Майне либе Лизхен

Марина Порошина, 2011

В далеком заснеженном уральском городе в 30-х годах прошлого века полюбили друг друга юная Лиза Воронова и молодой немецкий архитектор Эрнст Леманн… Это звучит как начало длинной и очень красивой истории. Увы, жизнь грубо вторглась в их роман, растоптала и разрушила их чувства. Прекрасная сказка обернулась трагедией. Но на память об Эрнсте у Лизы остался причудливый дом-корабль, построенный по его проекту. А еще – надежда. Надежда, что случится чудо и однажды она вновь услышит, как он произносит с бесконечной нежностью: «Майне либе Лизхен…»

День третий

Папка с завязками

На следующее утро Левушка проснулся от нарочито-фальшивого исполнения «То берег ле-евый нужен им, то берег правый, влюбленных много — он один. У перепра-а-вы-ы!», из чего сделал вывод, что Ба не в духе. Да и вид у нее был не особенно бодрый.

– Ты опять не спала полночи? Аритмия, да? — подозрительно спросил он. — Почему не сказала? Я все равно не спал.

– Не аритмия, а так… — отвертелась Ба. — Ты из-за скатов переживал, тут я еще со своими болячками. К тому же ты сейчас уйдешь в академию, а я спать лягу, потому что я — человек свободный, хочу — сплю, хочу — гуляю.

– Ты ляжешь! — не поверил умудренный опытом Левушка. — Ты днем никогда не спишь, вечно себе дел напридумываешь, не своих, так чужих. А гулять по гололеду нечего. Весной нагуляешься.

– Лягу, — не очень уверенно пообещала Ба, — честное слово. Мне днем сны не снятся.

Какие именно — она не уточнила, но и в самом деле: человек без лица, который в последнее время отчего-то стал напоминать о себе все чаще, приходил только в сумерках. Левушка, между тем, как в воду глядел. Когда за ним закрылась дверь, Ба убрала оставшуюся после завтрака посуду, прошла в комнату, постояла в задумчивости — и отправилась не к дивану и не к креслу, в котором могла иногда и подремать, устав наблюдать за уличной суетой, а к телефону. Она так и не привыкла к тому, что современные телефонные трубки можно таскать за собой по всему дому, к тому же она непременно забывала ее в самых неожиданных местах, и потом, услышав звонок, металась по квартире и находила чертову трубку в тот момент, когда она, конечно же, умолкала. Поэтому Ба уселась на банкетку возле журнального столика, на котором базировался телефон, узнала по справке нужный ей номер и, переведя дыхание, набрала цифры.

– Союз художников, — отозвался на том конце провода приятный женский голос.

Волнуясь, Ба принялась рассказывать о том, что она — соседка художника Пустовалова, о том, что сосед ее оказался в трудных обстоятельствах, что ему нужна поддержка коллег…

– Одну минуточку, — попросила вежливая девушка.

Было слышно, как она положила трубку на стол и ушла. Где-то рядом смеялись и разговаривали, и оттого, что и смех, и разговор были хорошими, веселыми, Ба немного успокоилась.

– Алло, вы слушаете? — опять возникла в трубке девушка. — Дело в том, что ваш сосед…

– Пустовалов, Алексей Николаевич, — подсказала Ба.

– Да. Ваш сосед — не член Союза художников. То есть был, но еще в прошлом году исключен за неуплату членских взносов. Так что мы ему помочь ничем не можем.

– Ну и что ж, что исключен? — удивилась Ба. — Он же все равно художник. Хороший художник. И ему надо помочь.

– Извините, но это не наша обязанность, раз он не член Союза, — уже недовольным тоном сказала девушка. — До свидания.

– До свидания… — пробормотала Ба в длинно загудевшую трубку. И добавила для собственного утешения: — Дура!

Конец ознакомительного фрагмента.