Кого ты видишь? Я легион. Книга третья

Марина Зилотина, 2022

Привычная реальность. Наши дни. Лишь медиумы видят скрытую картину – мир сверхъестественных существ с его конфликтом Тьмы и Света, где все решают аномальные способности и выбор каждого адепта.Лука Гордон – заложник этого конфликта. Под маской бизнесмена и социопата живет одержимый медиум и, медленно уступая внутреннему монстру, уже смиряется с таким существованием, пока не встречает свою человеческую половину.Камилла Бриг отрицает мистику, но трагедия в недавнем прошлом обнаружила ее перед демоническим сообществом. На нее объявлена охота. Ни сила, ни чувства медиума не способны избавить ее от душевной боли, кошмаров и преследования.Гордон принимает единственное решение.Согласится ли Камилла с его выбором, если жертва монстра сотрет все воспоминания о нем и вскроет настоящую причину ее бегов от тайных могущественных сил?Третья книга серии, читается как самостоятельное произведение.

Глава 2. Форс-мажор

Сентябрь. Остывающие сумерки. Два месяца атак, бегов, тревоги и отчаяния. Итог — транзитом через аэропорт родного города.

Я занял стратегическую позицию в пустом зале ресторана, заказал безвкусный ужин и уставился в планшет. Кругом дорожная суета, а меня накрыла глухая рефлексия. Медиум просматривал заезженный фотоархив: Питер, родственники, блаженные в своем неведении родители. К ним я и бежал июльской ночью. Однако не предполагал, что краткосрочный отпуск обернется полным погружением в депрессию.

Я переступил порог родительской квартиры и застыл. Полотно внушительных размеров, пронизанное ее верой в гордого аристократа, до сих пор было живым. Каждый мазок на холсте облучал воспоминаниями:

Август. Жара. Сад Бригов полыхал яркими цветами. Ажурная терраса, увитая лианами, дарила тень. Моя девочка, увлеченная творческим азартом, у моих ног. В глазах — неподдельное эстетическое восхищение. Холеная кисть невесомо легла на правое колено:

— Мой мрачный рыцарь. Ты снова опечален. — Отложила кисти, протянула чашку с кофе. Соблазнительно закушенная губка и невинная озорная провокация. — Чем тебя порадовать? Чего бы ты хотел?

Я потянулся… не к чашке, поймал смоляную прядку, намотал на палец:

— Тебя.

Я стоял с закрытыми глазами, слушал холст и внутренне орал: «Бог, я все отдал. Защити ее. Спрячь. Ото всех. И от меня».

Мой сплин оказался настолько тяжким, что через него не могли пробиться даже инфернальные шторма. Гордоны, наблюдая депрессивное состояние сына, тактично старались обходить тему моего разбитого сердца и предоставили меня своему отчаянию, наивно полагаясь на мирское утверждение, что лечит время.

Услужливая официантка принесла заказ — невзрачный кусок мяса с чем-то, напоминающим спагетти. Автоматический скрининг результатами не утешил. Бесполезный продукт, приготовленный в геопатогенной зоне усталым и скупым поваром скептиком, пропитанный за все время приготовления мятежными переживаниями утреннего скандала с супругой. Детали семейных неурядиц придавали насыщенный перебродивший винный вкус кисло-сладкому соусу.

Я запил непроизвольную оскомину, отодвинул тарелку, но тут же укорил себя за привередливость. С соседнего столика полыхнуло рыбной «пикантной» тухлицой. Разбавляя водкой крафтовое пиво, сосед заправлялся вяленым ершом. Копченый палтус гурману не зашел. На столе появилась икра морского ежа и к ней — две банки пива. Брезгливого хищника передернуло. Однако запах вызвал в памяти картины…

Тоскуя вторую дождливую неделю в северной столице, я стоял у ее холста и сдерживал себя бутылкой коньяка. Из душа доносилось нестройное попурри, абсолютно лишенное музыкального слуха: «Рыбачка Соня как-то в мае…».

Обеспокоенные Гордоны решили приставить ко мне «компаньона». Теперь мое безрадостное существование, как и погоду в Питере, скрашивала двоюродная сестра по линии матери — Софья Письменская. Милая, приятная блондинка была доброй феей, но не уступала старшему кузену в цинизме.

— О! Опять висишь, созерцая свою августейшую персону? — Я настолько абстрагировался от завываний фальшивого меццо-сопрано, что не заметил, как за спиной выросла миниатюрная белотелая пышка. Соня обтирала руки полотенцем и высмеивала высокомерного кузена. — Ах, батенька, все эпатируем? — Я выдержал бесстрастный покерфейс, чем немедленно вызвал ее укоризненную усмешку. — Чем разговляешься? Коньяк? — Соня пересчитала бутылки, взболтала недопитую и иронично уточнила. — Шестая за день? И это не предел. Нет, увольте. Мне бы пива после моей селедки малосоленой в маринаде «Луковка».

Оканчивая аспирантуру химфака Питерского технологического института, кузина проходила практику на рыбном комбинате, куда, верная традициям пародийной сатиры, ходила с буханкой черного хлеба через проходную. Отзывчивая кузина выдала пару перлов из курьезной производственной практики. Оценив ее усилия, я лениво кивнул и снова прикрыл тяжелые веки, рассчитывая на сообразительность кузины.

Софья удивила:

— Мы — из простых, Лукашенька. Из рыбаков. Это ты — рафинированный сноб. Как же бедная девочка выдержала не один час постановок? Никак рисовала, закрыв глаза… — Соня растягивала слова, рассматривая фигуру на холсте, но сознание уже зацепилось за якорь на погружение: «Рисовала…».

Я провалился:

«Бизнес-плаза. Одиннадцатый этаж. Конференц-зал. На фоне прошитого октябрьским ливнем, окна застыли напуганные, взмыленные лица сотрудников. У них отчетное совещание, а их токсичный босс взбешен: динамика, авторитарный тон, категоричные приказы рейдера, непрофессиональная критика, нападки — хищник едва подавлял оскал, буксуя в своей аномальной многозадачности.

Потянулся к стакану воды, и рука дрогнула. Острое поглощающее возбуждение пробило все щиты. Вода заливала какие-то бумаги, а я смотрел перед собой, контуженный абсолютно нелогичным, неуместным сексуальным желанием. Тело превратилось в один оголенный нерв, жадно впитывая невидимые импульсы. Каким-то шестым чувством переживая близость, зажмурился до цветных кругов, растроганно выругался в кулак:

— Вот это накатило… Как лось в период гона. — Я сделал знак аудитории и, отдуваясь, уже освобождал шею от тесного ворота сорочки, параллельно набирая номер. — Любовь моя? Чем ты занимаешься? — прикрываясь вкрадчивой легкой хрипотцой, монстр растирал переносицу, стараясь прояснить сознание и взять под контроль взбунтовавшееся либидо.

Ответила не сразу. Лукавый смешок чуть не отправил за фазу плато:

— Рисую.

Выдержку снесло. Ее рычащее призывное вибрато, и хищник вцепился в стол. Пульсация в крестце неуправляемо перетекала ниже, уже почти… Я только зашипел сквозь стиснутые зубы, оттягивая наступление кульминации:

— Дай мне пять минут. Я уединюсь.

— Минута. Гордон, на старт!

Успел материализоваться в кабинете и последовало семяизвержение:

— Черт! О-ох, ч-черт… — Когда волны конвульсий стихли, голова протрезвела, в кристально ясном сознании уже выстроилась четкая стратегия решения вопроса, с которым я бодался год. Хищник усмехнулся и отправился в душ. — Ну любимая, ты нарвалась.

Но как медиум не бился, так и не овладел техникой ее «шокотерапии». Это мистика принадлежала только ей. Я был безнадежен. Ей же стоило только подумать обо мне…»

Очнулся и закусил лимоном яркое, живое воспоминание. Мышцы скованы, а хищника уже основательно трясло. Софья недовольно покачала головой:

— Мда. На чем ты так сломался? Слыл светским львом, отъявленным Ловеласом. А потом? Ранний кризис среднего возраста?

— Оригинальная версия. Под чьей редакцией? — Маска стоика слетела. Я засмеялся в голос.

— Ничего смешного. Сначала довел родителей до отчаяния своей «свободой нравов». А теперь вот эта прокрастинация… порядком всех достала. — Соня приняла закрытую позу, опустила голову на грудь и напыжилась, пародируя мой образ. — Ты хоть в курсе, что о тебе пишут?

Моя неврастения прорвалась неконтролируемым хохотом:

— Да мне плевать. У моего PR-департамента прямое указание — «Игнор». Но твой посыл я понял. Пора валить. — Хищник зарегистрировал первые признаки приближения демонической эскалады и уже стремился изолироваться. Соня ежилась от жуткого металлического хохота, но была настойчива:

— Ответь-ка, гений эпатажа. По какой причине ты здесь пьешь, а она сейчас рисует кого-нибудь другого? — «Рисует?!» — Соня неосмотрительно затронула запрещенную тему. Ревнивый абстинент на жестком карантине заводился и держался из последних сил. Кузина скептично скрестила руки на груди. — Гордоны говорили. Возле нее выстраивается очередь из пажей. Себя ты к этой категории не причисляешь? В этом причина? Гордый?

«Одержимый! Я — одержимый монстр, блядь!» — хищник вызверился на бестолкового, навязчивого оппонента:

— Я устал. Мне надо отдохнуть. Рейс в двенадцать ночи. — залпом осушил стакан и повернул в свою комнату. Соня примирительно защебетала в спину:

— У вас один город на двоих. И ты до сих пор не… Что? Ты уезжаешь?! — Сестрица схватила монстра за руку и с силой потянула на себя. — К ней?

Измученная пытками, застывающая плоть среагировала. Животное ослепило инстинктами. Личные переживания вошли в резонанс с демонической атакой. Блокада пробита. Я вовремя успел включиться и увидел перед собой две шокированный голубые пуговицы. Матерясь, оглушенный, почти слепой и одеревеневший, хищник боролся с новым приступом. Левую половину тела, где была закована перепуганная кузина, заклинило. Отключенная часть тела абсолютно игнорировала запросы контуженого хищника. Соня, припечатанная железной хваткой к потолку, продолжала беспомощно болтаться на уровне двух метров от паркета. Левое полушарие оказалось дееспособным. Я открыл рот, молясь о сохранении речи, и хрипло выдал:

— Не нарушай мое личное пространство. — «Пора убираться. Иначе я убью их или заинтересую ими бесов», — распиная себя, монстр экстренно перенаправлял ресурсы на восстановление повреждений головного мозга и возвращал предполагаемую жертву в исходное положение.

— Господи Иисусе. Жесть. — Соня растирала ребра и криво отдувалась, а ее сумасшедший кузен оформлял билет. Ночным поездом я уехал в Петрозаводск.

Сосед за соседним столиком расправился с пивом, водкой и вонючими «деликатесами» и успешно ретировался на рейс. Я разблокировал обонятельные анализаторы и предпринял вторую попытку удовлетворить потребности человеческого организма. Пробный кусок скользнул по пищеводу и упал в желудок разжеванной сыромятиной. Аппетита это не прибавило. Но воспоминания смазывали критичность и делали процесс поглощения пищи автоматическим.

Я загружал себя командировками и самым активным образом осваивал дикие просторы Карелии, скрывая под бизнес-экспансией добровольное изгнание. Демонические атаки периодически прорывали блокаду. Мне требовалось все больше времени на восстановление. Давление нарастало. Прогнозы пугали. Я принял решение — переезд на Кольский полуостров. В скальные пустоши Заполярья.

Последние несколько часов затравленного вампира не отличались оригинальностью. В родной город я прилетел в обед, назначил новый совет управляющих и директоров, утвердил стратегический план развития компании, купировал соблазн появиться у дома Бригов, отправился сразу в аэропорт и пообещал себе, что оставшееся время до вылета проведу за барной стойкой, где и давился ужином.

Наконец, я расстался с резиновыми останками, открыл офис-менеджер, одел наушники и погрузился в детальный анализ инвестиционного портфеля. Еще в ноябре я составил особое завещание, где все права наследования были у одной личности. И теперь всю силу отчаяния вкладывал в управление активами, фанатично увеличивая наследственное имущество до момента, когда «завещание вступит в законную силу» и перейдет к моей второй половине. Вспоминая панику моего юриста, усмехнулся: «Знаю, родная, ты не простишь мне этого. Но у тебя будет время примириться с мыслью, что мое решение — это не попытка посмертно заявить на тебя права, а последнее средство, которое позволяло вампиру чувствовать себя не монстром, а твоим мужчиной и сопротивляться до конца», — даже при ее строптивости риск себя оправдывал.

Рейс задерживали. В Карелии свирепствовали грозы. Я не отлучался от работы больше четырех часов. Фаза утомления совпала с нарастанием демонического давления. Измученный желудок скрутило судорогами. Висок пронзила острая боль. Приступ накрывал удушьем…

Внезапно все стихло. Не фиксируя никакого инфернального присутствия, я освобождал ворот рубахи и оглядывался в поисках источника несанкционированного контрудара.

Внешне все без изменений. Та же атмосфера. Спешат и нервничают пассажиры. Рассеянно озираются по сторонам встречающие. Газеты. Сувениры. Цветы. Густые сумерки перерастают в ночь. Два самолета на аэродроме. Мигающая точка в небе. Переговоры диспетчеров. Ничего необычного. Кроме одного. Голодное животное втянуло воздух и на рефлексах сорвалось с места.

Спиной ко мне за самым дальним столиком притих черноволосый Ангел. Перед ней — грейпфрутовый фреш. Рядом телефон, на который она периодически поглядывала. Камилла поставила локти на стол, устало опустила подбородок на сцепленные пальцы и, не отрывая взгляда от окна, изолировалась за ментальной броней. Я ощущал не просто ее тревогу, а эмоциональный шторм.

Прилагая невероятные усилия, мне удалось практически без разрушений вернуться на свою позицию. Неожиданно вышедший из эксплуатации светильник за столиком для vip-персон стал моей страховкой. Камилла уже отвечала на звонок:

— Да, вылетаю. Рейс по расписанию, — в теплом голосе звучала печаль. Я терялся в догадках: «Кто абонент?» — Нет, на этот рейс билетов нет. Лечу через Москву, транзитом. — Я задохнулся от негодования, но неизвестный абонент был со мной солидарен. — Успокойся. Не паникуй, пожалуйста. Да, одна. Ничего страшного, я большая девочка.

«Одна?! Ночью? В чужом городе? При ее невероятном магнетизме?! Нет! Я не позволю!» — как подтверждение своей параноидальной версии, вампир услышал независимое контральто:

— Я же согласилась. Для тебя только это должно быть важно. — Меня замутило. Ее самоотверженность не предвещала ничего хорошего. Категоричный тон вдруг резко поменялся. — Дорогой, мне очень, очень жаль!

Я вздрогнул и выплыл из кретинического ступора. Искреннее сочувствие окрасило мягкий, кающийся голос и отразилось на девичьем лице. Я смотрел на ее отражение в стекле и сатанел от ревности, а она шептала:

— Я скоро прилечу. Все будет хорошо. Еще девять часов со всеми пересадками, и я с тобой. Уже встречаешь?! — она сделала глубокий вдох и сладко замурлыкала. — О, мой хороший. Ну, прошу тебя. Будь благоразумным…

Как я скучал по ее гипнотическому голосу! Но сейчас меня мучил только один вопрос: «Кто же этот — «дорогой» энтузиаст?» Внутри закипала ярость. Моя звезда затрепетала, и я перестал дышать:

— Я хочу быть рядом. Да, с тобой, сейчас. Слышишь? Я разделяю твои чувства и… — Ее тихий обреченный вздох, и я едва справился с эмоциями. — Не брошу.

Леди сидела нога на ногу на самом краешке, готовая сорваться в любой момент. Когда она совсем спрятала лицо в ладонях, в духе включилась аварийная сирена: «Срочная эвакуация». Дальнейшие события воспринимались отстраненно.

Объявили об очередном рейсе. Роскошная пантера вздрогнула и преобразилась. Только тут я понял причину своей неестественной заторможенности. Недаром меня беспокоил пульсирующий висок. Дефект затруднял восприятие движения. В зрительном поле пропали все объекты, кроме статичных. Неожиданное нарушение сработало как замыкание. Я утратил связь с реальностью.

Ночь. Пустой аэропорт. Стеклянные стены отражают сигнальные огни. Два светлых силуэта на взлетной полосе. А в центре — южная звезда. Битое восприятие придает происходящему психоделический эффект. Движения пантеры связаны в последовательную вереницу кадров и оставляют после себя размытый фантомный след.

Леди поднялась, прогнулась, с достоинством смахнула телефон, подхватила с кресла шелковую легкую накидку и миниатюрный дамский кейс, спрятала глаза за обязательными зеркальными очками и уверенно продефилировала мимо. Оголодавшее животное загнулось прямо на столе, но от видения глаз не оторвало. Глядя исключительно перед собой, Камилла пересекала чистую зону, спешила к терминалу. Я следил за своей мечтой через стеклянные стены ресторана и боролся с предательской контузией…

…Пока не понял смысла ее слов. Хищник был уже на эскалаторе.

— Куда ты улетаешь? Ни причин, ни адресата. Господи, я ее теряю! Нет! Нет!! — Меня разрывало. Все естество стремилось вслед, но разум устроил полноценный клинч: «Ты не имеешь права рисковать ее судьбой. Уноси проклятие с собой». Я смотрел ей в спину и стонал. Она прошла через терминал, направилась к автобусу. Действуя в безысходном отчаянии, схватил телефон.

— Слушаю. — Вампир услышал родной голос и остервенело закусил кулак. Она резко обернулась. Я успел уйти от зорких глаз, но расслышал. — Где ты?

Смартфон осыпался на пол кремниево-пластиковым шлаком. Персональный тест на аварийность так и длился, пока ее самолет взлетал, гордой птицей пробивал зону облаков, набирал крейсерскую высоту. Он канул в стратосфере, а монстр был уже серьезно дестабилизирован.

Через час я вышел на поле аэродрома и чувствовал себя не жалким, — мертвым. Отрешенно преодолел толчею из пассажиров недавно приземлившегося самолета…

В нескольких шагах от трапа раздалось знакомое, зловещее шипение. Осознание роковой ошибки пробило током. Зверь ядовито отчитался:

— Георгий Княжин. Живой и полностью восстановившийся.

Гибрид молчал, ощетинился его демонический хозяин. Задетый Зверь вырвался наружу, круша мои буйки самоконтроля. Инфернальный спарринг прервал сам Гога. Цедил по слову:

— Где. Моя. Мила-я? — Арахнид отпрянул в тень, совладал с пароксизмом и предстал все тем же борзым гребаным ублюдком. — Она предназначалась мне.

Мой князь оценил по-своему дерзость зарвавшегося рядового духа:

— Держись за штаны, сексуальный террорист. Как ты выжил?

Гога зашипел:

— Ты рассчитал все ювелирно. Структурировал мне амнезию, проломил цепями череп, изуродовал физическое тело и оставил мои останки на растерзание моих же бесов! Гнить! Там на дне карьера, погребенным под несколькими тоннами нержавеющего такелажа! Но сам не запачкался. Техничный виртуозный профессионал. — Он не бредил.

Уходя из жизни, я не имел права рисковать, оставляя в живых такого неотступного сексуального маньяка. Вампир бросил его летально обескровленным в поврежденном рассудке и физическом теле в глухой непроходимой чаще. Его восстановление грозило обернуться чудовищными последствиями.

Гибрид подтвердил мои опасения:

— Но гениальный киллер слишком торопился к своим подопечным Бригам…

Я сглатывал горькую вязкую слюну, подавляя первые процедуры мутации. Судя по фонтанированию нецензурной брани, Георгий Княжин полностью реабилитировался после амнезии:

— Я провалялся в замерзших дебрях девять дней. Вгрызался в почву, питался землеройками. Но карабкался из последних сил. А потом меня нашли… Охотники. За ней. За моей Милой! — Его ошибка. Все. Триггер активирован. Я потерял контроль. Началась стихийная мутация, а гибрида все несло. — Я мог взять ее в любое время. Однако у такой роскошной дивы должен быть сильный покровитель. Я использовал твое влияние, чтобы обеспечить ей защиту. Или ты думал, что один сражался за нее? Цепной ревнивый пес вокруг нетронутого реквизита. Я натравил на тебя врагов и ждал, когда вы замесите друг друга. Ну что ж, Ланселот, остался только я. Теперь я готов оспорить право на нее и на трон в качестве принца Мелеганта. — Гога огрызнулся и, скрываясь от любопытных глаз спешащих пассажиров, нырнул в тень под хвостовую часть авиалайнера.

«Ох, зря ты тогда поторопился. Надежнее было бы его кастрировать», — под яростное поношение моей раздраконенной рептилии, я последовал за ним. Оппозиционер забился под шасси и, блокируя мой прессинг, сделал четко ориентированный выпад:

— Я заберу ее, подчиню себе и сделаю личной проституткой. Удивительно, почему ты не использовал ее для этих целей? Она могла бы обслуживать таких клиентов! Только для тебя… — Он закатил глаза. — Она будет совокупляться, собирать в себя легионы бесов. Для меня. А потом я буду ее трахать и… — Зеленые глаза замутились вожделением, он не дышал. — Моя власть будет расти. А ты…

— Труси за мной, шакал.

Человек во мне под натиском вампира стремительно сдавал позиции. Главные силы отступали от линии фронта, неся огромные потери, и обнажали тыл для разъяренного чудовища. Сражение было предопределено — у меня больше не было страховки. Мой надежный сдерживающий фактор отсутствовал уже десять месяцев и только что покинул меня ночным рейсом в неизвестном направлении. Я потерял себя.

Быстрая точечная атака. Механизм мутации гибрида поврежден. Гога пятился, зло отплевываясь кровью:

— Ты о ней не знаешь. Я пришел издалека. От тех, что посланы. Убить. Я предал. Чтобы ею обладать… А ты… помеха. Предписан к устранению… — На его шее затянулось ментальное лассо. Я рванул за ограждение, бросив сумку на взлетной полосе. Жертву швырнуло следом за металлический решетчатый заслон. — Они идут за ней. Времени не выиграть…

Глаза заволокло кровавой пеленой:

— Бред. Кто еще они такие?

— У них нет человеческого имени. Последний раз прошу. Объединимся. — Гога задыхался, но полз за монстром. — Я присягну тебе…

Кусты, стальная хватка, сонная артерия, и кровь хлынула на выжженные жаждой внутренности монстра. В сознании постепенно проявлялся демонический шум гибрида. Его бесы готовились к переселению. Зверь торжествовал. Княжин деревенел, закатывал глаза, хрипел. Мое перерождение было завершено на восемьдесят два процента. Здравого рассудка оставалось несчастных восемнадцать. Демонический хаос нарастал перед эмиграцией бесов. Параллельно грянул штурм неотступных инфернальных оккупантов. Внутренний голос надрывался в хрипе, но я уже не разбирал отдельных слов. Девяносто шесть процентов — без четырех предел. Готов убивать за одно упоминание о ней.

Внезапно, на последнем вираже перерождения память выхватила ее гневную тираду: «Ты — человек! Гордон, сражайся! Я же в тебя верю!»

Полномасштабный сбой. Железные тиски самоконтроля. Блокада. Уши заложило от металлического воя. Демон в кандалах. Мгновение, и хаос преисподней удалился. Ясное сознание. Зверь не мог ни высказаться, ни пошевелиться. Гибрид уже валялся на траве с перекошенным лицом.

— Вставай, ублюдок. Исчезай! — Паршивая, синюшная скотина распласталась на земле, а меня интересовал мой рейс. Я должен был немедленно убраться, чтобы воспользоваться временной передышкой. Мутация сворачивалась, плоть возвращалась в натуральные пределы. Обтирая рот и подбородок, я тяжело дышал. — Даю день. Найду — убью. — Схватил сумку и, на бегу придавая себе человеческие черты, последним взлетел по трапу.

Два часа полета. В иллюминаторе первые лучи восходящего солнца. Эпическая картина карельского ландшафта. Мелкие, поросшие соснами, камы с холмистыми заболоченными равнинами, цепи сельговых гряд, прибрежные песчаные равнины, Олонецкая низменность…

Хищнику плевать на все — он борется с мутацией. В неспокойном духе и намека на восторженное созерцание. Челюсти заклинило, сосредоточенные щели вместо глаз, мороз по коже.

— Какого черта я вскочил на самолет?! Следующий только через двое суток. Я за тысячи километров и не чувствую ее. Она сменила номер. Я в полном ступоре и в информационной изоляции. Как же я упустил этого ублюдка?! — Хищник скрипел зубами, силясь не разразиться отборным матом. Здравый смысл еле пробивался сквозь сплошную полосу помех: «Полетишь через Москву. Дома будешь к вечеру. Не чувствуешь ее — охоться на гибрида».

Чтобы не раздавить подлокотники, сжал до онемения кулаки. Сосед — манерный лысоватый мужичок повел плечами и укрылся пледом с головой. Я преодолел себя и приступил к детальному анализу беспрецедентного форс-мажора:

— Что вызвало его остротекущий рецидив? Камилла больше не регистрируется на демонических радарах. — Я невидяще уставился в иллюминатор и потягивал коньяк из фляги. Жертва дразнила и, постоянно исчезая, держала в напряжении. Хищник подавлял схватки превращения подручными средствами. Лысоватый мужичок только косился на мрачного соседа, но рисковать с душевными беседами не отваживался. Мудрое решение. Оппонентом для обратной связи выступал неизменный собеседник:

— Нет, Навуходоносор. Это не рецидив, а ломки в абстиненции. Ты видел, что он продуцирует? — Я сделал глоток обжигающего допинга и покачал головой: «Было не до сканирования». Сосед участливо раскрыл рот, но одного взгляда каменной статуи с непроницаемым выражением лица оказалось достаточно, чтобы он юркнул под плед и отключился. Ржавое соло услужливо вскрывало файлы с подробным следом. Теперь, владея исчерпывающей информацией, хищник мог отслеживать все передвижения и пассы своей жертвы.

— Но каковы причины такой зависимости? Она осталась только в его памяти.

— Равно, как и в твоей. — демон заскрипел сарказмом. — Но причина твоих ломок очевидна. А вот что движет арахнидом?

— Мною ничего, кроме любви не движет!

В ответ послышалось ироничное фырканье:

— Ах, мальчик, духовный мир имеет строгую полярность. Тебе только это предстоит узнать. Не век ты будешь бегать в диссидентах. Но в твоем случае бескорыстная любовь-агапэ не прокатит. Леди Бриг — твое недостающее звено. Она была, есть и им будет оставаться. — Патетика мгновенно оборвалась. Мне предъявили жесткий аргумент. — Пока ты не возьмешь ее.

— Нас ничего не связывает. — Скрипя зубной эмалью, я едва подавил отчаяние. Зверь оценил, забивая гвозди в крышку гроба Гордона-человека:

— Твои воспоминания о ней — не возвышенное чувство, а физиологическая потребность. Монстрам чужды понятия: любовь, самопожертвование, добродетель.

— Я диссидент. Но что провоцирует его? Почему он так на ней завязан?

— Он вскоре сам заявит. — Монстр глухо зарычал, а демон включил пророка. — Гога — сильный враг. Ради безопасности девчонки ты станешь стопроцентно одержимым. А потом убьешь ее. — Зверь и не думал удаляться в тень. Хищник дистанцировался сам.

Внешне я выглядел спокойным — равнодушно обозревал побережье Ладоги, расчлененное узкими фиордами и многочисленными островами, угадывал песчаные и заболоченные равнины, узкие озера и губы Онежского озера. Внутри все кипело от бессилия перед грядущей трансформацией. Последние события дали исчерпывающую диагностику: «Счет шел уже не на месяцы, а на… часы».

Однако я увидел смысл своего затяжного безвестного существования: «Миссия еще не окончена. Пока нужен, буду жить». Хищник снова был мобилизован и готов к последнему назначению. Я знал, что гибрид вернется, подобно самонаводящейся ракете. Этим вечером я элементарно сыграл роль ветра и сбил его прицел. Мы были из одной породы хищников, и я чувствовал его ослепляющий инстинкт охотника. Поэтому, подлетая к Петрозаводску, меня напрягал единственный вопрос: «Когда он атакует?»