Между двумя мирами. Сердце Абриса

Марина Владимировна Ефиминюк, 2021

Семь месяцев назад раскололись миры, закрылись магические ворота и растаял призрачный город, много лет паривший над Теветом. Как отчаянно я искала путь к Кайдену! Изучала темную магию, чертила руны, но никак не ожидала, что по другую сторону двери в Абрис вместо любимого мужчины встречу чужака, забывшего даже мое имя. И буду вынуждена выбрать: уйти или остаться, отступить или попытаться разбудить заснувшее сердце темного мага, отпустить или все-таки бороться за любовь, способную разрушить меня саму.

Глава 1

Незнакомец за невидимой стеной

Прошлой осенью мои руки изрезали рунами Абриса, и прямо сейчас шрамы горели как проклятые. Под столом, чтобы, не дай светлые духи, не заметили девчонки, я отодвинула длинный рукав жакета и проверила запястье, куда дотягивался тонкий шрам от одного из символов. Он светился, и казалось, будто под кожу продели алую нить. Такое случалось частенько, но… Чего ж именно сегодня, когда сводная сестра Полина притащила меня знакомиться со своими подружками в пафосную ресторацию на набережной Венты?!

— Ничего себе! — охнула Поля, и меня как магическим разрядом шибануло.

В Тевете считалось, что даже одна абрисская руна, выжженная на теле, оскверняла чистый светлый дар, у меня их имелся почти десяток.

Первую руну, «знание», нанесли на ладонь, когда год назад украли в Абрис на дикую вечеринку темных паладинов. Символ скрыть не выходило. После многих перемещений через границу миров тонкий шрам превратился в розоватый неровный рубец и был слишком заметен. Об остальных темных знаках знали только отец и тетушка Матильда. По большому счету я плевать хотела на мнение окружающих, но когда руны светились красным цветом абрисской магии, то даже глупец был способен догадаться, что с моим даром Истинного света происходило нечто неправильное… Неправильное настолько, что я умела пробуждать темные руны. Таких магов в Абрисе называли «двуликими» и уничтожали. Никакого права на помилование.

Быстро одернув рукав, я приготовилась соврать что-нибудь изящное, но тут сестра с восторгом добавила:

— Смотрите, он здесь! Григорий Покровский!

Мм?

— Светлые духи, вблизи он выглядит еще лучше! — с восторгом зашептались подружки. — Даже лучше принца Эдварда!

Оказалось, что в девчонках вызвал приступ экзальтации высокий худощавый шатен по виду около тридцати лет. На мой взгляд, мужчина как мужчина. Не лучше и не хуже других. Может, конечно, в нем имелись скрытые достоинства, с первого взгляда неразличимые, но до принца Тевета ему точно было как на хромой собаке до луны.

— Какой же красавчик… — мечтательно вздохнула Олеся, подруга детства Полины. — Даже не верится, что приехал из провинции всего год назад.

Тут-то у «красавчика» открылся первый талант: острый слух. Он различил хихиканье и оглянулся. При виде пяти барышень возраста выпускниц Института благородных девиц беднягу нешуточно скривило. Судя по всему, за год, проведенный в Городе кленов, у господина Покровского выработалась стойкая непереносимость напористых столичных невест.

Чтобы сдержать издевательский смешок, я прикусила изнутри щеку и отвернулась к окну. На улице затухал неспешный летний день. Блестели в лучах заходящего солнца спокойные воды Венты. В бледнеющем небе плыли розоватые перистые облака. Меньше года назад над Теветом парил призрачный город, но после Расхождения вселенных Абрис растаял без следа. Когда-то я мечтала по ночам наблюдать за звездами, но теперь многое отдала бы, чтобы снова увидеть очертания параллельного мира.

— Поля, как он на тебя посмотрел! Даже у меня сердце екнуло! — горячо зашептала Олеся, захлебываясь от радости, словно лично удостоилась заинтересованного взгляда мужчины.

— Он точно тебя заметил, — без должного энтузиазма поддакнули две другие подружки, поразительно похожие внешне. Я начисто забыла их имена уже через три секунды после знакомства и мысленно окрестила «двойняшками».

— Да бросьте, — кокетливо отозвалась Полина. — Он разглядывал Валерию.

За столом воцарилось выжидательное молчание. В мою сторону уставились четыре пары глаз, одинаково подведенные черными стрелочками.

— Что? — не поняла я.

— Он смотрел на тебя? — подсказала Олеся.

Видимо, мне следовало убедить сестру, а заодно и новых приятельниц, что ни один приличный мужчина, особенно Григорий Покровский, кем бы он ни являлся, никогда не обратит внимания на затворницу с рубцом темной руны во всю ладонь. Девушки просто не догадывались, что я никогда не страдала ни комплексом неполноценности, ни желанием подпитывать чужое эго.

— Кто вообще этот парень?

— Ты точно артефакторша? — фыркнула Олеся. — Как ты его можешь не знать?

— А ты секретарша в конторе судебных заступников, — парировала я. — Ты знаешь фамилию столичного мирового судьи?

— Я секретарь! — ощетинилась та. — И судью зовут… господин… господин…

— Железнов, — подсказала я. — К слову, специальности «артефакторша» не существует.

— Девочки, не ссорьтесь, — вклинилась Полина. — Валерия просто вернулась в столицу совсем недавно и еще не в курсе последних новостей. Я тебе все расскажу, сестричка. Григорий Покровский — личный артефактор королевской семьи. Абсолютно свободен, никаких жен и невест, даже постоянной подружки нет. Годовой доход три тысячи сто пять золотых и сорок два пенса. Матушка живет в провинции на другом конце Тевета. В этом году его признали самым завидным женихом столицы.

— Идеальная партия, — выдохнула одна из «двойняшек».

— Вы подкупили его счетовода? — уколола я.

— Светлые духи! Нет, конечно. Наняли частного сыщика, — поделилась Полина. — Только, чур, маме не говори! Она мне голову снесет, если узнает, что я сняла деньги с нашего счета в монетном дворе.

— Когда ты выйдешь за него замуж, то все расходы окупятся, — передернула плечами Олеся и демонстративно пригубила давно опустевшую чашечку.

Чай девчонки заказали в складчину, но самый дорогой. Цедили весь вечер и уже три раза просили подлить кипятку, размыв заварку до состояния подкрашенной водицы. Лично я чувствовала себя неловко перед порядком раздраженным подавальщиком и мысленно пообещала оставить ему немного монет на порошки от нервного тика.

— Сестричка, успокой меня, — протянула Полина, — скажи, что твой отец не такой скряга, как моя маман.

— Ну…

В прошлом году я попросила у родителя золотые на штраф за скольжение в Абрис, закономерно получила отказ и была вынуждена устроиться на полставки стажером в университетскую библиотеку.

— Честно говоря, мне всегда платили стипендию.

— Тебе хватало?

— Вполне.

Походами по модным лавкам я не увлекалась, а от цен в дорогих ресторациях даже без еды получала несварение. Всю жизнь моим единственным увлечением являлась артефакторика, но посещения библиотеки или учебной лаборатории больших материальных затрат никогда не требовали.

— Так и знала, что он скряга, — понимающе вздохнула Полина. — Как бы они еще сошлись с моей матушкой? Она думает, что я слишком много трачу на туфли.

— Разве можно в столице сделать нормальную партию, если носишь туфли не от Колина. — Обе «двойняшки» выглядели возмущенными.

— Верно, — усмехнулась я, постеснявшись уточнить, кто такой этот самый Колин.

Они принялись обсуждать обувь, а мое внимание привлек вид за окном. Погода взбесилась. Только-только небо было светлым и чистым, но вдруг на улице начало стремительно смеркаться, сгустились свинцовые тучи. Стекло усеяли мелкие дождевые капли, и без продыху на землю обрушился яростный ливень. Набережная Венты скрылась за белесой пеленой.

— Как теперь добраться домой? — не осознавая, что говорю вслух, пробормотала я.

— Можно попытаться поймать кеб, — с иронией подсказала одна из девчонок.

— В такой дождь экипаж смоет вместе с возницей.

— Какой дождь? — не поняли подружки.

— В смысле?

Я глянула в обеденный зал и оторопела. За моим окном бушевала непогода, бесилась свирепая стихия. Казалось, что город будет смыт! Но ресторацию по-прежнему окрашивали лучи заходящего солнца. Звенели столовые приборы, народ мирно ужинал, вел тихие беседы и не обращал внимания на странности природы.

Какого дьявола?!

Неужели «Сердце Абриса», артефакт для перемещения в параллельный мир, над которым я втайне трудилась долгие месяцы, пробудился? Значит, дождь хлестал вовсе не в Тевете, а в Абрисе!

Я поспешно сдернула со стула матерчатую сумку и принялась копаться в ней, пытаясь отыскать артефакт в кожаном чехле.

— Валерия, ты в порядке? — уточнила Полина.

Приходя в чувство, я замерла и обвела примолкнувших девчонок осторожным взглядом. Они таращились на меня как на припадочную.

— Знаете, я тут вспомнила про одно важное дело… — выдержав паузу, объявила я и поднялась, неловко толкнув стол. Посуда истерично зазвенела, а у Олеси с блюдца соскользнула чайная ложка.

— Ладно, — сводная сестра кивнула. — Встретимся в храме?

— Да, — растерянно пробормотала я, крепко сжимая сумку. В последний день седмицы у наших родителей должен был пройти обряд венчания. К церемонии будущая мачеха заказала мне розовое платье с открытыми плечами и совершенно отвратительные туфли на высоченных каблуках. Скорее всего от приснопамятного Колина.

Стоило отойти на пару шагов, как девчонки зашептались, перебивая друг друга:

— Вы видели руну у нее на ладони? Какая гадость…

— А глаза? До сих пор мурашки бегут.

— Поли, она точно артефакторша? Спорим, что врет? — фыркнула Олеся.

Выбравшись из обеденного зала, я нырнула в дамскую комнату. Дождалась, когда помещение опустеет, и вытащила из сумки артефакт. Если он и пробуждался, то уже погас. «Сердце Абриса» выглядело как обычный карманный хронометр без крышки и циферблата, но в корпусе прятался особенный механизм из специально выплавленного металла. Вместо цифр была нанесена тонкая руническая вязь, дикая смесь между темными и светлыми рунами. Вчера я попыталась связать символы на циферблате с теми, что были вырезаны у меня на руках. Видимо, по этой причине я оказалась единственной во всей ресторации, кто увидел раскол в пространстве. Когда в туалете открылась дверь и впустила двух дам, то я быстро спрятала артефакт в карман и прошмыгнула в холл.

Натягивая на ходу заплечную сумку, направилась к высоким дверям. Швейцар услужливо открыл тяжелую створку и попрощался. Я вышла под козырек ресторации и остолбенела. Тихая набережная Венты, утопающая в закатных лучах, снова исчезла. Улица была незнакома. Сильный и злой ливень нещадно хлестал по брусчатке, выбивая в огромных лужах пузыри. По краям пешеходной мостовой к решеткам водостоков бежали мощные, стремительные потоки. Навстречу яростному дождю ехали экипажи и во влажной дымке расплывались зажженные огни на их крышах. Однако была странность: в воздухе совершенно не ощущалось дождевой свежести. Параллельный мир был отделен прозрачной стеной.

Опомнившись, я полезла в сумку за артефактом, но за спиной вдруг раздался незнакомый мужской голос:

— Скорее всего в Абрисе сейчас ливень.

— Простите? — опешила я и оглянулась через плечо.

За моей спиной стоял «самый завидный жених столицы». Он достал из внутреннего кармана светлого пиджака серебряный портсигар, но не торопился открывать.

— Теория искажения, — подсказал он. — Если в Тевете солнце, то в Абрисе идет дождь.

— Какая редкостная недоказуемая чушь, — пробормотала я и кивнула на портсигар: — Не стесняйтесь.

— Неловко курить при девушке, которая отвернулась к окну, чтобы надо мной посмеяться. Что такого забавного сказали ваши подруги? — Он все же достал тонкую коричневую сигариллу, помял в руках, а потом спрятал обратно, так и не прикурив.

— Назвали вас самым завидным женихом столицы.

От широкой улыбки на гладком лице королевского артефактора заиграли привлекательные ямочки.

— Напрасно смеетесь, — кивнула я, и мужчина вопросительно заломил бровь. — Вы должны быть крайне осторожны. Девушки настроены решительно и уже знают ваш годовой доход.

— Они подкупили моего счетовода? — поперхнулся изумленный жених.

— Наняли частного сыщика, — развеселилась я.

— Вы шутите?

— Отнюдь.

Некоторое время мы стояли в молчании. До нервной почесухи хотелось прикоснуться к границе хотя бы кончиком пальца, но самый завидный жених столицы, имя которого начисто выветрилось из головы, никуда не торопился. Ресторация словно превратилась в крошечный островок посреди бескрайнего океана. Было и страшно, и любопытно вступить под абрисский дождь, и пока я следила за буйством летней грозы, мужчина изучал меня.

— Что-то хотели сказать? — не удержалась я.

— Сегодня очень красивый закат.

Раскол закрылся неожиданно: по воздуху пробежала волна, словно смывшая изображение дождливого города. Появилась тихая набережная с горожанами, совершающими променад. Деревянный пирс и спокойная Вента с блестящей на солнце водой.

— Верно, — задумчиво отозвалась я, вдруг осознав, какое нечеловеческое напряжение испытывала от того, как близко — трусиха! — подобралась к Абрису. — Погода сегодня исключительная. Мне пора.

Хотелось немедленно уйти, не задерживаясь ни на секунду, чтобы спокойно проверить артефакт.

— Валерия, постойте! — позвал мужчина, заставив меня с удивлением оглянуться.

— Вы знаете мое имя?

— Понимаю, что было глупо притворяться, будто я не догадываюсь, кто вы такая.

— Весьма, — согласилась я. — Не помню, чтобы нас представляли.

— Мы прежде никогда не встречались, — признался он и вытащил золотую визитницу. — Меня зовут Григорий Покровский. Я корол…

— Вашу должность мне назвали вместе с годовым доходом, — перебила я, принимая глянцевую карточку с выдавленным в уголке гербом Королевской артефакторной лаборатории. — И что именно королевский артефактор хотел от адептки четвертого курса, последний год просидевшей в академическом отпуске?

— Я хотел поздравить вас с получением лицензии.

— Грамоту мне выдали еще зимой, — заметила я.

— Все так, но я писал вам. Все мои послания остались без ответа.

Некоторое время назад из Кромвеля, куда по-прежнему приходила корреспонденция, были переданы пачки писем. В нашем доме переписку в основном вел папа, университетский профессор истории, и я даже не прикоснулась к тем перевязанным бечевкой стопкам.

— Извините, — без сожаления пожала я плечами. — В свое оправдание позвольте сказать, что четверокурсники, получившие рабочие лицензии, бывают ужасно занятыми.

Разрешение от принцессы Теветской привезла в отцовский особняк ее личная помощница. Отдала со словами, что глупо сдерживать уникальный талант какими-то формальностями, и вместе с документами вручила первый заказ. Я не стала задавать неудобных вопросов, но про себя решила, что королевская семья не смогла договориться о цене с Кромвельским университетом, на время учебы владеющим любыми моими артефактами, и обошла правила. Другими словами, Григорий Покровский должен был тихо ненавидеть выскочку, ведь известная своим капризным нравом принцесса отдала предпочтение девчонке, даже не окончившей университет.

— А теперь позвольте попрощаться, господин Покровский, — едва заметно поклонилась я, отдав дань этикету. — И помните, что летом начинается сезон отлова завидных женихов столицы. Вы в группе риска.

Но он не позволил мне даже шагу ступить.

— Я представлял вас совершенно другой, Валерия.

— Мужчиной? — не удержалась я от шпильки.

Он рассмеялся:

— Не мужчиной… Артефакты Лерой Уваровой завораживают своей филигранностью. Ваша магия неповторима. Каждый раз, когда я смотрю на часы ее высочества, мне хочется разобрать их на винтики и узнать, какие руны вы использовали.

— Это называется промышленным шпионажем, — пошутила я.

— Я восхищаюсь вашим талантом. — Он поймал мой взгляд.

— Пытаетесь мне польстить, господин Покровский?

— Пытаетесь кокетничать, Валерия? — парировал он. — Вы прекрасно знаете себе цену. Так ведь? Просто я не подозревал, что вы настолько…

— Юна?

— Красивы.

Всегда считала, что после Кайдена Николаса Вудса мужчины были просто не способны лишить меня дара речи, но у Григория Покровского получилось. Я вдруг осознала, что не только не могу придумать ни одного колкого, ироничного ответа, но и начинаю заливаться краской.

— Кажется, я вас смутил, — улыбнулся он.

— Да, — прямо ответила я. — И на этой странной ноте разрешите мне откланяться.

— Подвезти вас?

— И раскрыть вам, где я живу, страшный человек? — состроила я фальшиво-испуганный вид. — Разве вы не слышали, что красивым девушкам нельзя садиться в кареты к плохо знакомым мужчинам? Удачи, господин Покровский.

Мужчина стоял в расслабленной позе. Руки были небрежно спрятаны в карманы брюк, на лице светилась обаятельная улыбка, смеялись теплые серые глаза.

— До встречи, Валерия.

— До встречи? — изогнула я брови.

— Вы ведь должны меня смутить в ответ. Разве флирт не так работает?

Неожиданно у меня заныло сердце. Мы с Кайденом долго вели эту слишком взрослую и раздражающую девятнадцатилетнюю девчонку игру: кидались вопросами, но не давали на них ответов. Десятки повисших в воздухе, никому не нужных вопросов.

Потому что именно так работал флирт.

* * *

Кайден настиг меня. Я прижималась спиной к паркетному полу и не смела пошевелиться. Острие магического меча было направлено на истерично бьющуюся жилку на шее.

— Умоляю, не надо… — прошептала я, хотя знала, что двуликая не способна пробудить жалость или сострадание в темном паладине.

Лицо Кая было замкнутым, губы крепко сжаты. Он никогда не вступал в переговоры с жертвами. Видимо, считал, что говорить с покойниками — напрасная трата времени.

— Ты пожалеешь…

— Вряд ли, — вдруг ответил он и ударил.

Вскрикнув, в холодном поту, я села на кровати и схватилась за горло. Ничего, никаких ран! Растерев лицо ладонями, выдохнула от облегчения.

Кошмар, в котором Кайден убивал меня, был таким реалистичным, что, пробуждаясь, я не сразу понимала, где заканчивался сон и начиналась явь. И столько раз видела, а все равно страшно до оцепенения.

Детская спальня с розовыми обоями и макетами несуществующих артефактов на полках была залита солнечным светом. Сквозь открытое окно проникал радостный птичий гомон, рассыпавшийся звонкими колокольчиками. Сегодня отец женился второй раз. На портновском манекене висело шелковое розовое платье. Пришитые на лифе прозрачные кристаллы блестели как драгоценные камни.

Заставив меня вздрогнуть, дверь в спальню отворилась. Сквозняк парусом надул легкую белую занавеску, перерыл открытую на столе записную книжку, выдул спрятанные между страничками листочки. Надо было бы собрать записки, но вставать не хотелось.

Пятясь, тетушка Матильда осторожно внесла поднос с завтраком. Она была в халате и с рядком папильоток на свежевыкрашенных хной волосах: готовилась к венчальному обряду.

— Проснулась?

Одной рукой Матильда осторожно сдвинула на край стола самописные перья, блокнот, невнятную мелочовку, больше характерную для мужской мастерской, чем для спальни двадцатилетней девицы, и пристроила поднос:

— Валерия, уже половина седьмого. Вставай, иначе не успеешь собраться. Отец тебя в жизни не простит.

— Знаю.

— Опять под утро спать пошла?

Матильда налила в чашку чай. В воздухе повеяло бодрящим чабрецом.

— Нет, легла в полночь, — не моргнув глазом, соврала я.

— Я слышала на рассвете, как ты поднималась по лестнице.

— А сама почему не спала?

— У меня бессонница с тех пор, как наш подвал превратился в твою мастерскую. Боюсь заснуть в кровати, а проснуться на золотом облаке в окружении светлых духов. Что это? — пробормотала она, привычно перепрыгивая с темы на тему, и вытащила из стеклянной коробочки «Сердце Абриса». — Какие странные часы. Их надо завести?

Не успела я рта открыть, как Матильда встряхнула артефакт.

— Нет! — вскрикнула я, слетая с кровати. — Не тряси! Это артефакт, а не часы!

Но было поздно, в одно мгновение на циферблате вспыхнули алым цветом крошечные руны, а у меня на руках, отзываясь на смесь светлой и темной магии, загорелись шрамы. Видимо, тетку ощутимо укололо разрядом. Она охнула и выпустила вещицу. От звона, с каким артефакт шибанулся о стеклянное дно коробочки, меня перекосило.

— Вот! — Матильда ткнула пальцем в часы, стрелки на которых закрутились в разные стороны. — Об этом я и говорю! Живем как на магической взрывчатке! Страшно!

Точно услышав стенания, «Сердце» потухло. Стрелки остановились.

— Ворчунья! — прикрикнула я с улыбкой, когда тетка выходила из комнаты.

Чтобы привести себя в человеческий вид пришлось потратить больше двух часов. Маскирующий крем практически скрыл бессонные тени под глазами, а специальный эликсир придал русым волосам, едва достававшим до подбородка, блеск и гладкость. А коль намазала лицо тоном, пришлось накрасить ресницы и подвести стрелочки. Глаза вдруг стали выглядеть ярче и больше, как у фарфоровой куклы.

Раньше у меня были самые обычные каре-зеленые глаза, но взрыв выжег пигмент. Радужка приобрела стальной цвет, в точности как у темных паладинов. Даже самой жутковато становилось. С помощью магии замаскироваться не получалось и приходилось жить с тем, что имела. Хорошо, вообще не ослепла.

Шевелюре повезло еще меньше: длинную косу спалило. Несколько месяцев волосы не росли, делая меня похожей на худенького узкоплечего парня. От мальчишеской стрижки удалось избавиться только благодаря теткиным перечным притиркам. На обряд венчания я даже приколола цветочный веночек, на котором настаивала Анна.

При взгляде на бледное отражение в длинном розовом платье, неудачно открывавшем плечи и руки, у меня возникало подозрение, что будущая маменька втайне не выносила мысль о второй взрослой дочери, хотя абсолютно все считали, будто именно я выступала против отцовской женитьбы. Видимо, по классическому сюжету или падчерица, или мачеха, а иногда обе в равной степени, были обязаны выступать в роли злодеек и портить главе семейства жизнь. Ничего не скажу за Анну, но я испытывала облегчение, что после моего побега в Абрис отец не останется одиноким вдовцом, живущим с ворчливой сестрой в ветшающем особняке.

Хотя Матильду она точно невзлюбила. Иного объяснения, почему женщину тетушкиных габаритов тоже заставили обрядиться в розовое платье, просто не находилось. В праздничном одеянии она напоминала пирожное, украшенное маленькими кремовыми цветочками.

Придерживая длинный подол платья, я спустилась на первый этаж. В холле творился бардак. С вечера в особняк привезли пять огромных дорожных сундуков с вещами новых жиличек и розовую (как мое платье) корзинку для собачки Анны. Существом белая болонка Кнопочка была визгливым и нервным, а наш старый дом отличался гулкостью и высокими сводами. Я уже предвкушала, как от стен при всяком удобном случае станет отражаться звонкий лай.

Папа нашелся в кабинете. Одетый в традиционный теветский костюм — широкие шелковые брюки и тунику с разрезами, он задумчиво изучал семейный портрет, нарисованный еще до болезни мамы. Вдруг мне пришла в голову неприятная мысль, что теперь наши портреты переедут на чердак, а их место займут совсем другие картины.

— Привет. — Я встала рядом с отцом. Из-за высоких шпилек мы оказались практически одного роста.

— Она ведь меня не осуждает? — произнес он.

— Она не имеет права тебя осуждать, — понимая, что он хочет благословения, вымолвила я. — Ты слишком долго хранил маме верность. Страдать вечно невозможно.

— Не верю, что именно ты говоришь эти слова, — намекнул он на нас с Кайденом.

— У меня другой случай. Мы с Каем не расставались.

В прошлом году, когда папа узнал о моем романе с двадцативосьмилетним наследником правящего клана в Абрисе, то пришел в ярость. Он выставил Кайдена из дома, а мне велел прекратить с ним всякие отношения. И сейчас, когда связь действительно была разорвана, мы не пытались делать вид, будто в моей жизни не было мужчины из параллельного мира, беспорядочных скольжений или семи седмиц помутнения рассудка после того, как границы захлопнулись. Мы просто жили дальше как умели, а время сглаживало острые углы и стирало неловкости. Хотя, подозреваю, будущая маменька до сих пор не знала и десятой доли того, что происходило в нашем доме прошлой осенью.

— А ты? — тихо спросил папа.

— Что я?

— Ты осуждаешь, так ведь? Анна старалась тебя не дергать с подготовкой к свадьбе, и у тебя могло сложиться впечатление, что она…

— Не считаешь, что странно спрашивать мнение дочери за час до венчального ритуала? — с иронией перебила я. — Анна кажется хорошей женщиной. И собачка у нее забавная. Полина тоже ничего.

— Я надеялся, что вы подружитесь.

— С Полиной, собачкой или обеими? — уточнила я, и когда папа не понял шутки, то закатила глаза: — Мы делаем отчаянные попытки, но у нас немножко разные цели. Не знаю про собачку, но Полина мечтает выйти замуж за королевского артефактора и купить туфли от Колина, а я — наконец получить диплом.

— Кто такой Колин?

— Понятия не имею, но почему-то он исключительно важен для удачного замужества.

— Для удачного замужества нужны какие-то правильные туфли? — не понял папа.

— Ты тоже не видишь взаимосвязи?

Мы встретились глазами, и на некоторое время в кабинете повисло острое, пронзительное молчание.

— Думаешь, что сможешь ужиться с Анной?

— Сам знаешь, я не планирую оставаться в столице, — пожала я плечами.

Полуложь прозвучала, и наступила глубокая тишина. Было слышно, как по холлу, стуча каблуками, ходила Матильда.

Отец, может быть, производил впечатление рассеянного профессора, погруженного в ученые изыскания, но на самом деле в проницательности ему было не отказать. Думаю, он давно догадался о причине, почему я не перевелась в престижную Королевскую академию, отклонила абсолютно все, даже самые выгодные, предложения по службе и сейчас бралась только за бесплатные заказы ее высочества, которые просто не имела права игнорировать. Папа знал, что я планировала побег, но мы всей семьей единодушно делали вид, будто мне до дрожи в коленях хотелось получить красный диплом Кромвельского университета.

— Экипажи уже у крыльца! — позвала из холла Матильда. — Демитрий, ты должен ехать за невестой!

— Мне пора, — вздохнул папа.

— Мы тоже сейчас поедем в храм. Анна хотела, чтобы ей под ноги бросали розовые лепестки. Надо раздать гостям корзинки. Не считаешь розовые лепестки перебором?

— Просто попытайся быть снисходительнее.

— Ты же знаешь мой характер. Сейчас я проявляю чудеса очарования!

Папа поцеловал меня в лоб, потом крепко обнял. Вдруг над ухом раздалось подозрительное шмыганье. Вот уж не ожидала от сухого, как столетняя баранка, отца сентиментальности!

— Ты же не собираешься заплакать? — уточнила я. — Потому что я не представляю, как успокаивать плачущего отца. У меня наверху есть нюхательные соли. Не знаю, отбивают ли они желание порыдать в жилетку дочери, но желание их нюхать точно отбивают.

— Ты знаешь, что всегда несешь вздор, когда нервничаешь? — отстранился отец с улыбкой. И все-таки его глаза покраснели от мелодраматических слез.

Когда мы вышли в холл, тетка была как на иголках.

— Мне надо забрать из комнаты клатч, — объявила я, поднимаясь по лестнице.

— Поскорее, — сварливо подогнала меня Матильда, почему-то считавшая, что мы всенепременно опоздаем на церемонию, а взбешенный отец вычеркнет из семейной книги меня и впишет Полину. — И возьми перчатки!

Вернувшись в спальню, я сгребла с кровати перчатки, подхватила с туалетного столика клатч с нюхательными солями и прочими мелочами, чтобы при случае откачивать впечатлительных дам, но вдруг краем глаза заметила, что от «Сердца Абриса» исходило свечение. Символы пульсировали, то загораясь ярким светом, то затухая. Стрелки вертелись в одном направлении. Взяла артефакт в руки, поднесла к глазам, чтобы лучше рассмотреть, какой из знаков не пробудился. Металлический корпус был теплым.

Неожиданно руны вспыхнули, выплеснув мне в лицо яркий свет.

— Проклятие!

Перед глазами поплыли радужные круги. Проморгавшись, я посмотрела в зеркало — не размазалась ли от выступивших слез тушь — и оцепенела. За моей спиной отражалась вовсе не детская с розовыми стенами, а сумрачная чужая спальня с огромной, аккуратно заправленной постелью и натертым паркетным полом.

— Светлые духи! Валерия, куда ты провалилась?! — закричала снизу Матильда и закашлялась. — Кеб ждет!

Я заставила себя повернуться. Как в страшном мучительном сне, приобретшая неожиданную глубину комната была разделена на две части невидимой линией. С моей стороны жаркое теветское солнце рисовало на полу мозаичную тень, а на другой половине — в окно хлестал дождь.

Вдруг в Абрисе отворилась дверь. Появился высокий статный мужчина в черном. При виде Кайдена у меня споткнулось сердце. Он быстро вошел, стянул через голову свитер, швырнул его на кровать… и увидел меня, замершую на светлой половине мира.

Наши глаза встретились.

Кайден выглядел привлекательнее, чем мне помнилось. Выше ростом, шире в плечах. Волосы были подстрижены короче, а в нижней губе снова появилось тонкое серебряное колечко. Грудь внезапно наполнили смешанные чувства. Они теснились, давили на замирающее сердце, не давали дышать. Наверное, стоило закричать, но я лишилась дара речи.

Мужчина начал приближаться к границе. Медленно, не разрывая зрительного контакта. Каждое движение было пронизано хищной грацией. Он остановился, опустил взгляд. Не сразу я догадалась, что именно Кайден разглядывал. Шрамы на руках снова светились, будто продетая под кожу тонкая алая нить, а в кулаке поблескивал пробужденный артефакт.

Он протянул руку, чтобы дотронуться до невидимой стены. От прикосновения по воздуху, как по водной глади, разлетелись затухающие круги, а фигура мужчины подернулась рябью. Вокруг его руки заклубился черный дым, и появился знакомый меч с длинным клинком и рукоятью, обмотанной кожаными полосками.

Я забыла, как дышать. Все происходило как в злосчастном сне. И будь я проклята, если не понимала, что он вел себя как незнакомец!

Кайден двигался молниеносно. Заметить, как он отошел и размахнулся, было нереально. Вдруг мелькнул клинок, и на прозрачной преграде возник ровный огненный шрам. От неожиданности я отпрянула, налетела спиной на туалетный столик. На пол посыпались флаконы с притирками. Артефакт выскользнул из рук. От удара о паркет часовые стрелки выпали, а руны потухли. Абрис исчез вместе с пугающим незнакомцем, только-только попытавшимся разбить границу между мирами.

— Валерия! Быстрее же! — снова возопила Матильда. Судя по всему, от нетерпения она поднялась по лестнице и кричала уже со второго этажа.

— Уже иду! — прикрикнула я, прижимая руку к бухающему в груди сердцу. Три раза глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

Я собиралась выяснить, что произошло с Кайденом и почему он меня не узнал, но сначала нужно было женить отца или хотя бы не опоздать на венчальный обряд.

— Валерия! — взвизгнула тетка.

— Да не уедет кеб без нас! Мы ему уже заплатили! — подняв рассыпавшиеся части артефакта, огрызнулась я в ответ. «Сердце» было уничтожено. Страшно представить, сколько времени понадобится на его восстановление.

Ссыпав все части в сумочку, я открыла дверь в коридор, сделала шаг… и оказалась в кромешной темноте. От неожиданности пошатнулась и, стараясь удержать равновесие, расставила руки. Ощутить пространство было невозможно, я словно парила в пустоте. В голову даже пришла идиотская мысль, что в подвале дома, как предсказывала Матильда, действительно что-то взорвалось и меня экспрессом перебросило на золотое облако. Теория не отвечала только на вопрос: отчего в обители светлых духов царила непроницаемая темнота?

Острая, внезапная догадка заставила кровь леденеть в жилах.

Я быстро раскрыла ладонь. Во мгле вспыхнул розоватый огонек размером чуть больше семечка подсолнуха. Крошечная искра горела так ярко, что полностью осветила комнату, большую застеленную кровать, плотные непроницаемые портьеры на окнах, книги с выдавленными на корешках абрисскими символами. Спальню Кайдена я узнала с первого взгляда.

Сжав кулак, потушила искру. Не дожидаясь, когда глаза заново привыкнут к темноте, двинула в ту сторону, где, по ощущениям, было зашторенное окно. Нащупав край портьеры, резко дернула. Спальня находилась на одном из верхних этажей. Было видно ночное небо и гонимые ветром сизые облака. Окрестности утопали во мраке — не разберешь, но разглядеть крепостную стену, озаренную огнями, труда не составило.

— Проклятие… — только и смогла прошептать я, догадываясь, что очутилась в замке.

Обычно скольжение в Абрис сопровождалось уймой неприятных ощущений, да и длительность путешествия никогда не удавалось предсказать. И если сезоны в Тевете несколько отставали, то время в мирах совпадало вплоть до секунды. Судя по тому, что из моей жизни выпало не меньше половины суток, меня утянуло очень-очень далеко от столицы Тевета. Более того, я даже не заметила перемещения!

Похоже, мне все-таки удалось создать идеальные магические ворота. Правда, сейчас что-то было совсем нерадостно, а скорее страшно.

От звука раскрываемой двери я выронила на каменный подоконник клатч и резко оглянулась. В дверном проеме сплелись в страстных объятиях две фигуры. Со вкусом целуясь, пара ввалилась в комнату. Кажется, я перестала дышать. Ведь ни в одном страшном сне мне не могло привидеться, что я увижу Кайдена с другой женщиной. Но это был он, а в его объятиях — любовница.

Отличный день, Валерия! Исключительно удачный!

Ощутив чужое присутствие, Кай вскинулся и недобро уставился в мою сторону. Настырная девица, решившая, будто напряжение любовника — это только часть игры, с низким смешком попыталась расстегнуть ему штаны. Он отвел жадные женские руки и, не сводя с меня пристального взгляда, приказал:

— Иди.

Сбитая с толку, девица обернулась. Непривычный теплый свет, льющийся из коридора, озарял ее лицо. Незнакомка до смешного была похожа на меня.

— Какого черта? — возмутилась она, когда заметила, что вокруг руки паладина клубится черный дым, а из него выплетается меч.

И правда…

В голове стало пусто и звонко. Чувств тоже не осталось. Их заменил животный ужас. Я сотни раз погибала в кошмарных снах, но ни секунды не сомневалась, что в реальной жизни Кайден никогда, ни при каких обстоятельствах не причинит мне вреда. Скорее покончит с собой. Только это было в другой жизни, в которой застряла я, потому что он на меня напал под визг любовницы.

Паладин двигался с недоступной для обычного мага стремительностью. Раз — и вынырнул из пустоты. Парализованная страхом, я таращилась на Кая, как кролик на удава, и тряслась. Он схватился за лиф платья, резко дернул. Тонкая ткань треснула, и пространство заполнилось звонкой дробью отскочивших на пол стеклянных кристаллов.

— Кто ты такая? — процедил он мне в лицо. От него пахло виски.

— Кто я?

Руна «знание», нанесенная на ладонь погибшим паладином Йеном Гленном, позволяла мне понимать и свободно разговаривать на абрисском языке.

— Двуликая… — едва слышно прошелестел Кайден.

Он толкнул меня. Я должна была налететь на стекло, но вдруг оказалась в огромном холодном зале, озаренном лишь светом уличных фонарей. Тело по инерции завалилось назад. От болезненного удара спиной о каменный пол мне стало нечем дышать, но падение меня спасло. Над макушкой промелькнул меч, и в воздухе закружилась отсеченная прядь волос.

Светло-русый локон порхал очень медленно, словно воздух загустел. Каждый удар сердца звучал протяжнее, как будто время останавливалось. Я не верила, что сон, терзавший меня долгие ночи, все-таки стал явью. Острие фамильяра утыкалось в бешено пульсирующую жилку на шее. Дышать было нечем.

— Ты пожалеешь… — прошептала я.

— Вряд ли.

Он ударил недрогнувшей рукой.

— Кайден, нет!

Я вцепилась голыми руками в меч, от страха не почувствовав боли. Наточенная кромка вгрызлась в ладонь, острие оцарапало шею. На клинке вспыхнули хищные алые руны, засветились знаки у меня на руках. На платье стекала кровь. И наконец пришла боль, отрезвляющая, почти невыносимая, но разжать пальцы было страшно.

— Не надо… — прошептала я, словно обращаясь к мечу. — Пожалуйста, не надо.

Не знаю, что заставило его пощадить меня. Уж точно не попытка перехватить клинок. Возможно, имя, выкрикнутое без особой надежды. Но меч взорвался черным дымом и исчез. Кровь хлынула на нелепое платье, столь же нелепо задравшееся до колен. Меня трясло. Глубокие порезы светились — дар пытался залечить раны, нанесенные магическим оружием. В голове, точно издеваясь, крутились позабытые, но вдруг воскресшие слова, сказанные в прошлой жизни, когда Кайден меня любил:

— У тебя такие маленькие руки, Лера. Такие тонкие пальцы.

— Руки как руки. Пальцы как пальцы.

— Но они умеют создавать удивительную магию…

Он присел рядом:

— Почему я должен пощадить мага, наплевавшего на законы природы? Назови хотя бы одну причину, двуликая.

Во рту пересохло. Было ясно, что любое неосторожное слово могло закончиться для нас обоих трагедией.

— Рой… — прошептала я, понимая, что использую единственную возможность сохранить жизнь. У Кайдена изогнулись брови. Последовала долгая пауза. Он взял меня за подбородок и внимательно посмотрел в лицо.

— Откуда ты знаешь знахаря?

— Твоего лучшего друга? — с нажимом переспросила я. — Он и мой друг тоже.

— Врешь.

Я покачала головой:

— Просто переместимся к нему.

Кайден отпустил мой подбородок, задумался, что-то просчитывая в уме:

— Я отведу тебя к знахарю потому, что мне любопытно, как ты станешь выкручиваться дальше. Попытаешься убежать, и я тебя убью. Понимаешь?

— Да.

— Хорошо. Считай это предупреждением.

Оттого, что он сыпал угрозами тем же мягким голосом с хрипотцой, каким признавался мне в любви, к горлу подступил горький комок.

Кайден выпрямился:

— Вставай.

Хотела бы я подняться гордо, без помощи, но высокие каблуки не позволяли грациозно встать на ноги, а раненые руки так болели, что было глупо мечтать о том, чтобы справиться с обувной застежкой.

— Помоги мне… — едва слышно выдохнула я.

— Что? — Кайден сделал вид, будто не расслышал.

— Помоги встать.

Одним рывком он поднял меня на ноги. Потеряв равновесие, я завалилась на него, пятная одежду кровью. Уперлась лбом в грудь. Самое ужасное, монстр имел тот же знакомый мускусный аромат, что и мужчина, из-за которого я перевернула два мира.

— Проклятие! — отпрянула от него, как от чумного.

Очевидно, что он только по инерции схватил меня за локоть и не дал снова свалиться.

— Девочка, ты же знаешь, что Рой ненавидит Тевет? — вдруг произнес Кайден.

— Я — исключение, — хрипловато отозвалась я, чувствуя, что от боли начинает тускнеть сознание.

— Он не делает исключений.

— Похоже, ты кое-чего не знаешь о своем друге.

Наследник темного клана скользил в пространстве с легкостью и точностью, отточенными годами. В пределах Абриса ему не требовались ни метки, ни маячки. Мы сделали всего один шаг — и вдруг оказались в пахнущей сушеными травами кухне знахаря, заточенного в старом доме в горах.

Перемещение возмутило поток воздуха. Свечи, накрытые стеклянными колпаками, не потухли, но бумаги, вероятно, лежавшие на кухонном столе, разметало по скрипучему дощатому полу. И знахарь их собирал. За последние месяцы он сильно похудел. Буйные кудри, забранные под ободок, заметно отросли.

— Старик, какого чер… — подняв голову, Рой проглотил окончание фразы.

Воцарилась глубокая тишина. Не сводя с меня потрясенного взгляда, приятель медленно поднялся. Записи выпали из рук.

— Почему ты опять в крови? — вымолвил он севшим голосом и вдруг рявкнул: — Почему, черт тебя дери, каждый раз ты появляешься пораненной?!

Надо отдать должное Кайдену, несмотря на редкий сволочизм, удерживать меня он не стал. Позволил броситься в объятия лучшего друга.

— Несколько дней назад вдруг пробудились твои бабочки, — прошептал Рой. — Так и знал, что ты скоро появишься.

Смутно вспомнились бабочки, которые я мастерила, чтобы успокоить нервы, когда осенью Кайден никак не приходил в сознание после тяжелого ранения. Видимо, после Расхождения летуньи превратились в бесполезные куски перевязочной ткани.

Знахарь отодвинулся и силой заставил меня разжать кулаки. Боль была дьявольской. Прикусила губу, чтобы не застонать.

— Ты схватилась за клинок фамильяра? — немедленно определил он, и я кивнула. — Тебя ранил Кайден?

— Прости, что втянула тебя. Я была вынуждена назвать твое имя.

Рой бросил хмурый взгляд на друга, хранившего молчание:

— Ты все верно сделала, Голубая кровь. Надо заговорить порезы, пока ты не вырубилась от потери крови.

— Обычно Истинный свет справляется быстрее, но тут даже кровотечение не останавливается. И болит очень сильно, — пожаловалась я, позволяя усадить себя на стул.

— В следующий раз хорошенько подумаешь, прежде чем схватиться за магический меч.

— Кайден пытался меня убить, — сама не поверила, как спокойно произнесла совершенно абсурдную вещь.

— Убить? — переспросил Рой, почему-то обращаясь к другу. Мол, ты в своем уме, приятель?

Говорят, что люди проходят пять стадий принятия неизбежного: отрицание, гнев, торг, хандра и только после этого наступает принятие. Я застряла на первой. Казалось, все, что сегодня случилось, — случилось вовсе не со мной. Абсурдная мысль, что Кайден просто-напросто меня забыл, не помещалась в голове. Вот он — протяни руки и дотронься, но нас по-прежнему разделяла невидимая стена.

— Я слежу за вашим воркованием, и меня гложет любопытство. — Вудс говорил с насмешкой. — Вы спали до раскола?

— На твоем месте я бы сейчас заткнулся и убрался из моего дома! — Рой с такой яростью шарахнул знакомым ящичком с лекарскими инструментами о крышку стола, что у меня зазвенело в ушах. — Потому что, клянусь, я близок к тому, чтобы разбить тебе физиономию!

— Старик, похоже, у тебя большие неприятности, — усмехнулся Вудс. — Тебя не смущает, что она выродок?

— Выродок?! — охнула я от возмущения. — Ты назвал меня выродком?!

— Кай, бога ради, просто выметайся! — рявкнул знахарь, указав пальцем на дверь. Его глаза полыхнули красным светом, а черты лица заострились. Светлые духи! В гневе он действительно был страшен.

— Ты понимаешь, что если о ней узнают, то тебе не видать помилования? — разозлился в ответ Кайден. — Двуликая?! Да тебя запрут в этом проклятом доме еще лет на двадцать пять!

— Я знаю. — Холодное спокойствие вновь вернулось к Рою, и он кивнул в мою сторону: — Теперь она тоже знает. А тебе лучше уйти из моего дома по-хорошему.

— Ладно, — неожиданно сдался Кайден, но, прежде чем исчезнуть, бросил: — Надеюсь, Голубая кровь, ты того стоишь.

— Валерия! — выпалила я дрожащим от ярости голосом.

— Что? — Он вдруг поменялся в лице.

— У двуликих выродков тоже есть имена! Может, и не такие длинные, как твое, Кайден Николас Вудс. Так вот, меня зовут Валерия!

На несколько долгих секунд мы скрестили взгляды. Сердце бухало о ребра. На лице Кайдена ходили желваки. Наконец он разорвал зрительный контакт, перешагнул через порог и растворился в чернильной темноте. От яростного потока воздуха дверь раскрылась так широко, что ударилась ручкой о стену. Рой затворил ее, задвинул засов и тяжело вздохнул, уперев руки в бока.

— Какой абсурд, — пробормотала я, едва шевеля языком. — Он меня совершенно не помнит!

— Давай начнем с того, что избавим тебя от ран, — невпопад вымолвил знахарь.

На полу тянулась дорожка мелких клякс, а я сама была перепачкана кровью; платье оставалось только выбросить. Да и ладони болели так, что хотелось завыть в голос. Не о такой встрече в Абрисе я грезила, когда долгими ночами пыталась пробудить артефакт.

Знахарское стило было длинным и острым, как иголка. Каждый раз, когда Рой дотрагивался до ладони, казалось, будто кожу протыкали. Сверкала вспышка, тянулся красноватый лучик, похожий на блестящую нить, и новый стежок стягивал края раны. Перед врачеванием приятель предложил сделать пару глотков виски, но я не переносила его. Вырубилась бы в два счета и не задала связного вопроса, а их накопилось немало.

— Это произошло во время взрыва? — тихо спросила я. Острие стило замерло над ладонью, потом последовал новый болезненный укол. — Рой, не молчи! Во время взрыва?

Но знахарь крепко сжал губы, словно давая понять, что вопрос уже содержит ответ.

— Как много он забыл?

— Сначала он забыл последние полгода, но через пару седмиц большая часть воспоминаний вернулась, — скупо объяснил Рой.

— Тогда что происходит? — Я ничего не понимала.

— Воспоминания о событиях вернулись, не все, конечно… Однако в тех, что восстановились, тебя не было. Ты как будто вырвана из его памяти. Незнакомка. Считай, что сегодня он увидел тебя впервые.

Жестокая правда заставляла цепенеть. Казалось, тронь меня — и рассыплюсь на куски.

— В его воспоминаниях нет только меня? Вместо меня одни дыры?

Рой с сожалением вздохнул:

— Человеческое сознание — странное, оно легко заполняет просветы. У него в голове не воспоминания, а сплошная каша.

— И ты не говорил обо мне? Не пытался прояснить?

— Прости, Валерия. Твои бабочки перестали летать и…

— Ты решил, что я погибла?

— Да.

Он прятал глаза. В Абрисе никто не знал о романе наследника Вудсов с теветской девушкой, только Рой. Он мог бы что-то исправить, но не стал. Почему? Ответ был очевиден.

— Я подумал, может, к лучшему, что он все забыл? Сомневаюсь, что Кайден пережил бы твою смерть, — подтвердил знахарь догадку.

— Верно, — с горечью прошептала я, удивляясь, как после шокирующих открытий остаюсь в сознании. — Мне даже в голову не приходило, что из-за взрыва он мог потерять память. Проклятие, это… так бессмысленно! Он должен меня вспомнить! Люди, теряющие память, когда-то ее восстанавливают. Так ведь?

У знахаря сделалось странное лицо.

— Я не знаю, Валерия. Прости.

Врачевание мы заканчивали в гробовом молчании, а когда Рой отложил стило, то на месте глубоких кровоточащих порезов на ладонях остались тонкие розоватые линии.

— Осторожнее, а то разойдутся, — заметил знахарь, когда я попыталась пошевелить пальцами. Раны исчезли, но боль осталась, пусть не столь резкая.

— Я бы умылась… — пробормотала я и оглядела платье с заскорузлыми бурыми пятнами. — А еще лучше — мыться.

— Спальня и банная в твоем распоряжении.

Не поднимаясь со стула, я расстегнула застежки босоножек и встала горящими ступнями на прохладный пол. Одна золотистая туфелька неловко завалилась на бок, словно ощерившись высоким острым каблуком.

— Сегодня мой отец женился, а я даже в храме не появилась. Папа меня возненавидит!

— Как ты переместилась? — вдруг спросил Рой.

— Создала артефакт, ворота в Абрис, — у меня вырвался горький смешок. — Проклятие! Научный руководитель мною бы гордился. Жаль, рассказать никому нельзя.

— Ясно… Тебе надо выпить кофе.

— Не стоит, — сморщилась я от одного воспоминания о горьковатом вкусе напитка.

Кофе на время восстанавливал запас магического света, прогонял измождение и болезненную ломоту. Зато потом они наваливались в троекратном размере. Мне и прежде не требовалось много времени на восстановление, а теперь я практически не испытывала магического голодания, только обычную физическую усталость.

Придерживая подол платья, я взяла подсвечник и, озаряя путь, в тишине поднялась на второй этаж. За зиму полы в доме знахаря стали скрипеть сильнее. В спальне, где я обычно останавливалась, было открыто окно — хозяин дома действительно будто ожидал моего появления. Сквозняк потушил огонек, рванул занавеску, и в холодный, пахнущий дождливой свежестью воздух взметнулись белые бабочки. В темноте на трепыхавшихся матерчатых крыльях светилась сложная руническая вязь.

Подсвечник выпал из рук, глухо стукнулся о доски, выбив оплавленный огарок. Привалившись спиной к закрытой двери, я без сил съехала на пол. Поджала колени к груди и спрятала лицо в ладонях. От рук пахло кровью.

Было глупо плакать. Исправить можно все, кроме смерти. Главное, что Кайден жив. Я помогу ему вспомнить о нас. По обрывкам, по клочкам, по осколкам, но мы соберем наше прошлое, чтобы счастливо жить в настоящем и мечтать о будущем…

Зажав рот, чтобы Рой не услышал истеричных всхлипов, я задохнулась от рыданий.

Мы вовсе не изменили миры, а возвели между ними неприступную стену. И заплатили за содеянное.

КАЙДЕН

Ночь после появления Валерии в Абрисе…

— Сколько тебе лет? — голос юной девушки, сидевшей напротив Кайдена в карете, был мягким и очень взрослым.

— Назови свое имя.

— Валерия Уварова…

Он резко открыл глаза. В окно Белого замка смотрело бледное рассветное утро. Выходило, что поспать удалось всего пару часов. Сев на кровати, он спустил босые ноги на ледяной пол. Сгорбился как старик. Надавил пальцами на веки, надеясь изгнать боль, но добился прямо противоположного эффекта. Мигрень взорвалась ослепительным фейерверком. Лучше бы сразу проглотил порошки.

Головные боли и странные сны появились в конце прошлой зимы после тяжелого ранения. С отрядом паладинов они вылавливали в Реликтовом лесу черного колдуна, и для Кайдена все закончилось скверно. Рой вытащил лучшего друга с того света, но началось форменное чистилище. Хоть вообще не засыпай. Видимо, прежде чем отдать душу демонам, колдун успел его проклясть.

Десятки раз во сне Кайден оказывался в той карете с юной девушкой из Тевета, но вплоть до сегодняшней ночи черты ее лица никак не удавалось рассмотреть. Погода стояла дурная, осенняя, а она была обута в летние сандалии. Забилась в угол, как мышка, но смотрела ясными каре-зелеными глазами прямо. Взрослый голос, манера говорить, жесты, выбившиеся из небрежного пучка светло-русые волосы — абсолютно все в ней заставляло Кайдена цепенеть, как мальчишку.

И то, что случилось накануне, выводило его из себя! Мало того что загадочная незнакомка и двуликая носили одно имя — Валерия, они были и на одно лицо.