Фрикадель

Марина Александровна Юрина, 2020

Когда города на Земле останутся городами лишь на карте, по сути своей, превратившись в деловые центры… Когда все люди в разных странах переедут в загородные селения, утопающие в цветах и садах… Когда стремительный монорельс на воздушной подушке заменит дымящие автомобили и соединит города и селения между собой… Когда дракончиков будут разводить в загородных питомниках… Когда дети будут с удовольствием ходить в школы – внутри селений… Когда люди будут жить до 200 лет и более, не теряя при этом жизненной силы… Тогда и разворачиваются действия в этой истории о детях: Юлечке и Никитке. Они не просто друзья, а брат и сестра, живущие в Лесниках вместе с всеведущей бабушкой и весьма спортивным дедушкой С Юлечкой и Никиткой все время что-то случается. То они встречаются с удивительными существами, то спасают планету. И в любых переделках им помогает дружба, а также любовь и добрый совет мудрых и еще совсем молодых бабушки и дедушки.

ФРИКАДЕЛЬ

Яйцо

На крутом взгорке у Лесников молодой машинист грузового монорельса решил прибавить скорость. Серебристый рельс скоростной дороги задрожал натянутой струной, вибрация передалась вагонам и волной прокатилась по грузу. При этом мягкая коричневая коробка накренилась, ее левая сторона пошла трещинами, и сквозь образовавшуюся прореху показалось что-то гладкое, кожистое, нежно-оранжевое. На следующем повороте это что-то неслышно упало в подорожники, которые разлапистыми кустами во множестве росли вдоль монорельса.

Стройные ряды пушистых «солдатиков» дернулись и пыхнули облачками. Шмель, весь облепленный кремовыми шариками пыльцы, возмущенно загудел и взмыл в июньское утреннее небо.

Розовый луч восходящего солнца осветил упавший предмет. Стрекоза, сидевшая плотно сжав крылышки под листом лисохвоста, увидела, что предмет, наделавший столько шуму — это всего лишь чье-то яйцо, правда очень большое. Оценив размеры яйца, стрекоза решила поменять травинку для отдыха, вспорхнула радужными крылышками и улетела куда-то за линию монорельса.

Яйцо уютно расположилось в подорожниках. Сверху на него свалилась гусеница и сразу же стала «измерять» незнакомый предмет равномерными гусиничными шажками. Муравей, тащивший дохлого жучка, остановился и пошевелил усиками, размышляя, как ему поступить с этим новым препятствием? И, постояв немного, додумал, что взбираться на такую высоченную гору с грузом было бы крайне неразумно. Поэтому развернулся и поволок свою ношу сквозь шелестящую стену овсяницы: в обход.

Яйцо было крупное, гладкое, не меньше страусиного и скорее круглое, чем овальное. На боку у него глянцево поблескивал ярко-малиновый штамп: МДП, Малинники, №1209/оранж.15.06.2078.сер 072.

Никитка и Юлечка

В то утро Никитка и Юлечка, проснулись у себя в игровом летнем домике не так, чтобы очень рано, но и не слишком поздно. Будильник не включился, значит, на дворе шли каникулы. Дети умылись на скорую руку, натянули на себя вчерашние, еще не слишком замурзанные, одинаковые зеленые комбинезоны. И, побежали друг за другом по «тайной индейской тропе» сквозь цветущие жасминные кусты, напрямик к дому дедушки и бабушки, откуда уже доносился аппетитный дух свежеиспеченных блинчиков.

Вдали прогудел монорельс. Никитка притормозил и кивнул в сторону линии, которая тянулась за яблоневым садом и живой изгородью:

— Эх, все-таки далековато наш дом от дороги! До станции на воздушной телеге целых двадцать минут по пересеченной местности добираться…

Юлечка, бросив мимолетный взгляд на их сады и лес, отделявший Лесники от монорельса, скептически заметила:

— Можно подумать, братец, ты так часто ездишь в Город, что дорога тебя «изматывает и отнимает все силы» — как бабуля говорит!

— Конечно, — улыбнулся Никитка, вытаскивая сухую веточку из солнечных Юлечкиных волос, — я ведь все-таки езжу туда целых два раза в год!

— Тебе и одного вполне хватило бы! Ой! Не дергай так, спасибо!

— Ну да, а на Новый год? Все равно приглашают в Общий Городской Дворец на Ёлку! Как тут не пойти!

Юлечка, хитро взглянув на брата, решила подначить его еще раз:

— Ага! В школе потом хвастаться нечем будет!

И оба засмеялись тем беззаботным заливистым смехом, который частенько случается, когда тебе восемь или десять, и у тебя каникулы, а бабушка приготовила отличные блинчики.

— Фу, Никитка, давай быстрей, а то мы таким черепашьим шагом доползем до бабушки только к ужину, и наши блинчики съедят дедушка и Неська.

Никитка, сопя, прибавил ходу.

Юлечка, хотя и была младше Никитки на целых два года, один месяц и семнадцать дней, отличалась от своих сверстниц одной положительной особенностью. Она умела делать потрясающие выводы, распутывать сложнейшие логические задачи (некоторые из них были не по силам даже старшеклассникам). Поэтому, мечтательный Никитка во многих своих делах полагался на сестрёнку, а уж если намечалось Приключение, то Никитка предоставлял Юлечке полное право на разработку и руководство будущей тактической операцией.

Вот и в этот раз Никитка безропотно согласился с сестренкой.

«А ведь, правда, — рассуждал он, — на Новогоднюю ёлку я езжу в Город в основном для того, чтоб потом весь класс слушал меня, открыв рот. И как это она вычислила? Неужели так заметно?»

Шурша легкими сандалиями по дорожке, посыпанной разноцветными камушками гравия, огибая по пути клумбы с петуньями и георгинами, брат и сестра подошли к дому. На крылечке сидел дед Леша и вертел в руке отвертку. Он, несмотря на свои 170 лет, был в отличной форме и даже входил в сборную команду Лесников по футболу. Дед Леша любил утренний бег трусцой и мог полюбовно договориться с любой, даже очень грозной животиной. Своенравная лесниковская кобыла Милка, которая периодически сбрасывала со своей спины Юлечку — Никитка так и не решился сесть в седло — и не раз опрокидывала воз с сеном, слушалась деда Лешу с полувзгляда.

— А, — улыбнулся в белые усы дед, — вот и внучата пожаловали! Никак блинчиков захотели?

— Привет, дедуля! — Юлечка обняла его за шею и звонко чмокнула в сморщенную, загорелую, щеку.

— Здорово, дед! — Никитка солидно пожал крепкую дедову ладонь, — Чем занимаешься?

— Да я вот покумекал так и сяк и решил ульи на пасеке усовершенствовать.

А что, если к донышку улья антигравитатор приделать? Как считаешь, Ник?

— Угу, вполне ничего идея, — Никитка, размышляя начал теребить мочку левого уха: он всегда так делал, если приходилось о чем-то думать. — Если ульи будут парить сантиметрах в двадцати над землей, то клевер при этом не будет приминаться, оно и хорошо — пусть растет до полутора метров. Опять же, косить его не надо, и пчелам раздолье…

— Ага! — Согласилась Юлечка, — и тебе наклоняться не надо, чтоб мед в улье брать!

— Опять ты смеешься! — обиделся Никитка, — Я ведь хочу, чтобы все соседи смотрели на деда и перенимали у него передовой пчеловодческий опыт.

— Соседи, не соседи — до других селений — пока дойдет! А нам всем удобно будет… Ох! Что ж это я, вас на пороге держу, — спохватился дед, — А ну, команда пчеловодов, шагом марш в дом!

И дети, слегка потолкавшись на пороге, зашли в прохладные, пахнущие сушеными травами, сенки. Там они скинули сандалии, проходя в родной бабушкин дом.

Монорельс в пустыне

Бабушка Агата колдовала у стола, расставляя тарелки с блинами, мисочки со сметаной и медом, чайные чашки, розетки и вазочку со сгущенкой в том замечательном, бабушки-Агатином порядке, когда как только что-нибудь захотел съесть, а оно — на тебе, уже под рукой, как по волшебству.

— Проходите, проходите, руки мыть и за стол, дорогие мои. Как спалось? Неська не будил? А то я его вчера вечером на дальние поля выпускала — мышей пугнуть. Он к вам не залетал? Совиные дракончики они ведь, сами знаете, какие любопытные, просто сладу нет! А наш, разбойник, совсем себя не бережет… На днях за нетопырем погнался, да и застрял крылом в слуховом окошке, визжал до тех пор, пока дед его не вытащил и молоком не угостил. А на той неделе — за неясытью в лес улетел, еле к утру дождались, ему ведь до светла в сарай вернуться надо, а то на солнце глаза испортит.

Бабушка Агата угощала своих любимых внуков, а те уплетали за обе щеки горячие поджаристые блинчики, макая их то в мед, то в сметану, то в сгущенку, и, запивая ароматным чаем из душицы с молоком.

— Так вот, — продолжала бабушка, подливая горячего чая в дедову кружку, — пойдете гулять, загляните к нему в загончик, посмотрите, все ли перья у него на месте, после ночной прогулки. Вас, ребятки, он все равно к себе охотнее подпускает, подлечите его, если что.

— Угу! — кивнула Юлечка с полным ртом, — а от мамы с папой никаких вестей нет?

— Эх, я — старый дурень! — воскликнул, подпрыгивая на стуле, дед Леша, — Совсем вам голову заморочил своими ульями. От мамы с папой вам вчера письмо пришло по стереомейлу! Хотите, прямо сейчас посмотрим?

— Ха! Еще бы! — хором вскричали дети и бабушка Агата.

Тогда дед Леша, протянув руку к пульту стереомейла, нажал на воспроизведение последнего входящего письма. И немедленно из приемничка на потолке вылетел луч света, постепенно превратившийся в две маленькие голографические фигурки: мужскую и женскую. Фигурки были одеты в снежно-белые легкие комбинезоны, а на голове у них были огромные панамы со встроенными вентиляторами.

— Здравствуйте, дорогие наши мама и папа, — начала говорить женская фигурка.

— Привет вам, наши любимые Юлечка и Никитка! — продолжила мужская,

— Мы находимся сейчас в Африке. Сегодня мы здесь заключили долгосрочный контракт с несколькими местными селениями. Я буду проектировать монорельсовую дорогу, соединяющую удаленные селения: Ньяму, Момбу и Кодо, а потом следить за тем, как идет строительство монорельса. Африканские селения, хоть и расположены у искусственных озер, находятся на разных концах пустыни Сахара. Местные жители хотят ездить друг к другу в гости целыми семьями, а не только общаться посредством стереомейла и дракончиков. Меня ждет очень полезная и интересная работа. Надеюсь, Никитка, когда ты подрастешь и окончишь школу, ты захочешь приехать ко мне на стажировку.

Ваша мама занимается…(тут фигурки начали толкать друг друга локтями и шептаться).

— Да, я занимаюсь, — продолжила говорить мамина фигурка, — тем, что акклиматизирую сибирские растения к условиям Сахары. Женьшень и Иван-чай уже приживаются, а вот с жимолостью — проблемы, надо бы попросить бабушку — пусть пришлет черенки от нашей садовой «Чернички». Мы в этой пустыне все измучились от жары, очень скучаем по всем вам и нашим родным Лесникам. Проверяйте иногда наш с папой дом, как бы в нем не завелись мыши и не погрызли наши диски и книги. Вернемся мы из Сахары не скоро, но если хотите, приезжайте к нам в следующие каникулы. Пишите нам. Целуем и обнимаем вас всех.

Дед Леша задумчиво нажал на кнопку и фигурки исчезли.

— Да-а-а… — протянула Юлечка, выковыривая из фруктового печенья начинку, — приедут они сюда лет эдак, через десять, когда мы уже совсем состаримся…

— Не огорчайтесь вы так, вот окончите школу, поедете в Сахару… — начала, было Агата, но тут Юлечка посмотрела на нее таким тоскливым взглядом, что та не решилась продолжать.

— Какая Африка! Какая Сахара! Места, лучше наших Лесников на всей Земле ищи — не найдешь! — со слезами в голосе проговорил Никитка и встал из-за стола, — спасибо, бабуля, спасибо, дед! Мы, пожалуй, пойдем…

— Да, — сказала Юлечка, — возьмем с собой пару блинчиков, морс и пойдем, прогуляемся, к Неське заглянем.

И дети, провожаемые сочувственными взглядами дедушки и бабушки, вышли в улыбающийся, солнечный и беззаботный июньский день.

Неська — совиный дракончик

Никитка и Юлечка пошли, петляя меж помидорных грядок, к сарайчику, где проживал Неська — совиный дракончик бабы Агаты.

Совиные дракончики, они вообще — трудноуправляемые и своевольные личности. Хотя, если тебе удается подружиться с таким врединой, то драконья привязанность — это на всю жизнь.

Неську — неясытевого совиного дракона — нашла в лесу лет десять назад Агата. У детеныша был свернут на бок клюв, выщипаны перья на щеках и спине, сломан хвост. Кто его так потрепал — непонятно. Совиные дракончики не склонны к разговорам, поэтому прибегают к человеческой речи крайне редко. Вот и Неська ничего не рассказал о себе: откуда он родом и почему он в столь плачевном состоянии. Ну да бабушка особо и не настаивала.

Она его приласкала, вылечила и с тех пор Неська живет в Лесниках, в своем сарайчике без окон, что на задах огорода. Как и все совиные дракончики, он днем — спит, а ночью — охотится и охраняет своих хозяев от непрошенных гостей — мышей и крыс. А однажды — напал на хорька, задумавшего присвоить хозяйскую курицу.

Неясытевые дракончики не очень крупная порода, чуть крупней совы-неясыти, примерно с филина ростом. Между чешуйками стального цвета, покрывающими все тело, на крыльях, груди, спине и щеках растут пушистые пестрые перышки, своей окраской сходные с совиными. На мордочке, украшенной длинным крючковатым клювом и небольшим серебристым рогом, находятся огромные янтарные глаза с вертикальными зрачками. Глаза обрамлены полоской кожи ярко-оранжевого цвета и перьевыми черными «очками», что придает хозяину глубокомысленно-философский вид.

Похоже, что Неська в который раз поплатился за свое любопытство — его изрядно подрали чьи-то недружелюбные когти. Юлечка, увидев бабушкиного любимца в таком жалком состоянии, приступила к решительным действиям. Первым делом, она услала Никитку в дом за зеленкой и бабушкиным фирменным травяным пластырем. А сама осторожно сняла дракончика с насеста, положила на руки и стала баюкать, как маленького ребенка, потихоньку раздвигая пушистые перышки на спине, ища прореху в чешуе, откуда сочится кровь.

— Ах ты, дурень наш сельский, дракошка непутевый, и как же тебя угораздило опять сунуть свой клюв куда не следует? Скажи-ка мне, дружок, куда вляпался на этот раз, а? — Приговаривала Юлечка, ласково почесывая Неськину шейку. А дракоша, хоть и блаженно урчал, но все равно отворачивался от девочки, явно не желая с ней беседовать.

— Показывай, показывай, что тут у тебя на спинке, — прижав перышки невесомыми пальчиками, пропела Юлечка. И тотчас непроизвольно вскрикнула, но опомнилась и сжала губы, чтобы не встревожить Неську. На спине совиного непутевыша зияли три глубокие, кровоточащие борозды, разрывающие перья, роговую чешую и нежную плоть. Кто-то явно большой и злобный хотел поживиться Неськой, но, похоже, дракончик извернулся, и чужие когти лишь царапнули его вскользь, не успев захватить покрепче. Дракончик вырвался и полетел домой. Хорошо, что чешуйки не дали краям раны разойтись, иначе Неська бы погиб на месте от потери крови.

Вернулся Никитка с полным набором лечебных принадлежностей. И Юлечка, присев на березовый чурбачок, усадила больного на колени. Нежно обнимая его одной рукой за шею, девочка не переставала почесывать дракошкино брюшко свободной рукой и нашептывать разные утешительные словечки в кожистое трепещущее ухо. Никитка раздвинул спинные перышки и, увидев три страшных пореза, резко выдохнул воздух.

— Ух! Ничего себе! Интересно, кто ж его так подрал? У нас в Лесниках самый крупный летающий зверь — это сам Неська. А для коршуна, эти отметины слишком глубокие. Тут такое чувство, что кто-то налетел на него сверху и хотел утащить, — рассуждал Никитка, от волнения пролив пол-пузрька зеленки себе на комбинезон.

— Мммда, в твоих словах есть доля здравого смысла, — ответила Юлечка, крепко прижимая к себе трепещущее драконье тельце, — кто бы это мог быть? Надо выяснить! Давай, прилепляй уже травяной пластырь, а то Неська волнуется, вырываться начнёт.

Никитка аккуратно вынул из раны перья и обломыши чешуи, смазал разрывы зеленкой и сноровисто прилепил травяной пластырь так, чтоб Неська не смог до него дотянуться и сорвать. Фирменный пластырь бабушки Агаты обеспечивал безболезненное затягивание ран и порезов.

Юлечка, наконец, отпустила, начинавшего недовольно верещать, дракончика.

— Надо же, никогда не думала, что руки так затекают, «мурашки» так и бегают, так и бегают, — отдувалась девочка, дергая руками в разных направлениях.

— Знаешь что, Никитка, пойдем, проверим Лесники, вдруг найдем того урода хищного, что нашего Неську подрал?

Никитка согласно кивнул:

— Юль, как думаешь, а бабушке когда лучше рассказать про Неську — сейчас или потом?

— Я думаю, сейчас не стоит ее волновать, а то она запретит нам далеко гулять, а это не входит в наш план по поиску Страшного Хищника. Пошли, заглянем на дедов склад — возьмем что-нибудь для самообороны, так, на всякий случай.

Дети уложили засыпающего Неську на мягкую подстилку. И тихонько вышли из сарайчика. Стараясь не шуметь, они направились к дедушкиному складу за «чем-нибудь для самообороны на всякий случай».

Находка

Желтый, крупный суслик вылез из норы, вырытой им на обширной клеверной луговине. Он встал на задние лапы, понюхал воздух, прислушался, и, не заметив вокруг ничего подозрительного, уселся на короткий пушистый хвост. Не переставая оглядывать луг выразительными блестящими глазами, суслик прижал уши к рыжей голове, оправил усы и шерстку на щеках и коротко, пронзительно свистнул, что на сусличьем языке означало: «Родственники, выходите, на лугу все спокойно!».

Время приближалось к полудню. Пчелы, бабочки и жуки-бронзовки сновали меж цветочных головок, торопясь собрать нектар и полакомиться пыльцой до наступления послеполуденной жары, когда придется прятаться в ульи и под листья от палящих солнечных лучей. Пестрое луговое разнотравье с качающимися тут и там тяжелыми головками клевера, облюбовал не только суслик и его многочисленное семейство. Здесь стояли десять ульев деда Леши, жили полевые мыши, а парочка мышей-малюток строили себе гнездо в листьях султанской травы.

Вдруг суслик снова привстал, насторожился — до него донеслись ребячьи голоса и шелест раздвигаемой травы. Он издал долгий, тревожный свист, и его семья тут же кинулась нырять в отнорочки, предусмотрительно вырытые по всей луговине. Всполошились полевки, молниеносно прячась под войлочные листья коровяка, затаились в гнезде мыши-малютки. Мать-перепелка, вышедшая на прогулку со своим выводком, замерла в колышущихся зарослях тимофеевки и лисохвоста.

Юлечка и Никитка совершенно не заметили, какой случился переполох с их появлением на луговине. Они шли, стараясь раздвигать длиннющие стебли розового клевера и обходить стороной дедовы ульи.

Никитка тащил на плече увесистую отцову бейсбольную биту, а Юлечка вооружилась теннисной ракеткой. На спинах у детей болтались маленькие рюкзачки со съестными припасами и бутылочками с морсом. Ребята остановились и сосредоточенно осмотрели луговину в надежде обнаружить и обезвредить Страшного Хищника, который напал ночью на несчастного Неську.

— Как ты думаешь, кто это может быть? — В который раз спрашивал Никитка у Юлечки, одновременно отмахиваясь от пчелы, которая приняла его огненно-рыжую макушку за особо крупный цветок и упрямо пыталась на нее приземлиться.

— Не знаю, Никит, не знаю, — рассеянно отвечала Юлечка, раздвигая ракеткой стебли могучего донника, сквозь которые стоило продираться: за ними поблескивала линия монорельса. Дети целенаправленно продвигались к монорельсу, потому что были уверены — появление хищника как-то связано с дорогой. Ведь появление всего нового в Лесниках, и хорошего, и плохого, так или иначе было связано с этой дорогой.

— Уф! Ну и жарища! Печет, как в пустыне у родителей, — Юлечка смахнула со лба бисеринки пота, наконец-то кончились джунгли!

Никитка и Юлечка вылезли из травы, все обсыпанные желтой пыльцой и вступили в подорожники, в изобилии растущие вдоль полотна монорельса. Юлечка наклонилась, чтоб вытащить из наколенного кармана комбинезона носовой платок. Как вдруг…увидела Его. Она сразу поняла — это яйцо, причем самое красивое из всех, что ей приходилось видеть до сих пор. Правда, она не смогла определить с первого взгляда чьё оно.

— Никитка! Смотри! Скорей! — закричала Юлечка, подпрыгивая на месте и отодвигая от яйца крупный подорожниковый лист.

— Ого! Да это же яйцо! А что, если драконье?

— Если это драконье яйцо, то оно должно быть в питомнике, — заметила Юлечка, — А я здесь никакого питомника не вижу, впрочем, как и родителей этого яйца.

— Юль, а давай мы будем его родителями, если оно ничье, его никто не хватится, а за малышом, когда он вылупится, наверно, нужно будет ухаживать. Кормить его, причесывать, купать и все такое, — размечтался Никитка.

— Хорошо, мы его возьмем. Я думаю, бабушка с дедушкой не будут против детеныша.

Юлечка бережно подняла с подорожниковых листьев нежно-оранжевый шар.

— Ой! Никит, а у него на боку — штамп, — и Юлечка прочитала: — Мэ-дэ-пэ, Малинники, номер тысяча двести девять, дробь, оранж. И число: пятнадцатое июня сего года, серия ноль — семьдесят два.

— Все понятно, — сказал Никитка, — это яйцо домашнего фиолетового дракончика из драконьего питомника в селении Малинники. Его номер: тысяча двести девять. Яйцо упаковали сегодня — 15 июня. Я думаю, что это яйцо куда-то везли по монорельсу, а оно выпало по дороге, свалилось в подорожники, в общем — потерялось. То есть оно практически ничье, поэтому мы с чистой совестью можем его присвоить. Слушай, а может все–таки стоит позвонить в Малинники и сообщить, что мы нашли яйцо из их питомника?

— Знаешь что, мы расскажем бабушке, а она, если захочет сама позвонит в Малинники и все объяснит, — решила проблему Юлечка.

— Ага, тогда пойдем яйцо обустраивать.

Строго секретная миссия по поиску Страшного Хищника отодвинулась на второй план. Никитка развернулся, чтобы идти первым и прокладывать дорогу Юлечке, которая бережно несла в руках драгоценную находку.

Фрикадель

Юлечка уже полчаса сидела, боясь шевельнуться лишний раз, и не отрываясь, смотрела на яйцо. День потихоньку сменялся теплым, спокойным вечером. Опустилось за горизонт и уснуло величественное солнце, угомонились в саду хлопотливые птицы. На лугу свистнул коростель, и потом в наступившей тишине было слышно как под сноровистыми руками бабы Агаты звонко «стреляют» струйки молока из полного коровьего вымени, попадая точно в донце металлического ведерка.

На крыльцо вышел дед Леша, повздыхал, вертя в широких ладонях антигравитатор, а потом долго, задумчиво глядел в сторону луговины. Затем он легко тронул сенсорный выключатель прозрачного китайского фонарика из мягкого огнеупорного пластика, подвешенного над крыльцом — летняя веранда осветилась мягким розовым светом. Фонарик этот дед смастерил давно — для Никитки-маленького, когда они вместе изучали механизм сенсорного управления электронными моделями. Еще немного подышав прохладным вечерним воздухом, дед Леша вернулся в дом, тихонько скрипнула входная дверь. Приветственно прогудел ночной монорельс. Толстые ночные бабочки прилетели исполнить свой ежевечерний танец поклонения китайскому фонарику. Где-то под стеной коровника зацвиркал сверчок.

А брат с сестрой, запершись в своем домике, не обращали внимания на привычные и с детства знакомы вечерние звуки. Они, полдня сменяя друг друга на вахте, по очереди следили за яйцом. Очень уж хотелось, чтоб из яйца поскорей вылупился дракончик.

Тихонько переговариваясь и обсуждая Неськину спинку, они первым делом погрели яйцо в горячей воде. Затем Никитка додумался замотать его в старую бабушкину шаль и подложить к тепловентилятору. Но Юлечка, увидев это безобразие, забрала яйцо от вентилятора, заявив, что дракончику вреден сквозняк, даже теплый. В итоге, они совместными усилиями соорудили «гнездо». В Никиткину овчинную ушанку пристроили свернутый вчетверо шерстяной шарф, сверху уложили яйцо и накрыли его Юлечкиной кофтой из мягкой ангоры. А вот теперь, уже минут пять дети, возбуждённо подталкивая друг друга, разглядывали сантиметровую трещину, аккуратно рассекающую поблескивающую поверхность яйца, рядышком с малиновой буквой «М».

Ребячье терпение было вознаграждено часам к одиннадцати вечера, когда Никитка зевал, как крокодил, успев умять все вкусненькое, что лежало в холодильнике и на продуктовых полках навесного шкафчика.

Яичная скорлупа с тихим хрустом начала крошиться вдоль трещины. Было похоже, что изнутри ее настойчиво пробивает крепкий клюв. На месте трещины образовалась дыра, в которой немедленно появился любопытный круглый глаз. Дети затаили дыхание, разглядывая необычный и к тому же самый красивый глаз из тех, что им приходилось видеть на физиономиях знакомых дракончиков. Глаз был не простым — сияющим: нежно-фиалковая радужка казалось перламутровой, черный зрачок был круглым, а не вертикальным, как у других драконов. Чудесный глаз обрамляла полоска ярко-голубой кожи с длинными, голубыми ресницами. И эти потрясающие ресницы завивались кверху, будто накрученные на специальные щипчики.

— Ник, у него глаза — совершенно человеческие, — восторженно прошептала Юлечка. В несознательном шестилетнем возрасте, она втайне хотела такой же фиалковый цвет глаз, но потом все же решила, что убиваться по поводу родного серого — крайне неразумно. И сейчас она с нескрываемым восхищением смотрела в фиолетовую перламутровость драконьего глаза.

Глаз, решив, что уже достаточно ознакомился с окружающей обстановкой, скрылся, но на его месте тут же показался толстый клюв темно-синего цвета с розоватым бугорком будущего рога наверху.

— Это мальчик, — так же шепотом сказал Никитка, показывая на розовый рог.

— Замечательно, — выдохнула Юлечка в Никиткино ухо.

А тем временем, синий клюв неутомимо крошил скорлупу, только оранжевые крошки летели во все стороны. И вот, настал момент, когда из шапки выглянул крошечный дракончик. Покосившись смышленым глазом на детей, малыш приветственно пискнул и спрыгнул из «гнезда» на скользкий пластик стола.

— Фиолетовый, фиолетовый, ну это ж надо — фиолетовый, — заворожено твердил Никитка, опускаясь на табуретку и одновременно наблюдая за тем, как синие дракошины коготочки пытаются отковырять кусок меха от растрепанной шапки.

— Фиолетовый, фиолетовый… — в пятый раз повторил Никитка, и хотел, было сообщить эту новость миру в шестой раз, но решил, уже что достаточно, и что пришло время просветить сестренку насчет фиолетовых дракончиков. Он надул щеки, наподобие маститого университетского профессора и, переводя «профессорский» взгляд то на Юлечку, то на дракошу, начал солидно вещать:

— Фиолетовый домашний дракончик — очень редкая и чрезвычайно ценная порода, выведенная российскими селекционерами из породы домашних пользовательных драконов. В России существует только один драконий питомник, специализирующийся на разведении фиолетовых — это драконий питомник в Малинниках. Достоверно известно, что все фиолетовые драконы отличаются добродушным нравом и бескорыстной привязанностью к хозяину, — тут восторг захлестнул его по самую вихрастую макушку, и он совсем не по-профессорски проорал:

— Ух, ты! Ух, ты! Представляешь, Юль, какое сокровище нам досталось! У нас! Есть! Детеныш! Редкого — фиолетового!

— Да ладно тебе, «редкого — редкого»! Посмотри, какой он хорошенький! — Юлечка осторожно протянула к дракончику руку, чтоб малыш смог ее обнюхать.

Дракоша внимательным фиалковым глазом посмотрел в лицо новой знакомой и вдруг вспрыгнул ей на ладошку, крепко уцепившись синими коготочками за пальцы девочки.

— Смотри-ка, он тебя признал за родственницу! — ошеломленно произнес Никитка.

Тем временем дракошка встряхнулся и шелковистая светло-фиалковая шерстка, густым войлоком покрывавшая фиолетовые чешуйки на груди, спинке и головке, внезапно распушилась и закурчавилась колечками.

— Ничего себе! — восхитился Никитка, — он еще и кудрявый! Распушился — и стал ну точно — фрикаделька в супе! Такой же кругленький растрепанный шарик!

— Сам ты «фрикаделька», — начала было возмущаться Юлечка, ласково теребя фиолетовые колечки на спинке дракончика, — хотя постой, и правда, он — как фрикаделька лохматенькая, только фрикаделька-мальчик — фрикадель! — И девочка тихонько хрюкнула от смеха, чтоб не напугать дракошку.

–Здорово! — воскликнул Никитка, — вот это имечко получилось! Ни у кого такого нет:

«Фиолетовый Фрикадель» — нет, не то, лучше — «Фиалковый Фрикадель»! Как тебе, Юль?

— Ну, вроде подходит, надо у него спросить, — и она обратилась к дракоше, — Пушистик, тебе нравится это имя?

Фиолетовый пискнул, кивнул миниатюрной головкой и расправил замшевые сиреневые крылышки.

— Ур-ра! Ему понравилось! Фрикадель! Фрикадель! — обрадовалась девочка,

Она усадила Фрикаделя обратно в шапку, и пустилась в «папуасский пляс дикого восторга» вокруг стола, подхватила за руку Никитку, и дети, еще долго прыгали, подбадриваемые писком новорожденного Фрикаделя.

Жуть

Жуть дремала в серебряном коконе на иссушенном грунте дна лунного кратера вот уже около трехсот земных лет. Ничего, абсолютно ничего в беспредельном пространстве Вселенной не нарушало её покой. И вдруг боль, невыносимая, разрывающая все серое аморфное тело на тысячу кусочков, резко подкинула её внутри кокона. Визжащая Жуть, суетливо нажимая щупом все внешние датчики своего убежища, попыталась определить источник боли. Им оказалась маленькая голубая планета, которая третьей по счету не спеша, двигалась по своей орбите вокруг небольшой желтой звезды.

Именно от него, этого планетного шарика исходила такая мощная волна всепоглощающей боли, что Жуть просто не могла больше находиться в стасисе. Тело её заворочалось, выпуская и тут же вбирая в себя длинные осклизлые щупы. Навязчивая боль не давала покоя, мешала вновь погрузиться в беспамятство. Жуть, как примитивно разумное, злобствующее существо, предпочла втянуть обратно в тело свои дрожащие тонкие щупы, и превратилась в пульсирующий комок слизистой протоплазмы.

Существо тяжело вспоминало, что когда-то давным-давно она, Жуть, была изгнана с подобной планеты, причиняющей всему ее естеству непроходящую боль. И в примитивном студне закопошились мысли, пока туманные, но уже захлебывающиеся ненавистью и яростью ко всему живому «Мстить. Жечь. Убивать. Любовь причиняет боль. Любовь — это боль…». От этих мыслей Жуть еще громче завизжала, корчась в немыслимых судорогах, недоумевая — почему она, являясь абсолютным злом, порожденным глубинами космоса, так страдает от излучения крошечной планетки?

Возможно вчера, а возможно миллион лет назад, Жуть уже потерпела поражение на такой же крошечной зеленой планете в поясе Ориона. Поток частиц Любви чуть совсем не уничтожил её тело и разум. «Бежать. Уснуть. Затаиться» — тогда билась в теле единственная мысль. Тварь в смятении улетела подальше от зеленой планеты на край Галактики, чтобы спрятаться, переждать, как вдруг кошмар повторяется снова.

Мощный поток сияющих частиц, исходящий от всего живого на этой голубой планете, концентрировался в ее атмосфере легкими облачками, а затем, справившись с притяжением, эти облачка отрывались, отправляясь в бесконечное космическое путешествие.

«Отомстить…Отомстить», — сверлила мозг и подстегивала тело назойливая мысль. Жуть извивалась внутри своей пластоидной капсулы на безжизненной поверхности каменистого спутника голубой планеты, не имея ни единой возможности уничтожить противный поток светлых частиц. Такую энергию нельзя было убить издалека, поэтому разумная слизь решила извести сам источник энергии — все что двигается, живет и любит на поверхности бело-синего шарика. «Убрать боль. Убрать боль», — думала Жуть, нашаривая щупом пульт управления капсулой и задавая точные координаты планеты, определяло место для посадки.

«Не будет любви — не будет частиц, не будет боли, не будет, не будет», — капсула оторвалась от поверхности спутника и сверкающей серебряной точкой полетела на голубую планету, которая с незапамятных времен называлась Терра — Земля.

Это произошло 14 июня 2078 года в 22 часа и 40 минут по местному времени в северном полушарии на шестидесятой земной широте. В 23 часа капсула вошла в атмосферу, через 46 секунд — достигла поверхности Земли, с чмоканьем приземлившись в вязкую грязь на берегу небольшого заболоченного ручья.

Ночной сторож

Молодая лиса вылезла из норы, добротно вырытой ею прошлым летом под корнями старой кряжистой сосны, что росла на песчаном откосе, полого уходящем длинным желтым языком к заросшему осокой ручью. Лисица с наслаждением потянулась, разминая лапы после дневного сна. Она подняла вверх острую вытянутую мордочку и потянула темным носом теплый ночной воздух. Пахло сосновыми шишками, отсыревшей хвоей, а со стороны запруды ветер принес знакомые запахи распустившихся водяных лилий и спящих на воде уток.

Не отвлекаясь на посторонние запахи, лисица пошла к ручью, по дороге подкараулив голосящего самца квакши, мигом его проглотила, однако голода не утолила. Ей хотелось курицу — восхитительную пухлую квочку из тех, что живут в уютном Лесниковском курятнике, из тех, что беззаботно вышагивают по птичьему двору бабушки Агаты, из тех, что бдительно охраняются днем лохматым бобтейлом Франей, а ночью — совиным дракончиком. И не было у лисицы никакой возможности полакомиться такой курицей. Ну, совершенно никакой. Просто ни единой. От этого голод и желание умыкнуть квочку становились все острее. И лисица решилась.

Осторожно, двигаясь в тени деревьев, неслышно ступая между папоротниками, она направилась к курятнику, который спрятался от любопытных глаз лесных обитателей за резным деревянным заборчиком. Когда до заветной цели оставалось пройти метров пять по открытой, залитой лунным светом, цветочной поляне, лисица вдруг расчихалась.

Распустившие к ночи свои венчики-колокольцы цветы душистого табака, издавали тяжелый пряный запах. Крупная пушистая пыльца набилась в чуткий лисий нос, своим ароматом заглушив даже тот умопомрачительный дух, исходящий от сонных кур. Этот отчаянный лисий чих и услышал Неська, несший ночную вахту при птичьем царстве бабы Агаты. Сегодняшней лунной ночью хозяйка отпустила его до рассвета полетать по лесу: поохотиться и размять крылья. Однако он решил сначала подкараулить хорька или лисицу, которые чуть ли не каждую ночь надеялись стащить спящую нежную курицу.

Неська по-совиному бесшумно снялся с яблони, и полетел на лисицу, которая к тому времени успела добежать до середины поляны. Лиса хоть и поздно, но все-таки заметила краем глаза пикирующего сверху дракончика и шарахнулась в сторону. В серых когтях дракончика остался лишь кончик лисьего хвоста с белой кисточкой. А лисица, скуля от боли и разочарования, потрусила обратно в нору — зализывать раны до следующей отчаянной вылазки на птичий двор. Может, повезет в другой раз и ночного сторожа не будет? Тогда она, лисица сумеет украсть из-под носа у собаки самую толстую курицу или горластого рыжего петуха.

Неська же, прогнав лису, с чувством выполненного долга, решил проинспектировать лес, болотце и луговину на предмет появления «Страшных Хищников». Кто они такие — эти «Страшные Хищники», Неська и сам толком не знал, но неоднократно слышал это выражение от Юлечки и уразумел, что они, люди, боятся «Страшных Хищников». А это значит, что он, Неська, обязан защищать людей и вверенную ему территорию от появления этой напасти.

Отважный Неська

Нечто пульсировало внутри своей герметичной капсулы, не решаясь выйти на поверхность голубой планеты. Однако чтобы покончить с болью, необходимо было уничтожить ее источник, а для того, чтоб уничтожить источник, надо защитить свое тело от пронизывающих, убийственно жгучих солнечных лучей, которые через несколько часов заполнят собой тот кусочек суши, на который приземлилась капсула.

Верхние наружные сенсоры показывали, что атмосферный воздух планеты содержит ядовитые для пришельца элементы, но они не смогут принести серьезного вреда организму Жути, особенно если воздух перед вдохом хорошенько прокалить. Нижние наружные сенсоры отразили химический состав той жидковатой субстанции, куда медленно погружалась капсула. Анализ отдельных составляющих этого вещества позволил Жути вычислить, что вязкая грязь при соприкосновении с ее телом, преобразуется в твердый материал, способный защитить ее, Жуть, от жестокого солнечного излучения.

Исходя жёлтым, серным свечением, длинный, упругий щуп Жути высунулся из капсулы и полез в мутную болотную жижу, куда так удачно шлепнулась капсула. Зачерпнув со дна шмат грязи и ила, щуп начал медленно втягиваться обратно, в капсулу. Как вдруг сработал сигнал тревоги — датчики едва успели засечь какое-то молниеносное движение в темноте.

Острые когти налетели откуда-то сверху, послышалось рассерженное клохтанье неизвестного живого существа. Жёлтый щуп скрючился от боли, обливая светящейся слизью прибрежную осоку. Однако, Жуть быстро пришла в себя, глянув на огоньки наружных сенсоров. Они показывали, что невидимый ночной враг не так уж велик, как показалось Жути. И она решила прикончить помеху. Травмированный щуп втянулся внутрь капсулы, а вместо него выпростался новый. Этот новый щуп, покрытый защитной бронёй, тянулся к неведомому врагу шестипалой когтистой лапой.

Лапа перевернулась в воздухе, ища противника. Им оказался небольшой летун с золотистыми глазами, гневно сверкающими во тьме. Дракон был полон решимости: прогнать обнаруженного «Страшного Хищника» со своей земли. Поэтому Неська — а это был именно он — вдохновленный первой победой над неизвестной гадостью, издал пронзительный воинственный клич, и, встопорщив спинные перья, ринулся на чешуйчатую лапу.

Внезапно щуп изогнулся и захлестнул летящего дракончика. Острые когти впились в Неськино тело, раздирая перья и кроша драконочью чешую как фарфоровые черепки. Неська попытался закричать, но из придушенного горла вырывалось только хриплое чириканье. Чувствуя, что в спине что-то необратимо рвется, Неська внезапно осознал, что не сможет взлететь и добраться до дома, чтоб предупредить обитателей Лесников о серьезной опасности — «Страшном Хищнике». Он беспомощно дернулся раз, другой — когти твари впились в спинные мышцы. Неська потерял сознание.

Жуть поняла, что с летучей помехой всё кончено. Она ослабила хватку и лапа, раскрутившись, подбросила смятый пушистый комок высоко в воздух. Неськино тельце перелетело рощицу и приземлилось в бабы-Агатином обширном огороде, на мягкую огуречную грядку.

Почувствовав, что более ей никто не угрожает, тварь начала зачерпывать очередным слизистым щупом грязную жижу и таскать ее внутрь капсулы, где эта болотная грязь, вступая в химическую реакцию со студенистым телом, совершала чуждые всей живой материи превращения. И Нечто, ощущая себя в состоянии перерождения, затаилось…Пока.

Неська очнулся от резкого мышиного запаха. Мышиная вонь проникала в мозг и там жужжала и билась как назойливый и особо крупный шершень. Неська попытался уйти от вони — куда-нибудь спрятать голову, отвернуться. Но как только он попробовал пошевелиться, тело захлебнулось болью, источник которой пульсировал у него в спине.

Боль сверлящей иглой отдавала в голову, не давая ее поднять, расправить изломанные крылья. Однако противный мышиный запах оказался сильнее боли. Неська собрал в едино всю свою волю и потащил истерзанное тельце в родной сарайчик. «Скоро взойдет солнце, и мои глаза ослепнут на свету», — думал Неська, отвлекая себя от боли. Наконец, он заполз в домик и упал без чувств на свежую травяную подстилку, заботливо постеленную бабушкой Агатой. Запахло свежим сеном, лугом, цветами…

Все стихло. И лишь в яме на берегу ручья из чужеродной капсулы раздавались противные чавкающие звуки, далеко разносившиеся в предрассветной тишине и заставляющие лесных обитателей обходить нехорошее место стороной. В Лесниках появилась Жуть.

Он растёт!

Рассвет летнего дня упрямо подталкивал ночь в маренговый бок. Как только краешек неба на востоке засветился изнутри первым, еще рассеянным и неверным светом, проснулись птицы. Воробьи, отчаянно толкаясь и сбивая с яблоневых листьев крупные капли росы, начали приводить в порядок растрепавшиеся за ночь перья, оглашая окрестности звонким жизнерадостным чириканьем.

Папаша-скворец выпрыгнул из скворечника на деревянную приступочку и защелкал, засвистел! В коровнике заворочались и завздыхали коровы, ожидая прихода бабушки Агаты. Скворец услышал коровье фырканье, и по саду понеслась задорная скворчиная трель, включающая это живописное фырканье, звук дедушкиного шлифовального круга и вопли кота, катающегося время от времени в валерьяновых джунглях на задах птичника.

Пестрые оранжевоклювые гуси принялись тихонько гоготать у себя в сарайчике. Сначала их неровный гогот напоминал неразборчивое бормотание. Но буквально через минуту руководство гоготом взяла на себя старая гусыня, и стало очень похоже, что гуси непременно замышляют что-то подозрительное. Гусыня начинала гоготать первая — скрипучим, отрывистым «га-га-га», через несколько секунд к ней подключались горластые молодые гусаки, а еще через несколько голосила уже вся стая. Затем, как по команде невидимого дирижера, гогот резко обрывался. Через полминуты гусиный концерт снова открывала старая гусыня, и гогот повторялся в том же стройном запевочном порядке.

Из курятника выскочил красно-рыжий петух, лихо взлетел на деревянный заборчик, оглядел строгим взглядом начальника подведомственную территорию, распушил перья и звонким, восторженным криком известил всех обитателей Лесников о том, что утро уже пришло, оно здесь, во всей своей красоте.

Первой из домика вышла Бабушка Агата и, погромыхивая ведрами, направилась к коровнику: пришло время подоить Майку и Октябрину и отвести их на люцерновое пастбище. Затем в дверях появился дедушка, потянулся со вкусом, выключил китайский фонарик и, пробормотав в усы: «Эх, разорались!», — потопал в гусиный сарайчик, чтоб вывести из заточения гусиный хор, а заодно и кур покормить.

На Никиткиной тумбочке ожил будильник. Из крошечной пуговки, вмонтированной в зеленоватый тумбочкин бок, вылетел радужный переливающийся луч, в воздухе превратившийся в объемные цифры: 16.06.2078…05:15. И тут же из динамика донесся жизнерадостный щенячий лай звонка. Юлечка, не открывая глаз, метнула в будильник розового плюшевого зайца.

— Опять у тебя будильник «лает», — невыспавшимся голосом проворчала она, — поставь что-нибудь музыкальное, а то мне каждое утро кажется, что бабушкин Франя еще щенок, и что он опять лужу пустил в доме. — И девочка отвернулась от тумбочки и Никитки, не забыв на голову натянуть одеяло.

Никитка, не любивший утром долго валяться, спрыгнул с кровати, в один взмах накрыл постель покрывалом, и, сжалившись над Юлечкой, выключил тявкающий будильник. Засунув ноги в тапки, мальчик, поеживаясь от утренней прохлады, вышел на крыльцо и сделал несколько упражнений, разминая сонные мышцы и с наслаждением втягивая носом свежий цветочный воздух. Когда он вернулся в дом, Юлечка уже встала, успела заправить кровать и теперь сидя на ней, расчесывала щеткой длинные медно-золотые волосы, раздумывая, одну косу заплести, две, или собрать хвост.

Серые, такие же, как у сестры, его глаза потеплели, разглядывая Юлечкины волосы. Он любил смотреть, как младшая сестричка заплетает косы, будто из солнечных ниток плетет затейливый узор.

— Привет! — сказал Никитка, — быстро ты встала! Давай заплетайся скорее, да бежим умываться, а то мне уже не терпится посмотреть, как там наш Фрикадель?

Ребята, ополоснув на скорую руку лицо и почистив зубы, поскакали на кухню, где вчера вечером оставили спать в «гнезде» маленького дракончика.

Право первой добежать до шапки, Никитка, как настоящий джентльмен, предоставил сестренке. Юлечка дернула на себя рукав пушистой кофты, которой вчера укрыла дракошу. Никого. Фрикаделя в «гнезде» не было.

— Ай! — вырвалось у девочки, — Ник! Как же так! Он сбежал!

— Не волнуйся, сестра! — рассмеялся Никитка, изучавший тем временем вылизанные тарелки из-под сыра и масла, которые вчера вечером были полны, и стояли, забытые, всю ночь на столе, — он просто проголодался! Растущий организм! — и мальчик постучал тарелочками друг о друга.

— Так! — к Юлечке вернулась способность мыслить логически, — Наш малыш выспался, поел и, скорее всего,…отправился гулять. Пошли за ним, он наверно, в саду!

Дети выскочили на кухонное крылечко, затем — на тропинку, и по ней побежали за угол домика — в сад.

В саду их ожидало зрелище…На любимой Юлечкиной ромашковой клумбе будто резвился упитанный детёныш бегемота — стебли цветов поломаны, а ромашковыми лепестками усеяна вся дорожка. В колокольчиках живописной кучкой лежали шарики драконьего помета. А двухметровые мальвы шатались, словно от порывов специального мальвового ветра.

— Фри-ка-де-е-ль! — крикнула девочка, возмущенно уперев руки в боки, точно как бабушка — Поди сюда! Живо!

Мальвы перестали сотрясаться, и наступила подозрительная тишина.

— Фрикадель! — позвал уже спокойным голосом Никитка, — Выходи, не бойся, мы не будем на тебя больше орать. Честно.

Мальвы пошевелились, явно выражая сомнение.

— Фрикадель, я уже не сержусь! — добавила Юлечка, жестами показывая Никитке, чтобы тот потихоньку двигался в строну мальвового леса.

Дети на цыпочках, стараясь громко не шуршать гравием дорожки, почти дошли до цветов… Как тут из-за резного мальвового листа показалась довольная мордочка дракончика. Ну да, конечно, это была именно она: те же колечки фиалковой шерсти, тот же розовый рог на синем клюве, те же невинные перламутровые глаза, которые недоуменно хлопали кудрявыми ресницами, пытаясь выяснить, из-за чего, собственно поднялась суматоха. Дети замерли, как вкопанные. Никитка хотел, похоже, что-то сказать: открыл, было, рот, да забыл захлопнуть его, засмотревшись на счастливую дракошкину физиономию. Дело в том, что и рог и глаза, да и сама драконья мордаха стали по сравнению со вчерашним вечером просто огромными!

Первой пришла в себя Юлечка:

— Фрикадель, дракошенька, иди ко мне, детка! — позвала она.

И тот, определив для себя, что на него действительно — уже не сердятся, полностью вылез из мальв. Подросший дракончик был прекрасен! На спине, запутавшись в кучерявой шерсти, тут и там торчали помятые ромашки, синие когти были в земле, а из пасти торчал недожеванный мальвовый лист. Фрикадель, не без помощи маслосырного меню, похоже, за ночь так подрос, что теперь достигал размеров теленка. Хорошего такого, упитанного бычка, с толстенным упругим хвостом, оставлявшим в мальвах примятую просеку.

— Ого! — сказала Юлечка, отступая на полшага, — хороший мальчик!

— А интересно, все-таки, что на него так подействовало: сыр с маслом или твои ромашки? — задумчиво высказался Никитка и храбро протянул руку — почесать треугольное драконье ухо. Юлечка пожала плечами, и тоже протянула руку, чтоб потрепать другое ухо. Дети усердно чесали Фрикаделя, а он, урча от удовольствия, пытался достать синим языком то Юлечкину, то Никиткину ладошку.

Превращение

Прошло почти двое суток с того момента, как Нечто, изнывающее от боли, очутилось на Земле. Внутри кокона шли жуткие превращения: щуп то и дело нырял в коричневую грязь за очередной порцией жижи. И вскоре, капсула лежала уже не на поверхности болотца, а на дне глубокой ямы. Утром, 16 июня 2078 года превращение вошло в свою завершающую стадию. Жуть, наконец, вздохнула спокойно: обжигающее излучение частиц Любви, почти не проникало в студенистый организм. Уже можно было выйти и показать противным здешним обитателям, что значит настоящая боль, что значит сила абсолютного Ничего. Правда, пока Жуть еще не придумала, какой облик ей принять.

Ей хотелось чего-то огромного, устрашающего, чтобы все жители этой ненавистной планеты дрожали и боялись. Боялись каждого её движения, и тогда она питалась бы их страхом, становясь все огромнее, все неуязвимее, все ужаснее и, в конце концов, поглотила бы всю противную планетку вместе с ее Любовью.

Перебирая в примитивном мозгу образы самых отвратительных существ из разных уголков Вселенной, Жуть сообразила, что превращаться стоит в кого-то из местных жителей, чтобы тело могло комфортнее чувствовать себя в окружающей среде планеты. Щуп высунулся: датчики настроились на анализ живых существ, обитающих в округе.

Неподалеку, в камышах, на одной ноге застыла выпь (Не то!). Муравьиный отряд вышел из муравейника (Опять не то!). Кряква, взлетая, забила крыльями по воде. (Не подходит!). Голубые стрекозы снуют над водой (Плохо!).

И тут Жуть вспомнила о ночном нападении. То создание, что напало на нее, было хоть и маленьким, но весьма жизнестойким. Оно вполне годилось в прототипы. И, воспроизведя в мозгу образ совиного дракончика, разумная слизь открыла капсулу, чтоб явить себя — новую, этому миру.

Дракончики

А в это время Никитка, Юлечка и Фрикадель отправились в большой дом — проведать дедушку, бабушку и Неську. Дети шли, наблюдая, как Фрикадель охотится на стрекоз, и каждый думал о том, как же там Неська, поправился ли? Поэтому первым делом ребята, не сговариваясь, побежали к сарайчику.

Неська привычно сощурился и приветственно чирикнул, когда яркий солнечный свет прыгнул в открывающуюся дверь. Дракошка быстро шел на поправку, благодаря чудесному лекарству бабушки Агаты и ловким Юлиным рукам. Рана на спине уже затянулась, но крылья действовали еще так себе, и новые перышки только-только проклевывались на больном месте. Поэтому Неська пока не мог полноценно двигаться, и решил не вылетать на охоту этой ночью. Дракошка посмотрел в лицо девочки, подтолкнул клювом ее руку и зажмурился в ожидании ласкового прикосновения её легкой руки.

— Неська, миленький, поправляйся, — гладила Юлечка пестрые перышки на дракошкиной голове и ушках, — Нам без тебя плохо, да и бабушка скучает!

— Слушай, Неська, а мы приятеля к тебе привели! Думаю, вы понравитесь друг другу! Знакомься — Фрикадель, — сказал Никитка, приоткрывая дверь еще шире. И, в образовавшийся проем тут же вклинилась улыбающаяся Фрикаделева мордочка.

Неська открыл глаза и удивленно ухнул. Фрикадель подошел к больному дракончику, осторожно обнюхал его и лизнул в пушистую пестренькую щеку. Неська обрадовано защелкал клювом, быстро-быстро объясняя что-то.

— Подружились! Разговаривают! — засмеялась Юлечка, — Ник, давай, оставим их вдвоем — пусть поболтают, а мы пока чаю попьем у бабушки!

Никитка кивнул, и дети дружно побежали по дорожке.

Бабушки Агаты дома не оказалось — она ушла в курятник, собрать яйца для обеда. Дед Леша сидел за столом и неторопливо потягивал чаек с малиновым вареньем.

— А-а! Пришли-таки! Ну, проходите-садитесь! А мы с Агатой вас ждали пораньше.

— Привет! Деда! — хором поздоровались дети, наливая себе чай и хватая по пирожку.

— Рассказывайте, с чем пожаловали! — сказал дед, разглядывая внуков внимательными голубыми глазами.

Брат и сестра переглянулись: с чего начать? Решилась Юлечка:

— Сначала мы лечили Неську — его кто-то подрал!

Дед кивнул:

— Знаю, бабушка рассказала.

— А потом мы нашли яйцо! — жуя, произнес Никитка.

— Чьё? — дедовы брови удивленно взлетели.

— Драконье! И оно уже вылупилось! То есть он! То есть Фрикадель!

— Какой-такой — Фрикадель? А ну, с этого момента расскажите подробнее!

— Да что — рассказывать! — взмахнула чашкой девочка, выплеснув остатки чая брату на колени, — Тут показывать надо! Хочешь на него посмотреть? Фрикадель у Неськи!

Дед Леша чуть ли не быстрей ребят сорвался с места и побежал к Неськиному сарайчику. Ребята — за ним. Едва открыв дверь маленького домика, все увидали прелюбопытную картину: Фрикадель лежал на пузе, развалившись на травяной подстилке, а Неська — свернулся у него на спине, спрятав мордочку в курчавой сиреневой шерсти. Дракончики крепко спали.

— Вот это я понимаю — Фрикадель, так Фрикадель, — хриплым от волнения шепотом сказал дед, — Драконище!

— Не бойся деда, — утешила Юлечка — Он добрый, видишь — Неське он тоже понравился!

— Это кто тут Неське понравился? — послышался позади голос бабушки Агаты. Она возвращалась из курятника с полной корзинкой крупных коричневых яиц. Увидев столпотворение возле Неськиного сарайчика, она решила узнать: в чем дело, почему домашние беспокоят больного? Заглянув через мужнино плечо, бабушка ахнула, шарахнувшись назад:

— Это что за чудо-юдо?!

— Это не чудо-юдо, а Фрикадель — он наш. Он — детеныш домашнего фиолетового дракончика. Мы вчера нашли яйцо, а сегодня утром — он вылупился и уже немного подрос, — пояснил Никитка. Бабушка удивленно переводила взгляд то на дедушку, то на внуков. Все они с многозначительно-серьезным видом кивали.

— А он, это ваш Фрикадель не кусается? — опасливо спросила она, заходя Фрикаделю в тыл.

— Что ты! Он добрый, только лижется! И всех любит! — наперебой закричали дети.

От шума проснулись дракончики, синхронно зевнули. И Фрикадель, осторожно подцепив Неську рогом, спустил его на подстилку — отдыхать, а сам встал, вежливо посмотрел на бабушку с дедушкой и улыбнулся добродушной драконьей улыбкой.

Бабушка растаяла:

— Какой он хороший! Надо его срочно покормить!

А дед Леша, трогая фиолетовую чешую на спине Фрикаделя, серьезно спросил:

— Милые внуки, если вы нашли яйцо, значит — его кто-то потерял и может, уже ищет. Кто? Вам случайно не известно?

Никитка с горьким вздохом махнул рукой:

— Случайно известно. Оно из питомника в Малинниках. Наверно, выпало из монорельса по дороге.

Дед сдвинул брови:

— Я считаю, надо связаться с питомником и сообщить о нашей находке.

Юлечка и Никитка повесили носы — страсть, как не хотелось им отдавать дракошу…

— Ну, де-еда! — заканючила Юлечка на правах девчонки.

А баба Агата, глядя на ребячьи переживания, улыбнулась и сказала:

— Ну, не волнуйтесь вы так…Мы постараемся уговорить Малинники, чтоб нам оставили Фрикаделя…

В поход!

Дети не спеша, двигались по тропинке, освещенной радостным утренним солнцем. Они уже успели снова нацепить рюкзаки с водой и поклажей, и как следует вооружиться. Ведь когда идешь на охоту на «Страшного Хищника», никогда не знаешь, чего ждать от них, «Страшных Хищников», и дети приготовились ко всему. В траве параллельным курсом шел Фрикадель, то и дело неуклюже взмахивая фиолетовыми крылышками, и при этом на пару секунд зависая в воздухе — точно над цветочными головками.

— Жарко! — Никитка глянул на солнце, — сегодня опять весь день припекать будет.

— Да-а, хоть в колодец лезь, — поддержала брата Юлечка.

— А давай водой из поливалки обольемся! — предложил предприимчивый братец, — пока идем, одежда высохнет — нам не жарко!

— Здоровски! — восхитилась Юлечка, — а где у нас ближайшая поливалка?

— На гороховом поле! Бежим туда!

Никитка и Юлечка наперегонки поскакали по цветущему разнотравью, перепрыгивая кротовые холмики, прямо к радужному «душу», который деловито вращался, разбрызгивая воду на гороховом поле. Фрикадель, то и дело, цепляя хвостом плети вьюнка и мышиного горошка, тяжело подскакивал за детьми. Юлечка и Никитка с наслаждением прыгали под теплыми тонкими струйками, хохотали, брызгались и поливали Фрикаделя, который от счастья светился фиолетовым перламутром.

Промокнув до нитки, дети снова нацепили рюкзачки и взяли в руки «оружие» — бейсбольную биту и теннисную ракетку. Они готовы были вновь отправиться на борьбу со «Страшным Хищником».

— Ха! Никит! Смотри на Фрикаделя! Ну и смехота! — Юлечка закатилась заливистым смехом, тыкая в сторону дракошки теннисной ракеткой. Никитка оглянулся и тут же от смеха согнулся пополам: вся прелестная Фрикаделева шерстка, хорошенько пропитавшись водой, свалялась, и весьма необычно. Шерстинки слиплись по несколько штук, отвердели и угрожающе торчали дикобразными иглами. Дракончик стал походить на гигантского ежа-переростка.

— Ой, не могу, вот умора! У нас теперь не дракон, а летающий дикобраз! — стонал от смеха Никитка, глядя на удивленную Фрикаделеву мордаху. Отсмеявшись, Юлечка, хитро улыбаясь, подошла к любимчику и дотронулась до одной такой «иголки».

— Ай, Никит! А иголки-то настоящие — колются!

Никитка, икая от смеха, тоже осторожно тронул одну сиреневую иголищу.

— Острые! Все с ним понятно — это у него защита такая. Чтобы не думали «Страшные Хищники», что Фрикадель у нас толстый и пушистый. Он у нас — ого-го!

— Да! Берегитесь, «Страшные Хищники» — к вам идет колючковый дракон! — и Юлечка погрозила кулаком в сторону леса.

Жуть

Друзья направились к сосновому лесочку, потому что высчитали, что именно там кто-то мог спрятаться среди деревьев, а потом напасть на Неську во время его ночной вылазки. Они шли гуськом: первый — Никитка, за ним — Юлечка, замыкал шествие бряцающий иглами, грозный Фрикадель. Напряженно вглядываясь в подлесок, ребята даже переговариваться перестали — почудилось им, будто кто-то здоровенный промелькнул и исчез среди золотистых сосновых стволов. Разнотравье кончилось, и дети вышли на берег небольшого заболоченного ручья, где застали странную картину: на берегу, где раньше зеленой стеной стоял рогоз, зияла глубокая яма, на дне которой что-то серебристо поблескивало. Никитка рискнул спуститься вниз, хватаясь за остатки рогозовых корней, чтоб подробнее осмотреть дно ямищи.

— Похоже на яичную скорлупу, — крикнул он снизу, — Но она какая-то не такая, как искусственная — сбоку кнопочки. А может это и не скорлупа вовсе…Капсула пришельца?

Внезапно Юлечке стало жутко. Нет, не просто страшно, как не раз бывало, если с Никиткой что-то случалось, а невыносимо жутко, как не было с ней еще никогда. Ужас объял все её тело, скрутил душу, заставил онеметь язык, наполнил свинцовой тяжестью руки и ноги. Фрикадель, похоже, испытывал нечто подобное — он, сложив уши, начал тоскливо подвывать, и пытался прижаться «ежовым» боком к Юлечке.

Девочка почувствовала множественные уколы тонких иголок в руку. Оглянулась — Фрикадель: в глазах плещется страх. Она обняла драконью мордочку — вроде стало легче: отпустили сердце цепкие пальцы ужаса.

— Никитка! Наверх! Скорей!

— Уже лезу! Не волнуйтесь! — Крикнул мальчик. И резво полез наверх.

И тут Жуть не вытерпела: вот он — решающий момент. Сейчас Жуть покончит с этими противными маленькими существами — они будут первыми, да, первыми. Потому как от них, этих крошечных белковых кусочков струился могучий поток убивающих её частиц счастья. Букашки просто не имели право на существование здесь, рядом с ней, с ее сущностью.

Сначала Жуть осторожничала — хотела обойти их стороной. Но потом она уловила знакомые, успокаивающие вибрации: Страх. Панику. Ужас. Жуть поняла: настал, миг ее триумфа, ее господства. С них, с этих дрожащих местных букашек начнется, да, начнется гибель маленькой планетки. Лавина страха, зародившись здесь и сейчас, покатится со скоростью света и уничтожит все живое, трепещущее, любящее. Она, Жуть, будет довольна, ее боль исчезнет, исчезнет навсегда. И она наестся. И можно будет снова уснуть.

Жуть втянула в себя едкий воздух планетки, нагрела его внутри слизистого тела и выпустила, шипя струю серного ослепляющего пламени. Занялись золотые сосновые стволы.

Первое, что увидел Никитка, показавшись на краю ямы — жёлтое зарево, полыхнувшее за спиной у Юлечки и Фрикаделя и озарившее всю поляну мертвенным светом. В пламени пропали сосны. Девчонка этого не видела. Зато увидел Фрикадель. Издавая гортанные рокочущие боевые возгласы, он вздыбил дикобразные иглы и бросился на врага.

Из горящего, когда-то посаженного прадедом, соснового леса, тяжело переваливаясь с лапы на лапу, выползла она — Жуть. Скользкая тварь превратилась в огромное, уродливое подобие совиного дракончика. Тело Жути покрывала грязно-коричневая чешуя, с клюва то и дело срывались капли серой слизистой дряни, глаза, не мигая, смотрели на смертельно напуганных ребятишек. Чудовище изрыгало огонь. Оно выплюнуло очередной серный шар в наскакивающего Фрикаделя. Фрикадель прянул в сторону — шар взорвался сполохом огня, занялся сухой рогоз. Жуть в предвкушении легкой расправы, подтащила неповоротливое тело ближе к краю своей ямы.

— Я — с Фрикаделем! Беги за подмогой! — Крикнул Никитка и ринулся на помощь дракошке, размахивая битой. Фрикадель умудрился взобраться на спину Жути, пока та плевалась в Никитку огненными шарами. Домашний фиолетовый вонзил свои острые синие когти в спину врагу, пытаясь там за что-нибудь зацепиться — броня не поддавалась. До Жути, отвлекшейся на Никитку, наконец, дошло, что у нее на спине кто-то хозяйничает. Она начала отчаянно вертеться на месте, бить по спине крыльями, лишь бы сбросить помеху. И вдруг крылья твари начали тянуться, лопаться, рваться на полоски, напарываясь на длиннющие Фрикаделевы иглы. Чудовище, от боли и изумления задрав морду к небу, испустило возмущенный протяжный рев.

Одновременно с этим воплем Юлечка очнулась от потрясения и, крепко сжав в руках ракетку, понеслась спасать брата и дракончика. Фрикадель торжествующе клекотал. Никитка подбежал и, размахнувшись битой, огрел со всего маху уродливую когтистую лапу. Жуть взвыла. Никитка плюнул от отвращения на чешуйчатую мерзость. Грязевая чешуя, на которую попала Никиткина слюна, с противным шипением начала лопаться и расползаться. Кошмарный «дракон» выпустил очередной огненный шар. Мальчишка в ту же секунду осознал, что увернуться — не успеет, и зажмурился, приготовившись к самому страшному.

Что-то просвистело у него под самым носом. Послышалось звонкое «Пин-н-гг!» — запели струны теннисной ракетки. Это Юлечка, подскочив, «отбила» огненный шар обратно, хозяину. Взорвался, разбрызгивая слизь, выпученный глаз, Жуть взревела.

— Давай, Никитка! Смелей, Фрикадель! — завопила Юлечка. Она краем глаза заметила, какой эффект произвел Никиткин плевок и тоже с разгону плюнула на корявую лапу, — не давайте ему опомниться! И, достав из рюкзачка бутылку с водой, начала плескать ее на грязную чешую.

— Ага! — возликовала девочка, — Вода для нее — яд! Поливай ее, Никитка! Кусай ее, Фрикадель!

Броню Жути разъедала родниковая вода, будто едкая кислота. Чудовище выло, вертясь на месте, и беспорядочно изрыгало огненные шары. Юлечка добросовестно работала ракеткой. Жуть осознала — всё идет не по ее плану. Эти малявки причиняют ей боль её же огнем! А самое страшное — они вместе. С каждым мгновением жгучие светлые частицы, что ореолом окружают этих существ, становятся всё плотнее и опаснее для неё, Жути. Она задергалась от разъедающей боли в лапах и на спине — не помогло. Тогда Жуть побежала: она развернулась и поволокла жирное тело в яму.

Никитка и Юлечка, воспользовавшись секундной передышкой, хлебнули из бутылочек дедовой водицы и с силой, тысячами струек, вытолкнули ее изо рта, как будто бабушка, по старинке увлажнявшая пересушенное для глажки бельё. Чудовище передёрнулось — капли воды пенно вскипали на чешуе, плавили её, обнажая дрожащие внутренности. Тварь вопила, корчилась и больше не плевалась огнем, из последних сил пытаясь стряхнуть со спины Фрикаделя. Дракошка не терял времени зря — он увидел, как действует вода на твердокаменную защиту Жути, и принялся расколупывать поврежденную чешую, разрывать серо-жёлтое слизистое месиво.

— Фу-у-у! — дружно скривились дети, содрогнувшись от отвращения, — Ну и гадость!

Они перестали брызгаться, глядя, как Фрикадель расправляется с уползающим врагом. Тут Жуть, добравшись до серебристых обломков капсулы, скинула ненужную уже броню, а заодно и Фрикаделя, и здоровенной слизистой амёбой кинулась на детей. Это был последний шанс её, злобной Жути, победить несносных коротышек.

— Фрикадель, ко мне! — скомандовала Юлечка, от неожиданности забыв завинтить бутылочку с водой, которую все еще держала в руках. Девочка попятилась и, размахнувшись, запустила бутылочкой в отвратительную Жуть.

Бутылка с чмоканьем пропала в теле наступающего чудища. На том месте, где разлилась дедова водица, Жуть вспучилась, пошла пузырями и, со звуком небольшого взрыва — лопнула. Никитка не растерялся — тут же кинул вторую водяную «гранату» — Жуть, наконец, взорвалась целиком, украсив края ямы, Фрикаделя и ребят ошмётками вязкой слизи.

Дети без сил опустились на осклизлую траву. Юлечка плакала запоздалыми нервными слезами.

— Эт-та дрянь ведь могла… мог-гла нас убить! И Фрикаделя! И дедушку с бабушкой! — всхлипывая, шептала девочка.

— Не плачь, сестрёнка, мы с тобой молодцы мы справились, — обнимал Юлечку Никитка, прижав к себе другой рукой Фрикаделя, — и Фрикадель молодец! Он настоящий герой, совсем не испугался…

Юлечка улыбнулась, обняла Фрикаделя за шею и чмокнула в грязную фиалковую щеку. Дракошка смущенно гукнул и захлопал от радости длиннющими ресницами.

Новый пруд

Первой догадалась, что в Лесниках творится что-то неладное, бабушка Агата. Пока она кормила кур, заволновались гуси, устроив оглушительный концерт, истерически закудахтали почтенные квочки. Заворчал, нетерпеливо взлаивая старый бобтейл Франя. И, глядя, что хозяйка ничего не предпринимает, начал тянуть ее за штанину джинсов. Неська завозился в своем сарайчике, хлопая в возбуждении крыльями и выщелкивая клювом чечеточную дробь. Бабушка не на шутку встревожилась — животные зря паниковать не будут. Она заспешила в дом — к деду Лёше. Еще пересекая двор в сопровождении Франи, она увидела, как на порог вышел её муж в полном боевом вооружении: на голове — строительная каска, в руках — охотничье ружье, которым по зиме гоняли волков. Усы деда воинственно шевелились сами по себе.

— Что-то происходит, — буркнул он, суя ноги в сапоги. — Скорей, скорей! Поторопись, Агата, вдруг что с детьми! — подгонял он бабушку, натягивающую в срочном порядке кроссовки и толстовку с карманами, в которых хранились травяные настои для особых случаев и забытый игрушечный водный пистолет.

Прихватив с собой Франю, дед и бабушка побежали к ручью, откуда доносились жуткие звуки и крики детей. Мохнатые пчёлы, ощутив шестым чувством, напряжение своего хозяина, перестали деловито собирать нектар и плотной жужжащей стаей полетели вслед за дедом. Через несколько минут запыхавшиеся дедушка и бабушка, увидели странную картину: внуки — целые и невредимые, не считая того, что жутко грязные и покрытые мерзопакостной слизью, обнявшись с фиолетовым дракончиком, сидели на краю огромной ямы и, болтая ногами, смотрели вниз.

Сосновый лес по другую сторону ямы большей своей частью выгорел, и отдельные стволы еще дымились.

— Целы? Живы? Целы? Живы? — спрашивала бабушка, от волнения позабыв, видимо, остальные слова, и ощупывая по очереди то одного, то другого, то третьего бойца. Франя тем временем спустился в яму — исследовать слизистую массу на дне.

— Так, дети, — серьезно сдвинув брови, сказал дед, — рассказывайте, что здесь произошло?

Никитка и Юлечка, дополняя друг друга и отчаянно жестикулируя, объяснили, что на них напала Жуть, слегка смахивающая на совиного дракончика, что Фрикадель вёл себя как настоящий герой. Юлечка держалась молодцом, а родниковая вода сделала своё дело.

— Да что же это такое! — возмущалась бабушка, стараясь одновременно обнять всех троих, — вы ж едва не погибли!

— Да-а! Вот так фокус! Откуда в Лесниках взялась эта дрянь? — недоумевал дед.

— Я думаю, дед, что скорей всего — из этой ямы. Там, на дне вроде осколки скорлупы валяются: Оттуда он вылупился, и прятаться от нас в яме хотел! — ответил Никитка.

Подошел Франя, махнул коротким хвостом, и, повернувшись к остаткам капсулы — грозно зарычал.

— Ох, не поспели мы к вам на помощь, ох, не поспели! — сетовала бабушка, — Смотрите, даже пчелы дедовы вас спасать прилетели! Спасибо, пчелки, летите назад, у нас все в порядке! — обратилась она к пчелам. И гудящий шевелящийся пчелиный шар неторопливо полетел по направлению к клеверной луговине.

— Все ж не зря мы антиграв к ульям приделали. Пчелы — они благодарные. Вишь — прилетели! Да и мы не с пустыми руками пришли, — улыбнулся дед, демонстрируя свой пугач и бабушкин пистолет.

— Зароем грязь! — топнула ногой Юлечка.

— Нет! — возразил Никитка, — что добру пропадать — насыпем на дно ямищи песочек, воды нальем, карасей запустим — получится пруд! Рыбачить там будем.

— Ура! — обрадовались бабушка с Юлечкой, — пошли отмываться и звонить: пусть песок по монорельсу шлют и мальков из рыбхоза. Хочется поскорей засыпать эту дрянь, даже если она и не радиоактивная, все равно противно.

И семья, все еще под впечатлением от происшедшего, направилась к бабушкиному дому. Довольный Фрикадель бежал бок о бок с Франей, приветливо помахивая сиреневыми крылышками и ушами.

Вдруг невдалеке послышалось гудение воздушной телеги. Фрикадель насторожился. Из-за дымящихся остатков соснового леса, величественно выплыла телега, на боку которой искрился солнечным зайчиком малиновый знак: МДП. Поднялся прозрачный купол и молодой мужчина, одетый в малиновый комбинезон, приветливо улыбаясь, подошел ко всей, напряженно замершей компании.

— Это вы посылали запрос в Малинники? Насчет найденного яйца? — Дружелюбно поинтересовался он.

— Да, — выступая вперед, — ответил дед Леша, — Но, как видите — яйца больше нет! — Он показал рукой на игольчатого Фрикаделя.

— Вот так Драконище! — Изумился парень, — У нас в питомнике есть такие, но гораздо меньших размеров! И что, оставить его вам или забрать?

— Не-ет! — Вскричали одновременно две детские глотки.

— Никуда наш Фрикадель не поедет, — уже спокойнее уточнил Никитка, — Мы — его хозяева. И мы его ни за что никому не отдадим!

— Ни за что! — категорично подтвердила Юлечка, воинственно взмахнув при этом ракеткой.

— Тише, тише, ребята, — улыбаясь, проговорила баба Агата, — Молодой человек и не собирается отбирать у нас Фрикаделя, ему лишь требуется уточнить некоторые формальности, — и она подошла к воздушной телеге.

Юноша высветил на компьютерной панели какой-то текст. Бабушка прочла и кивнула, приложив палец в положенном для подписи месте. Молодой человек сноровисто запрыгнул в телегу, махнул всем рукой и покатил в сторону Малинников.

— Ну, вот и все! — вздохнула бабушка, — Фрикадель теперь считается законным жителем Лесников и Малинники больше не будут требовать его возвращения.

— Ур-ра! — захлопала в ладоши Юлечка, — Бабушка, ты — гений!

Дома бабушка Агата, поставив чайник, хлопотала у стола, расставляя отвары душистых трав, чтоб через минуту приступить к обработке ожогов и царапин у отмытых детей и дракончика. Первым мужественно подошел к столу Никитка, подставив под бабушкины пальцы ожог на лбу, а затем глубокие ссадины на коленках. С боку к нему тихонько подкрался пахнущий детским шампунем, Фрикадель, высушенный под феном и, поэтому опять кудрявый и пушистый. Улыбаясь во весь рот, дракончик положил голову Никитке на колени, чтоб тот помазал ему целебной мазью порванное ухо.

— Вот и верь теперь драконам — друзьям человека, — философски проворчал мальчик, обильно смазывая мазью Фрикаделево ухо-тряпочку, — Весь наш лес испоганила дрянь вонючая!

— Ничего, — успокоил дед Леша, — завтра посадим новый — кедровый. У меня уже и саженцы припасены.

В кухню вошла Юлечка, вытирая влажные волосы махровым полотенцем. Немного понаблюдав за действиями бабушки Агатиных рук, накладывающих травяной пластырь Фрикаделю на расцарапанную щеку, девочка произнесла:

— Бабуль, дедуль, а вот как вы считаете, стоит ли знать нашим беспокойным родителям о столь незначительном происшествии? Тревожить их зря? Отрывать от работы? А? — И она вопросительно посмотрела на предков своими чистыми серыми глазами.

Бабушка Агата прыснула в макушку Фрикаделю.

— Я думаю, что появление в Лесниках нового пруда их только обрадует! — ответил за всех дед Лёша, хитро глядя на внучку, и разливая по кружкам ароматный травяной чай, — Ну что, прошу всех к столу — угощайтесь: первый мед!