Маска Мельпомены

Марина Белова

Невиданное дело – майор Воронков, старый друг и одновременно противник сыщиц-любительниц Марины и Алины – сам обратился к ним за помощью: попросил сходить в театр и познакомиться с актрисой Елизаветой Ветровой. Сестру Елизаветы убили, а Воронкову кажется, что актриса многое не договаривает… Прикинувшись журналистками, дамочки договорились встретиться с Лизой после спектакля, но нашли ее в гримерке задушенной! Воронков тут же попытался отстранить их от дела, однако не тут-то было. Марина с Алиной нашли на месте преступления странную записку «Детка, я тебя искал дольше всех» и намерены сами разобраться, что это значит!

Глава 2

На следующий день с букетами голландских тюльпанов мы с Алиной пришли в театр. Зрителей было мало. Алина неоднократно пожалела о том, что не догадалась спросить у кассирши, сколько билетов продано.

— Послушалась я тебя, — ворчала она. — Можно было и не покупать билеты в первом ряду. Взяли бы где-нибудь на галерке, а потом пересели.

— А если бы не было свободных мест?

— Так есть же!

— Нет, Алина, мы не должны рисковать. Ветрова должна увидеть нас в зале, понять, что мы ее страстные поклонницы.

— Ты слишком серьезно относишься к поручению Воронкова. Не знаю, почему я здесь сижу, через полчаса новый ментовский сериал начинается, — заерзала на месте Алина.

Заиграла увертюра к спектаклю, занавес разъехался в стороны, и началось действие. Елизавета Ветрова исполняла роль Гали, бедной девушки, в которую влюбился проходимец Голохвастов.

— А Ветрова ничего, — отметила Алина. — Яркая. Волосы хорошие. Это не парик. А вот Голохвастов подкачал. Неужели на эту роль не могли стройного артиста подыскать?

— Алина, не все Голохвастовы должны быть похожими на Олега Борисова или Максима Галкина. Разве этот артист плохо играет? По-моему, хорошо, смешно.

Мы решили не ждать, когда спектакль закончится, а тюльпаны окончательно завянут, и сходить за кулисы в антракте, чтобы выразить Ветровой свое восхищение. Где расположены гримерки, мы с Алиной знали.

В школе, в которой я и Алина когда-то учились, завучем по внеклассной работе работала замечательная женщина, истинная театралка. Чтобы приобщить детей к высокому искусству, она закрепила за каждым классом по артисту, вернее, за каждым артистом по классу. Мы посещали все спектакли с участием своего артиста, а после спектакля шли к нему за кулисы, в гримерку. Там нам рассказывали байки из театральной жизни, угощали чаем с печеньем… Хорошее время было.

Выйдя из зала, мы шмыгнули в малоприметную дверь и оказались за кулисами. Гримерку Ветровой мы нашли по прибитой к двери вывеске «Ветрова Е. Ерохина А.».

Лиза сидела в одиночестве. Вторая актриса, которая делила с ней гримерку, в этот день в спектакле занята не была, ее место перед зеркалом пустовало.

— О, Лиза, это восхитительно, — с такими словами и с тюльпанами в вытянутой руке в гримерку ввалилась Алина. — Вы позволите?

Ветрова слегка округлила глаза и с недоумением посмотрела на нас.

— Мы в восторге! Таких актрис эта сцена давно не видела! Вы прелесть! У вас большое будущее!

— Спасибо, спасибо, — лицо Ветровой залилось алой краской. Заметно было, что слова Алины ее тронули. Она приняла от нас букеты и, не зная, как ей поступить дальше (уходить мы не собирались), спросила: — Вам понравился спектакль?

— Очень! Вы понравились. Настолько, что я напишу о вас статью, — воскликнула Алина.

— Да-да, — подхватила я эстафету вранья. — Мы работаем в редакции женского журнала, пишем об интересных судьбах, талантливых людях. Мы давно присматриваемся к вашему творчеству. Ваш талант с каждым новым спектаклем набирает силу.

— Правда? — еще больше смутилась Ветрова. — К сожалению, сегодня в зале немного зрителей, обычно зал практически полон.

— Это ничего, скоро все изменится. Спектакли с вашим участием ждет аншлаг. Когда вас пригласят в столицу, люди будут кусать локти, что не успели увидеть вас на этой сцене… — Алина еще несколько минут пела дифирамбы Ветровой, усыпляя ее бдительность.

Нашу беседу прервал звонок, приглашавший актрису на сцену. Антракт закончился. Надо было и нам торопиться.

— К сожалению, мне пора одеваться ко второму акту.

— Понимаем, — соглашаясь, кивнула Алина. — А мы могли бы с вами продолжить беседу? Разумеется не здесь и не сейчас, а после спектакля. Хочется, чтобы читатели узнали о вас больше. Я даже знаю, как будет называться статья. «В гостях у Лизы Ветровой». Этакий журнальный вариант передачи «Пока все дома». Снимем вас в кругу семьи, за столом, с чашкой чая в руке. Как вы смотрите на то, чтобы устроить фотосессию?

— Понимаете, я снимаю квартиру. И у меня… никого нет, — помрачнела Лиза. — Извините, мне пора выходить на сцену.

— Мы пойдем, — я потянула Алину за рукав к выходу.

— Мы можем снять вас на фоне чужого интерьера, — поторопилась сказать Алина. — Кто знает, где вы и как живете? Пусть читатели думают, что молодая актриса обитает в роскошных апартаментах. А соответствующий интерьер для съемок мы найдем. За это можете даже не переживать. Мы к вам зайдем после спектакля, чтобы договориться о месте и времени съемок?

— Я не знаю… Может, просто снять меня на сцене, в гриме? — сдалась Ветрова.

— Значит, договорились. После спектакля мы у вас, — сказала на прощание Алина, и ее лицо озарила улыбка победителя.

В зал мы вернулись, когда занавес вот-вот должен был открыться. Публика сидела на своих местах и с нетерпением ждала начала второго действия. Мы тенью проскочили на свои места, благо, они были в первом ряду, и нам не надо было протискиваться между сиденьями, наступая на ноги зрителям.

— Воронков будет тобой доволен, — прошептала мне в ухо Алина, как только мы оказались в креслах. — Вы с Ветровой — почти подруги.

— Почему только я? — так же тихо спросила я.

— Я здесь за компанию, а не ради Воронкова. Я помогаю подруге, а не ему.

— Вот спасибо, преклоняюсь пред твоим благородством, — хмыкнула я.

Артисты отыграли спектакль, вышли на поклон. Наиболее нетерпеливая публика, не дожидаясь, когда дадут занавес, побежала в гардероб, а я и Алина продолжали стоять рядом со сценой и аплодировали, аплодировали. Ветрова улыбалась нам как старым знакомым и благодарно кивала головой.

Из зала мы вышли последними. Алина предложила: перед тем как идти к Ветровой, забрать из гардероба нашу верхнюю одежду, ведь неизвестно сколько мы пробудем у Лизы. Хотя основная толпа зрителей уже покинула здание театра, нам все равно пришлось минут десять постоять в очереди. Получив свои пальто, мы отправились за кулисы.

Алина постучала для порядка в дверь. Никто не ответил, тогда мы дернули за ручку и заглянули в гримерку.

— А вот и мы, — обозначила наше присутствие Алина.

Лиза сидела перед зеркалом в театральном костюме, устало откинувшись на спинку стула. Она и не думала переодеваться. Мне показалось, что она дремлет. У ее ног лежал огромный букет алых роз.

«Какие красивые цветы, — отметила я. — Когда же ей успели вручить такой шикарный букет? На сцену с такой охапкой никто не выходил. Жалко, валяются на полу, вянут. Неужели Лиза так устала, что сил нет поставить розы в воду? Наверное, так. Это только на первый взгляд у артистов легкая работа. А если разобраться, то у них очень большая физическая нагрузка. В театре надо и петь, и танцевать, и тяжести поднимать. В театре дублеров нет. А какие запредельные эмоциональные перегрузки?»

— Лиза, — позвала Ветрову Алина. Она на цыпочках подошла к зеркалу и коснулась ее плеча. — Лиза, просыпайтесь. Хотите, мы вас доставим домой? Вы нам только адрес скажите, мы вас отвезем, а сами приедем завтра. Часиков этак в десять? Лиза, вы меня слышите? — Алина потрясла Ветрову за плечо.

Алина не рассчитала силу, Лиза качнулась и стала заваливаться набок. Я подскочила, но не успела ничего сделать, и Ветрова безжизненно упала на пол.

— Лиза, просыпайтесь. Вам плохо?

Лиза не подавала признаков жизни. Я коснулась ее шеи, попыталась нащупать артерию — пульс не прощупывался.

— Алина, мне кажется, ты ее убила, — сдерживая волнение, выговорила я.

— Я? Бред!

— Ты ее толкнула, она упала, ударилась виском.

— Чепуха! Смотри! — Алина дрожащими пальцами указала на шнурок, туго повязанный вокруг шеи. — Ее задушили вот этой веревочкой.

— Кто? — глупо спросила я.

Алина не отвечала, она продолжала осматривать труп. Заметив в руке покойной клочок бумаги, она попыталась его вытащить. Смерть наступила совсем недавно, и пальцы Лизы легко разжались. Алина разгладила записку.

— Что ты там нашла? — спросила я, стараясь не смотреть на Лизу.

— «Детка, тебя я искал дольше всех. Увы, но и ты не призер», — прочитала Алина. — Да уж, не призер, это точно.

— Это убийца писал? Подпись есть?

— Марина, ну ты как маленькая. Какая подпись? Убийца — Иванов Иван Иванович? И адрес, по которому его можно найти? А буквы ровненькие, аккуратные… Старался. Что делать будем? — она подняла на меня испуганные глаза.

— Я позвоню Воронкову.

— Да-да. Звони, — кивнула она, соглашаясь с тем, что тут без вариантов.

Воронков долго не подходил к телефону, наверное, спал. Наконец я услышала в трубке его глухой голос:

— Слушаю вас.

— Сергей Петрович, это Клюквина. Мы с Алиной в театре. Тут вот какое дело… — я замолчала, пытаясь успокоиться. Ничего не получалось. Как старательно я не отводила глаз от мертвой Ветровой, а взгляд, так или иначе, цеплялся за ее безжизненное тело. От сознания того, что еще полчаса назад эта женщина была полна сил и энергии, со мной творилось нечто невообразимое: перехватило дыхание, сердце бешено заколотилось, ухало в голове, немел язык… Короче, налицо был полный набор признаков смертельной агонии.

— До утра подождать не могли? — с претензией спросил Воронков. — Я рад, что вы с энтузиазмом отнеслись к моей просьбе. Но будет лучше, если мы отложим разговор до утра.

— А сейчас, что нам делать? Звонить в «102»?

— При чем здесь «102»?

— Ветрову кто-то убил.

— Что?!! Где вы?

— В гримерке Ветровой. И она здесь… мертвая.

— Ничего не трогайте! Выйдите и ждите меня за дверью. Еду! — рявкнул Воронков и бросил трубку. Ухо резанули пронзительные гудки.

— Что сказал Воронков? — спросила Алина.

— Ничего не трогать и выйти за дверь.

— Понятно, — сказала Алина, оглядываясь по сторонам. — А вот интересно, что он скажет, когда приедет?

— В смысле?

— Ну, обычно, когда он застает нас рядом с трупом, он жутко кричит, обзывает нас божьим наказанием, будто бы мы сами притягиваем к себе неприятности, а безвинные люди страдают по нашей милости.

Что верно, то верно: не очень он радуется, когда мы беремся за очередное расследование. Но каждый раз у нас возникают к тому веские причины. А как же иначе? Если наши друзья и знакомые попадают в беду, то мы считаем своим долгом во всем разобраться и вывести преступника на чистую воду. Сергей Петрович мыслит по-другому: ловля преступника — удел правоохранительных органов. И вообще, он крайне негативно относится к «самодеятельности» — именно так он называет наше искреннее желание помочь людям.

— Что он теперь скажет? — продолжала Алина. — С одной стороны — труп, а с другой — он сам попросил нас заняться Ветровой. — Вдруг она побледнела и с испугом посмотрела на меня. — Только сейчас до меня дошло. А если мы действительно притягиваем к себе несчастия? Сглазил нас кто-то или проклял. Да тот же Воронков накаркал!

— Алина, последнее время ты меня просто пугаешь своими измышлениями. Ну кто нас проклял? Кто? Воронков? Он, что ли, заинтересован, чтобы трупов было больше? А то у него без нас трупов мало!

— Пускай не Воронков — кто-то другой! Но нас точно прокляли! Я не так давно с Санькой пересмотрела «Ночной дозор». Помнишь, Антон Городецкий в салоне вагона метро увидел над девушкой «воронку несчастий»? — Алина смотрела на меня безумными глазами. Я лишь вздохнула и покачала головой — больное воображение. — И над нашими головами такая же «воронка». Майор прав, это мы притягиваем несчастья. Надо чиститься. А ты не смейся!

— Сейчас заплачу!

— В крайности впадать не надо.

«Это она мне говорит!» — хмыкнула я.

— А вот поискать белого мага стоит. Можно и к бабке обратиться, на худой конец, к гадалке, чтобы она подтвердила, есть ли над нами проклятье. Вот только где взять ее? К скольким я не обращалась, все на поверку оказывались проходимками.

— А я что говорю? Ладно, выходим. Я обещала Воронкову ждать за дверью.

— Сейчас-сейчас, посмотреть надо.

Алина обошла Ветрову, еще раз к ней наклонилась, коснулась шеи. Сомнений не было — Лиза была мертва. Мое внимание привлекла сумка актрисы. Я заглянула в нее. Казалось бы, все на месте: кошелек, деньги, мобильный телефон, маленькая пудреница и несколько тюбиков губной помады. Еще я извлекла из недр сумки два комплекта абсолютно одинаковых ключей.

— Зачем Ветровой носить две связки ключей?

— Возможно, одни ключи принадлежали ее сестре, Полине, — предположила Алина. — А что, если один комплект взять нам?

— Зачем?

— Как зачем! Может, дома найдем какие-то зацепки. Мы же все равно собирались к ней в гости.

— Алина, обстоятельства изменились, — напомнила я.

— Тем более, — настаивала она. — Ты как хочешь, а я возьму одни ключи. Я не останавливаюсь на полпути.

— Да мы даже не встали на него.

— А это что? — не слушая меня, Алины уже вертела в руках две записные книжки. — Похоже, Лиза все держала в двух экземплярах. Одна, правда, старенькая, с пожелтевшими страницами. В ней полно номеров телефонов. Другая книжка еще пахнет типографской краской, и записей в ней кот наплакал.

— И что тут непонятного? Ветрова решила начать жизнь с чистого листа и начала ее с записной книжки.

— А я уже сто лет не пользуюсь записными книжками, — призналась Алина. — У меня все номера телефонов в мобилке.

— А меня есть записная книжка. После того как у меня в первый раз телефон украли, я все номера дублирую в записной книжке. И в новый телефон не успела еще всех перенести — только телефоны самых близких.

— Да? — Алина взяла в руки телефон Ветровой. — И у Лизы мало номеров. Лена, Анна, Бугров, Полина, Сеня, — читала она. — Положи записную книжку в сумку, на досуге сравним с телефонным архивом. — По ее просьбе я бросила книжку в сумку. Алина тем временем нажимала кнопки телефона. — Надо же, Полины уже нет в живых, а телефон ее в памяти.

— Так и Лизы уже нет, — я с сожалением посмотрела на лежавшую на полу Ветрову. — Пойдем, Алина. Вот-вот сюда придет Воронков. Ему не понравится, что мы здесь торчим.

— Сейчас-сейчас, — Алина торопливо переписывала номера из Лизиного телефона. — Еще посмотрю последние звонки. Бугров, Лена, безымянный номер. Сейчас запишем. Остальные номера из памяти стерты. И на том спасибо. Телефончик, пожалуй, надо оставить Воронкову. Пусть разбирается.

Покинув гримерку, мы стали в двух метрах от двери. Из соседнего помещения вышел полный мужчина. Косясь на нас, он постучал к Ветровой.

— Лизок, тебя подвезти? — бархатным баритоном спросил он. По голосу я узнала артиста, игравшего Голохвастова. Не услышав ответа, он потянул дверь на себя.

— Туда нельзя, — резко одернула его Алина. — До прибытия следственной группы вход в помещение строго запрещен.

— До приезда кого? — оторопел артист.

— Совершено преступление. С минуты на минуту сюда прибудет следственная группа.

— А что случилось? Я могу знать?

— Убита Елизавета Ветрова, а вы, собственно, кто?

— Я? Бугров Анатолий Михайлович. Играю с Лизочкой в одном спектакле, — дребезжащим от волнения голосом ответил артист. — Хотел ее домой подвезти. Я часто ее домой подвожу. Мы живем в соседних домах. Я могу идти? — вдруг заторопился он, как будто испугавшись, что сболтнул лишнего.

— Нет. — Я даже сделала жест, чтобы его остановить. «Еще полчаса назад Ветрова была жива. Не исключено, что преступник до сих пор в театре, а значит, все находящиеся в здании попадают под подозрение», — промелькнуло в моей голове. — Вам нужно дождаться приезда полиции.

— Но…

— Без всяких «но», — предупредила Алина. — Да вы не переживайте, скучно не будет. Мы пока с вами побеседуем, зададим пару вопросов.

— А вы из прокуратуры будете?

Не моргнув глазом, Алина солгала:

— Типа того. Итак, Анатолий Михайлович, вы проживаете…

— Улица Челюскинцев, дом семьдесят шесть, квартира восемь, — с готовностью выложил Бугров.

— Телефон…

Он назвал ряд цифр.

— С Ветровой как долго работали? В каких отношениях были?

— Исключительно в дружеских. Я к ней как к дочке относился, — признался Бугров. — Хорошая, светлая девушка была. А как ее убили?

— Анатолий Михайлович, ваша гримерка через стенку? — спросила я. — Слышали что-нибудь подозрительное?

Бугров мотнул головой:

— Да вроде бы нет. Хотя… За стенкой работало радио, негромко, но работало.

— Радио? Для вас это странно? — удивилась Алина.

— На сцене очень устаешь. После спектакля хочется тишины, причем абсолютной. Если честно, я не помню, чтобы Лиза когда-либо включала радио.

— А у вас, в театре, в каждую комнату проведено радио?

— Да, у нас есть радиоузел. Во время спектакля нас приглашают на сцену по радио, когда спектакля нет, то радиоточки замыкают на какую-нибудь развлекательную волну.

— Понятно. Возможно, преступник специально включил радио, чтобы через стенку не было слышно звуков борьбы, — задумчиво пробормотала я. — А вы уверены, что это было радио, а не голоса.

— Я не слышал голосов. Играла музыка.

Из гримерок стали выходить люди. Понимая, что отпускать их нельзя, Алина громко сказала:

— Господа артисты, задержитесь!

Вокруг нас мигом образовалась толпа. Одни с изумлением на нас смотрели, другие интересовались, по какому поводу их остановили.

Алина повторила просьбу-приказ:

— Не расходитесь! Совершено преступление. Убили вашу коллегу. Сейчас прибудет опергруппа, снимет с вас отпечатки пальцев и допросит. Пока опергруппа не приехала, если вам есть что сказать, подходите ко мне.

Тишина стояла такая, что пролети здесь муха, ее жужжание воспринималось бы как рев взлетающего вертолета. Никто не ринулся к нам со своими предположениями.

Через несколько минут артисты ожили. Первый шок прошел. Любопытство взяло вверх.

— Кого убили?

— Лизу Ветрову, — украдкой прошептал Анатолий Михайлович, наклоняясь к дамочке почтенного возраста в кокетливой шляпке с вуалью.

— А как, как убили? Из револьвера?

— Не знаю, Софья Карловна, ничего не знаю.

В конце коридора появился Воронков. Рядом с ним вышагивали молодой парень в джинсах и худощавый мужчина с чемоданчиком в руках. «Наконец-то!», — обрадовалась я.

— Удружили, — проходя мимо нас, буркнул Воронков. Мы успели отойти в сторону, поэтому его слова никто, кроме нас, не услышал. Как же я обиделась тогда, когда до моих ушей донеслось это саркастическое «удружили». А майор будто бы даже не понял, какое оскорбление нам нанес: — Ни о чем вас попросить нельзя, — продолжал он злиться вслух.

— Ну это уже слишком! Не вы ли нас просили приглядеться к Ветровой, войти к ней в доверие, завязать знакомство?

— Только приглядеться!

— Уж не думаете ли вы, что это мы ее шнурком задушили?!

— Ну, — Воронков резко повернулся к нам, — что вы еще откопали? Все следы затоптали?

Я гневно посмотрела на Воронкова. Что за человек?! К нему всем сердцем, а он смотрит на нас, будто на сто процентов уверен, что преступление совершили именно мы.

— Идем, Алина, товарищ майор сам справится, — потянув Алину за рукав, я зашагала к выходу. О найденной записке я даже не заикнулась, хотя и понимала, что этот крошечный клочок бумаги может навести ментов на след.

— Завтра жду вас у себя, — вдогонку закричал Воронков.

— Как же! — огрызнулась я. — Ноги моей у вас не будет!

— А я тебе что говорила? — пыхтела рядом Алина. — Воронков — человек, который добра не помнит. Сколько раз мы ему помогали? Миллион. И ни разу он нас не похвалил. В наш адрес летят одни лишь усмешки и угрозы. И ты его еще защищаешь!

— Уже не защищаю.

Хотя надо заметить, временами Воронков бывает вполне дружелюбным. Случается, что он нас конфетами, тортиками балует. С праздниками регулярно поздравляет. Один раз даже выписал нам благодарность за содействие полиции в поимке опасного преступника. Не знаю, что сегодня с ним случилось. Может, устал? Разбудили?

— Пойдешь к нему завтра? — спросила Алина.

— Еще чего! — обиженно ответила я.

Перед тем как расстаться, я и Алина заехали в кафе и, чтобы снять нервный стресс, выпили по бокалу вина. Ни о спектакле, ни о том, что случилось потом, намеренно разговор не заводили. Тупо пили вино и разглядывали публику.

Дома я появилась ближе к полуночи.

— Что так долго? — поинтересовался Олег. Голос у него был недовольный. Да это и понятно: от официанта мы узнали, что наша команда проиграла и вылетела из чемпионата. А тут еще я где-то задержалась. Значит, есть повод и, главное, объект, на котором можно сорвать свое плохое настроение. — Вам так понравилось, что вы пошли на следующий сеанс? — язвительно спросил муж.

— В театре нет сеансов. Извини, задержалась с Алиной.

— С Алиной? Ну, разумеется, с кем же еще! Позволь угадать? Алина у нас со всеми дружит. После спектакля она затащила тебя за кулисы. Какой-нибудь новоявленный меценат накрыл для артистов «поляну», типа фуршета, ну и вы случайно оказались там.

— В точку! Фуршет в честь покойницы, — беззвучно добавила я. У меня не было желания ссориться. Я взяла халат и пошла в ванную.