Гехеша

Марина Леонидовна Сушилова, 2023

Лень – двигатель прогресса. Человечество с удивительным упорством стремится иметь блага при минимуме усилий. Но порой, гениальные на первый взгляд изобретения, влекут за собой непредсказуемые последствия. Что принесут существа, появившиеся в результате экспериментов, нашему миру? Смогут ли люди вернутся к исходной точке?

Она сидела в зарослях силики и дрожала. Несчастное дрожащее создание. Она слышала звук барражирующих вертолетов, лай собак, автоматные очереди, треск лиан под мачете, визг электропил, — это расчищали просеку. Просеку к зарослям силики, где устроила лежку она, гехеша.

Виктор был в составе истребительной бригады. Вообще-то, он не имел прямого отношения к полицейским, а тем более, к этой бригаде, но приказ — есть приказ. Человеку из МЧС не приходится рассуждать: объявили, что появление гехеши — чрезвычайная ситуация и все, — вперед, он привык подчиняться. Получил командировочное предписание, собрался и уже через три часа его Helic C-7 облетал бескрайнее поле силики. Найти, выследить, уничтожить гехешу. Эти твари уже одолели город. Каждый день выходили сводки по пропажам людей и часто, очень часто натыкались в лесах на человеческие обглоданные кости.

Часть ученых кричало, что гехеши тут не причем, что их пищей не могут служить люди, что де они — не каннибалы и вообще должны быть мыслящими существами, а, следовательно, у них должна быть мораль. «Должна быть, — иронически улыбнулся своим мыслям Виктор. — Должна, но не обязана! Черт бы побрал всех этих исследователей! — Все беды от них. — Никогда не знаешь, какой гадости ждать впоследствии их от «гениальных» изобретений! Собрать бы их всех кучей, да в это поле. Там бы и посмотрели, что предпочитает в своем рационе гехеша: силику, или человечину!» Виктор до боли в глазах всматривался то в радар, то в заросли, пытаясь уловить малейшее движение колосьев, едва заметное пятно замятой силики. которое могло означать только одно: лежку гехеши.

Вот, кажется, что-то шевельнулось. Виктор приник к приборам. Нет, это всего лишь ветер качнул метелки растений. А, может, Виктор до того уже напряг внимание, что видит рост силики? «Как в убыстренной съемке, — подумал летчик. — Как быстро растет эта гадость!» Явно начинался сильный ветер, машину стало порывами, как будто толкать в бок. Надо возвращаться на базу. Если уж в безветренную погоду не удалось засечь шевеление ни радаром, ни зрением, то теперь, когда бескрайнее поле силики начало колыхаться волнами, не было смысла продолжать поиски. Почти одновременно с этой мыслью, пришел приказ от наземных служб возвращаться на базу. Виктор развернул машину и пошел по курсу, под яростными порывами ветра. На какой-то момент ему показалось, что в зарослях мелькнуло что-то длинное, но тут же, пропало. «Надо бы направить в этот квадрат дрон», — мелькнула мысль. Но при таких порывах, легкий дрон снесет, как вон ту глупую птицу, которая пыталась лететь против ветра. Птица отчаянно работала крыльями, но потом, видимо, выдохлась, и ее отбросило очередным порывом ветра назад. «Почему вообще тут летает птица? — удивился Виктор. — Что она тут забыла? Как ее сюда занесло?…Здесь птицы не поют, деревья не растут», — пришла в голову строчка полузабытой военной песни. Да, в зарослях этой гадости делать нечего ни птице, ни животному, ни человеку. Да, и гехеше, наверное, нечего. Надо в лесах искать. Но его не спрашивают. Начальству виднее.

Он, конечно, не ученый и, тем более, не агроном, но как можно было начать выращивать эту гадость — «манну небесную», как ее называли тогда в Медиа, без длительных исследований влияния на экосистему земли? А сколько было шума и помпы! Виктор в ту пору был курсантом и ему некогда было вникать в суть, но даже он помнит шумиху, которая была поднята вокруг «…Главнейшего из изобретений, которое без труда прокормит стремительно растущую численность человечества»! Можно было бы предположить, что к этому приложили руку китайцы, у которых и огурцы-то срезают частями, не срывая плод, но нет, — премия Вольфа была присуждена в Израиле американскому генному инженеру Хеснеру. Причем, часть ученых выступала против этого изобретения, другие с большой осторожностью высказывались о силике, даже было принято решение прекратить финансирование проекта за счет бюджета. Но…откуда не возьмись, появился арабский шейх, который взял под свое покровительство Хеснера. Зачем это понадобилось Рашиду ибн Хамдан Аль Хусейн? Манила слава? Или ощущение всесилия? Или он верил, что действует во славу Аллаха, осчастливив человечество? — Теперь уже никто не узнает его мыслей и чувств. — Всевышний призвал его. О чем думал Хеснер? Да, тот вообще не думал! Он находился в том лихорадочном состоянии, когда хочется воплотить, что влетело в шальную голову, несмотря ни на что!

И понеслось! Шикарная лаборатория, неограниченность в средствах, предоставленные для исследований поля — сей не хочу. Лабирование в правительственных и в законодательных кругах. И вот, пожалуйста, даже премия спасителю человечества от голодной смерти появилась! Новостные ленты взорвались восторженными эпитетами, вплоть до «манны». Ученого и шейха превозносили до небес. Интервью с ними и их портреты мелькали на экранах чаще, чем президенты всех стран вместе взятых. Несмотря на все правила научного мира, писаные и неписаные, сев был произведен без длительного исследования влияния нового растения на экосистему планеты. Главное, что провозглашалось: силика не подвержена болезням и вредителям, к тому же, настолько быстро развивается, а урожаи достигают таких невиданных объемов, что хлебом этих зерновых можно прокормить растущее народонаселение планеты. «Скоро не будет голодных!» — вещали с экранов ТВ и в интернете. — Так оно и было…вначале.

Так как цель состояла в том, чтобы накормить все человечество, включая беднейшие страны Африки, то параллельно выводился особый засухоустойчивый сорт. С большой помпой семена чуда генной инженерии летели большегрузными самолетами и плыли на танкерах к засушливым пустынным берегам Африканского континента. Восторгу не было предела: силика росла, несмотря на палящее, сжигающее жизнь солнце и пылевые бури. Ее мощные корни добирались до воды и вытягивали влагу. Конечно, урожайность была не такой обильной, чем в Евразии, но намного превосходила другие культуры. Наконец-то, все были обеспечены «манной». Из плотных стеблей, которые больше напоминали очень тонкий бамбук, стали делать двери, стены и крыши в жилищах племен. Их сплетали вместе и, благодаря тому, что внутри стебли были полые, как обычная солома, а сверху не размокали, местное население связывали их в плоты и даже появились умельцы, которые стали плести из них подобие шлюпок. Правда, стебли были не очень гибкими, их приходилось сначала запаривать в кипятке, но высохнув, они приобретали такую прочность, что даже острым топором было сложно прорубить в нем дыру. Загоны для скота были великолепны! Ни один хищник не мог прокусить сплетенный частокол, повалить его ударом лапы или копыта. Кайманы извивались мощным телом, но и у них не получалось освободиться из ловушек. Одно было плохо: силика плохо горела. Она тлела, давала много дыма, но, чтобы довести до состояния сажи даже небольшую вязанку, надо было потрудиться.

Единственным материком, где не стали засевать силику, была Австралия, которая всегда осторожно относилась ко всяким новшествам, сберегая свою уникальную флору и фауну. И, конечно же, Антарктида избежала печальной участи в силу своего климата.

Страной в Евразии, которая не спешила последовать за остальными государствами, был Китай. Удивительно, страна, которая страдала от переизбытка граждан, и, казалось бы, должна была с радостью принять в дар чудо — семена, скептически и насторожено отнеслась к возможности накормить население в один присест. Ох, мудрый же народ эти китайцы! Правительство страны взяло паузу и внимательно наблюдало за результатами, которые должны были появиться в тех странах, где засеяли поля этим растением. Кроме того, оно практически прекратило сообщение с другими странами, как во время пандемии.

Результаты появились, но какие! Спустя всего два года, стали заметны такие изменения в полях, засеянных «чудо — хлебом», что ученые всех стран схватились за голову!

Конечно, предполагалось, что насекомые, а также другие вредители не смогут питаться силикой, собственно, ради этого и выводилось это растение. Оно разрасталось стремительно, было очень сильным и скоро стало вытеснять не только сорняки. Рядом с ним гибли сады и посевы других культур. Впору было кричать: «Хватит! Хватит!» — как в известной сказке, но не тут-то было! Как только не пытались оградить поля с «манной»: бетонировали на несколько метров вглубь заслоны, но корни растений уже через сезон разрушали заграждения и ползли, как змеи дальше под землей. На месте, где падали случайно зерна, тут же прорастало не убиваемое зловредное изобретение генной инженерии.

Силика была самоопыляемой. — Она не нуждалось в насекомых. Автогамия сыграла не последнюю роль в нанесение удара по экосистеме. Пчелы, осы, шмели, бабочки, мухи и прочие переносчики пыльцы не залетали в поля этих зерновых. Так как насекомых там не было, птицы тоже не пели песен над колосящимися метелками и не вили гнезд в жестких, как проволока зарослях. Но силика продолжала плодоносить и разрастаться в геометрической прогрессии.

Было заметно, что зерна, упавшие на землю, не клюют даже воробьи и голуби, да и полевые грызуны предпочитали оставлять их в пыли. Конечно, ведь не только от насекомых, но и от других вредителей, силика должна была защищать себя сама. Без всякой там химии. Именно потому и прочили этому растению звание «экологически чистого продукта». Постепенно стали гибнуть грызуны. Полевым птицам стало нечем кормиться, стали исчезать и они. За ними сократилась численность лисиц, енотов, орлов, коршунов, змей и других хищников, пищей которых служили полевые грызуны, насекомые и птицы. По экосистеме земли был нанесен удар, но это еще было не самое страшное. Силика наступала на леса, захватывая все новые и новые территории, подбираясь к родникам, ручьям, озерам, высасывая из земли влагу. Планете всерьез стала угрожать засуха.

Некому, ох некому, было обращать внимание на осчастливленные «вечным хлебом» племенные народности Африки. А вот европейцы и американцы быстро забили тревогу. Под натиском силики, исчезали сады и другие сельскохозяйственные посевы. Переработка соломы растения оказалась затруднительной, даже пластик легче было утилизировать. Но хуже всего, что в человеческом организме начались изменения, которые ранее были уделом тех, у кого иммунитет был совсем слаб. — Споротрихоз был слабым подобием того, что обрушилось на человечество теперь. Оказалось, что в зарослях силики прекрасно размножаются грибы нового вида. Но это были не те грибы, из которых можно было сварить суп или зажарить с картошкой, о, нет! — Это были грибы, поражающие не только кожу и подкожный слой струпьями и язвами, — споры могли проникать в дыхательные пути и начинать душить разрастающейся в горле и легких пленкой. Они могли жить в ушах, носу, во всех слизистых, даже в подмышечных и подколенных впадинах. Было только одно спасение от напасти: отныне люди, несмотря на сезон и климат, ходили в плотных комбинезонах и респираторах.

Международные фонды выделяли огромные средства, чтобы одеть ни в чем не повинные племена в защитную форму, но сохранить удалось только часть населения. Мудрый Китай сидел за своей великой стеной, предусмотрительно построенной предками. Общался с миром только по Интернету, и что делалось внутри страны, было под покровом тайны.

Неожиданно повезло Индии и Пакистану. Что-то не нравилось силике на этом полуострове. То ли влажный климат не позволял летать спорам грибов, то ли тропические заросли оказывали на нее такое влияние, но там растение хирело и не желало разрастаться. Англия тут же попыталось предъявить свои права на бывшую колонию, но Индия отбилась согласно законам международного права. Англии не пришлось поживиться территориями полуострова, и она осталась ни с чем. В Индонезию ринулись толпы ученых, пытаясь понять, как спасти остальную планету от напасти. В срочном порядке стали высаживать тропические растения на остальном континенте, пытаясь ассимилировать их к новым условиям. Кое-где это удавалось. По крайней мере, в той же Африке после сезона тропических дождей, наблюдалось улучшение ситуации. В субтропиках на южных морях дело тоже сдвинулось с мертвой точки. Правда, теперь одолевали лианы и непроходимые заросли в лесах, но это была пусть и маленькая, но победа над силикой. И все-таки, ситуация оставалась критической. Часть фауны и флоры Земли была утеряна навсегда. У животных менялся облик и пищевые привычки.

А теперь появились гехеши. Кто такие — никто не знал. Несколько раз они попадали в фотоловушки, но это были, скорее, неясные полупрозрачные тени с человеческими силуэтами. Весь мир облетел снимок лица ли, морды ли, видны были только большие глаза с веками и ресницами, подобно людским. И тут же разнеслась истеричная весть: гехеши пожирают людей. По новостям показывали растерзанные человеческие останки, утверждая, что это дело рук и зубов гехеши. Часть ученых отнеслось к этому выводу скептически. Впрочем, доказательств виновности или невиновности, не было ни у той, ни у другой стороны. Скорей, дискуссии были вызваны желанием телеканалов сделать сенсацию и повысить свой рейтинг.

Виктор, как обыватель, слышал и ухватывал вершки информации. Он не был ученым, чтобы попытаться составить объективное мнение, он просто жил теперь в изменившемся мире. Как все пытался найти и купить страшно подорожавшие продукты со значком «без силики» (как раньше «без ГМО»), как все держал в холодильнике противомикозные лекарства, как все старался не снимать респиратор и комбинезон вне квартиры. И как все проклинал тот день, когда Хеснеру влетела в голову мысль о выведение силики. Почему-то, появление гехеши — существа, неизвестного ранее человечеству, связывали тоже с силикой.

Очередной мощный удар ветра мотнул машину, развернул, и завертел волчком. «Вот и все», — успел подумать Виктор.

Он почувствовал, что кто-то тянет его за ноги, и тут же обрушилась боль. Во второй раз он очнулся, когда палящий жар ударил ему в лицо. Он чувствовал, что чьи-то руки, просунутые под мышки, с усилием тащат его в сторону от чадящего костра обгорелых обломков вертолета. Снова дикая боль заставила сознание отступить. Чернота…

Виктор открыл глаза. Мягкий свет. Расплывчатая фигура сидела рядом. Попытка сфокусировать зрение, принесла только головную боль, и он прикрыл веки. Сознание подсказало ему: если он в руках у врага, то пусть тот не знает, что человек очнулся. Он почувствовал на своем лбу прохладное прикосновение. Странно, но боль стала исчезать. Хотел пошевелить ногами, кажется, они не слушаются. Пронзила мысль, что его разбил паралич. Стало так страшно, что он не стал больше притворяться, открыл глаза и тут же наткнулся на бирюзовый взгляд. Чье-то лицо наклонилось над ним и изучающее смотрело ему прямо в глаза.

— Где я? Что со мной? — хотел произнести он, но из губ вырвался только хрип.

Но казалось, что ответ прошел прямо из этого переливающегося бирюзой взгляда.

— Тише. Тебе нужен покой.

— Я парализован?

— Нет, надеюсь, твои функции восстановятся.

— Я не чувствую ног.

— Не надо, чтобы ты чувствовал, иначе снова будет сильная боль.

— Ты кто?

— Я та, которых вы люди называете «гехеша». И я не собираюсь тебя пожирать, — казалось, что во взгляде существа промелькнула улыбка.

— А что ты собираешься делать со мной?

— Помочь тебе. Лечить.

— Зачем тебе это надо?

— Я не должна бросать тебя. Ты не можешь идти. Я тебя должна лечить. Тебе надо спать. Много спать.

Виктор не знал, сколько он проспал, но, когда он вновь открыл глаза, лица над ним не было. «Может, мне все приснилось?» — пришла мысль. Он приподнял голову. Кажется, он лежал в шалаше. Вокруг слышалось щебетание птиц. Значит, это не поле силики, где потерпел крушение его вертолет. Теперь он вспомнил жар, который опалял его, чьи-то руки, тянущие его подальше от горящей машины, бирюзовые глаза и странный диалог. Значит, все-таки, не сон. Что она там сказала? Что не собирается пожирать? И, кажется, она даже иронизировала. Летчик с трудом поднял руку, сжал и разжал пальцы. Двигаются. Слава Богу! Затем вторую. Попытался сесть, не получилась. Появилась сначала тянущая, потом стала нарастать и пульсировать боль. Виктор застонал. Тут же к нему метнулась тень. Он успел заметить, что от фигуры исходит слабое свечение.

— Не надо вставать, нельзя еще. Спи.

Мужчина снова провалился в сон. А гехеша села рядом с настилом, на котором распростерся человек и стала, покачиваясь, гладить его ноги от колена до ступней. При этом, звучала странная протяжная песня.

…Снова колыхалось поле силики. Виктор всматривался до боли в глазах в показания приборов и золотые колосья. Так вот же она — гехеша! Надо сообщить на базу, что он нашел ее! Но почему у него нет голоса? Он хрипит в микрофон, но там, на земле не могут понять его сообщения. А существ все больше. Вот их полупрозрачные тела становятся в круг и направляют на вертолет бластеры, машина взрывается! Он горит вместе с ней, но боль почему-то только в спине, но какая же, сильная! Гехеши начинают петь, он слышит их песню и боль исчезает, странно, он же находится в полыхающем вертолете, но ему не больно, совсем не больно! Он падает в поле силики. Существа вокруг него. Они поют свою завораживающую протяжную бессловесную песню. А потом начинают заворачивать его в пелена, переворачивая, как куклу. А он ничего не может сделать с этим. У него нет сил сопротивляться. Он пытается кричать, но из горла по-прежнему исходит только хрип. Пелена пахнут какими-то травами, лекарствами. Его поднимают и помещают в саркофаг. Он понял: его сейчас замуруют, сделают из него мумию! Внезапно животный ужас отступил, ему стало все равно: его здесь никто не услышит, а воздух надо беречь. Он затих. Значит, это его судьба…

Когда он очнулся в очередной раз, стало понятно, что не все было порождением горячечного бреда. Боли не было совсем. Но на этот раз он не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой, даже голову приподнять и то не смог. Запах трав окутывал его, так же, как во сне. «Может, гехеши как-то маринуют свою жертву, прежде чем съесть?» — мелькнула мысль. Он мог двигать только глазными яблоками. Глаза видели плетеную крышу шалаша, солнце пробивалось местами. И тут же картинку заслонил бирюзовый взгляд.

— Зачем вы связали меня?

— Чтобы ты не навредил.

Виктор снова не услышал голоса существа. Казалось, смысл слов струился прямо из глаз гехеши.

— Себе или вам?

— Кому это нам? Я здесь одна.

— Но вас было много.

— Когда?

— Я вас видел, когда пеленали меня и клали в саркофаг.

— Тебе когда-нибудь делали МРТ?

— Конечно.

— Там тоже вы кладете больного в коробку и накрываете крышкой. Так?

— Ну, в общем-то, да.

— А чего же ты тогда испугался? Тебе сделали наподобие МТР. Посмотрели, насколько серьезно поврежден организм.

— Где посмотрели, здесь в шалаше?

— Нет, конечно.

— А где?

— Я не могу тебе сказать этого.

— Все-таки ты здесь не одна.

Гехеша не ответила.

— Подожди. Скажи мне, что удалось увидеть вашей аппаратуре? Что со мной?

— Тебе пришлось заменить позвонок.

— Что?! Значит, меня прооперировали?

— У вас это называется операцией. А мы просто заменили.

— Но где вы его взяли? Трансплантация? Чей позвонок теперь в моей спине? Кто-то погиб из-за меня?

— Что за дикие мысли у тебя в голове! Наша цивилизация никогда не занималась трансплантацией. Во-первых, это ненадежный способ — всегда может наступить отторжение чужого органа. Но даже если он приживется, то с точки зрения нашей морали, нельзя жить за счет другого существа. Нет, у тебя будет стоять протез, обыкновенный протез, выращенный из твоих собственных клеток. Пока в твоем позвоночнике — временный. Поэтому тебе надо лежать, не шевелясь. Временный протез не вынесет нагрузки, что повлечет за собой более серьезные последствия для твоего здоровья.

— А как же, поесть, попить, в туалет?

— А ты хочешь?

— Удивительно, но нет.

— И не захочешь.

— Как это?

— Ты подключен к системе питания и выведения из организма. Не волнуйся. Все будет хорошо. Твой протез растет ни по дням, а по часам, — так, кажется, говорится в ваших сказках?

Выглядело это так, как будто, гехеша пыталась пошутить и приободрить человека.

— А теперь все. Тебе снова пора поспать. И организму польза, и время пройдет быстрее.

«С этим не поспоришь», — подумал Виктор, и его стало уносить в золотые и бирюзовые дали. При этом, он слышал мелодию, которую выводила сидящая рядом гехеша.

На этот раз видения были легкими, радостными. Он будто бы летал и под крышей шалаша, и выше — к облакам устремлялось его астральное тело, которое не знало ни боли, ни утомления.

Он проснулся. Солнце все также пробивалось сквозь крышу шалаша. Интересно, сколько он проспал? Тела он не чувствовал совсем: ни голода, ни жажды, ни других потребностей организм не испытывал. Было такое чувство, что живет только его сознание. Боли тоже не было. «Наверное, так бывает на том свете, — подумал человек. — А, может быть, я действительно, уже умер и живет только моя душа? А как же, я же должен был видеть Высший суд? И Высших сущностей, которые приговорят меня по делам моим отбывать в Раю или в Аду. А, что если, это не гекеша, а какой-нибудь там Архангел? Или это сказка, что души судят? Или судят, только душе не положено знать, как протекает процесс? Сидят там, без меня, взвешивают мои грехи и добродетели…Да уж, и так понятно, что перевесит: добродетелей то у меня — кот наплакал. Вот кому я в последний раз делал добро? Ну, так, чтобы просто по велению сердца, рванулся и сделал, не раздумывая? Пожалуй, только бездомной собаке кости выносил с хлебом, да старушке перед Новым Годом колбасу купил. Потому что эта старушка взяла батон колбасы с полки, а потом на цену посмотрела и обратно положила. Вот он взял, купил и отдал бабушке, поздравил с наступающим праздником. Так и то потом, растрындел в соцсетях о своем «благородстве», — а это, как известно, не засчитывается в добродетель. А грехами обвешан, как елка игрушками! Вот зачем, позарился на девушку Игоря? Ведь у них к свадьбе дело шло! Конечно, лучше до свадьбы узнать, что твоя девушка так падка до чужого внимания, но все равно, к чему надо было вмешиваться? Ведь приятельствовали с Игорем, были почти друзьями… Пусть бы на ком-нибудь другом испытывал приятель верность своей ненаглядной! Да, и с родителями у меня, что за отношения? Вернее, что за отношение у меня к родителям? Все пытаюсь им какие-то детские претензии предъявить! Не долюбили меня, видите ли! И одевали не так, и профессию не такую выбрали! Что я в последний раз наговорил им? А как говорится в Библии: Почитай родителей своих. А разве он почитал? Хорошо хоть, успел оставить им сообщение, что в командировку отбывает, а то уже сейчас беспокоились бы, разыскивали его. Что еще из смертных грехов за мной? В детстве украл шоколадку из супермаркета. Причем, у него были карманные деньги в тот момент, но он захотел украсть. А еще стащил у Ирки — девчонки из своего двора редкую монету из коллекции ее отца. Папаша — нумизмат даже побил дочь. Та призналась, что показывала коллекцию Виктору. Они приходили к нему домой, разговаривали с ним, с родителями. Виктору было очень стыдно, но он так и не сказал, что взял монету и предусмотрительно закопал ее во дворе, устроив «секрет» под корнями старой липы. Мама перерыла все его вещи, но, конечно же, не нашла. Ирка с папашей отбыли не солоно хлебавши. Но что я за человек? — застонал от стыда Виктор. — А история с Ниночкой? Ведь любила она его. Ребеночка хотела. А он все боялся, что она таким образом, пытается женить на себе. На аборт денег дал. А значит, он еще и убийца, или соучастник убийства. Еще один смертный грех. Да еще какой! — продолжал самобичевание мужчина. — И что меня после этого ждет? Да, ничего хорошего! — Придут сейчас рогатые и потащат меня, чтобы бросить в гиену огненную».

Но вместо рогатых появилась гехеша. Он снова увидел перед собой бирюзовые глаза.

— Привет! — как и в прошлые разы, голоса он ее не услышал, но каким-то образом, понимал смысл слов.

— Привет! — шевельнулись его губы. — Скажи, сколько суток уже я у вас?

— По вашему исчислению, пошли четвертые сутки.

— Но ведь меня хватятся!

— На месте крушения вертолета, работает комиссия. Пока они по ДНК определят, что найденные кости не твои, а шимпанзе, пройдет немало времени.

— Какого шимпанзе? — изумился мужчина.

— Да, погиб там один при взрыве.

— Да, как же шимпанзе мог в силике оказаться?

— А ты совсем ничего не помнишь? Ты же до леса дотянул.

— До леса?

— Ну да. Тебя туда понесло во время бури. Винт срезал несколько лиан, но потом запутался, вот вертолет и рухнул вниз. Но хорошо, что не сразу взорвался, еще повисел некоторое время на ветвях.

— Это ты меня вытащила?

— Я.

— А ты разве не в силике пряталась.

— В силике. Но, когда началась буря, я поняла, что сейчас машина может потерпеть крушение и побежала за ней. Еле успела.

— Спасибо тебе! — В первый раз за все время летчику пришла мысль о благодарности. Ведь он, по крайней мере, жив. Дышит. Думает.

— Ничего, все обойдется.

— А как там протез, растет?

— Растет.

— Долго еще?

— Я думаю, сутки.

— А потом? Я смогу потом ходить?

— Все зависит от организма. Но думаю, что сможешь.

— А через сколько?

— Не знаю. Все сейчас зависит от организма.

— Ты сейчас снова отправишь меня в сон?

— Тебе надо отдыхать.

— Подожди еще немного…Скажи, у вас есть имена?

— Есть.

— А как тебя зовут?

— Эя.

— Эя… Красиво. А меня Виктор. Будем знакомы. Как там говорят англичане: «I nice to meet you».

— «Me too», — спокойно перешла гехеша на английский.

Глаза ее стали бездонными, и Виктор провалился в сон.

И снова перед глазами солнце, пробивающееся сквозь ветки шалаша. Но что-то изменилось в самом воздухе вокруг него. Он как будто стал густым от аромата маттиолы, что ли? (Мама очень любила эти невзрачные ночные цветочки за запах). А, может, это был другой аромат? Но то, что воздух был густой и вязкий — это точно. Он обволакивал ноздри и проникал в гортань, как жидкость. Но легкие с благодарностью и наслаждением принимали его. Казалось, что каждый вздох несет его все выше и выше и вот он уже летит! Сначала к крыше шалаша, теперь еще дальше к облакам! И это такое блаженство! Неожиданно, что-то дернуло его и заставило спускаться. Ему так не хотелось! Он уже увидел, как посреди синевы появился коридор, внутри которого светился неведомый и такой манящий серебристый свет, а кроме того, он ощутил всем своим существом Зов — такой сладостный, что хотелось окунуться в этот звук немедленно, раствориться в нем! Но что-то не пускало его. Он попытался освободиться из цепких объятий, но у него не получилось. С глубоким сожалением, он подчинился другой неведомой воле. Стал спускаться, проник сквозь прутья шалаша и увидел…себя. Он плавал вверху, и он лежал на животе, — над его разверстой спиной копошились существа. Он сразу понял, что это другие гехеши. Они меняют ему временный протез на постоянный. Но в этот миг ему совсем не хотелось этого. А хотелось вернуться к коридору, найти путь и увлечься светом, Зовом. Хотелось снова переживать тот испытанный однажды восторг! А что, если удрать? Зачем ему это тяжелое, неповоротливое тело, когда есть возможность обходиться без него? Он снова попытался проникнуть сквозь прутья крыши, но в этот раз кто-то невидимый вцепился в него так, что теперь он только мог висеть над своим неподвижным телом. А потом и этого не стало…

Дежавю: свет сквозь прутья шалаша. Казалось, что он без конца движется по кругу: беспамятство — переплетенное ветками солнце — беспамятство. Интересно сколько дней прошло? И что там гехеша говорила о ДНК? — вспомнил он. Как там его родители? Горюют, наверное, уже. А он даже не может сообщить им, что, жив. Виктор почувствовал резь в глазах, — понял, что плачет. Беспомощный, зависящий сейчас от чужой воли… А вот злая она, эта воля, или добрая? Кажется, обижаться на гехеш ему не за что: без них давно бы погиб. Особенно без Эи. Но, что же тогда? — А неопределенность. Ощущение опасности, которое возникает всегда, когда сталкиваешься с неизведанным. То есть отсутствие опыта. Это как неожиданно оказаться на другой планете, все вокруг чужое и не знаешь, что, например, там, за тем камнем. Не знаешь, где найдешь пропитание, кто тебе встретиться: друг или враг? А, главное, когда все это закончиться и как вернуться на свою знакомую планету?

Зачесался нос. Виктор непроизвольно поднял руку и потянулся, но тут же, сильная боль заставила его застонать. «Значит, я не спеленут, — успел подумать человек, но тут же увидел перед собой знакомый бирюзовый взгляд. — Все, все, я понял, сплю…»

Конец ознакомительного фрагмента.