День твоей смерти

Марина Серова, 2019

Крупный бизнесмен Андреев просит Евгению Охотникову охранять его мать Лизавету, пока он сам с семьей будет в отъезде. Поближе познакомившись с подопечной, Женя понимает, что в первую очередь ее нужно защищать от нее самой. А вскоре еще и выясняется, что в прошлом Лизаветы есть своя темная история, последствия которой догоняют старушку только сейчас. Но Лизавета уверена, что ей не нужен телохранитель, и это только усугубляет ситуацию…

Глава 3

Проснулась я от топота в коридоре. Казалось, что мимо моей комнаты прошел целый табун. Выглянув в коридор, я увидела, что к лестнице приближается процессия из пяти человек. Водитель Андреева нес две дорожные сумки, у Дмитрия на руках была спящая Сонечка, Алена везла чемодан на колесиках, позади всех шел Илья с рюкзаком за плечами. Он оглянулся и помахал рукой то ли мне, то ли бабушке, которая тоже выглянула из своей комнаты на несколько секунд позже меня. Я поздоровалась с Елизаветой Константиновной. Она кивнула мне, поправляя одной рукой шаль, наброшенную на плечи поверх длинной ночной сорочки, а второй — совершенно нелепый колпак, торчащий на голове.

— Еще можно поспать несколько часов, — смачно зевнув, произнесла бабуля и скрылась за своей дверью.

Ходики на стене показывали, что сейчас была половина пятого. Я вернулась в кровать и уже сознательно включила ночник. По потолку снова побежали облака, но сон не шел. В голову полезли воспоминания о моем детстве, которое совсем не было похоже на детство Сонечки, в чьей кровати я сейчас лежала. Мой отец был военным, он со мной никогда не сюсюкался и рубил на корню все мамины попытки создания оранжерейной атмосферы в доме, поскольку сам был приверженцем спартанского воспитания. Мама, пока была жива, в отсутствие отца завивала мне волосы на поролоновые бигуди, чтобы сделать красивые локоны, просила примерить платьишки с кружевами и оборками, которые она покупала тайком и в которых я никогда не выходила из дома. Перед тем как отцу прийти со службы, локоны затягивались в тугую косу, а платья убирались обратно в шкаф. Папа разговаривал со мной командным тоном, уверенный в том, что мне нравятся и почти что казарменные условия, в которые он меня загнал, и наши с ним взаимоотношения, не выходящие за рамки «командир — боец».

Я вдруг поняла, что облака уже не бегут по потолку. Похоже, ночник был запрограммирован на какой-то небольшой временной отрезок, минут на пятнадцать. Вечером этого времени мне с лихвой хватило для того, чтобы заснуть, сейчас этот убаюкивающий трюк не сработал. «А может, уже и не стоит засыпать?» — подумала я и благополучно провалилась в сон, который был прерывистым и недолгим.

* * *

Спустившись на первый этаж, я обратила внимание, что стол в гостиной накрыт на две персоны.

— Доброе утро! — поприветствовала меня повариха Надя, миловидная женщина лет тридцати пяти. — Вы присаживайтесь! Сейчас хозяйка спустится, и я принесу чай. Или вы кофе предпочитаете?

— Кофе, — подтвердила я.

— Хорошо.

Я села за стол, вскоре Надя принесла поднос с горячими напитками.

— Мне вчера сказали, что завтрак у вас в девять.

— Так и есть, — подтвердила повариха. — Это — второй завтрак, для тех, кто никуда не спешит. А тем, кому надо на работу, в школу или садик, я в половине восьмого стол накрываю. Но сейчас все уехали, только Лизавета осталась да вы.

— Сейчас уже четверть десятого, а Елизавета Константиновна все не спускается, — заметила я.

— Не выспалась, наверное. Да вы ешьте. — Надежда придвинула ко мне тарелку с творожной запеканкой. — Ждать Лизавету вовсе не обязательно, она часто пропускает завтрак.

— Ладно. — Я сделала глоток кофе.

Позавтракала я в одиночестве, потому что бабуля так и не спустилась в столовую. Поднявшись на второй этаж, я подошла к двери в ее комнату, приложила ухо к косяку и прислушалась — было подозрительно тихо. Я приоткрыла дверь, и первое, что мне бросилось в глаза, так это убранная постель. Значит, Елизавета Константиновна уже поднялась и сейчас была в ванной. Я зашла к себе, но оставила дверь приоткрытой, чтобы видеть, когда бабушка выйдет из своей комнаты. Но она все не выходила. Устав сидеть в мягкой груше, которая служила здесь креслом, и непрерывно смотреть на дверь, я решила снова заглянуть в комнату напротив. Там ничего не изменилось. Я позволила себе зайти и заглянуть в ванную — в ней никого не было. Похоже, мы с Елизаветой Константиновной где-то разминулись. Я спустилась в столовую, но там тоже никого не было. На столе стояла только ваза с фруктами.

— Надя, а что, хозяйка уже позавтракала? — поинтересовалась я, заглянув на кухню. Женщина кивнула, подтверждая это. — И где она сейчас?

Повариха пожала плечами, но я продолжала стоять в дверях и смотреть на то, как она ест запеканку. Прожевав, Надя сказала:

— Гуляет по парку, наверное. Что ей еще делать-то?

Я отправилась искать Лизавету. Увидев садовника Степана, высокого подтянутого мужчину лет шестидесяти, поливающего газон, я подошла к нему.

— Доброе утро! Вы Елизавету Константиновну сегодня видели? — поинтересовалась я.

— Видел, — кивнул он.

— Не подскажете, куда она пошла?

— Туда, — садовник махнул рукой за коттедж.

Пройдясь по гаревой дорожке, петляющей между липами, я обошла дом с левой стороны и увидела беседку, обвитую шиповником. Это было хорошее местечко, чтобы побыть в одиночестве, зарядиться позитивной энергией, вдыхая аромат цветущей дикой розы, слушая щебетанье птиц и любуясь рутарием, разбитым напротив входа в беседку. Увы, в ней Андреевой-старшей не оказалось. Ее не было ни на качающейся скамейке, с которой открывался обзор на пруд, ни в теплице, в которой росли овощи. Решив, что мы снова разминулись с Лизаветой, я вернулась к коттеджу. На крыльце мне встретилась домработница, полноватая темноволосая женщина лет пятидесяти пяти, и я поинтересовалась у нее, не видела ли она сегодня хозяйку. Та сделала какой-то неопределенный жест рукой и стала скатывать дорожку, постеленную на крыльце.

— Отдам в химчистку, — сказала Клавдия, будто меня интересовало, зачем она это делает.

— Простите, так вы видели Лизавету? — уточнила я.

— Да здесь она где-то, — пробурчала прислуга, не поднимая на меня глаз.

— Странно, мне все говорят, что ее видели, а я не могу никак с ней пересечься.

— А она что, вам так шибко нужна? — удивилась домработница, хотя вчера Дмитрий, представляя меня ей, так и сказал, что я — телохранитель его мамы.

«Хороша телохранительница, потеряла объект в первый же день», — мысленно ругая себя, я поднялась на второй этаж и постучалась в дверь Лизаветы. Она не ответила, и я распахнула ее — за последний час там не произошло никаких изменений. Достав из кармана смартфон, я набрала номер, который мне дал вчера Андреев. Звонок раздался в непосредственной близости от меня. Оказалось, что мобильник Лизаветы лежал недалеко от входа, на полке под зеркалом. Я не заметила его сразу лишь потому, что он был накрыт тем самым смешным ночным колпаком, в котором бабуля выглядывала ночью в коридор, провожая взглядом свое семейство.

У меня возникла мысль, что старушенция решила поиздеваться надо мной, чтобы работа здесь не казалась мне отдыхом в пансионате. Мне стоило еще вчера догадаться, что реакция Лизаветы на мое появление в доме обманчива. Супругов Андреевых явно удивила ее покладистость. Наставление Дмитрия о том, чтобы я ни на шаг не отпускала его маму и не сводила с нее глаз, показалось мне лишь дежурной фразой, а зря. Похоже, он знал, что его матушка может начать играть со мной в прятки.

«Что ж, раз, два, три, четыре, пять, Лиза, я иду тебя искать», — мысленно проговорив про себя эту считалочку, я направилась вперед по коридору, заглядывая во все комнаты, пока не наткнулась на запертую.

— Елизавета Константиновна! — достаточно громко произнесла я. — Я знаю, что вы здесь. Откройте, пожалуйста! Мне надо обсудить с вами кое-что важное. Для вас важное.

Закончив говорить, я прильнула ухом к двери — ни единого звука. А вот с улицы через открытый угловой балкон стал доноситься какой-то шум. Я бросилась туда и услышала причитания Клавдии:

— Да что же это такое? Да как же это так? Не уберегли… Маменька родная…

Перегнувшись через парапет, я увидела домработницу и повариху. Обе были напуганы до смерти.

— Что случилось? — крикнула я сверху.

Женщины подняли головы. Клавдия вовсю заливалась слезами и была не в состоянии что-либо ответить.

— Там, — Надежда указала мне рукой в глубину парка. — Клава нашла… Умирает…

Недолго думая, я перелезла через парапет балкона, спрыгнула сначала на крышу круговой веранды, а затем на землю и помчалась туда, куда указала повариха. Уже издалека я заметила незнакомца, склонившегося над чьим-то телом. Подбежав ближе, я спросила:

— Что происходит? Кто вы такой?

— Я сторож, а ты кто такая? — строго осведомился мужчина лет пятидесяти.

— Телохранитель. — Я склонилась над пожилым садовником, лежавшим на газоне. — Что это с ним?

— Да, мне сменщик говорил про вас, — несуетливо произнес сторож. — А у Степана, похоже, инфаркт. Он ведь сердечник, все время валидол сосет. Я уже «Скорую» вызвал.

Садовник еле дышал. Судя по опухшим губам, у него был сильный отек гортани. Я повернула его голову набок и заметила красные пятна, проступившие на шее.

«Похоже на аллергическую реакцию», — пронеслось в моей голове, и я стала расстегивать сдавливающий его шею ворот. Расстегнув несколько пуговиц, я обнаружила под левой ключицей раздувшуюся красную шишку, из которой торчало осиное жало.

— Так и есть, анафилактический шок, — сказала я, пытаясь подцепить ногтями жало.

— Чего? — не понял сторож.

— Аллергическая реакция на укус осы. В доме есть аптечка с лекарствами?

— Я уже дал ему валидол. «Скорая» едет.

— Какой валидол? Ему антигистаминный препарат нужен. Живо несите лекарства! — прикрикнула я на сторожа.

— Я принесу, — сказала подошедшая Надя.

— Приподнимите ему ноги! — скомандовала я, сторож медленно, но все же повиновался мне.

Дыхание Степана стало поверхностным, а пульс нитевидным. В моей голове пронеслось: «Еще несколько минут, а то и секунд, и лекарства будут ему без надобности». Мне было известно, что люди по-разному реагируют на укусы перепончатокрылых. Для кого-то — это сущий пустяк, а для кого-то осиный яд — мощнейший аллерген, который приводит к параличу дыхательных путей. Смерть может наступить в течение пятнадцати минут. Когда я разговаривала со Степаном, а это было примерно полчаса назад, он был в добром здравии. Скорее всего, оса ужалила его уже после того, как мы пообщались. Раз реакция развилась так быстро, значит, организм садовника не в состоянии был бороться с ядом, «Скорая», которая ехала из города, могла не успеть его спасти. Из-за спазма гортани Степан практически не мог дышать самостоятельно, о чем свидетельствовали хрипы, вылетающие из его горла. По-хорошему Степану нужно было срочно вводить адреналин, но вряд ли он был в домашней аптечке Андреевых. Надя убежала за ней и пропала. Клавдия рыдала во весь голос, мешая мне соображать. Счет шел на секунды.

— Может, ему искусственное дыхание сделать? — робко предложил сторож, с испугом глядя на садовника, лицо которого неестественно распухло от отека.

— Бесполезно.

Я вдруг вспомнила о болевой точке, которую следует нажимать, если других способов реанимировать человека больше нет, и надавила подушечкой безымянного пальца под его переносицей. Почему-то нажимать на нее надо именно этим пальцем. Я отпускала и снова давила на болевую точку, пока не почувствовала, что дыхание Степана стало восстанавливаться.

Прибежала Надя и протянула мне пластиковый контейнер.

— Ищите какой-нибудь антигистаминный препарат. — Я стала перечислять их.

— Есть такой. — Повариха показала мне упаковку банального супрастина.

— Воду принесли? — спросила я, хотя уже поняла, что в смятении Надежда забыла о воде. — Шланг! — крикнула я, и сторож поднял его с земли.

Я высыпала в рот Степану раздробленную таблетку супрастина, а затем, сделав самый маленький напор, налила в свою ладошку немного воды и по капелькам стала вливать ее в рот больного. Отек стал спадать у нас на глазах. Дыхание полностью восстановилось, садовник, опираясь на мою руку, поднялся на ноги, склонил голову передо мной в знак благодарности, а затем обвел взглядом всю прислугу, которая смотрела на него, как на восставшего из пепла, и заговорил:

— Надеюсь, вы согласитесь со мной, что мы просто обязаны сказать Жене правду?

Женщины молчали. Сторож уточнил:

— Какую правду?

— Правду про Лизавету, — произнес Степан, сверля глазами Клавдию.

— А что я? Мне сказали, я и молчала.

— И я тоже. Мне эту работу терять не хочется, — проговорила Надя, избегая моего взгляда.

— Послушайте, — продолжил садовник. — Со мной такое уже второй раз в жизни. Один раз в армии оса укусила, медсестричка меня спасла, а второй раз вот сейчас. Витек, я тебе из последних сил говорил: димедрол, а ты мне валидол стал в рот совать.

— Да откуда ж я знал?

— Так вот, я считаю своим долгом сказать Жене, которая спасла мне жизнь, что Лизаветы здесь нет. Пусть меня увольняют!

— А где она? — поинтересовалась я.

— Да чего уж там! — махнула рукой Клавдия. — Хозяйка нас всех еще с вечера предупредила, что рано утром уедет по делам в город и чтобы мы вам, Евгения, ничего об этом не говорили.

— Даже больше, — продолжила Надя, — чтобы водили вас за нос, говоря, что она здесь. Только вы на нас зла не держите, Лизавета, она ведь наша хозяйка. Мы ее слушаться должны.

— Понимаю. Раз уж все открылось, скажите мне, когда она уехала, куда и на чем?

— Она еще с вечера Кирилла попросила за ней в восемь утра приехать.

— А Кирилл — это кто? — не могла не поинтересоваться я.

— Это бывший водитель Алены. Она его наняла, когда ее прав лишили. Он три года ее возил, а потом она снова получила права и хотела его рассчитать, как вдруг выяснилось, что он учитель английского и даже жил в Англии.

— Ясно, кто-нибудь знает, какие планы у Лизаветы на сегодняшний день?

— Да кто мы такие, чтобы она перед нами отчитывалась? — фыркнула Клавдия.

— Ладно, скажите хотя бы, на какой машине она уехала?

— Кирилл на своей собственной приехал, — садовник назвал мне ее марку и номер.

Раздался вой сирены, возвестивший о приезде «неотложки».

— Пойдем, Степан, это за тобой. — Сторож подхватил садовника под руку.

— Скажи им, что все обошлось, — попытался освободиться тот.

— Вам обязательно надо показаться медикам, — заметила я.

— Мы его отведем! — сказала Клавдия и взяла Степана под левую руку, а Надежда подхватила его под правую.

Если вся прислуга направилась к воротам, то я — к дому, набирая на ходу номер своего знакомого сотрудника полиции.

— Тимур, здравствуй!

— Женя, ты? — спросил он вместо приветствия.

— Я. Ты можешь быстренько отследить местонахождение «Рено Логан»? — Я назвала номерной знак.

— Для этого мне надо хоть приблизительно знать, в какую из камер и в какое время эта машина могла попасть.

— Думаю, она въехала в город со стороны Ново-Пристанского шоссе в районе восьми — восьми тридцати.

— Ладно, Женя, для тебя сделаю, — согласился Тимур.

Вскоре мой приятель перезвонил мне и сказал, что интересующий меня «Рено Логан» с большой долей вероятности находится во Втором Казачьем переулке.

— Но ты в этом не уверен? — спросила я, усаживаясь за руль своего «Фольксвагена».

— Понимаешь, он засветился сорок минут назад на перекрестке Селекционная — Казачий — свернул в переулок. Выехать оттуда можно только с той же стороны, поскольку со стороны Советской ведутся ремонтные работы.

— Спасибо, Тимур! Ты можешь держать этот вопрос на контроле? Я выдвигаюсь туда, но могу не успеть.

— Хорошо, проинформирую, если он снова попадет в какую-нибудь камеру. — Тимур отключился.