Серебряный капкан для черного ангела

Марина Болдова, 2023

Аглая хотела посадить в своем саду вишенку, а откопала человеческие останки. Но вместо испуга возникло чувство досады на нового соседа – это он накануне подарил этот вишневый саженец. Вдобавок так не вовремя приехавшая дочь не разрешила прикопать находку и вызвала полицию. Настроение Аглаи испортилось еще больше, когда на вызов приехал все тот же сосед, оказавшийся следователем. Подозрение, что теперь недалеко и до беды, подтвердилось буквально следом – в городской квартире дочери был обнаружен труп ее мужа, а чуть позже в аварии погибла ее школьная подруга. На первый взгляд все происшествия никак не были связаны между собой. Но это только на первый взгляд. И никто пока не мог предположить, что за ними стоит давняя история из жизни предков Аглаи Краузе.

Глава 6

«Господи, Ксюшка даже погибла, как и ее мать — за рулем». — Глеб Голод завершил разговор с подругой дочери. Берту он знал плохо, видел пару раз за всю школьную жизнь Ксюши. А вот с матерью ее, по слухам — затворницей, не сталкивался ни разу. Даже в тот день, когда он с какого-то перепугу решил посетить родительское собрание, Аглая Лапина в класс не пришла. Глеб вообще не понимал, как эта женщина попала в дом друга его детства Димки Маркова. Вроде сиделкой к его отцу наняли… только почему живет в доме до сих пор? Осипа Макаровича уже двадцать с лишним лет на свете нет, да и Димка где-то сгинул. Наследница? С какой стати, не родственница, кажется, а совершенно чужой человек…

Глеб переключил свое внимание на место аварии — из оврага доставали искореженную «Ауди» Ксении. И хотя тело дочери извлекли из машины и увезли в морг раньше, вдруг часто забухало сердце и потемнело в глазах. Состояние для него в последнее время нередкое…

У него словно случилось дежавю: вот так же, со дна этого же оврага, почти четверть века назад подняли «Мерседес» его жены Олеси — матери Ксюши. Олесе тогда едва исполнилось девятнадцать.

Глеб воспитывал Ксюшу со дня ее рождения, но искренне полюбить девочку не смог. Кляня себя, он откупался подарками, которые год от года становились все более дорогими. Пока жива была его мать, она пыталась остановить поток его щедрости, пряча половину игрушек по кладовкам, а позже отдавая в детский дом. Глеб знал об этом, но молчал. Мать ему выговаривала, предупреждала, что избалует девчонку. Он только отмахивался. Так и вышло. Мамы нет, Ксения замужем, можно бы и расслабиться, но в последнее время дочь все чаще просит денег и все реже бывает в поселке с мужем. Теперь уже старая ее нянька зудит, что он «портит девку, ни в чем той отказу нету». А он позорно отмахивается. Но и мать, и нянька любили Ксюху, а он…

Глеб почувствовал, как кто-то тронул его за плечо, и скосил взгляд сторону: местный участковый.

— Глеб Валентинович, та женщина из кафе, что принесла забытый вашей дочерью телефон, хочет вам лично о чем-то рассказать.

— Какое кафе? — машинально спросил он и, не узнавая, посмотрел на полную тетку, торопливо вышагивающую в его сторону.

— Так на горе которое. «Вершина» называется. По ее словам, Ксения Глебовна там бывала часто.

— Здрасти. Это там ваша дочь? — задала вопрос женщина, отдышавшись и кивнув в сторону людей, окруживших место аварии.

— Да.

— Конечно, не мой вопрос, могла и смолчать, но девушка у нас сегодня была не одна. Парень такой черноволосый, худой и высокий чуть позже подошел. А ушел почти сразу.

— Описать сможете? Подробнее, — попросил Глеб, сам не понимая, зачем ему сдался этот парень. Мало ли с кем Ксюша могла по кабакам шляться. Вот так он вдруг о ней подумал — вся в мать пошла, без тормозов совсем девица выросла.

— Так-то симпатичный, не урод. Нос, правда, малесь крючком, как у… ну, не знаю, грузина, что ли. Глаза какие, не скажу, волосья весь лоб закрывали, челка такая длинная, курчавая. Куртка — черная кожанка, косуха. Джинсы черные, на ногах — черные берцы. И еще на поясе маленькая сумка, на ней кошка белая, надпись — пума. Похоже — байкер, в руках шлем держал.

— Вот ты, Федоровна, прямо срисовала мужика! — с уважением высказался участковый. — Давай вспоминай еще.

— Да вроде нечего больше. На мужика парнишка не тянет, ему лет двадцать на вид, не больше. Хотя, мож, просто тощий.

— Они мирно говорили? Не ссорились?

— Нет, все спокойно. Да и разговор-то короткий был. Она — три слова, он ей два. И разбежались. Парень стакан безалкогольного пива выпил холодного, девушка — кофе.

— То есть она алкоголь не заказывала?

— Нет. Но… — замялась Федоровна, — да че теперь скрывать, с бодуна была. Не сказать, что с ног валилась, но запашок шел. Она редко трезвой к нам заезжала. Кофе двойной выпьет, жвачкой мятной закусит и — за руль. Под горой гольцы стоят часто, видать, опасалась. Хотя че бояться-то с такой тачкой? Лимонов на десять игрушка… тьфу, извиняйте. Вы ж наверняка и купили, — с нескрываемым осуждением и ничуть не смущаясь выговорила тетка и добавила: — Если че, опознаю парнишку.

— Ты о чем, Федоровна? — насторожился участковый.

— О чем… крутился возле ее машины он, ну пару минут, не больше. Это уже когда вышел из кафе. Заметил, что я в окно на него гляжу, ухмыльнулся и вон пошел. Пешком! Может, к остановке, ее не видать от нас. А может, мотоцикл где-то притулил под горкой на обочине. Не знаю.

— Вы следователю почему об этом не рассказали?

— Сами решайте, говорить или нет властям. Могу все повторить и под запись. Жалко деваху вашу, молодая совсем. Только шальная. Вот жизнь, как сериал: и богатые тоже плачут. Не знаешь, че лучше — на зарплату весь свой век куковать или молодой в шикарной тачке смерть найти. Не обижайтесь за правду. Я не со зла…

— Спасибо за информацию… Федоровна.

— Тамара я. Сорокина по мужу. В кафе бываю посменно: по двенадцать часов, то с утра, то в ночь. Круглосуточно у нас, на трассе работаем, дальнобойщики порой и среди ночи заезжают.

— Тамара, а раньше Ксения с кем-нибудь встречалась в вашем кафе?

— Да, случалось пару раз… но только тот мужчина солидный был, такой ухоженный, как с картинки. Лицо, на мой вкус, слишком смазливое. Но не муж он вашей Ксюше, точно! Любовник. Глаз у меня наметанный — она уж как на него смотрела! Не отрываясь. Он-то спокойней к ней, но тоже — то по ручке погладит, то волосы со лба уберет. Разъезжались на разных машинах. У него авто попроще, синяя иномарка, таких много.

— У вас камера наблюдения над входом есть? — неожиданно задал вопрос Глеб. Чем-то его задел рассказ официантки. Словно щелкнуло что-то в душе, словно связал он этих двоих незнакомых мужчин. Таких разных, но знавших Ксюшу. То, что у нее есть любовник, Глеб услышал от ее мужа Павла Дорохова. А вчера Глеб случайно узнал, что Ксения месяц назад подала на развод.

— Есть, как не быть, висит, — ухмыльнулась Тамара. — Только не работает уже года два как. Армен, хозяин, сам повесил, сам испортил.

— Зачем испортил?! — вмешался участковый.

— Мне не доложили… — вновь ухмыльнулась Тамара. — Пойду я, там уборщица за меня за стойкой. Бестолочь редкая…

— Спасибо, Тамара Федоровна, — еще раз искренне поблагодарил Глеб.

— Федоровна я вон для него, салаги, — она кивнула на молодого участкового, — а с вами мы почти ровесники, Глеб Валентинович. Я даже помоложе буду на три года. В одной школе учились…

— Извините, не помню. — Глеб виновато развел руками, при этом не чувствуя ни капли раскаяния.

* * *

— Аглая Андреевна, не по мужу ваша дочь убивается, так? Говорите! — Майор взял ее за руку и буквально оттащил подальше от Берты.

— Только сейчас узнали, что погибла ее школьная подруга Ксения Голод. Это случилось меньше часа назад. Не справилась с управлением.

— Глеб Голод ей кем приходится?

— Отцом. Вы и с ним знакомы? — глядя на Мутерпереля с удивлением, задала вопрос Аглая.

— Учились в одном классе. Что вы так удивляетесь? Поселок наш маленький. Это сейчас его к городу присоединили, вон как много понастроено домов, даже две девятиэтажки на выезде. А в моем детстве было три улицы, три десятка хат. И до города — одиннадцать километров. В школу ездили на автобусе, из нашего класса трое пацанов — я, небезызвестный вам Дима Марков и Глеб Голод. У Глеба, кстати, сводный брат по отцу в Самаре живет. Василий Валентинович Голод^[2]. Никогда от Осокина эту фамилию не слышали?

— Нет! А должна была?

— Нет, конечно, если Осокин вас в свои дела не посвящал. Только именно люди Василия Голода стояли за той аферой с ценными бумагами, на которой погорел Осокин. Знаете что… мы не договорили с вами там, в беседке. Давайте-ка продолжим сейчас. Берта, похоже, заснула. — Майор кивнул на диван, Аглая обернулась: дочь, подложив под голову думку, лежала с закрытыми глазами. — Плед принесите. Кондиционер работает, застудится девочка.

Аглая бросила на Мутерпереля подозрительный взгляд, мол, откуда такая забота, но подчинилась и пошла в спальню за пледом. Квартира почти опустела — криминалисты закончили свою работу. Она заглянула в приоткрытую дверь гостиной: за столом сидели капитан Канин и незнакомая женщина в открытом сарафане. «Соседка Рита Юрьевна? О ней упоминала Берта как о бывшем следователе?» — подумала Аглая, двигаясь дальше по коридору. Когда она с легким одеялом в руках возвращалась на кухню, в гостиной уже никого не было. Зато в прихожей топтались и перешептывались двое — Мутерперель и Канин.

Она укрыла Берту — дочь действительно заснула, зарядила кофемашину и заглянула в холодильник. Обезжиренные йогурты, полуторапроцентное молоко, упаковка хлебцев и две полки, забитые сырыми овощами. «Берта, верно, умом тронулась так питаться. Никогда не замечала за ней тягу к диетам. Да и на кой они ей, и так худоба зеленая. При Олежеке фасон держала? Ого!» — Аглая выдвинула нижний ящик: он был полон упаковок мясных и сырных нарезок. В отдельной секции лежала банка красной икры, лоток с соленой форелью и половина мягкого багета. Она сразу догадалась, что эти продукты потреблял сам Олежек. Аглая вспомнила, как дочь утром торопливо, один за другим, поедала оладьи. Накатила злость, она достала сыр и копченую колбасу, нарезала на куски багет и сделала десяток бутербродов.

— Какой аромат! А говорят, кофе из машины бесполезен. Да за один только запах можно душу продать, — тихо произнес Мутерперель. — Это вы мне?! — добавил он, заметив тарелку с едой.

— Присаживайтесь, Федор Николаевич, не завтракали наверняка, — просто ответила Аглая, разливая кофе по чашкам. — О чем вы еще хотели спросить?

— Спасибо вам, — с чувством поблагодарил он. — Я не спросить хотел, а сообщить. Но вы правы, на один вопрос я должен получить от вас честный ответ: когда вы последний раз видели Дмитрия Маркова?

— На похоронах его отца. Он приезжал на один день, даже не остался на ночь. Сказал, что скоро все закончится и он вернется домой насовсем.

— Вам сказал? Почему вам? Ну же, Аглая, смысла скрывать то, что вы были близки, нет. Я знаю, что ночь перед вашим бегством из Самары Дима провел у вас. Наблюдал я и ваше расставание на вокзале. Да не смотрите вы так! Моя задача тогда была — не дать убрать его людям Василия Голода. Дмитрий был главным свидетелем по делу. По сути, он сдал всех участников готовящейся аферы: Осокина и еще двоих — Фетисова и Стоцкого. Эти фамилии вам тоже незнакомы? Ну да, понятно… Итак. Фетисова отмазали тогда адвокаты Василия Голода, а сейчас он… Впрочем, не важно, кто он сейчас. — Майор брезгливо поморщился. — Стоцкий и Осокин получили по семь лет, потому что были доказаны еще два крупных мошенничества с их участием. Стоцкий после освобождения ударился в религию, а ваш бывший друг бомжует по подвалам. Не знали? Дмитрия Маркова после суда, согласно программе по защите свидетелей, мы спрятали в одном из сибирских городов.

— Я знаю, в Омске, — перебила Аглая.

— Проболтался Димка. А не должен был! Так вот, после похорон отца он в город вернулся, а через три месяца выехал в Самару, затем сюда, к вам. Об этом я знаю от него самого. Больше связаться с ним ни я, ни мои коллеги не смогли, Дима пропал.

— И вы его не искали? Что-то я не припомню, чтобы приходили из полиции и расспрашивали о нем.

— Местный участковый был у вас и спрашивал о Маркове у вашего мужа. На обыск территории и дома санкций не было, а Лапин пояснил, что видел сына хозяина только на похоронах его отца. Сбил с толку и тот факт, что тогда по паспорту Дмитрия был куплен билет на поезд из Краснодара в Москву.

— А вы сами, Федор Николаевич, ни разу не приезжали сюда, чтобы узнать о друге? Что вдруг сейчас-то озаботились его пропажей?

— Были веские причины, по которым лично приехать я не мог, Аглая Андреевна. Просто поверьте мне на слово. А вы виделись с Димой еще раз после похорон Осипа Макаровича?

— Нет, не виделась…

— Мама, а не тот ли это гость, из-за которого вы с папой ссорились? — спросила Берта, привстав с дивана. — Я все слышала, но мало что поняла.

— Что за гость? Когда был? — сразу отреагировал Мутерперель.

— Это было летом, отец беседку ставил, помнишь? А мне исполнилось года три с половиной, наверное. Отец открыл калитку на стук, а меня прогнал в дом, но я заметила, что приходил мужчина с бородой. А потом вы с отцом кричали друг на друга, раньше такого не было, я испугалась. Может, поэтому этот визит остался в моей памяти?

— Да, приходил Дима, но я с ним не встретилась, потому что твой отец его прогнал. То есть, как потом объяснил мне, Дмитрий ушел сам, но я не поверила.

— Почему, мама?

— Потому что я точно знаю, что Дмитрий приходил ко мне. Видимо, Лев убедил его, что у нас с ним настоящий крепкий брак, попросил не лезть в семью.

— И Дмитрий согласился? А вы приняли такое объяснение? — с сомнением в голосе поинтересовался Мутерперель.

— Мой муж умел быть убедительным, — вспомнила Аглая свое недолгое замужество и невольно вздрогнула.

— Он вас бил? — тихо спросил Мутерперель.

— Мама?!

Аглая молчала.

— Выходит так, дамы, что Лев Лапин последним видел Дмитрия живым, — констатировал майор.

— Вы думаете… мама сегодня откопала останки этого Дмитрия?! А… убил его — мой отец?!

— Я не исключаю эту версию, Берта Львовна, — отчеканил Мутерперель, с сочувствием глядя на Аглаю.

Примечания

2

Василий Голод — персонаж романа «Свои чужие люди», изд-во «ЭКСМО», 2020 г.