Пошли мама с папой за грибами… (Анатолий Вехотко). Воспоминания вдовы режиссёра

Марина Бойкова-Гальяни

В данной книге вдова кинорежиссёра Анатолия Вехотко, Марина Бойкова-Гальяни, вспоминает о годах, прожитых с известным человеком, а также рассуждает о творчестве деятеля кино.

Суп Авиньонский

Бульон из телятины, — тёплым голосом говорит муж. — В него кладёшь не мелко крошеную морковь, а вдоль тонко порезанную, яркую, потом цветную капусту желтоватую, потом ты туда кладёшь крепко сваренный омлет, то есть, что значит крепко сваренный? Омлет, замешанный на сметане. Представляешь? У тебя бульон крепкий, морковка длинненькая тонкая, капустка жёлтенькая. И всё получается, — большой палец вверх.

— Было бы так просто, я не придумала бы сказку о супе, — улыбаюсь я, — здесь обязательно присутствует кулинарная тайна. Помнишь, в моей сказке?

Князь: ― Да, владею тайной рода,

Но, видно, такова порода.

Рецепты кухни нашей всей

Не продаются, хоть убей!

Не раз уж их купить пытались,

А дамы выведать старались,

Пуская в ход кокетство, ласки,

И страсти надевая маски.

Пытали жаждой и свинцом,

Но не был предок подлецом.

Одет в позорную рубаху,

Он голову склонил на плаху.

— Кто же спорит? — Таинственно подмигивает муж, — сама ответила.

Я, дочка и Толя смеёмся.

— А солянка? — вспоминает Ириша. — Какая красивая: зелёные оливки, черные маслины, мясо красное и коричневое, колбаски, сосиски. А бульон оранжево-красный!

— Лимон! — вспоминаю я.

Втроём восхищённо мычим.

— Я вспомнила ещё одно твоё коронное блюдо: ты готовил яичницу по-извозчичьи. Не помнишь? — говорю я.

— А! Это ёлки-палки! Объясняю, — в голосе мужа удовольствие и улыбка.

— Помню, ты ел, аж за ушами трещало, — перебиваю очередной кулинарный рассказ.

— Прямо трещало?

— Да. Треск стоял! Мы уши затыкали.

Хохочем.

— Колбаса по-извозчичьи это просто.

— Яичница по-извозчичьи, — поправляю.

— Колбаса по-извозчичьи, — настаивает Толя. — Есть колбаса по — карело-фински, а это по-извозчичьи. Берёшь не такую вот колбаску, а с большим диаметром, типа «телячьей». Знаешь, чтобы при жарке края загнулись, образовывая чашку. Лук репчатый приправить солью и сахаром, можно ещё соком лимона полить. Жаришь лук, потом колбасу, и колбасные чашки луком заполняешь. Заливаешь свежими яйцами, а сверху зеленью посыпать, и на огонь. Всё! Ставишь на стол в сковороде, наливаешь стакан водки — хлоп его! И колбасу по — извозчичьи. О!

— Как же извозчик стакан водки пил, если он за рулём? — Вопрошаю я.

Мои хихикают.

— Так он руль бросает, — находит Толя ответ.

Смеёмся.

Толя показывает на бутылку:

— Смотрите! Что написано?

— Мерная. На молоке. — Вещает дочь.

— Это слова, — говорю капризно, — Что значит, на молоке?

— Расскажу один эпизод из жизни. Если помнишь (ты должна помнить) был такой актёр Алейников.

— Знаю, конечно. Илья, нет, Пётр Алейников. Забыла, давно уже…

— Давно… Давным-давно его нет. Так вот. Как-то Пётр Алейников приехал сниматься на «Ленфильм» в некой жуткой картине типа «Знакомьтесь, Балуев!». Играл какого-то тракториста. И меня с ним познакомил замечательный человек Эмиль Михайлович Галь (1898—1960), актёр, был ассистентом по актёрам у братьев Васильевых. Мы с Петром быстро нашли общий язык, выпили и покорешались (Вехотко поёт «Спят курганы тёмные» в манере Петра Алейникова). Нам принесли бутылку водки от ассистента режиссёра и кусочек хлеба. Я растерялся, говорю, дескать, запить, закусить нечем.

«Самая лучшая закуска, — говорит Пётр, — это молоко. У меня есть с собой бутылка молока, попробуй. Оно смывает нехорошие масла и нейтрализует. Ты как орешек утром».

— Даю честное слово: одно время я запивал водку только молоком.

— Странно! — Ответила я.

— Я тоже думал одно с другим несовместимо. Мерная водка очищена молоком, никаких сивушных запахов.

— Я помню, подруга молодости, Валя Лыткина, рассказывала, что у неё в деревне один мужик водки выпьет, молоком запьёт и селёдкой закусит.

— Надо попробовать, — смеётся Толя.

— Зачем? — пожимаю плечами.

— Вообще, мы выпивали с Алейниковым литра полтора под молоко, точнее, кусочек хлеба, две бутылки водки и две бутылки молока.

— Ну, ты нас так накормил! — Говорю я, возвращаясь к кулинарной теме.

— А что вы скажете утром, когда будете солянку есть.

— Скажем, что солянка — настоящее произведение искусства!

— Любимая, — говорит Толя, и читает на память «Элегию» Александра Сергеевича Пушкина:

«…И может быть — на мой закат печальный

Блеснёт любовь улыбкою прощальной».

Он вздыхает, молчим, а потом меняем тему разговора.