Кесарево – рубец на душе

Марина Грау, 2019

Очерк о непростом периоде почти каждой земной женщины – беременности и родах. В особенности, – о родах, которые прошли вопреки ожиданиям. Здесь нет ничего не присущего матери: страхи, ожидания, размышления и самое главное, – переход к балансу и гармонии.

Рождение дочери

Мои двухдневные домашние роды закончились экстренным кесаревым в роддоме.

Я не смогла. Я не справилась. Я… проиграла.

У нас было двое безумно долгих непонятных суток. А потом все было так стремительно. Мы неслись на все красные светофоры. Приемная, чужие лица, ЭКГ и фраза: «требуется операция», каталка, капельница, яркий свет, — где-то над дверным проёмом промелькнула икона. Матушка, помогай!

….

Помню хорошо, как среди гула врачебных голосов и пиканья аппаратов раздалось что-то вроде: «кх…а» Элинушка! Моя доченька делает первый вздох!

«25 ноября. 22:59, девочка»

Элину унесли. Куда-то далеко, — по извилистым тёмным коридорам, — две чужие тетки…

Ночь в реанимации. Ночь, полная боли, страха и чувства вины.

Всё не так…

Под утро меня переводят в послеродовое отделение.

Я одна в палате.

Я звоню мужу, говорю о том, что теперь мы, — родители. У него тяжелый голос, — мой любимый пережил страшную ночь. Ни в тот момент, ни после мы больше не трогаем тему рождения нашей девочки. — нам стыдно друг перед другом, — стыдно перед самим собой. Чувства у обоих притуплены, — даже не помню, о чем мы еще говорили, но ярких эмоций никто не проявлял. А жаль… Так невероятно жать… Ведь предполагалось, что это прекрасное событие будет окутано радостью, восторгом и умилением. я предвкушала, что в момент рождения дочки мы достигнем высшей точки абсолютного счастья… но нет, вот такая насмешка судьбы.

Я жду, когда же принесут ребенка и.. боюсь… мне кажется, что раз все случилось таким не естественным способом, — что — то в нем будет не так…

И вот дверь отрывается. Я пытаюсь приподняться, чтобы посмотреть на человечка в каталке… ребенок. ручки, ножки, глазки, — все, как у обычных деток.

Ребенка перекладывают на планальный стол.

Нянечка что-то долго объясняет, — я ее не слушаю. И вот, наконец, мы остаемся с дочкой одни. Она маленькая и горячая. Она шевелиться и дышит. Откуда ты, малыш? Я тебя не знаю, — не рожала…. Интуитивно даю ей грудь, хотя… какое тут молоко? Но молоко есть, и дочка с наслаждением кушает. Мое сердце начинает теплеть, я плачу слезами радости и боли: «Здравствуй, доченька! Прости меня, пожалуйста, прости!»

Я долго и тяжело восстанавливалась после операции и находилась в роддоме дольше, чем обычно там лежат. Но я почти желала того, — маленькая зеленая палата была моей капсулой, где можно не отвечать на звонки и не видеть никого из знакомых, не притворяться, не объяснять. И совсем не хотелось возвращаться домой, — наша небольшая квартира стала сценой для неблагоприятно развившихся событий. Нет, я не перенесла каких-то сильных мучений, — моя родовая деятельность то стремительно развивалась, то угасала, то выдавала какие-то странные симптомы. — Была патологической, — если выражаться медицинским языком.

Конец ознакомительного фрагмента.