Душа в черной маске

Марина Серова

Нелепая, загадочная смерть студентки Маши Гавриловой повергла в шок ее знакомых. Друзья, родственники, педагоги, соседи – все недоумевают. Кому помешала положительная во всех отношениях девушка? Училась на «отлично», сомнительных связей не имела, умница, красавица… А вдруг кто-то из Машиных знакомых только разыгрывает скорбь? У частного детектива Татьяны Ивановой есть некоторые подозрения на этот счет. Однако убийца слишком уверен в своей безнаказанности и очень хорошо замаскировался…

Глава 2

Свет в окнах квартиры Маши горел. Поднявшись, я позвонила и вскоре услышала тихий, испуганный голосок:

— Кто?

— Простите, я занимаюсь расследованием смерти Маши, — вставая прямо напротив «глазка», сказала я максимально вежливо и доброжелательно, чтобы совсем не напугать девчонку — видимо, ту самую сестренку погибшей. — Мне нужно с вами поговорить.

Дверь открылась, и я увидела молоденькую девушку с хвостиком темных волос. В том, что это Наташа Гаврилова, сомневаться не приходилось: девчонка была удивительно похожа на Машу, какой я запомнила ее на фотографии в комнате Егора.

— Вас как зовут? — спросила я на всякий случай.

— Наташа, — тихо ответила девушка. — Проходите.

Взгляд у нее был покорный, и она с готовностью кивала головой, таким образом давая понять, что, безусловно, пойдет на разговор со мной. Видимо, за последний день она уже привыкла отвечать на вопросы милиции и не сомневалась, что я из этой же организации.

Я успокаивающе похлопала ее по плечу, села на диван и усадила девчонку рядом с собой. Она вздохнула и вопросительно уставилась на меня.

— Меня зовут Татьяна Александровна, — начала я. — Сразу хочу сказать — я занимаюсь расследованием смерти твоей сестры частным образом, по просьбе родителей Егора Синявского. Кстати, ты с ним знакома?

— Нет, — ответила Наташа, явно удивленная моим заявлением. — Но я много слышала о нем от Маши. А вчера он пришел, уже после того, как все случилось, я ему рассказала… Он так прислонился здесь к косяку лбом, — она показала на дверь из прихожей, — потом развернулся и выбежал отсюда. Видать, у него что-то в голове щелкнуло… В общем, в шоке он был. А вы, значит, не из милиции?

— Нет, я частный детектив, — еще раз пояснила я. — Но ты не волнуйся на мой счет, я закончила юридический институт, в милиции у меня много друзей, и я обязательно свяжусь с теми, кто расследует дело твоей сестры официально.

— У нас в городе точно нет частных детективов, — протянула Наташа и снова вздохнула, как будто сожалея о таком упущении. — Да, — продолжала она, покачивая головой. — Я и не думала, что родители Егора так… сделают.

— В смысле? — не поняла я.

— Ну, в смысле наймут вас. Маша говорила, что его мама не очень-то хорошо к ней относится. И Маша очень не хотела, чтобы там узнали, что она из простой семьи. Мне это, кстати, не нравилось! — повысила вдруг голос девчонка. — Мало ли кто откуда! У нас хорошая семья, между прочим! И мама и папа хорошие! И я… Она даже меня прятала, словно стыдилась.

Проговорив все это, Наташа вскинула голову и с вызовом посмотрела на меня.

— Никто вовсе не говорит, что вы плохие, — вставила я. — Маша, возможно, сама несколько сгущала краски?

Тон Наташи смягчился, но продолжала она все равно упрямо:

— Получается, что она нас стыдилась. И меня тоже. Я ее спрашивала, почему этот ее Егор к нам не приходит, а она сказала, что не нужно ему пока меня здесь видеть. Что он все поймет, и тогда у него дома могут быть неприятности из-за проблем Маши. Разве так можно?

— Можно как угодно, — улыбнулась я. — Но так, наверное, все-таки не нужно было делать. Просто, очевидно, Маша была убеждена, что так будет лучше. Но сейчас об этом не стоит говорить. Ты же понимаешь, что главное для меня — найти убийцу твоей сестры. Ты, наверное, и сама этого хочешь?

Наташа прижала руки к груди и горячо закивала:

— Да, конечно! Я просто… Не представляла даже… Частный детектив, надо же! Вот мама с папой-то удивятся!

— А кстати, когда они приедут? — спросила я.

— Сюда? Завтра… Вернее, приедет папа, ему нужно забрать Машу из… Из морга. И мы вместе поедем в Аткарск. А мама останется там готовиться к похоронам, они будут уже послезавтра. Я звонила родителям, все им рассказала… Это просто кошмарно!

Руки у Наташи задрожали, она стала судорожно теребить поясок халатика.

— Наташа, давай-ка все же ты успокоишься и постараешься ответить на мои вопросы, — попросила я. — Постарайся не думать о том, как все это печально и неприятно, хотя я и понимаю, насколько это трудно.

— Да, хорошо, — со вздохом согласилась девчонка.

— Твоя сестра, кроме того, что училась, больше ничем в городе не занималась? — спросила я, подозрительно взглянув на Наташу и памятуя о неясных догадках Ирины Альбертовны насчет «панели».

— В смысле? — испугалась Наташа.

— Ну, подрабатывала где-нибудь? Учти, лучше сейчас скажи правду, если будешь скрывать, все равно мы узнаем, — сознательно решила припугнуть ее я.

— А чего скрывать-то? — вспыхнула Наташа. — Да, она подрабатывала. Няней у богатых каких-то. Только Егору ничего не говорила, потому что… Ну, не знаю почему. Наверное, стыдно ей было.

— Няней, говоришь? — продолжала не доверять я. — А у кого?

— Не знаю я. У богатых людей… Вот и адрес их есть. — Наташа встала, подошла к столу, открыла ящик и достала оттуда бумажку с адресом. — Вот. — И протянула ее мне.

«Андрей, Марина», — прочитала я имена и написанный рядом адрес и убрала бумажку в свою сумку. «Похоже, что не врет», — отметила я про себя и порадовалась, что версия Ирины Альбертовны насчет проституции лопнула. А мнение Владимира Николаевича Любимова насчет «не пила, не курила», наоборот, вроде бы подтверждалось. — Расскажи, во сколько ты ушла из дома и что этому предшествовало? О чем вы говорили с сестрой, как она вела себя? — продолжила спрашивать я.

— Она вела себя странно, — откидывая челку со лба, медленно сказала Наташа. — Она сама попросила меня уйти.

— Вот как? — заметила я.

— Да, именно так. Хотя раньше никогда ничего подобного не было, и Маша даже просила меня поменьше выходить из дома — она переживала за меня. А тут…

— А почему она попросила тебя уйти? Она как-то объяснила это?

— Да, она сказала, что у нее намечается серьезный разговор и я буду только мешать.

— С кем разговор? — заинтересовалась я еще больше.

— Не знаю, вот этого она мне не сказала. Я еще спросила — с Егором, насчет свадьбы? Я думала, он ей предложение делать придет. А она отмахнулась и говорит — да нет, это совсем другие дела. Еще прикрикнула на меня — мол, у тебя одно на уме, одни глупости. Сопливая, говорит, а туда же! Вместо учебы, мол, о всякой ерунде думаешь, которая тебя не касается. — В голосе Наташи зазвучала обида. — А что я такого спросила? — продолжала она, разведя руками. — Маша сама мне говорила, что они разговаривали насчет свадьбы…

— То есть она так и не уточнила, с кем разговор и на какую тему? — спросила я.

— Нет, — покачала головой Наташа. — Я, честно говоря, надулась на нее немного, говорю — ну и пожалуйста, не больно-то мне и интересно! Пойду вот и до утра не вернусь!

Она сразу смягчилась, извиняться стала, денег мне сунула немного, говорит — в парк лучше сходи, там вроде какие-то аттракционы приехали новые, интересно. И в девять велела быть дома.

— А ты пришла во сколько?

— А я… Я уже под утро пришла, потому что… — Девчонка поежилась. — С парнями познакомилась, они меня к себе пригласили. Ну, я и согласилась… Хотела Маше отомстить. Вот дура! А под утро опомнилась, говорю — мне домой надо. Хорошо хоть, парни нормальные попались, не стали меня задерживать, даже до трамвая проводили. Ну и… В общем, я к подъезду подхожу, а тут толпа, и она… лежит, — Наташа заплакала.

— Успокойся, Наташа, успокойся, — заговорила я.

— Я все не думала, что она мертвая до конца, думала, что ее можно спасти… Но врач сказал, что она уже несколько часов назад умерла…

Мне пришлось дать девушке время на то, чтобы поплакать, вытереть слезы и немного успокоиться. Когда она убрала влажный платок, я продолжила:

— В квартире остались какие-то следы пребывания гостей? Ну, там, может, окурки в пепельнице, запах какой-нибудь парфюмерии, посуда на столе?

— Нет, — отрицательно покачала головой Наташа. — Ничего такого. Словно и не было у нее никого. Он как растворился, этот человек.

— Ну естественно, убив Машу, он не стал дожидаться, пока кто-нибудь явится, — невесело усмехнулась я. — Значит, ничего… А соседи что говорят? Что-нибудь видели, слышали?

— Не знаю, их вызывали понятыми, но я с ними не разговаривала, — развела руками Наташа. — С ними милиция беседовала. Но вы можете их спросить сами, это соседи из смежной квартиры, из девятнадцатой.

— Хорошо, я туда непременно загляну, — кивнула я. — И Маша даже не упомянула, с мужчиной она встречается или с женщиной? Этого из ее слов невозможно было понять?

Наташа наморщила лоб, потом твердо сказала:

— Нет, невозможно. Она ничем не намекнула, кто это и что за разговор.

— Наташа, а кто вообще приходил сюда к вам? С кем общалась твоя сестра?

— Ну, из тех, с кем она общалась, сюда почти никто не приходил, — ответила девушка. — В смысле ни Егор, ни какие-то ее подруги… Маша никого не приглашала. Была, правда, один раз какая-то подружка институтская, но она сама заявилась. Мне она не понравилась, — Наташа скривила губки.

— Почему? — спросила я.

— Какая-то наглая, — нахмурившись, продолжала девчонка. — Пришла как к себе домой, развалилась в кресле и давай что-то там у Маши просить. Причем так нахально, как будто Маша ей обязана! Какие-то там курсовые, что ли… Потом стала в кафе ее звать, с полчаса уговаривала. Я видела, что Маше она тоже не по душе, и она в конце концов сказала, что ей нужно отлучиться по делам. Только тогда эта девица убралась.

— А что все-таки за девица?

— Регина ее звали, — с нескрываемой антипатией процедила Наташа. — Такая высокая, на лошадь похожа. Но одета хорошо, и сережки у нее дорогие были. И сумка красивая. В юбке кожаной она была.

— А она точно из института? — спросила я, поскольку это было для меня гораздо важнее, чем сумки-юбки.

— Да, потому что, когда она ушла, Маша говорила, что, мол, эта Регина не учит ничего, на занятиях сидит дуб дубом, а потом достает всех — напишите ей это, сделайте ей это… И еще говорила, что сама ей писала несколько раз курсовые, а теперь жалеет. Я еще спросила — а зачем писала? А Маша говорит — так она же деньги платила. Маше приходилось порой так подрабатывать… — закончила Наташа.

— А как она еще подрабатывала? Ну, курсовые пописывала, няней работала, а может, еще где?

— Больше нигде, — ответила Наташа. — А зачем? Я вообще говорила, что лучше бы она не работала няней. По ночам туда ездить! А я одна тут оставалась. Страшно…

Я невольно усмехнулась про себя. Насколько все-таки велика разница между двадцатидвухлетним и семнадцатилетним человеком. Пять лет — и целая пропасть в мировоззрении. Ранняя зрелость и трезвость взглядов с одной стороны — и детский эгоизм и полный наив, с другой. Что же все-таки у них за родители, неужели тоже настолько непосредственные, как их младшая дочь?

— Так ты не знакома с семьей, где Маша работала няней? — еще раз уточнила я.

— Нет, откуда же я могу их знать? — пожала плечами Наташа. — Она же не брала меня с собой.

— А как она с ними познакомилась, не знаешь?

— Вроде бы по объявлению. Я особо не интересовалась…

— Наташа, может быть, ты все-таки знаешь кого-то из знакомых твоей сестры, кто мог прийти к ней для серьезного разговора?

— Ну… — Наташа задумалась. — У нее был в институте знакомый преподаватель, с которым она занималась дополнительно. К этим занятиям она всегда относилась серьезно. Но он это приходил или кто-то другой — понятия не имею. Наверное, вряд ли… Потому что с преподавателем она здесь не встречалась, по крайней мере никогда не слышала я об этом. Одно могу сказать вам точно — трудно даже представить, чтобы кто-то из знакомых Маши мог с ней так обойтись. Ужас просто! Я даже не представляю, кто это мог сделать!

— А скажи мне, Маша не могла сама свести счеты с жизнью? Или по неосторожности упасть с балкона?

— Нет, — Наташа еще больше испугалась.

— Ладно, извини, — тут же поправилась я. — В конце концов, экспертиза выяснит, как это произошло. А ты знакома с этим преподавателем? — перевела я разговор на другую тему.

— Я видела его только один раз, и то случайно, — сказала девушка. — Мы с Машей шли по городу, и он с нами поздоровался, они немного поговорили между собой. Маша сказала, что это и есть Антон Владимирович. Симпатичный такой мужчина, интеллигентного вида.

— Ты фамилию его не знаешь?

— Ой, вот нет. Про это я не спрашивала. Я поинтересовалась, не женат ли он, а Маше почему-то не понравился этот вопрос. Она еще съехидничала, что, мол, если хочешь ему понравиться, то зря — он в женщинах ценит в первую очередь ум, а я, дескать, еще сопливая и совсем ему не буду интересна. Я спросила — а ты? А она говорит — я с ним другими делами занимаюсь. И опять прикрикнула, чтобы я глупости не болтала. Как будто я одни глупости болтаю!

Я снова улыбнулась.

— Наташа, я обязательно приеду к вам в Аткарск на похороны Маши. Ты сможешь меня познакомить с теми, с кем она общалась, когда жила там?

— Я, конечно, смогу, — с готовностью отозвалась Наташа, — да только зачем это вам? Ведь Маша давно не общалась ни с кем из Аткарска, она уехала оттуда четыре года назад. Ну, остались там бывшие школьные подружки, Васька…

— Васька? — заинтересовалась я. — А это кто?

Наташа раскраснелась.

— Ну, считался ее женихом когда-то… Но это все просто смешно, они же еще в школе тогда учились. Давно забылось все.

— Ну хорошо, я разберусь, — взяла я себе на заметку полученную информацию. — А этот Васька будет на похоронах?

— Ой, я даже понятия не имею. Я сама его давно не видела. Но если что, я знаю, где он живет.

— А директора музея, коллекционера, ты знаешь?

— Алексея Николаевича? Знаю. Абрамов его фамилия, он недалеко от нас живет. А вы откуда про него знаете?

— Работаю, Наташа, работаю, — улыбнулась я. — Они с Машей не поддерживали отношения?

— Да нет. Я вообще не понимаю, зачем он вам нужен, они с Машей сто лет не встречались! Он уже старенький, что он вам может рассказать?

— Может быть, и ничего интересного. А может, наоборот, — рассудила я. — Так что посмотрим. А теперь я попрошу тебя дать мне ваш адрес в Аткарске.

Наташа продиктовала мне адрес своих родителей, и я заверила ее, что послезавтра утром буду на месте. Беспокоить соседей в столь поздний час я уже не решилась и отложила общение с ними, равно как и с милицией, на завтра.

Приехав домой, я сразу же достала кости.

Интересно, что скажут мои помощники?

4+36+17 — несмотря на трудности, ваши дела пойдут так, как надо.

Слишком общее и неконкретное предсказание? Если рассуждать поверхностно, то так оно и есть. Но ведь я привязана к своему делу и все рассматриваю сквозь совершенно определенную призму. И в этой связи я делаю для себя следующие выводы: я иду в правильном направлении, никаких радикальных, крутых шагов предпринимать мне не следует. Кости обещают трудности, но куда уж без них в нашей жизни? А успех все же придет.

Успокоившись насчет моих нынешних действий, я пошла на кухню сварить себе кофе. Было уже довольно поздно, но я так привыкла к кофе, что он уже не оказывал на меня обычного возбуждающего действия. Выпив его, я ни в коем случае не буду сидеть всю ночь и бодрствовать. Он мне нужен просто для поддержания своего обычного тонуса.

Так и случилось — через полтора часа после чашки кофе я уже спала. А встала довольно рано. На этот день у меня были намечены встречи с соседями Маши, с сотрудниками милиции и, наконец, поход в институт.

Начала я по стандарту. Ленивый звонок господину Мельникову в УВД. Такое же ленивое «алло» и произнесенное с рутинной, чуть обижающей меня интонацией «а-а!», когда Андрей узнал мой голос. Видать, интуиция у Мельникова в этот день работала хорошо. А может, просто, кроме случая с Гавриловой, в городе ничего другого интересного в криминальном плане не случилось… Андрей тут же передал трубку некоему Павлову, новому сотруднику, которому было поручено заниматься убийством Маши.

— Там как бы все, с одной стороны, ясно, а с другой — черт его знает, — туманно начал высоким тенорком невидимый мне Павлов.

— Это как понять? — спросила я, усмехаясь.

— Смерть наступила еще до падения с девятого этажа. Но перед тем как сбросить с балкона, девчонку зверски избивали. Похоже на бытовой скандал, но… С кем ей скандалить-то?

Вопрос, что называется, был в точку. С кем, действительно, ей скандалить? С кем отношения у Маши были настолько плохими, что могли вылиться в потасовку?

— А что говорят соседи? — спросила я.

— А ничего, — тут же ответил Павлов. — Ничего не видели, только слышали, как кричала Маша. Но слов разобрать было невозможно, да и кому это надо! У всех свои проблемы, сами понимаете.

— А с кем она скандалила?

— Если бы мы это знали, что-нибудь уже делали бы, — вздохнул Павлов. — Непонятно даже, мужчина у нее был или женщина. Соседи никого не видели. Покричали они, значит, примерно до одиннадцати вечера, потом все стихло, а наутро тело обнаружили на земле. Но никто никого не видел. Самого факта, я имею в виду. Соседи появились только в качестве понятых. Свидетели из них никакие.

— Понятно, — уныло констатировала я. — И что вы думаете делать?

— Связи прорабатывать, — стандартно ответил Павлов.

А что он еще мог сказать? Я занималась тем же самым — отрабатывала связи.

— Хотя у нее и связей-то… По сути, сестра да ухажер этот, Егор… Но его мы уже проверили, он с друзьями был, с Машей встречаться не собирался. Да и вообще он какой-то… — Павлов замолчал, подбирая слова. — В общем, меланхоличный какой-то.

— А экспертиза что интересного показала? — поинтересовалась я.

— Установили причину смерти, квалифицировали телесные повреждения, да и все…

— А всякие там дополнительные сведения?

— Никаких, — ответил Павлов. — Алкоголя в крови нет, равно как и следов наркотиков, изнасилования и беременности.

— То есть скандал был по-трезвому, — дополнила я.

— Значит, так, — согласился Павлов. — По словам сестренки, она вообще практически не пила и вела вполне добропорядочный образ жизни.

— Кстати, а вы не проверяли причастность работодателей? Я имею в виду ту семью, где она подрабатывала. Вы же, наверное, уже в курсе этого?

— Проверяли, но там, по-моему, все тоже тухло, — сказал Павлов. — Сидели дома всей семьей, муж только что с работы приехал, жена вообще дома постоянно. Ребенок маленький, сами понимаете, не свидетель.

Наступило молчание, и я поняла, что разговор исчерпал себя.

Оперативники ничем мне помочь не могут, сами находятся примерно в таком же положении, что и я. У меня, правда, в запасе были институтские знакомые Маши Гавриловой, коим, собственно, я и собиралась уделить сегодня время.

Окончив завтрак, я собралась, вышла из дома и поехала в педагогический институт. Этот вуз, не шибко престижный, слыл отстойником для сельских провинциалов губернии, которые, не в силах поступить в более приличные заведения, довольствовались высшим образованием, так сказать, низшего порядка, предоставляемым в стенах «педа». Так презрительно окрестила его самодовольная студенческая молодежь из других вузов.

Однако и здесь учились не одни только лишь дебилы, я лично была знакома с несколькими выпускниками этого славного заведения и могла гарантировать довольно высокий уровень преподавания в «педе».

Мой путь лежал на факультет иностранных языков, где и училась Маша Гаврилова. Я прошла по коридору и вскоре очутилась перед дверью в деканат.

Прямо на пороге, не давая мне пройти, вели оживленную беседу два джентльмена. Один, с благородной сединой и очками в руках, что-то доказывал другому, который выглядел не очень презентабельно и мял в руках вязаную шапочку с надписью «Спорт», однако тоже был убежден в своей правоте.

— Валерий Григорьевич, ты пойми, что так дела не делаются! — тряся очками, восклицал солидный.

— Нет, Николай Терентьич… Слушай меня внимательно! Дела делаются так, как ты и не знаешь… — возражал жиденьким тенорком человек с шапочкой.

Говорил он очень быстро, даже суетливо, поминутно вскидывая руку.

Спор затих, когда я, зайдя за спину Валерия Григорьевича, обратила свой выразительный взгляд на его благородного оппонента.

— Девушка, вы что хотели? — спросил Николай Терентьевич.

— Антона Владимировича можно увидеть?

— Его пока нет, скоро обещал быть.

И тут ко мне повернулся непрезентабельный Валерий Григорьевич.

— Антон Владимирович? А зачем он вам? Вы пришли устраиваться на курсы? — забросал он меня вопросами.

— Вообще-то нет, он мне нужен по другому делу, — возразила я, но Валерий Григорьевич, не слушая меня, продолжил:

— У меня есть свой метод. Метод корреляции. За месяц вы будете разговаривать, именно разговаривать, а не лепетать. Вот и Николай Терентьевич может подтвердить… А Антон хороший специалист, но… Я вам советую попробовать у меня.

Тут я по запаху поняла, что Валерий Григорьевич, мягко говоря, нетрезв.

— Антон — мой ученик! — хвастливо заявил он, беря меня за руку и увлекая в конец коридора. — Это я его учил, он еще у меня студентом был… Кстати, я не представился, — неожиданно произнес собеседник. — Жимов Валерий Григорьевич.

Мы уже дошли до подоконника в конце коридора, и Жимов остановился, продолжая свой рассказ об ученике:

— Антон, между прочим, талантливый человек. Сейчас его здесь нет, он должен скоро подойти. Но… Я вам скажу. — Он лукаво посмотрел на меня. — Антон большой охотник до женщин. Очень большой!

Он красноречиво смотрел на меня, словно желая еще раз доказать правдивость своего утверждения, а если говорить точнее, то предостережения. Я лишь пожала плечами и усмехнулась.

Жимов погрозил мне пальцем.

— А вот и не смейтесь. Вы не успеете оглянуться, как окажетесь в его донжуанских лапах…

И Валерий Григорьевич, обнажив прокуренные зубы, по-стариковски засмеялся.

— Все студентки от него без ума! — заявил он. — Когда-то все за мной бегали, а теперь за ним. Что ж, молодым везде у нас дорога. Но если вы пришли на курсы, то… я вам советую сначала попробовать у меня.

— Нет, я пришла не на курсы, — в конце концов вставила я свое веское слово. — Он мне нужен совсем по другому вопросу.

— Ах, вот оно что, — не смутился ни капельки Жимов. — Тогда тем более вам ничто не препятствует прийти на курсы. Вы английским насколько владеете?

— Ниже среднего, пожалуй, — слегка подумав, ответила я.

— Ниже среднего — это не уровень! — запальчиво воскликнул Жимов. — В нынешнем мире без английского совершенно невозможно. Абсолютно! — Он выбросил вперед руку, словно Ленин, призывавший к социалистической революции. — Так что приходите, вторник — пятница, в шесть часов…

Жимов подробно объяснил мне, куда, когда и зачем я должна приходить, и снова принялся расписывать преимущества придуманного им метода корреляции.

Постепенно все это начало мне надоедать. Но тут, на мое счастье, из-за угла вывернул молодой человек со стильной бородкой, и его-то и окликнул Жимов:

— Антон!

И Валерий Григорьевич с приветливой улыбкой двинулся навстречу молодому человеку. Тот не был столь любезно настроен, как Валерий Григорьевич, и сдержанно поприветствовал его.

— А к тебе барышня, — видимо, желая его порадовать, сказал Жимов и кивнул в мою сторону.

Антон Владимирович тут же обратил все свое внимание на меня.

— Здравствуйте, — поздоровался он, приближаясь.

— Здравствуйте, — ответила я. — Меня зовут Татьяна, я частный детектив, — представилась я.

— Антон Владимирович Глазов, — сказал молодой человек. — А в чем дело?

Валерий Григорьевич же искренне недоумевал. Известие о том, что я частный детектив, повергло его в смущение, правда, ненадолго. Уже через несколько секунд он снова улыбался, несколько заискивающе, словно говоря — вот какую барышню, да еще частного детектива, я тебе привел.

Глазов тем временем оценивающе посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Жимова.

— А ты-то что, Валерий Григорьевич?

Жимов мелко заюлил, торопливо бормоча:

— Антон, у меня к тебе есть интересное предложение. Я уже с Николаем Терентьевичем разговаривал, он сказал… В общем, нужно обсудить… Когда у тебя есть время?

Глазов нахмурился, потом снова посмотрел на меня и ответил:

— Сейчас я с девушкой поговорю, потом рассмотрим твое предложение.

Последние слова были сказаны таким тоном, будто Антон Владимирович заранее знал, что никакого интереса предложение Жимова не представляет и согласен он его обсуждать только из уважения к старому учителю. Впрочем, этот маловажный для меня эпизод тут же и закончился, поскольку Глазов предложил мне пройти в кабинет, около двери которого я и познакомилась где-то с полчаса назад со словоохотливым Валерием Григорьевичем.

Вскоре я уже сидела напротив Глазова, который, сняв верхнюю одежду, солидно расположился за своим рабочим столом.

— Вы знаете, что ваша студентка Маша Гаврилова трагически погибла?

— Что?! — Брови Глазова взлетели вверх.

— Да, ее тело обнаружили утром.

— Но… А почему здесь никто не знает? — с широко раскрытыми глазами спросил Антон Владимирович.

— Вообще-то фотография в траурной рамке висит в вестибюле, — заметила я.

— Значит, я просто не обратил внимания. А, ну правильно, я же заходил не с центрального входа, — покачал головой совершенно растерянный преподаватель. — Но… Как это получилось? Кто это сделал?

— Если бы ответы на эти вопросы имелись, я бы не пришла к вам, — сказала я.

Подошедший Валерий Григорьевич пытался вклиниться в разговор, узнать, что случилось, но Глазов резко остановил его, попросив сидеть тихо и ни во что не вмешиваться. Жимов успокаивающе поднял ладони вверх и далее сидел как паинька.

— У меня к вам стандартные в данном случае вопросы, Антон Владимирович, — вздохнула я. — Что за отношения у вас были с Гавриловой, что вы знаете о ее окружении и так далее…

— Отношения? — скептически пожал плечами Глазов. — Самые обычные, преподаватель — ученица. У Маши очень хорошо шел английский язык, я давал ей дополнительные задания, которые она сама просила. Несколько раз мы встречались вне стен института, вот и все.

— Извините за прямоту, но… Ничего выходящего за рамки этих отношений не наблюдалось? Поймите меня правильно…

— Ничего страшного, — перебил меня Глазов. — Ничего того, что вы имеете в виду, не наблюдалось. Вы что же, вздумали меня подозревать сразу же, да? — И тут же ответил на свой собственный вопрос: — Да-да, конечно, это же ваша работа, я понимаю… Но я ничем особо вам помочь не могу. Вы спрашивали про окружение? Но я мало что знаю, ведь я преподаватель, а она студентка… Вам бы поговорить с ее подружками по группе.

В этот момент к столу Глазова подошел тот самый солидный товарищ по имени Николай Терентьевич и положил перед молодым преподавателем свернутую бумажку. На его вопросительный взгляд Николай Терентьевич коротко ответил:

— Просили передать.

Антон Владимирович развернул бумажку, прочитал, нахмурился и быстро свернул ее обратно.

— Так вот… Значит, вам нужно поговорить с подружками… Но сейчас, по-моему, — он взглянул на часы, — идут занятия, я не знаю, как вам лучше поступить…

Я заметила, что Антон Владимирович как-то занервничал и забеспокоился, причем наступило это аккурат после того, как он прочел послание от неизвестного мне персонажа. Но это в принципе могло ничего и не означать.

— Ну а все-таки, с кем мне лучше всего поговорить? — не отставала я.

Конец ознакомительного фрагмента.