Тридцать три поцелуя на десерт

Марина Ли

Один подлец лишил меня любимого дела и крыши над головой. Второй мерзавец угрожает семье. И выбор у меня невелик – стать любовницей одному или супругой другому. Но что делать, если меня тошнит от обоих? Обратиться за помощью к третьему. Уж он-то не станет зажимать меня по углам и шантажировать здоровьем сестёр. Да и выставленный им счёт – ерунда. Один поцелуй. За каждый прожитый в замке день.

Глава 2. Ликёр из шиповника, любовники и не любовники

— Моя невеста вознамерилась выйти замуж за вас, Мэтр, — прямо с порога заявил любимый протеже моей дорогой сестрицы и единственный некромант в замке. — И мне данное положение вещей категорически, просто категорически не нравится!

Джону Дойла я знал давно, но впервые видел его в таком встревоженном состоянии.

— Прости? — Я откинулся на спинку кресла и жестом предложил парню занять свободное место по ту сторону стола, но он мотнул вихрастой головой, продолжая сверлить меня недовольным взглядом. Раньше бы я за такой взгляд отправил этого волчонка на плац, Мерфи Айерти вмиг бы выбил из его юной головы дурь, но сегодня я совершенно неожиданно понял, что парень вырос. — Мне на секунду почудилось, что я уснул во время не самого лучшего представления. Как ты сказал? Твоя невеста собралась замуж за меня?

— Именно для этого она сюда приехала.

Вчера ни свет ни заря меня разбудила сестра. Не лично. К сожалению, виделись мы гораздо реже, чем хотелось бы. Несмотря на ранний час, Бренди выглядела просто превосходно, улыбалась, щуря глаза, как лисичка, и выглядела такой довольной, как в детстве, когда ей случалось стать инициатором одной из наших шалостей.

— Бред, у меня отличная новость! — объявила она вместо приветствия. — Я нашла целителя для твоего замка!

— И снова забыла о разнице во времени, — проворчал я и почесал правый глаз. Отчего-то именно он отказывался открываться. — Что за целитель?

— О, ты его знаешь, — рассмеялась она. — У него на носу веснушки, росту чуть ниже меня и коса до пояса.

— Кузнечик? — догадался я. Не то чтобы это была новость. Кузнечик, а точнее, Агава Пханти и мой некромант Джона Дойл с детства были лучшими друзьями, и все, разве что за исключением самого Кузнечика, знали, что рано или поздно эта парочка поженится. Я, откровенно говоря, не рассчитывал заполучить малышку в замок раньше осени, но кто я такой, чтобы отказываться от внезапных подарков судьбы.

— Рыжий, честный и влюблённый, — подтвердила мои мысли Бренди. — Она очень хорошая девочка, Бред. Помоги ей с практикой, пожалуйста. И если всё пройдёт хорошо, то мы встретимся на свадьбе этих двоих ещё до того, как я снова стану похожа на дирижабль.

От этой новости я окончательно проснулся.

— Серьёзно? У меня будет ещё один племянник или племянница? Дак, поди, на седьмом небе от счастья!

— С ума сошёл? — Бренди выпучила глаза и покрутила пальцем у виска. — Я пока ему не сказала. Ты же знаешь, он сразу запрёт меня дома. Ну и вообще… Ты же помнишь, как всё было, когда я носила близнецов. К моменту родов этот параноик совершенно озверел и шагу мне из дома не давал ступить свободно.

— Именно поэтому рожать ты начала во время экзаменов, — ехидно ухмыльнувшись, напомнил я. — Я рад за тебя, Мотылёк. И ужасно счастлив. Может, пришлёшь мелких ко мне на каникулы? Я ужасно соскучился. По тебе, по ним, даже по Даккею.

— У меня будет несколько свободных дней перед экзаменами, — ответила Бренди, счастливо улыбнувшись. — Я поговорю с Аланом. Думаю, ему понравится эта идея… Но пока к тебе приедет лишь Агава Пханти. Оформишь для неё запрос на практику?

И вот теперь Джона Дойл стоял передо мной, сверлил меня недовольным взглядом, словно я и в самом деле был в чём-то перед ним виноват. Что он там сказал? Что Кузнечик Пханти приехала сюда для того, чтобы выйти за меня замуж? Изумительная чушь…

— Вы просто не знаете, какая она упрямая! — вспылил Джона. — Если она что-то вобьёт себе в голову… Она уже и план составила… Проклятье!

В отчаянии он обхватил голову руками и глянул на меня с мрачной решимостью.

— И что ты предлагаешь?

— Вам нужно уехать, — выпалил Джона. Подлец, судя по всему, уже успел составить план действий, который предполагал моё изгнание из собственного дома. — Не потакайте ей, не улыбайтесь, не…

Он сжал кулаки и на мгновение прикрыл глаза, словно готовился подставить шею под топор палача.

— И если до конца своей практики она не передумает, — проговорил он мёртвым голосом, — я уступлю её вам, конечно.

Упаси меня и магия, и Предки от такого счастья! Хотя Агава невероятно хороша! Этакая спелая ягодка, от который не каждый захочет отказаться, я даже на короткий миг задумался. А почему, собственно, нет? Родители давно намекают, что мне пора остепениться, найти себе порядочную жену, нарожать детишек.

Но не за счёт чужого счастья.

Если бы я женился на каждой симпатичной мордашке, что появлялась на моём пути, то сейчас бы уже был обладателем гарема. Нет. Если уж и сунуть руку в венчальную чашу, то только вместе с той, которая…

— Мэтр? Так я могу надеяться на вашу помощь?

Я вздохнул.

— Можешь. Сегодня же уеду в Фархес. По невероятно срочным и самым неотложным делам.

Невероятно важным! Магдалена, моя давняя и самая верная любовница, вот уже который месяц грозится заменить меня на кого-то более щедрого, если я не вывезу её хотя бы на пару дней куда-то, где температура воздуха и воды позволяет купаться без риска получить инфлюэнцу.

Что ж? Я и сам не прочь отдохнуть от здешних холодов.

Но это не значит, что разные сопляки будут выставлять мне ультиматумы. Поэтому я встал, вышел из-за стола, подошёл к настенному переговорному зеркалу — отец подарил мне его на пятнадцатый или четырнадцатый день рождения, не помню точно, надо будет у Бренди уточнить, поправил булавку на безупречно застёгнутом галстуке и с видимым раздражением уточнил:

— Только ты уж, друг мой, будь любезен сделать так, чтобы по истечении месяца тебе не пришлось никого мне уступать. Я пока не готов стать чьим-то мужем.

Джона принёс мне торжественную клятву, разве что не на крови, и я следующим же утром уехал в Фархес.

Погода для местной весны была просто замечательная. Ледяные порывы ветра не норовили сбросить с коня, дождь не хлестал ни в лицо, ни в спину, снег почти весь растаял и, несмотря на то, что ночной мороз основательно прихватил до безобразия разбитый тракт, Малыш уверенно переступал ногами, так как гололёда тоже не было.

Так что назвать ненастьем свинцовое небо и сырость у меня язык не поворачивался. К тому же, в отличие от новобранцев и рекрутов, которые только и делали, что ныли по поводу лёгкого дождика, я знал, каким знойным и красочным в этих краях бывает лето, сколько рыбы можно выудить на Русалочьем озере зимой, какие грибы приносят из здешних лесов аборигены осенью, и… Но весна в здешних краях поганая, хоть и ненастной её не назовёшь.

Словно в подтверждение моим мыслям где-то посреди облезлого проталинами поля начал отчаянно каркать грач.

Поёжившись, я поглубже натянул капюшон. Столько лет прошло, а я до сих пор вздрагиваю, услышав голос этой птицы. Любой ветеран, вернувшийся с Предела, вам скажет, что они лучше некромантов чуют нежить, а уж если начнут собираться в одном месте да кружить беспорядочной толпой, и к гадалке не ходи — демоны прорыв устроят или ещё какую подлянку соорудят.

Помню, в отряде у нас был Мартин Бэк, старик совсем уже, но с Предела отчего-то уходить не спешил, хотя дольше срока там мало кто задерживался. Хотя, кто знает, может, ему некуда и не к кому было возвращаться. Так вот, этот Мартин страшно птиц любил. Командир гарнизона ему даже целую башню выделил.

— Под грачей, — велел он.

Ну, а Мартин там кого только не держал! Про каждую пичугу мог часами рассказывать, где гнездятся, что едят, как птенцов летать учат… А когда на гарнизон демоны напали, да не парочка, как обычно, а с полсотни, всё от башни отступать отказывался, хотя приказ был чёткий отдан.

Ну а когда мы крепость спустя сутки назад отбили, от Грачиной башни только руины остались, а птицы все разлетелись. Наши думали, что Мартина камнями завалило, но нашли его в поле, за крепостной стеной. В компании белоголовых сипов.

Увидев, как эти огромные птицы дерутся из-за потрохов погибшего мага, я к демонам заблевал все окрестности, а когда пришёл в себя, рука сама потянулась к арбалету, но командир остановил.

— Не смей, — сказал он. — Всю жизнь старый Бэк птиц любил. Скажи ему кто, что после смерти его кишками эти птахи лакомиться будут, всему гарнизону мозг бы выел рассказами о том, как они своим птенцам в клювики срыгивают…

Сипов мы, конечно, отогнали, а останки Мартина Бэка сожгли, как и было положено по уставу, а так как урну с пеплом отправлять было некуда, соорудили на месте Грачиной башни мемориал: здоровенный столб с колесом от телеги наверху. И уже через неделю в нём появились первые жильцы. Дело-то весной было. Говорят, там до сих пор аисты гнездятся.

Короче, в Фархес я приехал в самом гнуснейшем настроении. Оставил Малыша на общественной конюшне — у меня там прикормленный конюх был, смотрел за ним, как за родным, — а сам решил прогуляться пешком, надеясь по дороге развеять вызванную тяжкими воспоминаниями тоску, чему мало способствовали развешенные по всему городу траурные знамёна и флаги.

Память услужливо подсказала мне, что город плакал не по бургомистру — старый мошенник обладал отменным здоровьем, — а отдавал последнюю дань мастеру Клариусу Тугу, знаменитому зодчему, который немало дворцов и замков на своём веку возвёл.

Впрочем, лично я с этим стариком знаком не был, слышал кое-что от местных сплетников, да на занятиях по истории Империи о нём рассказывали, да, убей Предки, уже не помню, что именно.

Я стоял напротив мемориальной доски, в которой говорилось, что много-много лет назад именно в этом доме родился Клариус Туг. В Фархесе таких табличек было штук двадцать, а сам мастер, говорят, только посмеивался и наотрез отказывался говорить, где именно родился. Наставник по истории Империи утверждал, что в какой-то дыре. Может, и не в Фархесе вовсе. Разве мало вокруг него деревенек? Только моему замку больше сотни принадлежит, что уж говорить о всём северном крае…

— Мэтр Алларэй! — отвлёк меня от чтения приятный женский голос, и я оглянулся. — Как же так, вы в Фархесе, а мы об этом ничего не знаем! Я почти готова обидеться на вас.

Леди Персефона Уолш — жена бургомистра — обе её дочери, супруга эра Бирна и ещё две местные кумушки, которых я точно видел ранее, но не запомнил имён.

— Леди Уолш. — Я торопливо исправил кислую рожу на максимально приветливый оскал и, приподняв шляпу, почтительно склонил голову. — Дамы. И вы, юные создание. Солнце меркнет на фоне вашей красоты.

Юные создания и вправду были хороши. Свежие блондинки с кукольными личиками и сочными фигурками. Губки бантиком, реснички, непременный румянец и аппетитные полушария, выступающие из обязательного по моде декольте. Действительно аппетитные, от одного взгляда рот слюной наполнялся.

Женщин такого типа в гарнизоне страшно любили, часто украшали их портретами стены мужских уборных и спален. Беда лишь в том, что с теми, бумажными, как и с этими, живыми, совершенно не о чем было поговорить.

— Какое счастье, что вы передумали! Патрик ещё только утром уверял меня, что вы не приедете! — удивлённо округлив глаза, охнула леди Уолш, а её дочери заалели нежными щёчками, не забыв исподтишка расстрелять меня томными взглядами.

Ох, видела бы эти взгляды матушка, с живого бы с меня не слезла. Всё же хорошо, что родители не любят надолго уезжать из Хижины.

— Сегодня в ратуше благотворительный концерт в память безвременно скончавшегося мастера Туга, — напомнила супруга бургомистра, и я мысленно проклял Джону, из-за которого был вынужден покинуть замок. — А после концерта званый ужин в нашем доме. — На который меня звали, и от которого я отказался по надуманным причинам, вспомнить бы ещё, по каким именно. — На вырученные деньги благотворительный комитет собирается поставить памятник великому мастеру.

— Или присвоить его имя новым купальням, — внезапно перебила леди Уолш одна из её приятельниц. — Перси, милая, не забывай, что в благотворительном комитете, кроме тебя, есть и другие дамы.

— Ох, Лотта! Не будь пошлой! — скривила губы супруга эрэ Бирна. — Вечно ты с какой-нибудь ерундой. Я ещё не забыла, как ты вчера на собрании защищала эту гулящую девку…

— Не при девочках! — грозно рыкнула леди Уолш. — Да и Мэтру Алларэю наши внутренние дрязги неинтересны… Он приехал на концерт. Развлечься, отдохнуть, потанцевать с юными красотками.

Красотки вспыхнули, как маков цвет, и я поторопился разочаровать лучших женщин Фархеса:

— Боюсь, дамы, я в городе по делам иного характера. — Интимного. — И, как мне ни жаль, времени посетить ваш… э… праздник?.. у меня не найдётся.

К тому же Магдалена не простит, если я пойду на концерт без неё, а местные клуши не позволят привести на благотворительное мероприятие любовницу.

— Но как же так, Мэтр!? — Леди Персефона не была бы собой, если бы не предприняла вторую попытку. — Вы так давно не были у нас. Александра за это время успела разучить прекрасные куплеты о защитниках Предела, а Лизонька вышила для вас кисет…

— Речным жемчугом, — тихим эхом отозвалась Лизонька, задрожав губами и ресницами.

В жизни папиросы во рту не держал, а от жевательного табака откровенно воротит, даже больше, чем от куплетов на военную тему. Вот забавно, вернувшиеся с Предела люди песен об этом не поют, да стихов не слагают. Я вообще те годы хотел забыть, как страшный сон, да постоянно находятся овцы, которые не дают этого сделать.

— Мне очень приятно, — ответил я, в очередной раз напоминая себе, что ссориться с бургомистром мне не с руки. — Даже лестно! Но… никак!

С трудом отбился, и к домику, который я купил для Магладены, перебирался задворками, опасаясь напороться на кого-нибудь похуже местных сплетниц. На бургомистра, например.

У уличной торговки, что стояла на перекрёстке главного проспекта с нужной мне улицей, купил корзину пушистой, яркой, как солнце, мимозы, и к тому времени, когда на улицах уже основательно удлинились тени, но фонари ещё не успели загореться, дёрнул за шнурок дверного звонка, предвкушая, как обрадуется моему визиту Магдалена.

Дверь открыла горничная Джейн — неулыбчивая дородная дама, на которой тёмно-синее форменное платье с белоснежным передником и чепчиком смотрелось, как седло на корове.

— Добрый вечер, господин! — глубоким, пожалуй, даже красивым голосом поприветствовала она, замерев на пороге неподвижной статуей.

— Хозяйка дома, я полагаю? — спросил я, осторожно толкая женщину корзинкой с цветами. — Только что приехала или уезжает? Я видел её коляску, а мы оба знаем, как сильно Магдалена не любит гулять пешком.

Увы, но под понятием «гулять» моя любовница подразумевала красивое платье, модную причёску (как правило, это была стрижка), шляпку, сапожки, один из сотни ридикюлей, что хранились в её гардеробной, и обязательный выезд в «парк». Именно так дамы фархесского высшего общества называли лес, нависавший над окраинами города пусть и не очень пугающей, но весьма тёмной стеной.

Целью своих прогулок Магдалена всегда ставила веселье. Оно обычно заключалось в том, чтобы довести местных кумушек до белого каления. Неважно чем: смелостью взглядов, ошеломляющей наглостью, умением управляться с коляской без помощи кучера, но чаще всего тем, что о веяниях столичной моды Магдалена неизменно узнавала раньше всех.

В итоге, надо сказать, довольными оставались обе стороны: и Магдалена, которой снова удалось вывести из себя леди Уолш, и леди Уолш, сумевшая подсмотреть крой нового платья моей любовницы. Впрочем, наши отношения мы не афишировали. Узнай леди Уолш о том, на чьи деньги с такой изумительной регулярностью бесит её «эта деревенская выскочка», разросся бы невероятный скандал, не суливший мне ничего хорошего. Однако на том, чтобы скрываться ото всех, настояла Магдалена. Стыдно признаться, но только этим вечером до меня дошло, зачем её это было нужно. Да, ей! Ибо о себе и о своём комфорте эта женщина всегда думала в первую очередь. Я бы даже мог сказать, что именно за это её и любил, но слово на букву «л» мы изначально вычеркнули из нашего совместного лексикона.

— Хозяйка, дома. — Горничная всё же соизволила впустить меня внутрь. — Но мы не ждали вас сегодня, господин.

Я вскинул бровь. Не то чтобы ревность присутствовала в наших с Магдаленой отношениях, но застать у любовницы другого мужчину — это не то переживание, которое мне хотелось бы испытать на собственной шкуре.

— Она не одна?

— Одна. Госпожа в спальне. Одевается. Прошу ваш плащ, мэтр Алларэй.

Одевается? Я непроизвольно глянул на настенные часы? В такое время? Всё-таки я надеялся, что Магда не уезжает, а вернулась. Во имя Предков! Я половину дня провёл в седле! Неужели снова придётся куда-то тащиться?

Отдав Джейн свой плащ, я стремительно поднялся на второй этаж, где находились будуар, спальня и гардеробная моей любовницы.

— Магда? — позвал, шагнув на пушистый ковёр коридора. — Где ты?

— Бред? — она вышла из будуара. Вид у неё был то ли испуганный, то ли встревоженный. — Ты? Не ждала.

Короткие светлые волосы Магдалена уложила в такую сложную причёску, что на мгновение мне показалось, будто женщина нарушила своё собственное глупое правило и обратилась к магическому цирюльнику. Голубое платье без рукавов было гораздо скромнее её обычных, а обнажённые плечи укрывала серебристая шаль с длинными чёрными кистями, руки затянуты в лайковые перчатки.

— А по виду не скажешь: выглядишь очень аппетитно! — Я улыбнулся, вручил корзинку с ветками мимозы и поцеловал воздух возле припудренной щеки, отмечая, что макияж, хоть и не очень яркий, но определённо не домашний. — И напомни мне. Разве ждать меня постоянно, да ещё и в хорошем настроении, не является твоей прямой обязанностью?

— Я не шучу, мой милый. — Магдалена повернулась, чтобы вернуться в комнату, и я с готовностью последовал за ней. — Можешь остаться, если хочешь, но прямо сейчас я никак не могу уделить тебе время.

— Предки, ты такая невозможно серьёзная! — развеселился я. — Чем-то похожа на наставницу из Института благородных девиц. Я не возражаю. Ты просто невероятно хороша сегодня! Но позволь узнать, куда ты всё же собралась?

— На благотворительный вечер, конечно. Сначала концерт, затем ужин в доме бургомистра.

Мы вошли в будуар. Магдалена неловко пристроила корзинку на комод и замерла у догорающего камина, обхватив себя за плечи, а я упал на низкий, заваленный мелкими подушечками диван, искренне хохоча.

— Магда, мы столько лет знакомы, но ты не перестаёшь меня удивлять… Ты ведь сейчас не шутишь? Нет?

Она покачала головой.

— И кто он?

— Вы незнакомы. — она совершенно неожиданно смутилась и отвела взгляд. — Юджин недавно приехал. Он маг-инженер из ЦИПа и здесь по контракту на три месяца…

— Но уже успел сделать тебе предложение?

Магда кивнула.

— И ты согласилась. — Я не спрашивал, но она снова качнула головой, выражая согласие. Выдохнул с шумом, не зная, что и сказать… Я не чувствовал гнева, да и сердиться мне было не на что, разве что самому на себя досадовать из-за того, что снова остаюсь один. А до начала сезона, вместе с которым в Фархес приезжают в поисках приключений очаровательные искательницы приключений, ещё как минимум два месяца.

Если повезёт.

— Иди ко мне, — я похлопал по сидению дивана рядом с собой. — Расскажи о нём.

— Платье помну, — отказалась Магдалена и неуверенно вскинула ресницы, вмиг превратившись из нагловатой соблазнительницы, роль которой она играла со дня нашего знакомства и до сего момента, в испуганную провинциальную девчонку. А ведь она старше меня почти на пять лет. — Бред, ты злишься? Да? Обижаешься на меня?

— Ох, уж это платье… — Я поднялся с диванчика и сам подошёл к тревожно всматривающейся в моё лицо женщине. Обнял. — Тебе, кстати, очень к лицу.

— Правда?

— Невероятно. Невинная и соблазнительная одновременно. Лучший из коктейлей. Кстати, о коктейлях… Не знал, что ты мечтаешь о замужестве.

— Глупый! — она рассмеялась, с облегчением принимая мои объятия и осторожно, чтобы не повредить причёске, прижала голову к моему плечу. — Каждая женщина мечтает об этом. Правда, не каждая в этом признается.

— А я хотел тебя на море свозить. Погреться, поплавать денёк или два. Ты любишь его?

— Море? — Я легонько пощекотал её между рёбрами, и она взвизгнула, отстраняясь. — Важно, что он меня любит. И у него особняк в пригороде столицы. Представляешь, я в коляске, запряжённой белоснежной лошадкой еду по дорожкам Императорского парка! Не по нашему лесу, где поздней осенью без тягача не обойтись, а по гладкой, как галька, брусчатке! Тёплое солнышко, голубое небо, птички поют и эти, как их? Фигуры из кустов…

— Топиары?

— Да, они. Наши кумушки повесятся от зависти.

Я снова рассмеялся. Удивительное дело! Меня только что любовница бросила, а я веселюсь, как мальчишка, впервые попавший на праздничную ярмарку.

— Магда, не хочу тебя расстраивать, но в столице ужасно холодные зимы. Ни птичек, ни солнышка, а топиары без листьев выглядят жалко и безобразно.

— Зануда, — попеняла мне она, но вопреки своим словам поцеловала в щёку. — Мне пора выезжать. Генри, поди, уже заложил коляску.

— Заложил, — проворчал я, вспомнив, что точно, коляска уже стояла у подъезда, когда я подошёл. — Разве твой Юджин не заедет за тобой?

— Не ревнуй. Это я заеду за ним, чтобы забрать из ЦИПа. Ему нужно было утрясти кое-какие вопросы в столице. Дождёшься меня?

— А виски есть?

— Только ликёр из шиповника. Юджин считает, что одинокая девушка не должна держать в доме крепких напитков.

— О, магия!

— Даже если этой девушке сорок лет в обед.

За эту фразу я смачно хлопнул дурочку по ягодице, наплевав, что любовница у меня уже бывшая, и велел:

— Катись на свой благотворительный вечер, но только жениха домой не привози. Я на твою спальню не претендую, но, если мне не изменяет память, в этом доме где-то была комната для гостей. Запрусь там и с горя напьюсь ликёром из шиповника. Одинокий, всеми брошенный, холодный, голодный горемыка…

Магдалена звонко захохотала, а я зарычал.

— Не смейся, жестокая женщина! Меня выставили из собственного дома и велели не появляться до середины следующего месяца!

Мы вышли в коридор и медленно спустились по лестнице.

— До середины следующего месяца? — странно улыбнувшись, переспросила она. — Забавное совпадение.

— Совпадение? — Джейн сунулась, чтобы подать госпоже пальто, но я остановил её взмахом руки и сам опустил на обнажённые женские плечи мягкую ткань. — О чём ты?

— Сейчас нет времени рассказывать. Дождись меня обязательно! Расскажешь, кто тебя выставил, а я поделюсь кое-какими мыслями.

— Какими мыслями?

— Всё пото-ом! — пропела она, клюнула меня в щёку и, придерживая рукой подол длинной юбки, не подошла — подлетела к коляске. Я даже позавидовал этому Юджину. Вокруг меня она так не порхала. Завидовал, впрочем, я не очень долго, почти сразу вернулся в дом и тут же обратился к горничной.

— Джейн, скажи-ка мне, а правда ли, что в доме нет нормальной выпивки?..

Она замялась на секунду, словно не могла решиться открыть мне какую-то тайну, но всё же ответила:

— Генри перед сном любит пропустить стопочку. Но вряд ли господину понравится то, что он пьёт.

— Господину понравится всё, что имеет приличный градус и не сделано из шиповника. Неси. И скажи Генри, что я щедро оплачу угощение.

— Слушаюсь, Мэтр Алларэй.

— Я буду в кабинете.

— Конечно.

— И, Джейн!

— Да?

— Я бы поужинал.

— Посмотрю, что осталось на кухне, — кивнула она. Золотая женщина! Понятливая, верная, лишних вопросов не задаёт, в мою спальню подкопы не роет… Не будь она так предана Магде, забрал бы её себе!

К ужину мне подали холодную копчёную утку, кусок пирога с почками и половину графина того самого пойла от Генри.

— Виски для господина, — проворчал он, вручая мне этот напиток богов с таким видом, словно отдавал своё единственное сокровище.

— Генри, дружище, не стоит корчить такие трагические рожи, — ухмыльнулся я. — Тебе не идёт. Я завтра же распоряжусь прислать тебе взамен этого… — Тряхнул посудиной, удобно перехватив её за горлышко, — целый бочонок.

Генри зыркнул из-под мохнатых бровей и уныло согласился:

— Как господину будет угодно.

— Именно так. Ступай.

Старый слуга, доставшийся мне вместе с домом, ушёл, а я отыскал в осиротевшем баре — Магдалена и в самом деле избавилась от всех напитков, оставив лишь бутылочку домашнего ликёра, — пузатый стакан для виски, и вынул из графина пробку. И тут же комнату заполнила совершенно невероятная вонь. За те семь секунд, которые я потратил на то, чтобы открыть окно, мой нос успел различить нотки потного тела, грязных носков, стойкого перегара и, пожалуй, даже кошачьей мочи.

Вернув пробку в горлышко графина, я негромко рассмеялся. Да уж, погорячился ты, Бред, заверяя Джейн, что согласен на всё, лишь бы только не ликёр из шиповника…

Проветрив комнату, я растопил камин, подтащил кресло поближе к огню и, взяв одну из книг, что сам в этом доме и оставил, с головой окунулся в историю рыцаря Северина, совершившего ряд подвигов, спасая прекрасных дам от драконов и прославляя имя своего короля. С детства люблю приключенческие романы.

Магдалена вернулась вскоре после одиннадцати. Счастливая, взъерошенная, помолодевшая лет на десять. Я и до этого-то был рад за неё, а сейчас окончательно убедился, что за её показным цинизмом и нарочитой грубостью, с которой она говорила о своих чувствах к состоятельному жениху, точнее к состоянию его кошелька, скрывалось что-то гораздо более глубокое.

— Ликёр пьёшь? — впорхнув в кабинет, прощебетала она. — Оставь его Юджину. Я уволокла с ужина бутылку отменного шампанского и портвейн. — Потрясла перед моим носом миниатюрным ридикюлем, где, как я полагаю, было магическое дно. — Сейчас переоденусь в домашнее и вернусь. Не начинай без меня.

Свой выбор я остановил на портвейне. Рыжевато-коричневый напиток загадочно искрился в моём бокале, переливаясь всеми оттенками золотого, и кружил голову терпким ароматом.

— Не дождался меня! — проворчала Магда, падая во второе кресло, которое я также придвинул поближе к огню.

— Ни глотка не сделал, — ответил я, отставляя свой бокал, к которому я и в самом деле не прикоснулся. — Тебе налить?

— Лучше шампанского. У бургомистра сегодня весь город собрался. Видел бы ты, с какой физиономией нас с Юджином встретила леди Персефона. А уж когда мой жених объявил о своих намерениях… — Она звонко рассмеялась. — Предками клянусь, давно я так не веселилась! Впрочем, я не об этом хотела поговорить.

Внезапно Магдалена подалась вперёд и ласково провела рукой по моей скуле. И я тут же встревожился.

— Магда, у тебя всё хорошо?

— У меня всё будет хорошо, — заверила она и добавила с задумчивым видом:

— Когда я удостоверюсь, что ты попал в надёжные руки.

— Ты о чём, прости?

— О новой любовнице! Ты же ведь совершенно не разбираешься в женщинах!

Я в этом вопросе придерживался несколько иного, скажем прямо, даже противоположного мнения, и именно поэтому спорить с Магдаленой не стал. Уж кому, как не мне, знать, что если эта женщина что-то вбила себе в голову, то от своего ни за что не отступится.

— Найдёшь себе какую-нибудь вертихвостку, и она обязательно ославит тебя на всю Империю, — продолжила Магда. — Помнишь скандал вокруг Виктора Ронсли? А Урбан Тик? А бедняга Томас Данн? Его любовница даже дагеротипы в газетный листок продала!

Все перечисленные Магдой мужи были членами правительства. И Лаклан Освободитель после череды скандалов, обрушившихся на столицу в прошлом году (честное слово, прямо эпидемия какая-то была), устроил грандиозную чистку. Его величество всегда был сторонником семейных ценностей и традиций, а уж после того, как мужа его средней дочери поймали в спальне одной из фрейлин, на тему прелюбодеяния при нём даже шутить, нет, даже думать запрещалось!

Страшно сказать, он хотел даже бордели закрыть, чего не случилось даже четыреста лет назад, когда на Аспонском троне сидел Иероним Безгрешный.

Так что в чём-то Магдалена была права. В опалу в случае скандала меня не отправят, и с должности не сместят, а вот на близких отыграться вполне могут. А у меня всё-таки зять на императорской службе, и сестра в БИА лекции читает… Поэтому осторожность превыше всего!

— Нет, Бред, что ни говори, а нынешняя молодежь какая-то беспринципная, совершенно никому нельзя верить, — делилась своими мыслями Магдалена. — Особенно молодёжь столичная. Слышал про Салливана Туга?

— А что с ним? — Я нахмурился, пытаясь сообразить, о ком именно говорит моя приятельница. — Он имеет какое-то отношение к мастеру Тугу?

— Имеет. Налей мне ещё шампанского, будь добр. Благодарю. Салливан — один из наследников мастера Туга. Его правнук, если быть более точной. Основное-то имущество у нашего старика в столице было. Говорят, там речь не о тысячах, о миллионах идёт. Сыновей у него двое, внуков несколько. Один, вроде как, даже был замечен среди императорских стряпчих, а туда абы кого, сам знаешь, не берут… Но знаешь, как говорят, в семье не без урода. У Тугов этим гнилым яблочком оказался Салливан. Правнук нашего мастера. Несколько лет назад он из Кадетского корпуса со страшным скандалом вылетел. Никто толком не знает, что там случилось, но, говорят, будто он кого-то ограбил. Вроде даже женщину, жену директора корпуса. Но, может, врут. Так или иначе, дело замяли, а самого паршивца на задворки Империи отправили. Подальше от глаз Его величества.

Она прервала рассказ, чтобы сделать глоток шампанского, а я не смог удержаться от насмешки:

— Магда, во имя Предков! Откуда ты всё это знаешь? Никогда не думал, что ты любительница сплетен.

— Балбес! — Она шутя стукнула меня ладошкой по коленке. — Я просто регулярно читаю светскую колонку в местном газетном листке и не гнушаюсь «Имперским вестником»… На чём я остановилась? А! Вспомнила! Скандал! Салливан даже в Фархесе сумел встрять в историю. Судится из-за наследства с местной булочницей. Ему дед полгорода оставил, а он упёрся, как баран, в дом, который старик на эту девицу переписал… Мадейлин Тауни. Слышал, может? Сплетни о ней по городу ходят разные. Одни говорят, что она у мастера не только кофейню в аренду снимала, но и половину спальни заодно. Хотя вряд ли старик, в его годы-то, был способен на что-то большее, чем похотливые взгляды… Я лично думаю, что она как раз с правнуком роман крутила. И не кривись, об этом даже в газетном листке писали.

— Мусор это, а не листок, — проворчал я, — если в нём чужое нижнее бельё полощут.

— Может и мусор, — легко согласилась Магдалена. — Но людям нравится. И я не стану их за это осуждать. В нашей провинции любой скандал развлечение, а уж любовный — предел мечтаний. Понимаешь?

— Нет. — Я отставил бокал и потянулся, разминая плечи. — С Мадейлин Тауни я немного знаком. Она нам выпечку на кухню поставляет. Хорошая девушка. Приятная.

— Да? — Магда глянула, как мне показалось, с торжеством. Ну, или меня накрыло портвейном после ликёра из шиповника. — Ты в самом деле так считаешь?

Я кивнул.

— Тогда, несомненно, не откажешься ей помочь! — Мечтательно закатила глаза. — Малыш, это будет такая романтическая история! Ты спасёшь эту прекрасную булочницу, и она уже не сможет тебе отказать. И точно никогда не предаст. Идеальная любовница! Даже лучше, чем я.

— Хватит! — Портвейн внезапно начал горчить. — Заканчивай это, Магда, или мы поссоримся. Ты серьёзно думаешь, что я способен принять от женщины плату подобного рода?!

Она просительно сложила руки перед грудью и взмахнула ресницами.

— Милый, но как ты не понимаешь, это же так романти-и-ично!

— Это гнусно! — процедил я. — И то, что ты этого не понимаешь, безмерно разочаровывает!

Она надулась и отвернулась к огню.

— Что с тобой, Магда? Я не узнаю тебя.

Обиженно пожала плечом.

— Ну, раз мой идеальный план тебе не по нраву, тогда помоги девчонке просто так. Из доброты душевной. А то ведь её дела лишили, из дому выгнали, ославили на всю провинцию, уж и не знаю, заслуженно или нет… А тебе ведь всё равно делать нечего. Сам сказал, что на месяц из замка уехал. Поможешь?

И глянула на меня из-под ресниц, а я снова заметил в её взгляде что-то этакое… Странное что-то. И совершенно некстати вспомнил маменьку.

— Помогу.

Магда захлопала в ладоши и, забыв про обиды, защебетала:

— Ой, ну какой же ты всё-таки замечательный, малыш! Как повезёт той женщине, которой ты в конце концов достанешься! Не рычи! Я гипотетически!.. У тебя на утро есть какие-то планы? Что, я глупости спрашиваю? Нет, конечно! Тогда навестим одну мою приятельницу… Леди Шарлотту Нейди-Остин. На самом деле, я с её дочерью дружу, а не с ней. Анна. Помнишь? Жена ювелира?..

— Магда, уймись! У меня сейчас голова лопнет.

— Прости! — Снова рассмеялась она. — Мадди уже третий день у них в доме живёт. Ждёт разрешения суда, чтобы забрать из дома и лавки личные вещи. Ну… В общем, она сама тебе завтра обо всём расскажет!..

Мы просидели у камина до часу ночи и только потом разошлись по спальням, и уже под одеялом я внезапно поймал себя на мысли, что чувствуя себя одураченным. Но с чем было связано это ощущение, разобраться не успел — уснул.