Фортуна майора Колюбакина

Марина Кирилловна Махортова

Повесть рассказывает об удивительных событиях жизни одного из прадедов Даниила Хармса – Ивана Васильевича Колюбакина, жившего в конце 18 – начале 19 веков.

Юность кадета

А ведь как беспечен был Иван Васильевич в дни своей молодости! Как уверен в себе, как дерзок и пытлив в науках, как ловок в обращении со шпагой, как обходителен с начальством, и наконец, как любезен женской породе. При его богатырской стати, умении щегольски носить артиллерийский мундир и прочих мужских талантах попасть в случай казалось ему делом вполне возможным. Он хорошо помнил себя юным кадетом, что частенько заглядывался из-за кустов на девиц, гуляющих парами по ровным дорожкам Летнего сада в Санкт-Петербурге.

— Чудное дело! — усмехнулся Иван Васильевич, — Отчего в ту пору все девицы мне казались красавицами? А куда им до моей Сашеньки!

На прогулке

В Летнем саду с друзьями-кадетами артиллерийской школы он бывал не часто, лишь по воскресным и праздничным дням. И то, ежели попадал в число воспитанников, получивших одобрительные аттестации от учителей. Для этого приходилось стараться. Человеку стороннему могло показаться, что для стрельбы из пушек нужны лишь сильные руки, меткий глаз, да крепкая выдержка. На деле же от кадетов требовались успехи в разных науках. На дворе был новый век, век Просвещения. Сама Государыня, утвердив устав инженерной школы, заботилась об отменном образовании будущих офицеров. Она повелела обучать их математике, русскому и иностранным языкам, истории и географии. Для преподавания специальных наук, потребных будущим артиллеристам и инженерам, в школу приглашали лучших знатоков химии, фортификации и гражданской архитектуры. Учили артиллеристов также черчению и рисованию.

В летние месяцы кадеты отправлялись в лагерь на Выборгской стороне. Там они осваивали фейерверочное искусство, стреляли из пушек по целям, строили укрепления, овладевали минным искусством. Императрицей лично были выделены два 3-х фунтовых «единорога» — учебные пушки для обучения артиллеристов стрельбе.

Артиллеристы

Юношам, оторванным от родного дома, живущим в каморах в небольших деревянных домах на берегу речки Никольская, что впадает в Неву, порой хотелось развлечений и веселья. Однако распорядок дня был строгим.

По пробитии вечерней зори в Петропавловской крепости в 21 час ложились спать для того, чтобы бодро подняться по сигналу в 6 утра. Но самая интересная, то есть запретная жизнь, у дворянских недорослей, начиналась после вечерней зори. В числе отчаянных, совершавших ночные вылазки из корпуса в поисках приключений, был Иван Колюбакин.

Отчаянный-то я был отчаянный! — опять усмехнулся, пришедшему в голову каламбуру, старый майор — Да ведь не только потому, что лихо нарушал строгую дисциплину, а от того, что отчаянно, до обморока боялся змей. Эту постыдную слабость он тщательно скрывал от своих товарищей, так как трусость почиталась в их кругу страшным позором. Подбивая друзей своих на очередную вылазку, Иван испытывал себя на прочность, ведь змей вокруг артиллерийской школы водилось в ту пору видимо не видимо.

Артиллерийский и инженерный корпус находился в сырой и дикой местности Мокруши.¹ Это была окраина Петербурга в самом прямом смысле слова. Высокий палисад отделял Мокруши от густого леса, откуда ночами, особенно зимой, наведывались волки.

Каждую осень здесь разливалась речка Никольская², по берегам которой кисли на глиняных берегах развалюхи здешней бедноты. Местность оживляла небольшая церковь, называемая местными жителями «Успенье на Мокрушах», или просто «Никола-Мокрый». Церковь эту давно было решено перестроить в 5-главый каменный собор и строительство ее уже началось.³ Однако, велось оно не шатко не валко, как это часто у нас бывает. То доски, то кирпич растащат без охраны. Посему решили сторожа из бывших солдат приставить к добру, чтобы стеречь его от лихих людей. С этим сторожем завязалась у кадет крепкая дружба, построенная, как водится, на взаимном интересе. Местность вокруг церкви была заболоченной, берега низменные, множество проток, озёр. Чтобы выбраться из Мокруш в город, требовалась лодка. Эту лодку и подрядились нанимать у сторожа кадеты-артиллеристы для своих ночных прогулок на Васильевский остров, что был совсем рядом, за Тучковым мостом, по которому кадетам без специального разрешения в неурочное время ходить не дозволялось.

У Тучкова моста

Конечно, на Петербургской стороне тоже имелись кабаки и в изрядном количестве. В них подлому народу продавалось мелкими чарками вино, водка и пиво. Но с пьяными мастеровыми и другой не очень чистой публикой будущим офицерам сидеть было зазорно. До лодки же, привязанной в укромном месте, подальше от людной Никольской пристани, им приходилось скрытно пробираться по заросшим берегам под кваканье лягушек, то и дело оскальзываясь, опасаясь измазать кафтан и казенные башмаки. Старшим кадетам шляхетского корпуса в ту пору полагался зеленый кафтан с красными воротником и башмаки круглоносые с медными пряжками, а также треугольная шляпа с бантом. Эту шляпу старший кадет Колюбакин чуть не потерял однажды в время ночной вылазки из корпуса с товарищами. Искали долго, ведь без шляпы, хоть в корпус не возвращайся. Вот здесь-то в мокрых кустах у Никольской речки Ивану и мерещились всюду змеи. А теперь, через столько лет эта мерзкая тварь вернулась в его сны.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

1.Мокруши — это место в Санкт-Петербурге, где ныне находятся Дворец спорта «Юбилейный» и стадион «Петровский». Здесь раньше простиралась низменная местность, затапливаемая даже при самых незначительных подъемах воды в Неве, ее называли Мокруши.

2

Речка Никольская — старое название речки Ждановки в Санкт-Петербурге

3

Церковь «Никола Мокрый» — небольшая деревянная церквушка святого Николы «на Мокрушах», поставленная в 1708 году и перестроенная в Успенскую церковь, а затем при Екатерине второй в Князь-Владимирский собор.