Моя любимая девочка

Марина Серова, 2009

К частному детективу Татьяне Ивановой обращается режиссер Альберт Веселовский с просьбой помочь его другу Короткову. Друга арестовали, застав с ножом над трупом соседки. Коротков всегда славился вздорным характером. В день убийства он как раз прилюдно поскандалил с убитой соседкой. Жертва – Наталья Белокопытова – в то утро, в свою очередь, серьезно поссорилась с мужем, которому много лет отравляла жизнь. Впрочем, не только ему. Таким образом, кроме Короткова, на подозрении муж скандалистки, но обе надежные версии Татьяны одна за другой рушатся, как карточные домики…

Глава вторая

Я была встречена крайне настороженно. В квартире собралась большая компания людей. Собственно говоря, это были все те, с кем я и хотела познакомиться. От соседей Коротковых я уже была примерно осведомлена о составе семьи Натальи.

В большой комнате, по традиции именуемой залом, на диване сидели двое: симпатичный молодой мужчина, стройный, с гладко зачесанными назад черными волосами, и девушка с неяркой, но в то же время миловидной внешностью. Ее светло-русые волосы были собраны на макушке крупной пушистой голубой резинкой, похожей на детскую. И сама девушка скорее напоминала ребенка своей миниатюрностью и выражением лица, особенно больших серых глаз. За столом, опустив голову, сидела пожилая женщина интеллигентного вида и время от времени всхлипывала. Я сразу же поняла, что это мать Наташи. Отдельно от всех, в углу, в кресле сидел солидного вида усатый мужчина, с брюшком, в пиджаке и галстуке, и мрачно курил. Выглядел он довольно высокомерно, хотя и было видно, что он неподдельно переживает случившееся. Скорбь, пускай и с оттенком некоей официальности, читалась на его лице.

Дверь же мне открыла еще одна пожилая женщина, попроще, — довольно крупная, энергичная, с круглым лицом. Ее крашенные в белый цвет волосы были коротко подстрижены. Она была одета в просторный бордовый свитер в полоску и черные брюки, туго обтягивающие ее крепкий зад.

Я представилась частным детективом, который взялся расследовать дело об убийстве Натальи Белокопытовой, чем и вызвала первоначальную подозрительность женщины, открывшей дверь. Еще больше округлились ее глаза, когда я призналась, что расследую это дело по просьбе подозреваемого Короткова, который меня нанял.

— Вы, наверное, в курсе того, что арестован сосед Наташи, Виталий Владимирович Коротков, — сказала я. — Ему меня рекомендовал мой хороший знакомый, который уверен, что Коротков, несмотря на некоторые отрицательные черты его характера и их недавнюю ссору, не убивал Наталью.

— Вот как? — отреагировала женщина. — Ну что ж, я даже не знаю, что вам сказать.

— Кто там, Рита? — подняла голову женщина, сидящая за столом.

— Аля, тут вот частный детектив пожаловал. Хочет соседа из тюрьмы вытащить, ну, того, которого сегодня арестовали. Который убил…

— Да подождите вы, что значит убил? — вступил в разговор молодой парень. — Еще ничего не доказано.

— Ой, не доказано, не доказано! — махнула на него рукой женщина, открывшая дверь. — Соседи вон говорили, что он бандит настоящий!

— Тетя Рита, что за категоричность такая! Я знаю этого соседа. Мужик вздорный, конечно, но чтобы убить…

— Да вы проходите, проходите, — обратилась ко мне женщина, сидящая за столом. — У меня сестра просто эмоциональная. Рита, проводи женщину, посади ее.

«Итак, женщина за столом — Алевтина Михайловна, мать убитой, а полная подозрительная дама — ее сестра Маргарита», — сделала я про себя вывод.

Я прошла в комнату, и тут мне представились молодые люди, сидевшие на диване. Это были Аркадий Веретенников, муж убитой Наташи, и Анастасия, ее младшая сестра. Правда, девушка выглядела настолько по-детски, что сразу же предложила называть ее Настей, что было вполне естественно.

— Я до сих пор оправиться не могу, — пожаловалась Алевтина Михайловна. — Не могу…

И заплакала. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком графина о стакан — солидный мужчина наливал воду для Алевтины Михайловны.

— Спасибо, — сказала она и выпила воду. — Я тоже не очень-то верю, что этот сосед убил Наташеньку. Зачем это ему надо было? Ой, да что же это на меня такая беда свалилась! — снова запричитала она.

— Аля, успокойся, — пробасил солидный мужчина и, поймав мой взгляд, соизволил представиться: — Иннокентий Станиславович Белокопытов, отец Наташи.

— А вы что же, давно занимаетесь, так сказать, частным сыском? — поинтересовался он после паузы, недоверчиво глядя на меня.

— Уже много лет. И надо признать, довольно успешно.

— Гм… — Он посмотрел на меня еще пристальнее. — И у вас что же, рекомендации есть?

— Есть, — весело подтвердила я. — Чаще всего благодаря им я и берусь за очередное дело. Кстати, могу сообщить, что пока на моем счету не числится ни одного нераскрытого дела.

В глазах Иннокентия Станиславовича промелькнул скепсис. Он даже усмехнулся уголками губ, и я подумала, что он, видимо, решил при случае навести справки обо мне, используя свои связи. Что ж, мне скрывать, а уж тем более бояться было нечего. За что-что, а за свою репутацию частного сыщика мне совсем не стыдно.

— Неужели? — удивился Аркадий. — И вы считаете, что сможете найти настоящего убийцу?

— Почему бы и нет? До сих пор вроде удавалось, — сказала я.

Иннокентий Станиславович уже более откровенно усмехнулся себе в усы.

— И что же вы хотите узнать? — спросил он полунасмешливо-полуснисходительно.

— Я ничего не знаю о Наташе. Не знаю, чем она жила, с кем общалась, были ли у нее враги… — начала я.

— Враги — это вы зря, — убежденно ответствовала Маргарита Михайловна. — Моя племянница, царствие ей небесное, характером пошла в папу, — она кинула взгляд в сторону Иннокентия Станиславовича, — так что пай-девочкой ее назвать было нельзя. Но чтобы вот так ненавидеть и желать смерти! Вряд ли, вряд ли…

Тетка покачала головой.

— Аркадий, ты, что ли, скажи! — обратилась она к мужу Наташи. — Ты ведь с ней жил, а не мы! Что, она поцапалась, что ли, с этим Коротковым, или как его там?

— Говорила, что поцапалась из-за какой-то ерунды! Из-за отравы для тараканов, что ли… Но это же пустяки! А больше она ни с кем вроде не цапалась, кроме… — Аркадий замолчал на полуслове и нерешительно добавил: — Кроме меня. Но я… Меня-то, я надеюсь, вы не подозреваете?

— Тебя не подозреваем, — ответила за всех Маргарита Михайловна, а я заметила, как нахмурился Иннокентий Станиславович.

Тем временем он затушил сигарету в пепельнице, встал, подошел к сидевшей по-прежнему в трагической позе Алевтине Михайловне и обнял ее за плечи. В этот момент дверь еще в одну комнату отворилась, и на пороге появился изможденный седой мужчина невысокого роста. Он поморщился и осипшим, каким-то неестественным голосом попросил:

— Аля, если можно, прошу тебя, давай проветрим комнату.

На его просьбу как-то нервно отреагировала Маргарита Михайловна — она порывисто бросилась к окну и приоткрыла его. Потом бросила укоризненный взгляд на Иннокентия Станиславовича.

— Артемий Владимирович, я извиняюсь, — сухо сказал первый муж Алевтины Михайловны, Иннокентий Станиславович. — Дурная привычка, и потом — нервы… Аля, мне пора.

Хозяйка подняла на бывшего мужа заплаканные глаза.

— Я предприму кое-какие действия по своим каналам, — подбодрил ее он. — Есть у меня на примете один парень, он лучше, чем менты, разберется в этом деле.

— Да что уж тут предпринимать, Наташеньку-то не воротишь… Доченьку-то нашу! — женщина затряслась в рыданиях.

Тем временем мужчина, которого назвали Артемием Владимировичем, снова удалился в свою комнату. Отвечая на немой вопрос, застывший в моих глазах, сидевшая ближе всех ко мне Настя сказала:

— Папа не переносит табачного дыма. Он болеет.

— Папа? — удивилась я. — А Иннокентий Станиславович?

— Он — первый муж моей мамы и отец Наташи, — пояснила Настя. — А я дочь Артемия Владимировича, наша фамилия Полунины. И мамина тоже.

— А у вашей тети? На всякий случай…

— Синельникова. Маргарита Михайловна Синельникова.

Иннокентий Станиславович уже направился в прихожую. Я, хоть и чувствовала, что этот человек относится ко мне с недоверием, все же решила обратить на себя внимание, пока он не ушел.

— Я прошу прощения, но все-таки не могли бы вы сказать, кого вы подозреваете сами? — задала я вопрос, обращенный ко всем присутствующим. — Кстати, Иннокентий Станиславович, пока вы не ушли, может быть, вы тоже ответите?

Отец Наташи бросил на меня холодный взгляд и пожал плечами.

— Мне нечего сказать по этому поводу. Мы с Наташей не так часто виделись, и она не особо откровенничала о своей жизни. Я думаю, что надо разбираться более детально. Но со своей стороны я уже высказал мнение — у меня есть человек, который сможет грамотно провести расследование. И если виновен ваш Коротков, значит, он будет сидеть в тюрьме. А сейчас извините, мне пора, — он красноречиво показал на часы. — Маргарита, я распорядился насчет всего, что нужно. Завтра я позвоню и уточню детали похорон, — бросил он напоследок.

После упоминания слова «похороны» снова зашлась в плаче Алевтина Михайловна. Заботливая сестра Маргарита принесла ей из кухни успокоительное и заставила выпить.

— Аркадий, может, вы скажете что-нибудь более определенное? — сосредоточила я внимание на муже Наташи. — Может быть, в последнее время вы что-то заметили?

Аркадий пожал плечами, а потом задумался.

— Да нет, все было как раньше. Как обычно, — ответил он после своих раздумий. — О своих делах на работе Наташа не распространялась, а вроде бы больше и… говорить не о чем.

— Может быть, у нее есть подруги, которые в курсе ее дел? — осторожно спросила я.

— Нет, — ответил Аркадий. — Она особо с подругами не общалась. У нее их и было-то две. Одна — на работе, другая — одноклассница, так она сейчас с маленьким ребенком сидит, недавно родила. Так что с работы Наташа всегда домой утром приходила и обратно на работу уходила.

— Она что, нигде больше не бывала?

— Ну, со мной иногда, в гости, к моим родителям, к другу моему, — неохотно ответил Аркадий. — Да мне и некогда особо по друзьям-то шастать. Я на работе до вечера, а она дома любила сидеть.

«Дома сидеть любила, а ребенка все время отдавала родителям», — подумала я, но никакого вывода из этого факта пока сделать не смогла. Видимо, мне нужно выходить на более доверительный контакт с кем-то из присутствующих. И наиболее подходящим вариантом мне показалась сестра Натальи Настя. Она выглядела наиболее доверчивой и открытой.

В это время зазвонил телефон. К нему тут же подошла Маргарита, которая в этот вечер выполняла функции и дворецкого, и секретаря.

— Алло! — сказала она в трубку. — Наташа?.. Ой, а Наташи нет… Ее убили. Сегодня утром… А кто ее спрашивает? — как бы опомнившись, быстро спросила она.

После нескольких секунд молчания Маргарита Михайловна отодвинула трубку от уха и обвела всех недоуменным взглядом.

— Трубку бросили, — объяснила она.

— А кто звонил-то? — поинтересовался Аркадий.

— Мужчина какой-то.

— Мужчина? — переспросил Аркадий и нахмурился.

Я, почувствовав хоть какую-то зацепку, спросила у него:

— Вы что-то вспомнили?

Аркадий немного помялся, пожал плечами и проговорил:

— Вы знаете, я вспомнил, что… Были какие-то звонки в последнее время, когда Наташа… Ну, в общем, она старалась уходить в другую комнату — у нас радиотелефон, так что это вполне реально. Чтобы, значит, не мешать мне, — пояснил он. — Но…

— Что «но»? — нетерпеливо спросила я.

— Она после этих разговоров выглядела какой-то как бы не в своей тарелке. Я спрашивал, кто звонил, она говорила, что с работы и вроде бы там какие-то неприятности. А какие неприятности — не говорила. Да и мне особо…

Аркадий остановился на полуслове, и я поняла, что он хотел сказать: «Да мне и не особо интересно было», но, видимо устыдившись сейчас такой своей позиции, не стал продолжать.

— Я так понимаю, у вас с женой были не слишком хорошие отношения, — сказала я, стараясь говорить не очень жестко.

— Да, — ответил Аркадий и с неким вызовом посмотрел мне в глаза. — И, кстати, никакого секрета мы из этого не делали.

— Да какое это имеет сейчас значение! — всплеснула руками Маргарита Михайловна. — Молчи уж! А то и тебя заметут еще!

— Меня-то за что? — удивился Аркадий.

— А за то! Думаешь, они разбираться, что ли, будут! — продолжала неистовствовать Маргарита Михайловна. — Узнают, что вы как кошка с собакой жили, да и обрадуются.

— Ну, знаете ли, я не собираюсь тут все это слушать. — Аркадий вскочил с места и направился в прихожую. — Пойду покурю лучше на лестницу. А насчет Наташи могу сказать, что хоть мы и терпеть друг друга не могли, но убивать ее мне никакого резона не было. Проще было бы развестись.

Сказав все это, Аркадий обулся и вышел за дверь. Немного погодя Настя встала со своего места и, посмотрев на тетю Риту с неким укором, пошла вслед за Аркадием. В комнате остались две сестры и я.

— А вы сами как думаете, кто мог желать зла вашей дочери? — обратилась я к Алевтине Михайловне.

— Ой, не знаю я! — замахала руками хозяйка. — Я вообще думаю, что ее перепутали с кем-нибудь. Или ограбить хотели. Район там у них плохой, я сколько раз им говорила, чтобы квартиру поменяли. А она одевается хорошо, золото опять же.

— Но золото, по-моему, не пропало. Да и все остальные вещи в квартире целы, — возразила я. — Кстати, а куда она направлялась?

— На работу, конечно, куда же еще, — недоуменно посмотрела на меня мать.

— А сколько у нее было с собой денег, вам не сообщили?

— Да рублей сто — сто пятьдесят в кармане. А зачем ей больше-то?

«Значит, версия ограбления отпадает, — сделала вывод я. — Если только у нее не было еще каких-нибудь денег, о которых никто не знал».

— А вот Аркадий говорил о каких-то подозрительных звонках. Вы сами ничего не слышали об этом? Или, может быть, еще о чем-то странном в последнее время?

— Ничего такого вроде бы не было. Все как обычно, — вздохнула Алевтина Михайловна. — Она Кирилла нам привезла три дня назад, сказала, что устала очень. Правда, нервная была и дерганая. Но это и так понятно — у ней работа-то какая! И с мужем, опять же, нелады.

— А что работа? — спросила я. — По-моему, она работает в санэпидстанции.

— Так вот там нервы и треплют все подряд, — вступила в разговор тетя Рита. — Постоянно проверки всякие, а там сколько махинаций вскрывается! Ей же нужно обо всем этом докладывать, акты составлять. Ей и угрожать могли, и все что хочешь! Так что…

— А вы знаете что-нибудь конкретное? — ухватилась я за эту версию.

— Откуда же нам знать? — смутилась Маргарита Михайловна. — Так, наслышаны просто.

— А мужа ее вы действительно не считаете виновным?

— Да нет, что вы! — перекрестилась Алевтина Михайловна. — Аркадий — парень положительный, добрый. И не знаю я уж, чего им было не жить? Квартира есть, машина, оба пристроены, и с ребенком мы не отказываемся посидеть. Вон мальчик-то какой хороший!

— А где, кстати, мальчик?

— К соседям его отправили, — пояснила тетя Рита. — Как милиция приехала, я и отвела. Нечего ему здесь на все это смотреть. А он все спрашивает, где мама, где мама! Уж и не знаем, как ему сказать-то!

Маргарита Михайловна расплакалась. Более-менее державшая себя в руках Алевтина Михайловна тоже не выдержала, и комната огласилась рыданиями двух женщин.

Тем временем вернулись Настя с Аркадием. Их лица были мрачны и сосредоточены.

— Алевтина Михайловна, мне пора ехать, — сказал Аркадий. — С вами же Маргарита Михайловна останется и Настя. Да и Артемий Владимирович…

— Этот совсем плохой стал, — понизив голос, махнула рукой тетя Рита. — Больной весь, совсем больной! Даже лицо больное у него! Не дай бог, случится чего, прямо и не знаю, чего с Алей будет.

— Да хватит вам уж каркать-то, тетя Рита! — возмутилась Настя. — Папа давно болеет, а кто всю жизнь болеет, обычно долго живет.

— Да я разве что говорю! — словно оправдываясь, развела руками тетя Рита. — Я, наоборот, только и желаю, чтобы жил долго. Господи, о вас только и думаю, кроме вас-то, у меня и нет никого! И тебе поэтому, — перевела она взгляд на Аркадия, — говорю: помалкивай лучше! А то прицепятся, с кем мать-то останется. Мальчишку вон еще поднимать надо.

— Так, ну хватит! — отрезал Аркадий и повернулся к двери. — Я пошел, мне еще на работу заехать нужно, а то завтра дел невпроворот. А о сыне моем вы не беспокойтесь. Я пока, слава богу, жив и помирать не собираюсь.

— Аркадий, а где вы работаете? — остановила его я.

— В фирме «Космос», занимаю должность финансового директора, — отрапортовал Веретенников уже из коридора.

После ухода Аркадия сестры повздыхали, и я поняла, что больше мне здесь ничего не узнать. Однако оставалась Настя, и именно к ней я и обратилась:

— Настя, вы не проводите меня? Мне бы хотелось с вами поговорить. А Алевтину Михайловну я больше тревожить не хочу. Вы не против, если мы поговорим в моей машине?

— Да что ж Настюша-то может вам еще сказать? — снова вступила Маргарита Михайловна. — И так уж все выложили, как на духу.

— Я пойду, — отмахнулась от тетки Настя.

Мы спустились вниз и сели в мою «девятку». Несмотря на то что на дворе стоял мороз, в салоне было тепло, уютно, а в бардачке я разыскала фляжку коньяка, которую некогда забыл здесь один мой попутчик, и предложила Насте. Та не отказалась, закурила сигарету, попутно сказав, что старается не курить при родителях, и спросила:

— Так о чем вы хотели поговорить?

— Настя, у меня пока что нет никаких версий, и я просто разбираюсь в ситуации. Поэтому и хочу вас попросить рассказать, что за отношения были в вашей семье. Возможно, что это и не имеет отношения к случившемуся, но, повторяю, версий пока у меня нет. Так что очень вас прошу просто рассказать мне о своей семье.

Настя внимательно смотрела на меня и понимающе кивала. Потом сказала:

— Я, собственно, не против… Только не знаю, с чего начать.

— Ну, начните с того, как вы сами относились к сестре.

Настя как-то мучительно вздохнула.

— Знаете, это сложный вопрос. Дело в том, что мы с Наташей от разных отцов и никогда не были близки, как это ни печально. В других семьях часто бывает по-другому, но у нас получилось вот так.

— А из-за чего это? Или из-за кого?

— Если вы думаете, что из-за мамы, то ошибаетесь! — тут же торопливо проговорила Настя, прижав руки к груди. — Мама никогда нас не разделяла. Скорее дело в самой Наташе. Она очень высокомерно относилась к моему отцу, постоянно подчеркивала, что папа неудачник, что он, в отличие от ее родного отца, ничего не добился в жизни. Хотя папа просто больной человек… — Настя всхлипнула. — И он всегда возился с Наташей как с родной. А она не ценила этого. И ко мне по этой причине относилась свысока. Да и к маме. Знаете, мне кажется, что она никак не могла простить маме то, что она развелась с ее отцом и что ее саму воспитывал отчим-неудачник, а не преуспевающий отец.

— Но разве ее отец не помогал ей материально?

— Помогал. И даже очень. Да и не только ей, а нам всем. Он и маму не забывал, и Аркадия поддерживал, устроил его на хорошую работу… Понятно, что он муж его дочери, — словно спохватилась Настя, — но мы все не можем на него пожаловаться. Иннокентий Станиславович хоть и держится сухо, но человек он добрый и заботливый.

— А почему ваша мама с ним развелась, вы не в курсе? Простите за нескромный вопрос.

Вопрос этот, однако, нисколько не смутил девушку.

— Вообще-то, если быть точной, то это не мама, а он с ней развелся. Он просто нашел другую женщину… Анжелика Константиновна моложе мамы и, наверное, красивее. Хотя и мама тогда была нестарой. Но Анжелика Константиновна была совсем девочкой. Я уж не знаю, чем она его привлекла до такой степени, мама никогда об этом не говорила, но тем не менее он оставил семью. Мама рассказывала, что она очень переживала поначалу, а потом появился мой папа. Он очень мягкий человек, и знакомство с ним помогло маме пережить обиду. К тому же, как я говорила, Иннокентий Станиславович продолжал помогать маме и Наташе, держался всегда спокойно и ровно, так что постепенно отношения с мамой у них наладились, и она больше не вспоминала обиду. А потом родилась я, и у мамы прибавилось забот… То есть она стала жить уже совсем другой жизнью. Знаете, я думаю, что мы все могли бы жить очень хорошо и дружно. Я имею в виду нашу семью, Наташу, Аркадия, Иннокентия Станиславовича… Не знаю, как насчет Анжелики Константиновны — она у нас никогда не была, и я видела ее всего несколько раз, — но Иннокентий Станиславович всегда был настроен весьма дружелюбно. И все было бы отлично, если бы не Наташа. Вы только не подумайте, что я сейчас поливаю сестру грязью! — Настя умоляюще посмотрела на меня. — Какая бы она ни была, она моя сестра! Просто я думаю, что вам нужна истинная картина…

Конец ознакомительного фрагмента.