Нехитрая игра порока

Марина Болдова (2022)

Не успела Ася обрадоваться возвращению из Англии отчима, воспитавшего ее как дочь, как того убили. Спустя несколько часов был убит и ее биологический отец — бывший полицейский, ныне церковный нищий. А дальше — сюрприз за сюрпризом. Кто-то крадет у нее из дома ничего не стоящую подвеску. При весьма странных обстоятельствах Ася обретает единокровных брата и сестру. Случайная встреча в парке с бывшим возлюбленным дает надежду на личное счастье. Но самое главное — она узнает, что отец и отчим были давно знакомы, их связывала общая тайна.

Глава 4

— Черт возьми, Юренев, ты повторяешься! Уже в третий раз ты гонишь меня! Только я никогда к тебе не лезла первой! Даже тогда, после выпускного, если бы не получила записку, не пришла бы в кабинет физики. Ты написал, что не можешь без меня, а я шла сказать, что вполне могу! Без тебя могу, Юренев! Ты не дал мне рта открыть, помнишь этот поцелуй? А после этого вспышки камер, гогот пьяных парней и насмешливое лицо Корецкой. Больно было, черт возьми! И сейчас больно. Ты — тот, кто с удивительным постоянством бьет меня по живому, Юренев! Только я и сейчас не могу понять — за что?

Не дожидаясь ответа, я шагнула за порог и увидела, как от парковой дорожки к сараю бегут мой муж и Петр, которого я отправила встретить Игната у входа в парк.

Я смотрела, как, неуверенно схватившись за дверной косяк, из сарая выходит Юренев и, сделав два шага, устало прислоняется спиной к стволу клена, снимает очки, потирает переносицу. Как Игнат и Петя заходят внутрь сарая, оставив дверь распахнутой.

Я могла смотреть на Макса, не опасаясь быть замеченной. Жадно, торопливо вглядывалась в черты лица, отмечая каждую новую морщинку, седые волоски в щетине и абсолютно белые виски. Он постарел. Не возмужал, не повзрослел, утратив юношескую свежесть, а именно постарел. Лицо осунулось, заострился подбородок, выделив скулы. Но самыми пугающим был застывший в неподвижности взгляд. Я громко вздохнула, не в силах сдержать жалость.

Видимо почувствовав, что его пристально рассматривают, Макс, словно защищаясь от непрошеного внимания, надел очки, которые до этого держал в руке.

— Кстати, с днем рождения! Не знаю, что пожелать тебе… счастья? Наверное, ты и так счастлива?

— Спасибо, Макс, — сдержанно поблагодарила я, сама забыв, что сегодня мой день рождения.

— Простишь меня когда-нибудь, Аська? — спросил он, как-то безнадежно усмехнувшись.

Я промолчала. Что я могла ответить, простив и оправдав его уже давно, когда узнала, что вместо университета он загремел в армию. Соня сообщила мне об этом с неким торжеством. Видимо, надеясь, что я обрадуюсь (настигла-таки кара обидчика), она никак не ожидала от меня такого бурного потока слез. А я оплакивала несбывшуюся мечту Макса…

— Понятно… что ж, переживу и это. Уже привык… без тебя. Живу один.

«Господи, что он несет? „Без меня“ он уже десять лет! И по своей вине! Привык… да просто думать забыл, кто такая Ася. К чему сейчас все это? Запоздалое покаяние. Зачем оно ему? Просто прими эти слова как минутную слабость, Бахметева!» — приказала я себе. А вслух неожиданно коротко и сухо произнесла:

— Давно простила, Макс.

Из сарая вышел Петр, за ним, согнувшись в дверном проеме чуть не вдвое, Игнат с Гердой на руках.

— Петя, — тихо окликнула я парня, — вот тебе деньги на такси, поезжай сейчас с ними, потом проводишь Максима Павловича домой. Прямо до дверей квартиры. Герду наверняка оставят в клинике. Мобильный у тебя есть?

Петр достал из кармана куртки телефон далеко не новой модели.

— Это мой номер. — Я продиктовала цифры и дождалась, пока парень их наберет. — Позвони потом. Сделаешь? Меня зовут Асия Каримовна. Преподаю в математическом лицее на Троицкой.

Петр молча кивнул.

Махнув на прощание рукой мужу, несшему на руках Герду, я немного постояла, глядя, как следом за ним идет, опираясь на плечо парня, Юренев. Жалость вновь подкатила к горлу горьким комом, не давая сделать полноценный вдох. Поморгав, чтобы стряхнуть с ресниц теплую влагу слез, я достала из кармана носовой платок. Словно что-то почувствовав, Макс резко становился и обернулся. Я торопливо направилась к другому выходу из парка.

Двигаясь в бодром темпе, я с усилием вернулась мыслями к главному — убийству Карима. И тут же поймала себя на том, что как-то спокойно восприняла потерю некогда самого близкого мне человека. Забыла за шесть лет? Неправда! Но, взрослея, научилась жить и без него.

Однажды я задумалась о том, как ему, никогда не имевшему собственных детей, удалось так быстро стать мне настоящим отцом? Без лести и подарков, одной лишь искренней любовью он завоевал доверие маленькой девочки, до встречи с ним не знавшей близко ни одного взрослого мужчины. Дедушек у меня не было, мы жили втроем — я, мама и бабушка. В квартиру на Казанской приходили в гости лишь две подруги мамы. И всегда без мужей. Впрочем, не припомню — а были ли те замужем?

Карима я приняла как родного отца с первой встречи — решила, что это он и есть, просто был где-то в отъезде, а сейчас вернулся. А вон тот красавец на портрете в бабушкиной комнате — ее сын, мамин брат то есть. И знать не знала, что бабушка маме — свекровь.

Карим как отец был идеален. Мне завидовала даже Соня: Осип Семенович безумно любил дочь, баловал, но и опекал чрезмерно. Там, где Карим старался меня понять и оправдать, Соня получала от отца выговор и последующий список запретов. «Он как будто даже рад, что я проштрафилась, Ась! Сразу же выкатил кучу претензий. И крашусь слишком, джинсы в облип, майка до пупа. Словно ждал подходящего момента, чтобы все высказать!» — жаловалась она мне, а я не находила слов утешения. Мне разрешались и модные штанцы, обтягивающие тощий зад, и откровенный топ на бретельках без наличия нижнего белья. И как ни странно, на мне Барковский все эти «безобразия» не замечал.

Не мамино, не бабушкино мнение было для меня важно — лишь Карима. Впрочем, они обе воспринимали его главенство в семье спокойно.

Я не помнила ссор между мамой и Каримом. Мне даже казалось, отчим не может конфликтовать ни с кем, настолько терпим он был к недостаткам других. И сейчас, по дороге к его дому, я пыталась понять, кому он мог помешать настолько, что его убили.

Вдруг одна мысль заставила меня остановиться. Как случилось, что я даже не спросила у следователя — как убили моего отчима? Нож, яд? Или выстрел? И где сейчас Элизабет? Что, если она вернулась из Англии с ним? Они поссорились и… «Могла? Да запросто! — мгновенно нашла я виновную в смерти отчима. — Вот только входит ли она в список подозреваемых майора Фирсова?»

Меня настолько захватила эта идея, что я тут же извлекла из сумки визитку следователя.

— Иван Федорович, Бахметева беспокоит. У меня предположение — не могла Элизабет Ларкинз убить моего отчима? Она вернулась с ним в Россию? — торопливо проговорила я.

После короткого «нет» в ответ Фирсов отключился. Я опешила. И к чему относится это отрицание? Не вернулась? Или убить не могла?

Еще раз мысленно назвав Фирсова хамом, я решила, что докопаюсь до правды сама.

Шагая к дому отчима, очень надеялась на встречу с одной весьма пожилой дамой, матерью генерала Таранова, знавшей всё и обо всех. Одна створка окна ее комнаты в квартире на первом этаже всегда, и летом и зимой, была приоткрыта. Нина Андреевна бодро подскакивала к окну каждый раз, когда кто-то подходил к подъезду, либо подъезжала к воротам во двор машина. Не надеясь на свою память, Нина Андреевна в тетрадочке словесно обозначала портрет незнакомых ей людей и записывала номера авто. У меня же к ней был один вопрос: знает ли она, когда мой отчим вернулся из Англии?