нет, они начнут испытывать совсем другие чувства! Даша, я обещаю тебе, что через недельку-другую твои родственнички убегут из коттеджа, как ошпаренные. Вот тогда ты вернешься туда полноправной хозяйкой.

Дарья отнеслась к моему обещанию с явным недоверием. Я молчала, давая ей возможность осмыслить это предложение.

— Прости, Полина, но я даже представить себе не могу, что может заставить Ковалевых отказаться от этого дома.

— Тебе и не надо это представлять. Как говорится, просим беременных покинуть зрительный зал. Начинается фильм ужасов!

— Ну, я не знаю. — Даша продолжала медлить с окончательным ответом.

Хлопнула входная дверь, и вдова вздрогнула.

— Успокойся, это вернулся Аристарх Владиленович. — Я выглянула в прихожую и сказала: — Дедуля, мы здесь.

— Девочки, а я принес вам фрукты. Вот: персики, нектарины, груши. Полетт, иди-ка их вымой, — Ариша сунул мне авоську с фруктами и шагнул к нашей гостье: — Здравствуй, Дашенька, я очень рад тебя видеть. Как малыш, уже шевелится?

Я вымыла фрукты, уложила их на поднос, а когда возвращалась обратно, то услышала Аришин голос:

— Даша, ты можешь довериться моей внучке, каким бы странным или сумасбродным на первый взгляд тебе ни казался ее план. Поверь, она всегда знает, что делает.

Я не стала входить в гостиную, чтобы не мешать их разговору.

— Аристарх Владиленович, я готова довериться Полине, но вот Ковалевы… из них не так-то просто сделать дураков.

— Идиот, большой или маленький, живет в каждом из нас, но некоторые люди старательно изображают, что не видят в себе этого простодушного дурачка, — как твои родственники. Скажи, зачем делать из них дураков, если они уже готовые? — спросил Ариша, чем заставил Дашу рассмеяться.

— И все-таки вы их недооцениваете, — сказала она, быстро посерьезнев.

— Прокурор города, директор завода, главврач клиники пластической хирургии, начальник страховой компании… я могу и дальше продолжить этот список. А знаешь, Дашенька, кто все эти люди?

— Нет.

— Все они считали себя недосягаемыми, а потому черт знает что творили. Но жизнь доказала, что расплата не минует даже избранных. Вообрази, кто их призвал к ответу?

— Полина? — догадалась Даша.

— Да, моя внучка, — не без гордости подтвердил Ариша.

— Я кое-что слышала об одном пластическом хирурге. У него еще фамилия такая противная… Вспомнила — Жупанов! Моя свекровь беседовала о нем со своей подругой, которая лежала в клинике «Приват-мед», но осталась недовольна результатом операции.

— И о чем же они говорили?

— Та женщина радовалась, что клинику закрыли, а ее главврач остался без работы и спился.

— Ну вот…

— Так это Полина ему помогла разориться?

— Ну и не без моего участия все произошло… Операция была бескровной, но эффективной. Что же касается твоего положения, Дашенька, то хорошая надежда для тебя и твоего малыша будет полезнее, чем плохая действительность.

— Вы правы, Аристарх Владиленович, я согласна поступить так, как предлагает Полина.

Ай да дедуля, ему все-таки удалось вырвать у нерешительной Даши согласие! Я удовлетворенно вздохнула, отошла на цыпочках чуть назад, а затем громко потопала к двери.

— А вот и фрукты!

Дарья приняла мой план, но с одной оговоркой:

— Я не стану первой начинать разговор о том, что навсегда ухожу к другому мужчине. Но если Ковалевы снова начнут обвинять меня в распутстве, то это будет хорошим предлогом, чтобы огорошить их такой… новостью.

— Ладно, — согласилась я, — пороть горячку не стоит. Ты пока начинай потихоньку паковать свои вещи. Чтобы твой уход выглядел натуральным, надо их забрать.

— Все-все-все? Даже мебель? Я вот сама выбирала трельяж, он так хорошо вписывается в спальню, потом кресло…

— Нет, мебель вывозить не стоит.

— Но мне дороги эти вещи!

— Даша, дорогая, ты же очень скоро вернешься обратно. Паковать надо одежду, обувь, косметику, фотоальбомы и те вещи твоего мужа, о которых мы с тобой говорили. Поняла?

— Поняла.

Я дала Даше еще кое-какие инструкции, и она отправилась домой. А я поехала в город. Сначала я решила навестить Дашиного отца. Может, этот человек уже выпил отведенную ему меру алкоголя и живет теперь спокойной жизнью среднестатистического гражданина? Если нет, то этому типу следует устроить хорошенькую встрясочку. Даша назвала мне его адрес, так, между прочим, стараясь подчеркнуть, в какой дыре она когда-то жила. Этот микрорайон, состоявший из пятиэтажных «хрущоб» и двухэтажек барачного типа, находился на заводской окраине города и именовался в народе Пролетаркой. Его достопримечательностями числились мусорные свалки и огромные колдобины на дорогах. Разок-другой брякнувшись на них подвеской, я поняла, что мой «Мини-Купер» не приспособлен для такого брутального бездорожья. Пришлось припарковаться около небольшого продуктового магазинчика и отправиться дальше пешком.

Моим ориентиром являлась сортировочная станция, в доме напротив которой и жила когда-то Даша. Она говорила, что всякий раз, когда мимо дома проезжал состав, дребезжали не только окна, но и посуда в шкафу. После смерти мамы Даше часто снился один и тот же сон, в котором она спала на верхней полке вагона и падала вниз при экстренном торможении. После того как погибли мои родители, мне тоже снились жуткие сны. Я просыпалась в ужасе и лежала, прислушиваясь к себе и силясь понять, сон это был или явь, лежала до тех пор, пока в комнату не врывался новый день…

Расспросив прохожих, я довольно быстро нашла интересующее меня двухэтажное строение, точнее, то, что от него осталось. Одна часть дома обрушилась, а вторая, как ни странно, производила вполне жилое впечатление. Жалкое, но все же жилое. На окнах висели занавески, кое-где на подоконниках стояли цветы. Из подъезда вышла сухонькая старушка и высыпала на асфальт семечки. К этой кучке зернышек мгновенно слетелись воробьи и принялись жадно клевать корм. Я подошла поближе и спросила:

— Скажите, пожалуйста, Засухины в этом подъ-езде живут?

— Тута, — кивнула старушка и уставилась на меня изучающим взглядом. — Из всех Засухиных один Сашка и остался. Неужто он тебе нужен?

— Да, — подтвердила я. — Вы не подскажете, в какой квартире он обитает?

— Подскажу. Только Сашки дома сейчас нет.

— Он на работе? — уточнила я.

— Если считать сбор стеклотары и металлолома работой, то так и есть, — старушка охотно поддержала разговор. — Варька его с утра до вечера гоняет.

— А кто такая Варька?

— Сожительница его. А вот кто ты такая будешь? — глаза старушки сузились, превратившись в щелочки.

— Мы с его дочкой, Дашей, вместе в колледже учились, — объяснила я.

— Понятно, значит, ты ее здесь разыскиваешь… Давно вы с ней встречались?

— После защиты диплома — ни разу.

— Можешь больше ее и не увидеть.

— Почему? Она уехала из Горовска?

— Не знаю, милая, не знаю. Надоело девке на пьяную рожу отца родного любоваться, вот она и съехала, а куда — неизвестно. Сашка и не больно-то горевал. Пил и пил без просыпу, а потом его Варька Кравцова охмурила и переехала к нему жить. Она в той части дома раньше жила, — старушка махнула рукой в сторону развалин.

— Отчего же дом разрушился? — поинтересовалась я.

— Газ взорвался. К счастью, никто не помер. Двум семьям квартиры дали, потому как они льготы имели, остальным — комнаты в общежитии, только Варьке — шиш. Это ведь в ее квартире-то утечка газа произошла! Могли и посадить ее, да, видать, она и на зоне никому не нужна, — старушка мне попалась с чувством юмора. — Варька быстро Засухина окрутила, всех его дружков отвадила и теперь живет в его квартире на правах хозяйки. Сашка ее боится, потому и слушается. Если Даша объявится, то Варька ее даже на порог не пустит. Я слышала, она так грозилась, а Сашка молчал.

— Плохие дела, — вздохнула я.

— Вон, гляди, Сашка тащится, — бабулька махнула рукой направо и тут же ретировалась обратно в подъезд. Я даже не успела поблагодарить ее за информацию.

Дашин отец произвел на меня самое удручающее впечатление. Маленький, тщедушный, он шел, сгорбившись под тяжестью двух сумок. Лицо сильно загорелое, как у человека, который проводит весь световой день на улице. Его очень поношенная, несвежая одежда, вероятно, когда-то принадлежала совсем другим людям. Брюки были ему слишком широки и фалдили от складок, собранных ремнем на талии. На рубашке морщилась нашивка «Российские железные дороги», а Дашин отец, насколько мне было известно, никогда не трудился в этом ведомстве.

Пока я ехала сюда, в моей голове роились мысли: надо бы как-то проучить Засухина за то, что он вынудил родную дочь уйти из дома. Теперь же, увидев его, я испытала брезгливую жалость. Этот человек уже был сурово наказан жизнью. Он окончательно потерял собственное «я», им помыкала ушлая бабенка, оставшаяся без собственного жилья. Пока ее сожитель еще в силе, Варька его потерпит, а вот когда он уже окажется не в состоянии собирать по грязным дворам и помойкам вторсырье, она просто выгонит его в шею.

Как он обошелся с дочерью, так и его сожительница обойдется с ним. Кесарю кесарево, а слесарю — слесарево.

Я вернулась к своей машине и поехала в центр Горовска, проведать Алинкину квартиру. На прошлой неделе моя подруга скоропостижно сбежала к маме в Испанию от некоего Анатолия. Алина была знакома с ним несколько месяцев и даже успела принять его предложение руки и сердца, после чего выяснилось, что жених — вдовец, воспитывающий двух детей. Нечаева поняла, что она не готова стать мачехой, и не придумала ничего лучшего, как сбежать за кордон. По пути в аэропорт она заскочила ко мне, отдала ключи и попросила периодически поливать у нее дома цветы, а также вынимать прессу из ее почтового ящика.

Алинка всегда с удовольствием помогала мне во всех моих начинаниях, поэтому я решила поселить Дашу в ее квартире, не спрашивая на то разрешения у хозяйки.

Почтовый ящик моей подруги ломился от корреспонденции. Я открыла дверцу и достала целый ворох газет, писем и квитанций. Бегло просмотрев последние, я поняла, что у Нечаевой образовался солидный долг за телефонные переговоры и интернет-услуги, о котором она рассказать мне постеснялась. Если эти счета не оплатить в ближайшие же дни, то телефон могут отключить, чего я допустить никак не могла. Мысленно ругая свою болтливую подружку, я вошла в ее квартиру и бросила все бумаги на полку под зеркалом. Один конверт упал на пол. Я подняла его, перевернула и увидела одно-единственное слово, написанное крупными печатными буквами: «МАМЕ».

Конверт был не запечатан, и я какое-то время боролась с желанием заглянуть в текст. Зуд любопытства оказался сильнее привитых мне правил хорошего тона. Я вынула из конверта письмо. На мятом листочке в косую линейку, с кучей орфографических ошибок, какой-то ребенок писал о том, как он мечтает поскорее познакомиться со своей новой мамой. Наверное, отец этого чада был уверен, что Алина прочитает сие послание и расплачется от умиления. Я и сама была сиротой, но Анатолия не понимала. Не тот он выбрал путь, не тот! Очаровал девушку, сделал ей предложение, а уж потом сообщил ей, что у него имеются двое малолетних деток, нуждающихся в материнской заботе. И Нечаеву жалко, и детишек… Похоже, папочка им красивых сказок про новую мамочку понарассказывал на ночь, и вот они ждут не дождутся, когда же чудо свершится наяву. А чтобы как-то его приблизить, ребята пишут письма. Только чудо уехало в солнечную Испанию и возвращаться пока не собирается.

Квартира была в жутком состоянии. Алина перед отъездом вывалила свои шмотки изо всех шкафов, выковыряла из них самое яркое тряпье, а остальное убрать обратно забыла или не успела. Так же, как и вымыть грязную посуду. По-хорошему, сюда надо бы вызвать бригаду из фирмы «Гертруда», но я решила сэкономить на клининговых услугах. Уж лучше оплатить счета за телефон и Интернет.

Когда я закончила приводить в порядок комнату, в дверь позвонили. Я тихонько вышла в прихожую и посмотрела в глазок. Перед дверью стоял мужчина с жидким букетом садовых ромашек. «Анатолий», — догадалась я, но распахивать перед ним дверь не спешила. Мужчина был настойчив, он вновь и вновь давил пальцем на кнопку, будто знал наверняка, что в квартире кто-то есть. Чтобы в будущем избежать недоразумений по поводу Даши, я решила открыть дверь и поговорить с Анатолием.

— Здравствуйте, — сказал мужчина, крепко, с каким-то отчаянием сжимая в руках букет. — Могу я увидеть Алиночку?

— Не можете, — коротко ответила я.

— Почему? Я знаю, что она дома. Мне очень надо с ней поговорить!

— Вынуждена вас огорчить, ваша знакомая здесь больше не живет. Она съехала.

— Что значит — съехала?! Куда?!

— Не знаю. Алина снимала у меня квартиру.

— Что?! — отчаянно выкрикнул Анатолий. — Снимала квартиру? Неужели я потерял ее навсегда?!

— Сожалею, — я попыталась закрыть дверь, но мужчина выставил руку с букетом вперед. — Простите, но у меня совсем нет времени.

— Вот, возьмите, пожалуйста, — Анатолий протянул мне ромашки, наверное, в качестве взятки. — Девушка, на вас — моя последняя надежда. Помогите мне найти Алиночку! Дети так ее ждут, письма ей пишут!

— Насколько мне известно, она уехала из Горовска, — сказала я.

— Вот, значит, как… — мужчина повернулся к лифту и нажал на кнопку вызова. Кабинка все еще стояла на этом этаже, поэтому дверцы распахнулись практически сразу.

— Прощайте, — бросила я вслед Анатолию, и тот издал громкий вздох разочарования.

Несколько часов у меня ушло на уборку кухни и ванной. Я едва успела сбегать в сберкассу, чтобы заплатить за Алинкин телефон. Вернувшись домой, я спросила у Ариши, не звонила ли Даша.

— Нет, не звонила. Надо полагать, Ковалевы ее сегодня не слишком доставали. Боюсь, у девочки духу не хватит сыграть роль, которую ты ей придумала.

— Даша далеко не девочка, она вот-вот станет матерью. Ради того, чтобы ребенок жил в человеческих условиях, ей следует немного потрудиться. Не все же Даше сидеть у окна и лить слезы!

— Я-то с тобой не спорю. А вот Даша, хоть и согласилась, но в душе, по-моему, она все еще колеблется. Ладно, время все расставит по своим местам. Свекруха, наверное, копит силы для нового выпада, не сегодня, так завтра она вновь начнет изводить Дашу. И чего только этой сумасбродной бабе надо?

— Загородный дом ей нужен. В городе-то, вон, столько пыли! — Я вспомнила об Алинкиных подоконниках, потом о ее несостоявшемся женихе. — Еще у нас — охраняемая территория, посторонние люди в поселке не шляются.

— Я и без тебя знаю обо всех плюсах загородного жилья. Только вот не понимаю, чем Ковалевы займутся, когда Даша от них уйдет? Кому они тогда нервы трепать примутся?

— Наверное, друг другу.