Фортуна майора Колюбакина

Марина Кирилловна Махортова

Повесть рассказывает об удивительных событиях жизни одного из прадедов Даниила Хармса – Ивана Васильевича Колюбакина, жившего в конце 18 – начале 19 веков.

© Марина Кирилловна Махортова, 2019

ISBN 978-5-4496-5741-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Фортуна любит шум, а Счастие покой

И Счастию с Фортуной трудно.

Николай Львов

Ночные страхи

Он проснулся от страха. В ночном кошмаре на каменистой дороге извивалась черная змея. Ее плоская головка была уже у самых пыльных сапог его, а он никак не мог сдвинуться с места. Всхлипнув от ужаса, Иван Васильевич с усилием проснулся. Дрожащей рукой стянул с головы ночной колпак и обтер им лицо. Сердце колотилось и подкатывало к горлу. Дорога, на которой каждую ночь поджидала змея, была ему хорошо знакома. Она вела в турецкую крепость Журжа.

Он мучительно пытался разгадать, что сулит ему это видение. Заводил по утру разговоры с женой Сашенькой, у которой в ходу были разные сонники. Невзначай расспрашивал няньку в девичьей, к чему может сниться змея. Все толкования были тревожные, а ночи Ивана Васильевича беспокойными.

Сказать по совести, ему самому казалось странно, что он не может выкинуть из головы тот сон. Этак скоро Иван Васильевич станет под первое число каждого месяца подслушивать у дверей девичьей и по тому, какое услышит слово, заключать — благополучен ли будет месяц. Или же, увидев нитку на полу, обходить ее, потому что «Бог весть, кем положена эта нить, и не с умыслом ли?» А увидав круг на песке в саду от ведра, никогда не перешагивать через него: «Нехорошо, лишаи будут». Прежде эти приметы казались Ивану Васильевичу нелепыми суевериями и он над ними посмеивался. Нынче же бывшему артиллеристу сделалось не смешно. Покосившись на спящую рядом супругу, он кряхтя поднялся с кровати и побрел в свой кабинет. Сна больше не было.

В кабинете

В кабинете Ивану Васильевичу дышать стало легче. То ли от того, что отпустил его ночной ужас, то ли воздуху было побольше, чем в спаленке, где заботливая супруга на ночь наглухо закрывала ставни. Бывший майор с досадой ткнул кулаком в створки окошка и впустил в кабинет свежую летнюю ночь. Затем привычно стал устраиваться в большое вольтеровское кресло, подбирая под тощие стариковские ляжки подол ночной рубахи. Завтра же скажу Сашеньке, — сердито думал он — чтобы стелила на ночь мне здесь на клеенчатой софе. На перине рядом с ней и грудь давит, и в пот бросает, и сны дурные снятся. Так ворчал про себя Иван Васильевич, не желая признаваться в собственной немощи. Сейчас, будучи в солидных летах, бывший артиллерист позволял себе ходить по целым дням в полосатом халате, уже изрядно вытертом и упрямо ворчал, что халату, как и ему самому, сносу нет. Но все же, мужской расцвет его прошел, и от того, Ивану Васильевичу чаще думалось о прошлом, чем мечталось о будущем.