Написано около ПИРСа

Марина Владимировна Агапова

Сборник рассказов «Написано около ПИРСа» – книга, тексты которой родились в открытой группе ВКонтакте. Они удивительны тем, что написаны не профессиональными писателями, а просто творческими людьми. Под одной обложкой собраны рассказы тридцати авторов, возраст которых – от 30+ до 70+. Сама жизнь, прошлая или нынешняя, уникальная жизнь, в разных ситуациях и обстоятельствах, в словах и образах – главный герой текстов.Книга будет интересна широкому кругу читателей.

Побег

Приходько Сергей

— Уроки сделал?

Это мама со мной так здоровается, когда приходит с работы. Вот сейчас подойдет и спросит…

— Что сегодня получил?

Будто у меня бывают двойки. Дневник сияет красными пятерочками, не то, что её лицо.

— Что сегодня задано? — голос мамы просто давит на голову.

— Чехов по литературе, рассказ «Ванька» прочитать и уметь пересказать, — отвечаю недовольным голосом.

Училка у нас строгая. Только я пятерки и получаю. Похоже, она думает, что я хочу стать писателем. Нет, я буду путешественником, чтобы пореже бывать дома.

Рассказ неожиданно увлёк. Я даже перестал смотреть в аквариум на столе, где молчаливые рыбы раскрывали рты и пытались со мной поговорить:

— Ну что, Слава, трудно учиться? — слышал я их голос, — Вот и нам нелегко живется в этой стеклянной коробке. Покорми хоть мотылем, все какая-то радость в жизни.

«Живи Ванька рядом, мы были бы друзьями» — думал я, переворачивая замусоленную страницу библиотечной книжки. Недавно читали «Каштанку», и так после этого захотелось собаку! Я бы с ней спал и гулял по нашим дворикам-колодцам! Впервые попросил маму:

— Купи собаку, а то я и разговаривать разучусь.

— Мы сами, как собаки! — только и ответила она.

Рассказ подходил к концу. Даже не услышал, как мама позвала на кухню ужинать. «Приезжай, милый дедушка, — продолжал Ванька, — Христом богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня сироту несчастную…»

На страничку капнула слеза. Потом вторая. «Мама увидит, ругаться будет», — подумал я и размазал мокрое пятно. Но слезы душили, и никаких сил уже не было их сдерживать. Мне так жалко стало себя!

«Может, написать бабушке? — пришла бредовая мысль, — но я же не Ванька. Она не заберёт, маму испугается».

Декабрь заваливал мокрым снегом. Ветер помогал липким снежинкам забраться за воротник, где они бессовестно таяли. Куртка становилась всё тяжелее, а я шел сквозь полумрак простуженного города к спасительному вокзалу. Кулак в кармане сжимал накопленные денежки. Обычно я не обедал в столовой, но родители этого не знали.

На поезд билет не дадут, это я понимал. Помнил, что можно до деревни добраться на трёх электричках. Подольше ехать, но зато никто не пристанет.

У окна было лишь одно свободное место. Я расплющил нос, уткнувшись в холодное стекло, и собрался рассматривать пролетающие голые леса, но подсела женщина.

— Мальчик, ты куда едешь? И почему один?

— Бабушке стало плохо, — соврал я, — а маму с работы не отпустили.

— Ты так любишь бабушку? — изумилась тётя с добрыми глазами.

— Конечно, я ведь с ней прожил в деревне до школы, — тут я уже не врал. — А потом меня привезли в город учиться.

Я сам ничего не помнил. Но как-то раз мама рассказывала, как она приехала в деревню забирать меня, протянула коробку зефира в шоколаде, а я бросил ее в грязь и побежал к лесу. Конечно, догнали. И увезли. А я перестал со всеми разговаривать. Город так напугал, что память отшибло напрочь.

Бабушка… Как же тепло было с ней. Её ласкающий вкрадчивый голос был дороже всяких конфет. Сядешь, бывало, под её крылышко и слушаешь сказки-прибаутки. Встречала меня на станции тетя. В телеге всегда было душистое сено, а сверху она накрывала теплой овчиной. Бабушка встречала недалеко от деревни на опушке леса, непременно с цветами. Запомнились ландыши. Их аромат так волновал, что теперь кажется, что это бабушка пахла ландышами.

Вдруг в вагон вошли какие—то люди в форме. «Уж не меня ли ищут?» — со страхом подумал я. Облокотился на тетю, делая вид, что заснул.

— Этот мальчик с вами? — услышал я металлический голос.

— Со мной, мы на деревню к бабушке едем, — неожиданно для меня ответила тётя.

Милиционеры пошли дальше. Я подумал: «Бывают же на свете добрые люди». Достал из рюкзака конфету — я их специально накопил для бабушки — и протянул тёте. Она её взяла и в свою очередь угостила сладким пирожком.

Потом были ещё две совершенно промозглые обшарпанные электрички. С головой залез в куртку и был похож на мешок с вещами.

И вот долгожданная станция. Я спрыгнул вниз, едва не скатившись по насыпи, и направился к маленькому зданию вокзала. Но и тут были люди в форме. Пришлось все же ломиться через колючие кусты по заснеженному склону. Дорогу я знал. Иногда сюда приезжал на велике за хлебом. Но сейчас она пугала темнотой и звенящей тишиной.

На краю села встретил женщину в телогрейке.

— Мальчик, ты чей?

«Чей-чей?! Вот привязались все! Да ничей, — подумал я, — и правда, кому я нужен?»

— Я бабушкин, — выпалил, что пришло в голову. — Мы в Братанове живём.

Она рассмеялась и больше не мучила меня расспросами. Дальше дорога была безлюдна. Заснеженный лес лишь изредка поскрипывал. Поле сливалось с горизонтом, и казалось, что я вовсе не иду, а лечу сквозь молочные облака.

И мой дом тоже шёл навстречу. Он так внезапно выплыл из тумана, будто боялся, что пройду мимо. Родной… Всё та же крыша из дранки, и скамеечка не развалилась. Промычала в хлеву Ночка. Дружок высунул чёрный нос из будки, хотел было тявкнуть, но пулей выскочил и положил свои лапы на грудь. Как же мне вас не хватало!

Дверь на крыльцо была открыта. Её вообще никогда не закрывали, а когда уходили, притулят палочку — видно, никого дома нет. Вот только цыган боялись. Прошел сени, где всегда стояли банки с молоком. По ложечке снимешь сливки из каждой, и вроде ничего не изменилось. Интересно, молоко еще есть?

Дверь в комнату массивная, квадратная. Даже мне приходится немного нагнуться. Темно. Пахнет керосином. Недавно свет все же провели, но он часто гаснет. Половики постелены, суббота все-таки.

— Кто там? — это бабушкин голос.

Я бросился её обнимать. Зачем нам свет, ведь мы и так друг друга чувствуем.

— Эва, кто приехал! Славка! Да откуда ты взялся! Ведь ещё не каникулы. А мама где? Ничего не сообщили. Дай я тебя хорошенько разгляжу.

Мы прошли в чулан, где она зажгла керосиновую лампу и долго изучала мое лицо, будто мы не виделись целую вечность.

— Пойду маме посвечу, пороги высокие, — сказала бабушка.

— Не надо, я один приехал.

Бабушка не на шутку испугалась.

— Просто я сбежал от всех. Никому я там не нужен. Меня даже спать совсем рано укладывают, чтоб не мешал. Будем вместе жить, как раньше. Я уже вырос. Могу за водой ходить, дрова колоть. Я даже научился кашу варить и твой любимый сладкий суп из сухофруктов.

Я не мог остановиться, вспоминая всё, что я могу.

— Я тебе новую ложку привез. Сам вырезал в кружке» Умелые руки».

— Ах, ты мой бедолага! — всплеснула она руками. — Маме всё же надо сообщить, они уж поди в розыск подали. Вот придут сюда милиционеры с собаками.

Она постелила мне на высокой железной кровати, куда запрыгнуть можно было только с разбега, а сама пошла к тёте, живущей по соседству.

«Может, все уладится, — думал я, — неужели опять заберут?»

Кот Володька как всегда устроился на груди. Дышать было трудно, но я никогда его не сгонял, я вообще боялся кого-либо беспокоить. Как же хорошо дома!

Только в этой деревеньке ещё и сохранилась любовь. Она пряталась в цветах герани на окнах, в тёплом хлебе из печки, в этих деревянных стенах без всяких обоев. В углу висели иконы, на которые бабушка молилась. Совсем немного. Однажды я сказал ей, что Бога нет, и вдруг так плохо стало. Я не молюсь, но подолгу смотрю в эти проникающие глаза над лампадкой.

Мама приехала через три дня. Она была бледная, постоянно пила свой цитрамон. Никакого зефира в шоколаде не привезла. Я чувствовал, что ей хочется не то что отругать меня, а просто выпороть, но она боялась бабушку.

Через день всё же подошла ко мне, обняла, и я услышал невероятное:

— Прости меня!

И заплакала. Да и у меня потекли слезы. Они смешивались, лезли на шею, за воротник. Наверное, мы выплакали все, что накопили за эти годы.

Поезд мчал нас обратно. Мама всё время пыталась меня разговорить, но безуспешно.

— Хочешь, купим тебе собаку, только маленькую? — спросила она, зацепившись за последнюю соломинку.

— Я назову её Каштанкой. Только летом мы вместе поедем к Дружку. Вот он обрадуется!

— Не убегай больше, — сказала мама, улыбнувшись. — Я ведь так тебя люблю!

— Да это всё Чехов виноват. Умеет разжалобить. Смотри, что мне бабушка подарила.

Я вынул из рюкзачка керосиновую лампу и поставил её на столик.

— Буду с ней читать, как Ванька. Она бабушкиным домом пахнет.

Серые облака немного раздвинулись, в окно купе заглянул лучик. Проводница принесла чай, а мама достала зефир в шоколаде.