Клан бешеных

Марина Серова, 2015

Молодого поэта Григория Буйковского обвинили в убийстве Полины Зайцевой – тихой, порядочной девушки, с которой парень даже не был знаком. Григорий якобы сбил ее на своем автомобиле и скрылся с места происшествия. Поскольку Буйковский был личностью весьма известной, на его защиту встал почти весь город, а журналист Антон Ярцев попросил свою подругу, Полину Казакову, известную в городе как Мисс Робин Гуд, найти настоящего убийцу. Казалось, что Казаковой не придется тратить много сил для раскрытия дела, однако из протокола таинственным образом исчезла важная информация, а запись дорожной видеокамеры недвусмысленно указывала на вину поэта…

Глава 4

В нашей каморке зависла тишина. Мы с Ярцевым переглянулись.

— Кого? — спросила я.

— Ту девушку. Незадолго до того вечера, когда меня арестовали, где-то дня за два я возвращался поздним вечером домой с… одной творческой вечеринки…

— Знаю я твои вечеринки! — съязвил Антон. — Травку небось курили, наркоши?

— Я?! — Возмущению поэта не было предела. — Тоша, ты что?!

— Не называй меня Тошей!

— Вы закончите наконец выяснять отношения? Гриша, рассказывай же, черт тебя побери! — рявкнула теперь уже я. — А ты, Ярцев, молчи!

Оба разом замолчали. В этот момент к нам зашел официант с подносом, поставил перед нами тарелки с салатами и пирожными, чашки с дымящимся кофе и удалился, пожелав приятного аппетита.

— Так вот, — начал наконец свой рассказ поэт, беря в руки вилку, — я ехал с дружеской вечеринки. Клянусь, я был абсолютно трезв… в тот день. Время было позднее, и улицы были пусты, как зимний пляж, лишь фонари горели и провожали меня своими тусклыми…

— Слушай, ты, лирическая душа! — не выдержал Ярцев. — Или рассказывай коротко самую суть, или я тебя…

— Хорошо, хорошо, — замахал на него рукой Гриня, — так вот, когда я проезжал под мостом — это развязка на улице Бардакова, — мне прямо на машину откуда-то сверху что-то упало. Да так сильно, что помяло весь капот. От удара этот предмет отбросило, а я от неожиданности резко крутанул руль вправо и чуть не врезался в опору моста. Я был так напуган! Вышел из машины, чтобы посмотреть, что это было. Я ведь не понял даже, что на капот мне упал человек…

— Ну, вышел ты из машины, и что? — поторопил поэта Ярцев.

— Подошел к тому, что лежало возле дороги. Я просто обомлел, когда понял, что это — человек. Разглядел — это оказалась девушка. Вся голова ее была в крови, тело лежало, как мешок, в странной неестественной позе… Я испугался, жутко испугался! Она — в крови, молчит, не шевелится… Я огляделся — вокруг ни души, ночь ведь уже была. Я решил, что девушке все равно уже не поможешь, а меня привлекут… Доказывай, что она сама бросилась на мою машину…

— И ты уехал, — сделала я заключение.

— А что мне еще оставалось? Да, уехал, когда понял, что она мертва.

— Сто пятая, — вздохнула я, — убийство, хоть и неумышленное. Лет на восемь можешь загреметь.

— За что?! — возмутился поэт. — Если бы она шла по дороге, а я ее не заметил бы… А так… Она прямо на капот упала, честно вам говорю! А на дороге вообще никого в тот момент не было!

— Ты скрылся с места происшествия.

— Но я был того… в состоянии шока…

— Все равно. В любом случае надо было вызвать полицию и «Скорую». Как тебя вычислили, следователь не сказал?

— Я наутро отогнал машину в мастерскую выправить капот…

— Идиот! — усмехнулся Ярцев.

— Все равно они бы меня нашли: следак сказал, что там, на развилке этой, есть камера…

— Кстати, как фамилия твоего следователя? — спросила я.

— Портянкин Ха Ха.

— В каком смысле «Ха Ха»?

— Его так зовут: Харитон Харитонович Портянкин.

— Точно, Портянкин, — кивнул Антон. — Это тот, к которому я обращался с вопросами и который шарахнулся от меня, как от прокаженного… Значит, он Харитон? А вот интересно, ласково, по-семейному, это как будет? Харя? Харюня? Харька?

— Антон, какая разница, как будет по-семейному?! — возмутилась я. — Давайте уже выясним наконец, что делать с Гриней!

— Следак — му… Извиняюсь, козел! — выдал поэт. — Я ему честно рассказал все как есть, а он, гад, не поверил, говорит, сбил ты ее — и дело с концом! И теперь сидеть тебе, Буйковский, лет десять. Нет, главное, за что?! Она сама мне прямо на капот упала, честно вам говорю!..

— Это мы уже слышали, — перебила я. — Ну, что тебе сказать, Гриня? Плохи твои дела.

— Это почему?

— Потому! Девушка, которая бросилась, по твоим словам, тебе на капот, была возлюбленной одного мерзавца, который издевался над ней.

— Зачем? — округлил глаза Буйковский.

— Хороший вопрос. Он по жизни самодур, тиран и деспот, и ему, похоже, доставляло удовольствие измываться над беззащитными девчонками.

— Извращенец, — сделал свое заключение Гриня, — только я при чем?

— А ты оказался не в том месте не в то время.

— И что же мне теперь делать? Я не хочу в тюрьму!

— Ты будешь удивлен, но туда никто не хочет. Однако при вынесении приговора это не учитывается.

Гриня смотрел на меня, жалостливо хлопая своими рыжими ресницами. На его побледневшем веснушчатом лице отразилась скорбь всего человечества.

— Уточни, пожалуйста, за что тебя обещали убить в полиции? — напомнил Ярцев.

— Я с самого начала сказал следаку, что в смерти девушки не виноват. Я ехал себе, никого не трогал… Она сама… прыгнула мне на капот или как-то еще… Одним словом, я сказал, что, наверное, она сама бросилась на мою машину. А следак сказал, что я — наглый врун и преступник! Что я должен написать признание, что сам сбил ее… Ну, я что, совсем дурак? Я стал ему доказывать, что я не виноват, а он… он сказал, что меня грохнут, если я не признаюсь.

— Круто. И ты?..

— Испугался. Но не признался. Написал так, как было на самом деле. А Портянкин сказал, что мне теперь надо ходить и оглядываться. Му… Ой, извините… Козел!

— Что не признался, это ты молодец, — похвалила я поэта, — зачем оговаривать себя? Каждый должен отвечать за свое. Кстати, тебе показывали заключение судмедэксперта?

— Показывали. Там было написано, что на теле пострадавшей — следы краски с моей машины.

— И все?

— Все.

— Послушай, Гриня, — сказал Ярцев, — у нас для тебе две новости: одна хорошая, вторая еще лучше. Во-первых, тебе показали липу. Я про заключение. Я сам, своими собственными глазами видел заключение судмедэксперта, где черным по белому было написано, что на теле погибшей — краска с двух машин, и твоя, зеленая, — поверх той, первой краски — золотистой цвета «Тициан»…

— Ни хрена себе!.. Ой, извините. — Гриня виновато посмотрел на меня. — А как же тогда то заключение, которое сунули мне в нос?

— Говорю же, оно — липовое. Ты девушку, конечно, сбил, но не ты, так сказать, был у нее первым. До тебя ее уже сбила одна машина, водитель которой раньше был ее парнем. Она его послала куда подальше, и он, садюга, терроризировал ее и ее семью, грозил убить, и все такое… Одним словом, факты доказывают, что этот парень — его зовут Виссарион, запомни это имя! — сбил свою возлюбленную на своей машине.

— Нарочно?

— Нарочно или нечаянно — это другой вопрос, и этого мы не знаем. Скорее всего, он сделал это умышленно, а потом сбросил девушку с моста. Прямо тебе на капот.

— Вот это поворот событий! — Гриня едва не подпрыгнул на месте. — А что же тогда следователь мне дело шьет? Вот и арестовал бы тогда того первого на золотом «Тициане»…

— Не может. Папочка у этого первого — гибэдэдэшный пахан. Поэтому они постараются все свалить на тебя. Им крайний нужен, понятно? Как говорится, если виновного нет, то его назначают…

— Все, я пропал! — Поэт обхватил голову руками и заскулил. — Как же я теперь? Мамка узнает — не переживет! Она у меня больная, я ее кормлю…

— Хватит тут египетскую плакальщицу из себя изображать! — Антон слегка толкнул Гриню в бок. — Ты забыл про вторую хорошую новость.

— Ага, — кивнул Буйковский, как ребенок. — А какая вторая-то?

— А вот теперь сиди и слушай! Ты знаешь, кто перед тобой? — Ярцев подмигнул мне и выразительно посмотрел на Гриню.

— Как кто? Ты же сказал — Полина, юрист…

— А ты что-нибудь слышал про Мисс Робин Гуд? — не унимался Ярцев.

— Кто же про нее не слышал!

— Так вот, Буйковский, считай, что ты в рубашке родился: за твое дело берется сама Мисс Робин Гуд!

Поэт уставился на меня, буквально открыв рот.

— Антон, ну, зачем ты?.. — попеняла я другу. — При чем тут это? Просто, Гриня, мы с Антоном хотим восстановить справедливость. Оправдать невиновного, а виноватых, наоборот, привлечь к ответственности… Если полиция их сама привлекать не хочет…

— Или не считает нужным, — добавил Ярцев.

Гриня вдруг прямо-таки засветился от счастья.

— Если ты — Мисс Робин Гуд, то, я думаю, все будет в порядке! Во всяком случае, у меня теперь есть надежда…

— Ну, ты заранее-то не радуйся, — охладила я несколько пыл поэта.

— Как не радоваться?! Я… Я… Я так рад, что познакомился с тобой… Мисс Робин Гуд! Надо же! Я тебе стихи посвящу!

Гриня на несколько мгновений задумался, потом выпятил грудь, набрал в легкие побольше воздуха и затараторил скороговоркой-речевкой, помогая себе сжатыми кулаками. Он потрясал ими в воздухе, притоптывал под столом ногами и вещал:

Трубы трубят, трубы зовут

Дружно, все вместе.

Мисс Робин Гуд, Мисс Робин Гуд

Выходит на тропу мести!

— Ну, как тебе, Полина? — Гриня смотрел на меня во все глаза. Думал, наверное, что я сейчас расплачусь от умиления.

— Давай договоримся так, Гриша: ты не будешь писать обо мне никаких стихов.

— Но я только…

— Никаких. Это мое условие.

— Полина, я понимаю: скромность, она, конечно, украшает…

— Еще раз повторить?

— Не надо. Просто я хотел…

— Все, хватит об этом, давайте о деле. Я, кажется, действительно могу помочь тебе выпутаться из этой тухлой истории, если ты не будешь мешать нам с Антоном.

— Не буду! — честно пообещал Гриня, преданно глядя мне в глаза. — А как ты поможешь мне выпутаться?

— Там видно будет, — ответила я неопределенно.

— Видишь ли, Гриня, — вставил свое веское слово журналист, — Полина у нас — юрист, поэтому знает, как договориться с Его Величеством Законом.

Буйковский, скорее всего, ничего не понял, но на всякий случай радостно кивнул.

— А теперь — пора по домам. Надо приниматься за дело! — Я потянулась к сумочке за кошельком, но молодой человек остановил меня:

— Полина, а можно, я расплачусь? У меня есть деньги: недавно вышла моя книжка…

— Благодарю.

— Кстати, я могу подарить вам ее с автографом…

— Видишь ли, Гриня, — сказал Ярцев, обнимая парня за плечи, — это, конечно, большая честь — получить твою книжку да еще и с автографом, но Полина, к сожалению, не увлекается поэзией. Она у нас любит прозу…

— Да? Жаль…

Мы вышли из кафе и остановились на крыльце.

— Так, — сказал Ярцев зловещим шепотом, опасливо посмотрев по сторонам, — операция «Оправдать поэта» начинается! А посему соблюдаем конспирацию! Расходимся по одному, в разные стороны и, главное, быстро!.. Встречаемся в условленный день на явочной квартире. Пароль — тот же…

* * *

Я ехала домой на своем «Мини-Купере». Ну, вот, кое-что обрисовалось. Теперь я знаю примерную картину происшествия: скромная девушка Полина Зайцева, устав от самодурства и издевательств Виссариона Кинделия, широким жестом бросает его, а тот, оскорбившись в лучших чувствах незаслуженно покинутого мужчины, решает отомстить бывшей своей возлюбленной. Подкарауливает на машине, сбивает, потом бросает тело девушки (или еще живую Полину, возможно и такое!) с моста на дорожной развязке. Девушка случайно (а может, и не случайно) падает на капот нашего горе-поэта. Теперь Гриня — кандидат на роль убийцы, а мальчика Виссариона, скорее всего, никто не посмеет тронуть. Ну, еще бы! С таким-то папашей!

Все это мне очень знакомо. Четырнадцать лет назад, когда мои родители погибли по вине пьяного прокурора, он тогда тоже сумел выйти сухим из воды. Прокурор Синдяков не только не понес наказания, но и все свалил с больной головы на здоровую. Мой отец был признан виновным, а дед еще и выплатил Синдякову денежную компенсацию. Будучи девочкой-подростком, я не могла восстановить справедливость, мои показания тогда даже не вошли в дело…

И вот теперь — Гриша Буйковский — новая жертва полицейского произвола. И опять — липовое заключение, и пугают его так же, как пугали нас с дедом тогда, четырнадцать лет назад… Если мы с Ярцевым не вмешаемся, его просто сделают крайним. И писать тогда нашему доморощенному поэту свои дурацкие стишки лет восемь в местах не столь отдаленных…

Нет, этого мы не допустим. Поэт Гриня, прямо скажем, никакой, но не убийца же! Ну, пишет он для рэперов свои речевки-скороговорки, но зато при этом кормит больную маму. Хороший сын — это всегда похвально! За это даже можно простить ему его дрянные стишки.

Так что прямо с сегодняшнего дня начинаю следить за молодым человеком по имени Виссарион. Пара «жучков» у меня есть, могу даже поставить их ему при удобном случае.

Какой там адрес у нашего представителя «золотой» молодежи? Улица Автодорожников, дом номер девяносто девять? Хороший район, центр города. Значит, папашка прикупил сыночку квартирку в престижном месте! Неплохо бы поинтересоваться, откуда у него столько денег — квартира и машина для отпрыска стоят, вероятно, немало. А вот мы прямо сейчас туда и отправимся! Пора наконец познакомиться с главным героем (естественно, отрицательным) нашего невеселого романа. Я тут же развернулась и поехала на улицу Автодорожников.

Дом, в котором жил Виссарион, оказался новой десятиэтажкой. Чистенькая кирпичная кладка, благоустроенный двор с детской площадкой, аккуратными газонами, елочками и персональной стоянкой для машин. Я поставила свой «Мини-Купер» на гостевую стоянку, вышла из машины и осмотрела двор. А вот и «Хонда Цивик» цвета «Тициан» золотистый с номерным знаком А 444 ББ, который преспокойненько стоял в ряду других машин. Ничего себе техника! Красавица, что и говорить. Крыша ее была сделана из прозрачного пластика «под золото», диски на колесах были разрисованы белыми и шоколадного цвета полосами. Сколько же такая стоит? Кажется, около «лимона». Раз машина во дворе, то ее хозяин, скорее всего, дома. Интересно, в каком подъезде находится квартира двести десять?

Конец ознакомительного фрагмента.