Око за око

Марина Александрова, 2019

Боярский сын Ярослав после смерти родителей становится казаком, он одержим желанием отомстить за убийство своих родных. И в этот непростой жизненный период он встречает Григория Отрепьева – будущего русского царя Лжедимитрия…

Глава 10

Несмотря на то что нередко доводилось Евсееву губить людей, и эти два селянина были не первыми пострадавшими от руки Ярослава, но почему-то он долго не мог забыть происшедшего с ним в далеком селе. То ли потому, что пострадал Пашка, а может оттого, что привык убивать только в честном бою, но даже сам от себя пытался он скрыть истинную причину своих мук.

И в мыслях не хотел Ярыш возвращаться к тому моменту, когда, зарубив обоих селян, весь в крови, с еще дрожащими руками запрыгнул он на Пашкиного коня, и только тогда, натянув поводья, заметил, как словно кровью, налился алым огоньком тот самый перстенек, который однажды уже немало удивил Ярослава.

Евсеев сначала подумал, что просто-напросто его испачкал, однако перстенек по-прежнему оставался алого цвета, даже после того, как Ярослав отер его о штанину. У Ярыша чуть волосы на голове не зашевелились, когда, глядя на бывший когда-то черным камешек, он ясно видел, как тот поменял цвет, и как Евсеев ни потирал глаза, как ни наклонял перстенек в надежде на то, что камешек просто что-то отражает, тот упорно светился алым огоньком.

За все время пути упрямый камешек горел ровным алым светом, и лишь когда весь отряд достиг стана, напоследок вспыхнув, вновь превратился в ничем не примечательный черный опал.

Неприятный холодок в груди остался у Ярыша с того момента, когда он понял, что дело вовсе не в тяжелой казацкой жизни. «Ох, и выбрал же я трофей на свою голову!» — мелькнуло в тот миг предчувствие у Ярослава, но подарить кому-то или просто не носить, а, уж тем более, выбросить его Ярослав почему-то не мог. Казалось, будто какие-то незримые нити навсегда связали перстень и его владельца…

Однако больше ничего необычного за своим талисманом Евсеев не замечал, и постепенно страшный случай в селе стал стираться из памяти Ярослава.

Остался лишь горький осадок на дне Ярославова сердца. Как ни крути, а Ярослав все же не был прирожденным душегубцем. Если бы судьба была к нему более благосклонна, то жил бы он мирной жизнью под родительским кровом. Посещал бы церковь, одаривал милостынею нищих, стоящих на паперти, отбивал бы поклоны, молясь о здравии родных и близких. Потом бы возмужал, женился, завел кучу ребятишек и стал добропорядочным и богобоязненным боярином, подобно своему отцу.

Но так случилось, что жизнь его сложилась иначе. Все его родные, дорогие люди были погублены. Умерли они смертию жестокой и распростилися с жизнью из-за чужого злого умысла да по клевете. Все произошедшее перевернуло душу Ярослава. Теперь он понял, что в этом мире можно убивать безнаказанно, и кара Господня не постигнет тебя за это на месте.

В какой-то мере, можно сказать, Ярослав отрекся от Бога, поскольку с легкостью теперь нарушал его заповеди. Но делал он все это не со зла, а просто потому, что это было ему выгодно, и еще потому, что он не видел повода для того, чтобы этого не делать.

В жизни каждого человека существуют определенные табу. Были когда-то они и у Ярослава. Но теперь эти неписанные законы потеряли всякий смысл. Именно такие люди, потерявшие закон в душе своей и становятся самыми страшными преступниками. Потому что им все равно. Мертва душа их, и не умеет она ни огорчаться, ни радоваться, ни милосердствовать, ни гневаться…

Жизнь Ярослава текла размеренно и даже скучно. Да и в казачьем стане все было по-прежнему. Но однажды произошло событие, которому суждено было очень сильно повлиять на дальнейшую жизнь Ярослава. В казачьем стане появился новичок.

Нельзя сказать, что после Ярослава войско никогда не пополнялось новыми людьми, однако все они, как правило, не были так молоды. Очень многие уже имели достаточный опыт, потому им не пришлось, как Ярославу, с таким трудом приспосабливаться к новой жизни.

И вот опять в войске появился человек, который, попади он к казакам в одно время с Ярославом, вряд ли смог бы даже потягаться с Евсеевым. Как и в прошлый раз к Ярославу, к новичку приставили Данилу Наливайко, с тем, чтобы он обучил решившего стать казаком молодца уму-разуму.

Когда Евсеев первый раз взглянул на Григория Отрепьева, тот не произвел на него должного впечатления. И вправду, в новичке не было ничего особенного: не сказать, чтобы он отличался богатырским сложением, но и не худ, среднего роста, с круглым белым лицом. Собой хорош не был, скорее напротив: одна рука короче другой, рыжеватые волосы, тусклые голубые глаза. Вдобавок ко всему две бородавки — одна под правыми глазом, другая на лбу — портили и без того не слишком приятную наружность новичка.

Однако, невзирая и на неприглядность и на то, что умений у него и вовсе никаких не было, Григорий легко нашел общий язык даже с острословом Наливайко, не говоря уже и о других казаках. Господь, обделив его пригожестью, щедро одарил многими другими способностями: казалось, благодаря своему обаянию, он мог поладить даже с чертом, если, конечно, сам не был таковым.

Ничего и никого не стесняясь, он, словно прилежный ученик, тщательно выполнял все советы и приказы своего наставника, прислушивался не только к словам старшины, но и рядовых казаков, и никогда не хвалился тем, что уже умел или чему научился. На все попытки казаков подшутить над новичком, Григорий не обращал внимания, так что, может быть, поэтому они вскоре и прекратились.

Евсеев, лишь издали мельком наблюдая за Григорием, диву давался, как же быстро и с какой легкостью этот неказистый мужичишка добивался того, что давалось Ярославу с такими муками. Не то чтобы Отрепьев был отчаяннее или умелее Ярыша, даже наоборот, кое в чем, наверное, новичку и через пару лет нельзя будет потягаться с Евсеевым, но вот в самом главном, что больше всего заботило Ярослава, Григорий все-таки его обставил: удивительным образом Отрепьеву удавалось расположить к себе любого человека, так что не прошло и недели, как Гришка был знаком чуть ли не со всем войском.

Но, несмотря на то что Ярослава, правда, вовсе не за общительность, тоже знали очень многие казаки, этим двум самым известным людям в войске все никак не удавалось даже поговорить друг с другом. Григорий очень многое знал про Ярослава, Ярослав был наслышан про Григория, но дальше этого дело не продвигалось.

Однако Отрепьеву и Евсееву все-таки суждено было познакомиться.

Ярослав все еще недоумевал, зачем же Герасим вызвал его в такую рань, когда в дверях чуть не столкнулся с новичком, которого тоже ждал Евангелик, и к атаману они вошли почти одновременно.

— Хорошо, что вы пришли вместе, — после теплого приветствия сказал Герасим казакам, а затем обратился уже к Ярославу.

— Вместо покойного Павла теперь у тебя под началом будет Григорий Отрепьев, — и после этих слов атамана Ярыш и Гришка одновременно изучающе посмотрели друг на друга.

— Он уже побывал у Наливайко, — продолжал Герасим, — но тебе, Ярослав, все же предстоит обучить его кое-чему еще.

Ярослав представил себе, как, наверное, Данило недавно «крестил» новичка, но, сдерживая усмешку, в знак согласия кивнул головой.

— А ты, Григорий, помимо меня будешь во всем подчиняться Ярославу, — добавил уже Отрепьеву Евангелик, и направился к выходу, давая понять, что на этом разговор закончен.

Вот уж не думал Герасим, что, переведя Гришку под начало Ярослава, этим самым он создаст в войске самый лихой отряд. Но прежде чем это случилось, Ярослав и Григорий долго присматривались друг к другу.

В конце концов, Евсеев и Отрепьев нашли-таки общий язык, а случилось это по нескольким причинам. У Ярослава еще свежи были в памяти свои собственные муки, когда все войско смеялось то над одним промахом Ярыша, то над другим, и невольно он проникся к новичку сочувствием, прекрасно понимая его состояние. Кроме того, на Евсеева подействовало очарование этого невзрачного с первого взгляда человека, и старшина потихоньку стал с Григорием более откровенен.

Григорий же был искренне благодарен Евсееву за заботу, которой старшина мог и не проявлять, и то ли сказалось то, что оба казака были одногодками, то ли было у них что-то общее в характере, только Отрепьев тоже привязался к Ярославу.

День за днем пролетали в непрестанных разъездах, и все это время Ярослав и Григорий проводили бок о бок, вместе выполняя приказы Герасима. Евсеев то словом, то делом во многом помогал своему подчиненному, и вскоре у старшины не было причин беспокоиться за новичка. Однако, исполняя пожелание Евангелика обучить Отрепьева тому, что он еще не постиг, Ярослав и сам кое-чему у него учился.

Во всем войске до сих пор Ярыш был, пожалуй, единственным человеком, который когда-то видал лучшую жизнь, потому никто из казаков не мог сравниться с его прежними друзьями. Несмотря на то что Евсеева уважали и ценили, несмотря на то что он все-таки научился за это время иметь дело с кем угодно, Ярослав искренне так ни к кому и не привязался.

И вот теперь Евсеев, кажется, нашел того, с кем ему было столь же легко общаться, как и с прежними товарищами.

Отрепьев, в свою очередь, тоже понял, что Ярослав, может быть, единственный во всем войске стоящий человек, и оба казака сдружились.

Прошло совсем немного времени, когда Григорий окончательно обвык среди казаков, и с тех пор никто и помыслить себе не мог, чтобы Ярыш и Гришка затевали какое-нибудь дело порознь. Стоило кому-то увидеть Ярослава, и было ясно, что Гришка где-то рядом.

После того как Ярослав наконец нашел среди казаков родственную душу, оба друга прославились на все войско. Конечно, Ярослава и без того хорошо все знали, однако до сих пор он никогда не совершал столько «подвигов». Казакам казалось, будто сам бес вселился в Ярыша — если и до сих пор его нельзя было обвинить в трусости, то теперь он просто бесчинствовал.

Даже опытные казаки изумлялись тому, что по службе совершали Ярыш с Гришкой, а уж от того, что они вытворяли в стане в свободное время, волосы на голове начинали шевелиться! И только один человек в войске не изумлялся странным поступкам переменившегося Ярослава — еще когда чуть ли ни за руку Герасим привел Евсеева в стан, он знал, что скрывается за хлипкой юношеской наружностью.

Но, несмотря на то, что Отрепьев и Евсеев искренне привязались друг к другу, дружба эта все-таки больше изменила Ярослава, и Герасим даже не догадывался, что, может быть, впервые в жизни ему пришлось просчитаться. Не так прост был Гришка, как это казалось, и вскоре это предстояло узнать всему войску…