Милые семейные разборки

Марина Серова

Дочь немецкого предпринимателя Юлия сообщает частному детективу Евгении Охотниковой о звонках таинственного незнакомца, угрожающего ее отцу смертью. Названа даже символическая дата – 22 июля. Именно в этот день и гибнет отец Юлии. Кто стоит за этим преступлением? Мафия? Местные фашисты? А может быть, конкуренты по бизнесу? Однако открывшаяся истина настолько ужасна, что даже Жене, многое повидавшей в своей жизни, поверить в нее непросто….

Глава 2

Обещанный ураган в этот вечер так и не добрался до наших краев.

Я сидела на кухне и смотрела из окна на гору с телевышкой — как раз напротив нашего дома. Сначала даль заволокло закатными красками, потом атмосфера начала сгущаться, и небо медленно стало приобретать какой-то грязно-песчаный оттенок — сначала ярко-желтый, потом все темнее и темнее, пока наконец он не перешел в грязно-серый.

Ветер заметно усиливался, но вскоре стих так же неожиданно, как начался.

«Похоже, на сегодня шторм отменяется», — заключила я, задергивая занавески.

Пока я наблюдала за неудачной репетицией шторма, чайник успел остыть, и мне пришлось снова поджечь под ним газовую конфорку.

В поисках спичек я заглянула в комнату тети Милы — она частенько использовала спички в качестве закладок, а потом складывала их на тумбочку. Так было и на этот раз.

Тетушка Мила как раз добивала последнюю страницу сегодняшнего триллера.

Захлопнув книгу, она с облегчением вздохнула и провела рукой по лицу — как бы снимая пелену иллюзорной реальности, в которую была погружена часов шесть подряд, и возвратилась к действительности.

— Какие, однако, стали писать пухлые книги, — с неодобрением посмотрела она на только что захлопнутый том. — Прямо Уилки Коллинз какой-то. Я думаю, что это неправильно. Детективный роман должен читаться за один вечер. Подумай сама — ведь если я не смогу одолеть за день пятьсот с лишним страниц, то не узнаю, в чем же там дело. И какие сны мне будут после этого сниться?

— А если просидите глубоко за полночь, чтобы дочитать книгу, то утром встанете разбитая, и еще неизвестно, сможете ли с новыми силами приступить к очередному произведению, — поддакнула я, сгребая с ее столика «закладки», накопившиеся за неделю.

— Сто пятьдесят, пусть двести страниц — идеальный объем, — вздохнула тетя.

— Мой любимый размер, как говорил Пятачок, — улыбнулась я. — Кстати, об игрушках. Тетушка, вам не приходилось пересекаться с Генрихом Штайнером? Это предприниматель из сосланных поволжских немцев, который несколько лет назад вернулся сюда и теперь…

— Милочка, — укоризненно посмотрела на меня тетушка, — я же еще в самый первый день, когда ты приехала, сказала, что меня можно использовать как справочное бюро. За свою жизнь я, слава Богу, узнала в этом городе почти всех людей, которые хоть чем-то да выделяются из общей массы. А если не знаю кого-нибудь сама, то у нас наверняка найдутся общие знакомые.

Это действительно было правдой. По роду своей деятельности — преподавания в юридическом институте — тетушка Мила знала всех и вся, причем не только с официальной, так сказать, стороны.

Моя тетя также читала лекции в академии МВД и общалась со следователями, которые отсиживали у нее семинары по психологии, консультировала она и судейский корпус; приблизительно два раза в год ее приглашали просветить по тому или иному вопросу работников местного партаппарата, а в новейшее время — чиновников городской и областной администрации.

А поскольку тетя Мила была на редкость общительным и любознательным человеком, то она постоянно была в курсе всего мало-мальски значительного, что происходило в нашем городе.

— Тебе разве не говорили в твоей шпионской академии, что все люди на земле знакомы через цепочку в пять человек? — с иронией поинтересовалась тетя.

— Я в курсе, тетушка, — заверила я ее в своей компетентности. — Вот и давайте восстановим эту цепочку относительно Штайнера. Возможно, она будет включать гораздо меньше звеньев.

— Конечно, солнышко, — согласилась тетя Мила. — Пожалуй, всего два.

Она отложила книгу и, сняв очки, стала протирать стекла специальной тряпочкой из голубой замши, которая всегда лежала у нее в кармане халата.

— Я мельком пересекалась с одной дамой, близкой к театральным кругам, у нее были неприятности с сыном, и требовалось найти хорошего адвоката, который не взял бы много денег. Разумеется, я ей помогла, и мы пару раз пили чай у нее дома. Помнится, она подарила мне тогда подписку на Эда Макбейна…

Здесь тетушка на секунду прервала свой рассказ, бросив взгляд на книжные полки.

Судя по количеству томов этого солидного подписного издания, Эд Макбейн обеспечил тетушку Милу чтивом недели на две.

— Ну так вот, — продолжила Мила. — Эта женщина рассказывала про местный драматический театр, про то, что у государства нет денег, чтобы подготовить новую постановку по Чехову, про сложности с реквизитом, про то, как дирекция отчаянно ищет спонсора среди бизнесменов. И вот спонсор был найден. Им оказался этот самый Штайнер, который, по словам моей знакомой, был на редкость интеллигентным человеком, не то что эти «новые русские». Во всяком случае, у театра с ним проблем не было и деньги он давал чуть ли не с радостью. Впрочем…

Тут тетя Мила снова умолкла, склонив голову набок, словно что-то припоминая.

— Впрочем, есть одна тонкость… — неуверенно произнесла она. — Я даже не знаю, стоит ли об этом упоминать…

— Почему же нет?

— Потому что я не уверена, что это правда, — ответила тетя.

— Ну и что? — пожала я плечами. — Нас учили не только тому, что все знакомы друг с другом через пять человек, но и тому, как следует работать с недостоверными источниками информации.

— То есть?

— К примеру, человек сообщает тебе заведомо ложные сведения. Если ты знаешь, что он врет, то правду можно вычислить с точностью «до наоборот», — пояснила я. — Этот прием, впрочем довольно топорно, используется в различных фильмах про наших шпионов, то есть разведчиков. «Вариант „Омега“» припоминаете?

— Да, — кивнула тетушка, — там еще такой Олег Даль с тросточкой по Таллину ходит и полощет рот водкой, чтобы все думали, что у него запой. Но ведь там шла речь о дезинформации. А какое отношение к работе с недостоверными источниками имеют обычные сплетни?

— Самое что ни на есть прямое, — заверила я тетушку. — Сплетни, независимо от того, истинны они или ложны, — это легендарный ореол вокруг того или иного человека. Сплетня четко фиксирует, чего ждет публика от данного персонажа, и уточняет отношение к нему окружающих, дает его, так сказать, отражение.

— Пожалуй, я согласна с тобой, — одобрительно посмотрела на меня Мила. — Ну так вот, насчет Штайнера поговаривали, что он стал спонсировать местный драматический театр не только из-за бескорыстной любви к русской культуре. Был у него якобы и свой интерес.

— Кто-то из актрис?

— Совершенно верно, — наклонила голову тетя. — Говорили, что у него роман с Ниной Петровской. При старом режиссере она всегда была на вторых ролях, а когда руководство сменилось — и это, кстати сказать, совпало с периодом кризиса в театре и появлением Штайнера в роли постоянного спонсора, то Петровская стала получать главные роли чуть ли не во всех новых постановках. А репертуар обновился на девяносто процентов.

— Что ж, история кажется мне вполне правдоподобной, — согласилась я.

— Есть еще один нюанс, — добавила тетя. — Нина Петровская вскоре развелась с мужем. Он у нее тоже был бизнесменом, но каким-то неудачливым. Бывает ведь такой тип — за что ни возьмется, все получается как-то не так…

— А намерения самые благородные, — продолжила я ее мысль.

— Вот именно. Но все складывается наперекосяк, и человек, вместо того, чтобы задуматься, а почему, собственно, у него так получается, рвется в новый бой со старым оружием, — развела руками тетя Мила. — А потом выясняется, что твоя жена не намерена терпеть все это дальше и у нее уже есть новый партнер. И человек получает отставку, теряя жену и дочь.

— Но Штайнер не женится на ней, — продолжила я мысль тетушки.

— Да, — согласилась Мила. — Он предпочитает оставаться на положении богатого друга семьи. Впрочем, и Нина, и Гера..

— Кто?

— Генрих Штайнер, — пояснила тетушка. — Знакомые переделали его имя и зовут просто Герой. Так вот, и Гера, и Нина — свободные люди и, с точки зрения строгой морали, супружеской измены тут нет. А у самого Генриха жена умерла еще в Казахстане, если я не ошибаюсь. От брака осталась дочь. Послушай, дорогуша, а не она ли тебе вчера названивала?

Я рассмеялась.

— У вас, тетушка, не голова, а сверхчувствительный компьютер.

— Впрочем, твои дела меня не касаются, — зевнула тетя Мила. — Буду ложиться спать — уже поздно. Нужно как следует выспаться.

И она кивнула на тумбочку возле кровати, на которой возлежал приготовленный на завтра фолиант, сравнимый по толщине с «Анной Карениной».

* * *

Утро, вопреки прогнозам синоптиков, снова выдалось ясным и солнечным. Казалось, что устоявшаяся в нашей области жара не хочет без боя, за просто так, уступать свое место какому-то залетному урагану.

Выскочив из кровати — я всегда просыпалась за несколько секунд до того, как зазвонит будильник, привычка, приобретенная во время полевых учений, — выглянула в окно и убедилась, что за ночь деревья в нашем дворе не повырывало с корнем.

Я уже успела привыкнуть к огромным тополям и кленам и, зауважав эти сильные деревья с крепкими стволами, прониклась симпатией к недавно въехавшей в третий подъезд соседке. Она методически, каждое утро поливала с третьего этажа деревья из толстого шланга, подсоединенного к крану кухни. Хотя остальные жильцы дома, наблюдая эту водную процедуру, недоуменно хмыкали и крутили пальцем у виска.

Мой утренний комплекс зарядки занимал минут тридцать.

Затем следовали контрастный душ и пять минут глубокого сосредоточения с аутосуггестивными формулами, направленными на поддержку бодрого и внимательного состояния сознания в течение дня. Существовал еще специальный комплекс вечерних упражнений, он преимущественно был направлен на профилактику — «вымывание» из психики отрицательных эмоций, скопившихся в течение дня, и особый настрой во время сна, активизирующий работу подсознания.

Затем последовал легкий завтрак, кофе и сигарета. В течение дня я позволила себе прогулку до ближайшего лотка с видеокассетами и купила «Телохранителя». Фильм конечно же не Бог весть какой, но мне захотелось его пересмотреть на предмет некоторых деталей перед сегодняшним визитом в дом Генриха Штайнера.

Затем я нашла на полке кассету с документальным фильмом, в котором работники секьюрити кинозвезд делились опытом своей нелегкой работы.

Как и следовало ожидать, по сравнению с художественным фильмом реальная жизнь охранников оказалась гораздо проще и грубее.

Замотанные бодигарды — русский язык скомкал наименование их профессии до «богартов» — делились со зрителями своими проблемами. Тут были и причуды кинозвезд, и наглые фанаты, и хищные маньяки.

Честно говоря, жаль было прежде всего объект охраны, который уже не может просто так пройтись по улицам или потанцевать на дискотеке — только в плотном кольце вооруженных, ежесекундно оглядывающихся охранников со зверски-озабоченным выражением на лицах.

Меня же сегодняшним вечером ожидала куда более серьезная работа. Объект охраны — Генрих Штайнер — не должен был догадаться, что он находится под моим пристальным наблюдением.

Если говорить честно, то вряд ли я смогла бы обезопасить Штайнера от возможного покушения, если бы не обещание Джули постоянно находиться рядом с отцом. А я, как дотошная учительша, в свою очередь, не должна была ни на шаг отходить от своей ученицы, поведение которой я якобы проверяю.

Конечно, я не смогу выполнять свою работу столь же качественно, как в том случае, если бы сама поговорила обо всем со Штайнером и предупредила его об опасности.

Но… Но тогда почему я согласилась на предложение Джули?

Задав себе этот простой вопрос, я не смогла сразу же ответить на него. То, что вчера вечером казалось само собой разумеющимся, сегодня утром требовало новых убедительных аргументов.

Наконец я поняла, в чем тут дело, и озабоченно покачала головой.

Ай-яй-яй, Женя, ты поймалась на такую простую наживку! Кто бы мог подумать, что ты так тщеславна! А ведь на первый взгляд не скажешь.

Если быть честной перед собой — на самом деле крайне редкое состояние сознания, — то следовало признать неутешительный факт: я хотела выполнить сверхсложную задачу, чтобы еще раз подтвердить себе профессиональную состоятельность.

Еще бы! Может ли простой бодигард на все сто процентов соответствовать своей роли в тех условиях, в которых буду находиться я на званом вечере?

Ответ прост и однозначен: нет. А, значит, я хотела прыгнуть выше собственной головы.

Это желание само по себе не Бог весть какой проступок, но лишь в том случае, когда оно касается только одного человека — Жени Охотниковой.

А самоутверждение за счет других — в данном случае Генриха Штайнера, которому, судя по вчерашнему состоянию Джули, угрожала нешуточная опасность, — это уже почти должностное преступление.

Понятно, что никто меня на должность телохранителя не назначал, и я сама «назвалась груздем». Но ответственность перед собой едва ли не тяжелее, чем перед любым работодателем.

«Надо как-то изменить эту ситуацию, — решила я. — Так дело не пойдет».

С одной стороны, я не могла отказаться от предложения Джули. С другой — не могла согласиться с условием собственного инкогнито.

И я сделала единственно возможный в данной ситуации вывод.

Мой клиент — Джуля. Но она — своего рода посредник по отношению к главному клиенту — Генриху Штайнеру.

Я отвечаю за безопасность Генриха. Я отвечаю перед Джулей за сохранение инкогнито.

Что важнее — моя маска учительницы или безопасность Штайнера? Стоит ли ломать голову над ответом на такой простой вопрос?

Значит, я должна поговорить с Генрихом и рассказать ему то, о чем умалчивает его дочь. Джуля, конечно, будет на меня сердиться, но, думаю, она должна понять всю серьезность ситуации.

И, в конце концов, Юлия Штайнер еще несовершеннолетняя. Следовательно, она нуждается в контроле и вряд ли может свободно принимать столь важные решения, когда речь идет о жизни и смерти.

Кроме того, меня серьезно смущало то обстоятельство, что моя юная клиентка сама будет распоряжаться крупными денежными средствами, пусть даже из собственного кармана.

Итак, решение принято.

Стрелка часов уже приближается к двум, и мне пора начинать сборы.

Без чего трудно представить себе женщину практически в любой ситуации?

Правильно, без сумочки.

А что обычно лежит в этой сумочке? В обыденном представлении — груда бесполезных, с точки зрения мужчины, вещей, причем вперемешку.

Вот и мы не будем рассеивать такую удобную для меня иллюзию. Заполним эту в меру изящную емкость, отделанную кожей «под крокодила», массой разнообразных причиндалов.

Например, моя любимая головная щетка. На вид — обычный ширпотреб довольно вульгарного исполнения. Но в ее ручку вмонтирован баллончик с нервно-паралитическим газом. Очень удобно для нейтрализации объекта, скажем, в лифте. Кабина, снабженная зеркалом, тихо ползет вверх, вы якобы намереваетесь причесаться, а на самом деле выводите из строя своего спутника, который имеет по отношению к вам недобрые намерения.

А еще больше мне нравится вот эта авторучка, корпус которой стилизован под «Паркер». Но если вы попадетесь ее владельцу под горячую руку, то имеете шанс получить пулю. Всего одну пулю, разумеется. Но многим хватает и одной.

Если же стрелять не очень хочется, можно использовать еще одно приспособление — тушь для ресниц с кисточкой, в которой размещается игла, вызывающая мгновенное онемение той части тела, в которую ей посчастливится вонзиться, — например, руки с пистолетом.

И особо любима мной губная помада — отвинтив крышечку у ее основания, вы можете погрузить пространство на двадцать метров вокруг себя в густой непроницаемый дым плюс желтые языки «огня», который на самом деле вполне безопасен для жизни. Этот милый пиротехнический эффект не раз выручал меня, когда требовалось имитировать пожар в помещении. Действует безотказно, а стоит всего сорок баксов — у меня дома целый ящик подобных игрушек.

Ну вот, кажется, и все. Теперь примемся за внешность. Значит, Женя Охотникова должна на этот вечер предстать перед почтеннейшей публикой в роли преподавательницы этикета, особы наверняка не очень продвинутой, но с претензиями на светскость — так я ее вижу.

Тут все решат тени и крем-пудра. Скажем, чуть темноватый оттенок персикового цвета оттенит глаза. Ага, получается нечто среднее между деловитостью натуры и личным неблагополучием в жизни.

Прекрасно. Теперь нанесем немного крема на скулы и чуть подпустим румянца. Пожалуй, сойдет. Нацепим очки, а вслед за ними определенное выражение лица. Пусть мой сегодняшний персонаж как бы говорит: «Я еще могу устроить мужчине пылкую африканскую ночь, но где же они, черт возьми, настоящие мужчины?»

В более интимных компаниях такие дамы обычно под вечер напиваются и становятся легкой добычей представителей противоположного пола, а поутру с ужасом убегают в свою нору и корят себя за проявленную «минутную слабость».

Но сегодня компания ожидается совсем другая, поэтому придадим форме губ строгий силуэт. Да-да, подойдет именно эта помада приглушенного тона.

Дальше — одежда. Блюстительница этикета, которую я представляю, должна быть все время на виду и вместе с тем оставаться почти незаметной.

Идеальный цвет для такой роли — темно-синий. Юбка чуть ниже, чем нужно, и белая блузка под синим жакетом. Прекрасно! Даже если в такой прикид обрядить невероятной красоты переводчицу при какой-нибудь стареющей кинозвезде, на нее никто не обратит внимания и все фотокамеры корреспондентов будут прикованы к перенесшей шестнадцатую пластическую операцию кинодиве пятидесятых.

* * *

Я подошла к офису фирмы на полчаса раньше назначенного Джулей срока.

Привычка обязательно изучать месторасположение предстоящей акции обязывала тщательно осмотреть здание, входы-выходы и на глаз оценить данную территорию с точки зрения бойца отряда «Сигма», каковым я некогда и была. Хотя теперь я являюсь сугубо частным лицом, но со старыми привычками курсанта разведгруппы не рассталась.

Контора Генриха Штайнера занимала первый этаж дома хрущевской постройки и, очевидно, была выкуплена с отселением жильцов.

Я насчитала два подъезда с фасада, причем один явно не отпирался длительное время — замочная скважина была забита какой-то паклей. Второй служил парадным входом, и его ступени устилали дорожки из искусственной травы, изрядно, впрочем, уже потертой.

Сзади был один черный ход, открытый, но снабженный железной решетчатой дверью с висячим замком, запирающимся изнутри.

Что касается окон, то они были снабжены уже неизбежными в современных офисах жалюзи и, судя по освещенности, прием предполагалось проводить в той части здания, которая была снабжена «нерабочим» подъездом — по-видимому, там располагался зал, к которому вел длинный коридор из центрального входа.

Усевшись в только что открывшемся после обеденного перерыва кафе, я заказала яблочный пирожок и десерт из клубники со сливками и, выбрав столик у окна, стала смотреть на подъезжающие к офису автомобили.

Одним из первых приехал довольно невзрачный «Фольксваген», навстречу которому тем не менее из здания вышло аж шесть человек.

Среди них я заметила Джулю, которая была одета довольно скромно: в короткое платьице и высокие гольфы. Не думаю, что ей очень нравился этот наряд — девица вполне могла бы щеголять в прикиде «от кутюр». И уж, во всяком случае, в ее возрасте одеваться как девочка десяти-двенадцати лет было не очень-то уместно.

Нужно будет замолвить словечко за Джулю перед ее отцом. Ага, кажется, вот и он.

Из толпы встречающих выделился человек довольно высокого роста с ярко-рыжими волосами. Он широко улыбался, поджидая гостя возле крыльца, и, когда тот подошел к ступеням, обменялся с ним крепким рукопожатием, обнял и легонько потрепал по спине.

Конец ознакомительного фрагмента.