Предсказанная любовь

Марина Залесская, 2020

Всё случилось так, как ей когда-то предсказали: море, ветер, воздушный змей в её руках и музыкант, которого она полюбит. Две звезды: скрипач-виртуоз и юная девушка Звёздная Ласточка; они встретились на берегу моря в холодный весенний день. Музыкант, избалованный вниманием и восхищением поклонниц, и странная девушка, ничего не знающая о современном мире. А он не знает о разделяющей их бездне времени. Весенний ветер подхватил их и бросил в объятия. Их любовь зазвучала как прекрасная нежная мелодия, она отгородила их от всего мира, и они жили в раю, как первые люди. Но звёзды никогда не сходят со своих орбит. Останутся ли они вместе или каждая звезда отправится в свой путь?

День третий. Поездка в торговый центр

Утром он опять проснулся от запаха кофе и тонкого аромата корицы. Спальню заливало солнце, проникшее сквозь задёрнутые шторы. Мирослава напевала на кухне, за окном заливались птицы, и все звучало чисто и звонко.

«Весенняя соната Бетховена. Надо будет сыграть для Мири».

Он вспомнил, как Мирослава собралась умирать под «Первую скрипичную сонату» Брамса, созданную под впечатлением известия о смерти сына композитора Роберта Шумана.

«Похоже, что она не слушала классическую музыку, но она безошибочно чувствует».

Соскучившись, он поспешил на кухню и его встретил сияющий взгляд родниковых глаз.

«Я уже не могу обходиться без этого света, — удивлённо подумал Даниель».

На этот раз, на завтрак были поданы сырники с ягодным соусом. В кофе чувствовалась корица.

— Ты меня раскормишь.

— Это совсем некалорийные сырники. Я добавила всего две ложки муки.

— Я привыкну каждый день есть что-то вкусное и растолстею.

— Не растолстеешь, — смеялась Мирослава, — готовить-то уже не из чего, продукты почти кончились. Сегодня я нашла пачку творога, а завтра будет задача: приготовь завтрак из того, что есть в холодильнике.

Он открыл холодильник и удивился его пустоте. На полках стояли пакеты апельсинового сока и молока.

— Мы съездим в супермаркет и всё купим, но попозже. Мне надо заниматься.

— Можно я посижу на веранде? — Мирослава обняла его, положив русую голову ему на грудь.

— Конечно, Мири, посиди, — он погладил её по макушке.

— Ты пахнешь ромашкой и солнцем, — Даниель не хотел её отпускать, но всё же он разжал руки.

Мирослава захватила планшет и вышла на веранду в одной его футболке. Солнце светило ярко, но воздух ещё по-весеннему холодил кожу, однако Мирославу это нисколько не заботило. Она удобно уселась в кресле и, положив длинные ноги на другое кресло, раскрыла планшет.

— Холодно, Мири, — он вынес ей плед, укрыл плечи, и она благодарно просияла в ответ.

Первое прикосновение смычка к струне всегда радовало его. Он сосредотачивался, отвлекался от всего. Сначала обязательная программа: этюды, гаммы, но рутина не пугала его. Он любил и её. Но сейчас он хотел играть свои любимые произведения и играл, меняя настроения и оттенки. Он играл скрипичный концерт Баха и, увлёкшись печальной старинной музыкой, не заметил, как пролетело несколько часов.

Убрав скрипку, Даниель вышел проведать девушку. Мирослава спала, укутавшись в плед. Он подобрал выпавший из её рук планшет, и с любопытством взглянул. Рисунок эльфа исчез, и экран пестрел формулами, схемами, графиками. Он дотронулся пальцем до дисплея, и формулы ровными строками нескончаемо побежали вниз. Добравшись до конца страницы, Даниель увидел текст на незнакомом языке и несколько восклицательных знаков.

— Мири, вставай, — потряс он её за плечо.

Девушка резко подскочила: «О, я заснула, здесь так хорошо, свежий воздух и солнце».

— Мы едем в супермаркет за продуктами, ты не забыла?

— Едем-едем, я сейчас переоденусь, — заулыбалась она и радостно побежала за белым платьем.

— Ты поедешь в этом платье? — удивленно спросил Даниель.

— А что не так? Это очень хорошее платье, эльфийская работа, ручная вышивка, — недоумевала она.

— Платье-то хорошее, но ведь холодно!

— Но у меня нет другого, — она пожала плечами.

— Возьми пока это, — он принес ей свой теплый вязаный кардиган, — а по пути в супермаркет мы заедем в торговый центр и купим тебе одежду.

— Купим одежду? Как это и зачем? — спрашивала она. — Мне нравится мое платье.

— Очень просто, зайдем в магазин, ты выберешь одежду, и мы её купим. Ты что, никогда не покупала одежду? — удивился Даниель.

— Покупала, конечно, — запинаясь, сказала Мирослава, — я заказывала в основном, забыла слово, а — онлайн.

— А сегодня выберешь в магазине. Поехали, — он повёл девушку к машине.

Она нехотя плелась за ним и явно была не рада поездке за одеждой.

Даниель вывел из гаража автомобиль, открыл ей дверцу.

— Садись, что ты застыла?

Она действительно застыла, разглядывая машину. Потом обошла её вокруг, села рядом и восторженно сказала:

— Это твой автокар? Какой интересный ретро-экземпляр.

— Отчего это ретро? — обиделся он. — Это новая модель.

Он недавно приобрел этот автомобиль — спортивный Audi. Дорогой и престижный.

— Да? Прости, пожалуйста, — расстроилась она, — я ошиблась. Не видела таких автокаров.

— А ты водишь автомобиль, Мири?

— Конечно, вожу. Я супердрайвер, — похвасталась она. Такую модель я не водила, но быстро научусь. Может быть, тебя прокатить? — спросила она, с надеждой глядя на него.

— Ну уж нет, вдруг ты разобьешь машину, как те японские вазы, — отказался Даниель.

Это сравнение ей не понравилось.

— Я разбила старинные китайские вазы.

— Ну, Мири, не дуйся, у тебя ведь нет водительской лицензии, — сказал Даниель и резонно добавил. — А вдруг нас остановит полиция?

— Да, я забыла, прости, — она поёрзала, удобно устраиваясь на сиденье.

Автомобиль мягко зашуршал шинами, и они покатили сначала по узкой дороге, а потом выехали на автостраду. Мирослава внимательно смотрела на Даниеля, изучала его движения, а потом уставилась в окно, отвлеклась на пейзажи. Шоссе змейкой вилось между небольших холмов, заросших орешником, мимо виноградников и оливковых рощ. По зелёной траве лениво бродили упитанные коровы, и Мирослава провожала взглядом каждую пятнистую бурёнку.

Кружа и петляя по холмам, шоссе привело их в небольшой живописный городок. Миновав центральную площадь с памятником и городским управлением, обогнув церковь с высокой колокольней, Даниель свернул на узкую улицу и направился вглубь города. Вскоре они выехали на большую торговую площадь, и впереди показалась яркая реклама — «Меркурий». Даниель нашел стоянку — в марте это было легко — припарковал машину и, крепко держа Мирославу за руку, повёл её в торговый центр. Теплый вязанный кардиган она оставила в машине и совсем не мёрзла в летнем белом платье.

Городок жил обычной несезонной жизнью. Почти все уличные кафе ещё не выставили столики на улицу, ветер раздувал полосатые маркизы над окнами, на тротуарах стояли горшки с нарядными цветами, между ними лавировали велосипедисты. Лавки уже готовились к наплыву отдыхающих, блестели начищенными старинными ручками дверей, пёстрыми витринами, завлекали модными хитами. Туристы ещё не захватили город и по малолюдным улицам можно свободно идти, не проталкиваясь сквозь шумную разноязыкую толпу.

Мирослава, которая обычно не ходила, а как будто летала, теперь медленно тащилась за ним. Она разглядывала всё: витрины, цветы в горшках, торговцев, спотыкалась на каждом шагу, наклонялась погладить чужую собаку, засматривалась на велосипедистов. Девушка тянула его на другую сторону улицы, желая рассмотреть витрину с антикварными куклами. Они зашли в лавку букиниста, и Мирослава с удовольствием листала старые пыльные книги, разглядывала диковинные картинки в старинных альманахах. В углу на тумбочке стоял антикварный патефон, на нем крутилась черная пластинка, и итальянский тенор Марио Ланца чувственно и ярко пел неаполитанскую песню «Dicitencello a 'sta cumpagna vosta^[5]». Мирослава отложила книгу и подпела хрустальным голосом:

Скажите девушки подружке вашей,

Что я ночей не сплю, о ней мечтая.

— Синьорина поет, как соловей, — удивлённо пробормотал седой букинист.

Они вышли из тёмного помещения, постояли немного, привыкая к яркому солнцу. А потом пересмотрели все магнитики и открытки на сувенирном лотке, потрогали шипастые кораллы и перламутровые ракушки. Мирослава сбегала за улетевшим со стенда ядовито-розовым синтетическим шарфом и, улыбаясь, вернула его продавцу. Даниель, смеясь, следил за ней.

«Очевидно, что Мири никогда не была в таких местах. Неужели её держали взаперти? Но откуда тогда в ней столько искренней радости?» — думал он.

Она застыла у шоколадной лавки на несколько минут и, обернувшись к нему, восхищенно сказала: «Смотри, Даниель, домик сделан из шоколада, и фигурки тоже шоколадные».

— Хочешь зайти?

— Хочу, — она радостно закивала головой.

В лавке пахло шоколадом и мандаринами, из старенькой стереосистемы хрупко и нежно звучал «Танец Феи Драже» из «Щелкунчика».

«Рождество, — подумал Даниель, — здесь навсегда застыло Рождество».

Осмотревшись, Мирослава попробовала кусочки дегустационных конфет, зажмуриваясь от удовольствия. А потом заговорила с пожилым мужчиной, стоящим за прилавком, на французском языке, уверенно грассируя:

— В этот шоколад, месье, Вы добавили немного острого перца, в этот — каштан, а этот, самый вкусный, с кардамоном. Месье, вы настоящий бельгийский шоколатье.

Лавку держал, непонятно как затесавшийся сюда, пожилой бельгиец. Порозовевший от похвалы торговец положил ей в бумажный пакетик несколько дорогих конфет. Деньги брать отказался. Он ласково смотрел на девушку и раскатисто журчал: «Мадемуазель такая молодая и уже так хорошо разбирается в шоколаде. Месье, такая прелестная мадемуазель, заходите еще, на следующей неделе будет новая партия шоколада, интересные сорта», — заливался он.

Мирослава едва успела сказать: «Мерси, месье, мы обязательно придём», а Даниель уже тащил девушку прочь, незачем очаровывать разных лавочников. Мирослава послала шоколаднику воздушный поцелуй, сказала: «Au revoir!» и неохотно поплелась за ним.

— Ты хорошо говоришь по-французски. Как ты догадалась, что хозяин магазина — бельгиец? — спросил он.

— Расслышала акцент в его приветствии. И самый лучший шоколад делают в Бельгии, значит бельгиец, — объяснила она.

— Интересно, что ты еще умеешь?

— Даниель, ты торопишься? — проигнорировала вопрос Мирослава.

— Мы идем за одеждой, ты не забыла?

— Может быть, погуляем немного? — тихо попросила девушка.

«Она еще маленькая совсем, — подумал Даниель, — ей хочется гулять, а я запер девочку дома».

Но от своего плана не отступил:

— Сначала одежда, всё остальное потом.

Наконец, с остановками почти на каждом шагу, они всё-таки добрались до торгового центра.

«Меркурий» встретил их яркими красками, запахом кофе, громкой навязчивой рекламой вперемешку с популярными мелодиями. Вокруг сновали люди, смеялись, болтали на разных языках. В витринах красовались безглазые, безбровые манекены, наряженные в разноцветные одежды.

Эта обычная суета привела Мирославу в восторг. Она сунула ему в руки пакет с конфетами, а сама водила глазами по всей торговой пестроте, по этому празднику потребления, ахала, принюхивалась, прислушивалась к разговорам, распознавала обрывки фраз, повторяла их с восторгом: «Это шведы, а это немцы, о-о, и китайцы тоже здесь». Он крепко держал её за локоть, боясь, что разноязыкая толпа унесёт её. Увидев красно-белые воздушные шарики, висевшие на потолке, она подпрыгнула, вытянула шарик из связки, понесла его за нитку, а тот плыл за ней ярким облачком, как позавчера змей на пляже. А потом она присела и отдала шарик смешному малышу в бейсболке, который таращил на нее синие глазки. Его сестрёнке достались отобранные у Даниеля конфеты. Дети облепили её ноги, родители благодарили, все они весело смеялись, и Даниель почувствовал себя лишним в том облаке обожания, которое тянулось за Мирославой. Он схватил её за руку и потащил на эскалатор. На втором этаже они сразу уткнулись в отдел электроники, Мирослава замерла и жадно смотрела на чёрные матовые экраны лаптопов и ноутбуков. Клавиатуры, мыши, колонки и прочие электронные запчасти строгими рядами лежали на прилавках, молодые продавцы, напустив на себя профессиональный вид, разговаривали с покупателями.

— Что это за устройства? — спросила она, волнуясь, и даже колокольчик её охрип.

— Это обыкновенные компьютеры, у меня дома такой, пошли отсюда, — и он утянул девушку от этого электронного рая.

— Компьютеры? А можно посмотреть? — попросила девушка.

— Ты никогда не видела компьютер? — удивился Даниель.

Она неуверенно покачала головой.

Вокруг ходили люди, многие его узнавали, показывали на него пальцем, и он нервничал. Сейчас нащелкают фото, закидают Твиттер снимками и насочиняют сплетен.

— Дома посмотришь. Давай поскорее, купим тебе одежду и уйдём отсюда, — торопил он девушку. — Какой бренд ты любишь?

— Бренд? — не понимала она.

— Бренд, Мири, какая марка тебе нравится? Выбирай! — Даниель обвёл рукой все стеклянные отделы с одеждой.

— Я не знаю. Может быть этот? — она указала на магазин молодёжной одежды «Forever 21».

— Это обычный магазин для подростков, тебе надо что-то получше, — и он, любивший хорошие брендовые вещи, повёл девушку в единственный дорогой бутик в этом центре — «Massimo Dutti».

— Пи-пи-пи, — пронзительно заверещала противокражная рамка.

Мирослава отскочила и с ужасом уставилась на мигающие красные лампочки. Даниель взял её за руку.

— Мири, что с тобой? Это всего лишь турникет.

Подбежавший охранник, оглядел по-летнему одетую девушку с пустыми руками и забормотал извинения, из которых Даниель понял, что видимо, устройство сломалось. На лицо Мирославы постепенно вернулась краска, турникет опять противно засигналил, и они вошли внутрь.

В бутике пахло дорогим парфюмом, шёлковые платки сверкали пайетками в свете ламп, сияли никелированные стойки с одеждой. Разряженные в вечерние наряды манекены в изысканных позах застыли у белого дивана. Из динамиков тихо звучала ария «Un bel di vedremo», страстное желание счастья Мадам Баттерфляй из оперы Пуччини.

«Однако, — подумал Даниель, — торговцы ставят фоном оперу. Увеличивают продажи?»

К ним подлетели продавщицы, закружились, застрекотали дежурными вежливым очередями слов и радостными улыбками. Они быстро узнали его:

— Ах, вы ведь Даниель Остин, ой, а можно фото, а можно автограф, — привычно для него щебетали девичьи голоса.

— Дамы, обязательно фото со всеми и автографы, но сначала помогите этой девушке, — Даниель указал на Мирославу.

Она осталась возле входа и растерянно хлопала ресницами, ослепшая от роскоши и оглохшая от стрёкота продавщиц.

Он посмотрел на девушку, лаская взглядом, мысленно целуя и ободряя.

«Совсем дикая, моя маленькая ласточка», — думал он.

Все его прежние девушки обожали шопинг, бегали с горящими глазами по магазинам, охапками таскали вещи в примерочную комнату. А Мирослава стояла совершенно потерянная и смотрела в коридор, желая поскорее удрать из роскошного бутика.

— Ну, давай же, Мири, выбирай, — подтолкнул её Даниель.

— Даниель, а что надо делать? — шепотом спросила она. — Где здесь материализатор?

— Какой материализатор? Примерочная вон там. Снимаешь вещи с плечиков и идёшь примерять, ничего сложного, — недоумевая, объяснил он.

— Дамы, — призвал он крутившихся возле него продавщиц, — помогите синьорине.

Продавщицы наконец-то обратились к девушке: «Что вы желаете, синьорина, что вам подобрать»?

Синьорина пожала плечами, а потом решительно сказала: «Я хочу эти брюки, — она показала на джинсы, — и вот эту вещь, не знаю, как называется, — она указала на голубой свитер.

— Дамы, принесите этой девушке джинсы, тёплый свитер, несколько разных. Нарядное платье, для выхода в ресторан. И хорошее пальто, — распорядился он.

— Мне не нужно столько одежды, — Мирослава смотрела на него огромными сердитыми глазами.

— Всё, Мири, примеряй, покупай, я оставлю тебе карту, и пройдусь по центру, — он вручил ей кредитку.

— Что это за карточка?

Мирослава вертела его кредитку, девицы завистливо смотрели на неё.

— Это карта для оплаты покупок, — сказал Даниель, чувствуя себя учителем в первом классе.

— Дамы, — обратился он к продавщицам, — полная помощь синьорине, я на вас надеюсь.

Он, игнорируя умоляющий взгляд Мирославы, быстро вышел.

«Странная девушка: шарики, конфеты, собаки, дети, всё это привлекает её, а одежду ей не надо, на кредитку смотрит, как будто не видела никогда. Точно, девочку не пускали никуда, вот она и сбежала. Я тоже сбежал когда-то и тоже ничего не знал, и не умел».

Он вспомнил то время, когда ушёл от материнской опеки, и как бытовые проблемы обрушились на него. Он хорошо понимал Мирославу и стал спешить, боясь надолго оставлять её. Он собирался купить ей подарок, хотел, чтобы ее родниковые глаза засияли радостью.

— Украшение, конечно же, — решил Даниель.

Он заметил, что у Мирославы не было никаких украшений: ни колечка, ни серёжек. А дырочки в маленьких, чуть острых ушках были. Даниель торопливо спустился вниз к ювелирному отделу, выбрал красивые серьги с изумрудами на ажурных плетёных висюльках. Забрав коробочку, он поспешил назад. Мало ли что может случиться с девушкой, потеряется ещё. Пронзительно запищал турникет, и Даниель побежал по эскалатору, спотыкаясь и налетая на людей.

Мирослава ждала его у входа в бутик, и растерянно смотрела на охранника, проверяющего чеки и пакеты в её руках.

Всё в порядке, облегчённо выдохнул он. Просто Мири боится реагирующих на неё турникетов.

Даниель с огорчением заметил, что она так и не поменяла своё летнее платье на новую одежду.

«Не буду больше оставлять её одну, я бы заставил её переодеться», — подумал он.

— Даниель, я всё сделала, — и она показала на несколько пакетов, — я не знаю, дорого это или нет, я не знаю с чем сравнивать.

— Пошли, Мири, нам надо ещё обувь купить и бельё, — поторопил он девушку.

Продавщицы обиженно захныкали, и он привычно попозировал с ними под щёлканье телефонной камеры, потом на чём-то расписался и потащил Мирославу к выходу.

— Даниель, а зачем ты подписывал эти открытки? Эти девушки, что они с ними будут делать?

— Это автограф, не знаю, что они будут делать, — пожал плечами Даниель. — В коробку положат, будут потом детям показывать.

— Бумажку? Я не хотела бы бумажку, я и так всегда буду помнить тебя. Вот здесь, — и она показала на сердце. — Вот здесь будет надпись: «Elenandar». Мой Звёздный арфист.

Он был рад, он смотрел на девушку, тонул в её глазах и, совсем забыв про дела, вытащил пакеты из её рук и гладил её тонкие пальцы. Щелчок телефонной камеры выдернул его в реальность, и он повёл девушку в обувной отдел, решительно игнорируя очередной вопящий турникет. Он настоял на туфлях на каблуках, а высокие ботинки для улицы Мирослава выбрала сама.

Бельё она отказывалась покупать, ни за что не хотела даже заходить в бельевой отдел.

— Это кружево будет везде тереть, я не могу такое носить.

Ему пришлось прибегнуть к шантажу.

— Я хочу видеть это на тебе. Будешь надевать для меня, а я буду снимать.

Только тогда она согласилась зайти, отскочила от турникета, но примерять всё равно отказалась, и, положившись на опыт продавщицы, они взяли несколько комплектов красивого кружевного белья, с бантиками на самых неожиданных местах.

Обвешавшись пакетами, они пошли к выходу. На первом этаже на них налетела группа молодых девиц и, окружив его, оттеснила Мирославу. Девчонки визжали, Даниель привычно улыбался, фотографировался, не забывая поглядывать на Мирославу, отошедшую к фонтану. Лицо её светилось в брызгах воды, она сияла своей чудесной улыбкой, ни грамма ревности не было у неё, а только чистая радость. Ей нравились эти девушки, которым нравился он. Даниель на минуту отвлёкся, подписывая автографы, а когда он опять посмотрел на Мирославу, всё стало плохо. Одна из девиц, крупная фигуристая ярко-красивая блондинка, наклонившись к Мирославе, что-то шипела ей и дёргала за платье. Мирослава смотрела на неё огромными, недоумевающими глазами. Девица сильно потянула за платье, раздался треск, и платье порвалось по шву.

Мирослава молниеносно схватила девицу за руку.

— Зачем ты порвала платье, — зазвенел голос, — за что? Я ведь ничего тебе не сделала.

Он бросился к ней, но не успел. Мирослава кинула пакеты на пол, и, зажав рукой порванное платье, умчалась прочь. Наткнулась на крутящуюся дверь, запуталась, но увидев рядом обычную дверь, вылетела из торгового центра.

— Мири, подожди, — он тоже бросил пакеты, побежал за ней, ругая себя последними словами, — убью каждого, кто обидит Мирославу.

Совсем не агрессивный обычно, он был в ярости. Какая-то дрянь довела до слёз его Мири, его ласковую девочку. Он догнал её уже на улице, она, не глядя по сторонам, перебегала дорогу, машины резко останавливались, тормоза визжали, водители темпераментно ругались.

Он сделал то же самое и, не реагируя на визг тормозов и ругань водителей, догнал споткнувшуюся девушку и схватил её за руку:

— Мири, Мири, что случилось?

Она смотрела на него полными ужаса глазами.

— Я чуть-чуть не ударила человека.

Она тряслась и рыдала, он вытирал ей слёзы, ничего не понимая.

— Посиди тут, — он увидел открытое кафе-мороженое, отвёл её туда и посадил за столик.

— Сейчас я принесу твои покупки, мы вернёмся в машину, и ты мне всё расскажешь.

Даниель вернулся в «Меркурий» и, игнорируя стайку тех же девиц, вертевшихся вокруг фигуристой блондинки, хныкающей и потиравшей запястье, быстро прошел к фонтану. Их покупки лежали там, где они их побросали. Охранник, помогая ему собирать пакеты, сочувственно трещал: «Синьор, такая досада, эта женщина обидела вашу милую синьорину. Ах, эти женщины, беда с ними». Даниель отогнал назойливого охранника и поспешил назад.

А Мирослава сидела в кафе, ела мороженое, вокруг неё вился толстый усатый хозяин, они весело болтали по-итальянски. Хозяин вытирал ей салфеткой уже почти высохшие глаза, гладил её по щеке. Проигрыватель гремел старым хитом Pupo в тему: «Gelato ai Cioccolato^[6]». Мирослава смеялась, слизывая яркое лакомство из рожка.

«Что за девчонка, то слёзы, то смех!» — думал Даниель.

— Мири, сходи, переоденься, а я пока расплачусь за мороженое, — он подал ей пакеты с одеждой.

— Синьор, синьор, что вы, — замахал руками хозяин, — это подарок синьорине, она так плакала. Такие молодые хорошенькие синьорины не должны плакать, они должны смеяться нам на радость, не так ли, синьор?

Сладкий голос Pupo сменил Луи Прима с джазовой композицией «Банановое мороженное для моей детки».

Пока хрипловатый голос американского певца перечислял все ингредиенты популярного десерта, Даниель ждал за столиком и думал о том, что эту девушку многие не прочь приголубить, и она не пропала бы, даже если бы он не подобрал её на пляже. Эта мысль не понравилась ему, он хотел считать себя единственным спасителем. Послышались лёгкие шаги, и Мирослава вышла к ним — в джинсах, в светло-бежевом свитере тонкой вязки, в высоких ботинках. Новая одежда отлично сидела на ней, джинсы обтягивали длинные ноги, свитер подчёркивал тонкую талию. Она постукивала каблуками ботинок — ей явно нравились они. Энергичный, веселый регтайм Градески «Мороженое» отлично озвучил ее выход.

— Ma quanto sei bella, proprio bellissima^[7]! — сладко запел хозяин кафе.

А Мирослава подошла к Даниелю и вплыла в его объятия.

— Спасибо, Даниель, мне нравится новая одежда.

Он держал её крепко, согретый её улыбкой, чувствовал под пальцами тонкие рёбра и хотел прямо сейчас утащить девушку куда-нибудь, сорвать с неё все эти новые шмотки, и исцеловать её с головы до ног.

«Она постоянно возбуждает меня, это и хорошо, и странно».

— Пошли, Мири, нам ещё надо в супермаркет.

— Даниель, а пальто, я забыла про него.

Она вытащила из пакета синее с чёрными пуговицами пальто, оторвала ценник, надела, покрутилась на каблуках, и из девчонки с пляжа превратилась в модную молодую красавицу.

Даниель и мороженщик уставились на нее с восхищением.

— Grazie mille, signore^[8] — улыбаясь, она ласково пожимала руки итальянцу.

Мороженщик сбегал за прилавок, принёс ей ещё рожок мороженого, большую салфетку и сказал: «Синьорина, осторожно, не испачкайте свое новое пальто».

Примечания

5

Скажите вы ей (итал.)

6

Шоколадное мороженное (итал.)

7

Но какая ты красивая, просто невероятно (итал.)

8

Большое спасибо, синьор (итал.)