Цитадель: дочь света

Марианна Красовская, 2019

А что, если я – эльф? И мое место – в другом мире, где мой род и мужчина, предназначенный мне судьбой? Именно поэтому на меня и моих друзей началась настоящая охота. Мне предстоит много осознать и принять, многое потерять и найти

Глава 1. Я — эльф?

Он появился внезапно, ниоткуда.

В тот день меня мучила страшная головная боль, я не могла даже лежать тряпочкой в постели. Мне отчаянно не хватало… чего-то. Это странное состояние тоски охватывало меня всё чаще. Как это пережить, я знала.

Села в машину и поехала в поле. Да, весна, грязи по колено, я в резиновых сапогах и полушубке из искусственной норки, а кругом поет воздух. И небо, небо! Раскинув руки, задрав голову, я тоненьким противным голоском затянула какой-то мотивчик, пришедший мне в голову. Со мной такое бывает. Последнее, что я успела увидеть — это черная тень, стремительно бросившаяся на меня. Я, кажется, не успела даже крикнуть. Грязно-серый ноздреватый снег пополам с хлюпающей землей приняли меня в свои объятия, увы, не слишком смягчив удар. И стало темно.

— Эльф-ф-фф, — прошипело существо надо мной.

Я широко раскрыла глаза.

Передо мной был грязный, заросший бородой молодой мужчина, почти мальчик. Волосы в колтунах, на теле — нечто среднее между картофельным мешком и балахоном монаха-отшельника. Снятого с истлевших костей. Лет так двести назад. Бомж, одним словом. Однако он мне совершенно определенно понравился. У него были чудесные черные глаза с пушистыми ресницами.

Я валялась на земле в какой-то пещере, а скорее, даже землянке. Моя псевдо-норковая шубка (почти новая, между прочим) была накинута на плечи этого существа с красивыми глазами, перчатки и сапоги отсутствовали. Было холодно и жестко, но ничего не болело. Я знала, что ударилась головой, но ощупав затылок, не обнаружила ни шишки, ни другого подтверждения своих ощущений.

— Эльф? — снова склонился надо мной бомж. В голосе его звучал вопрос.

— Сам такой, — с достоинством ответила я, поднимаясь с пола.

Он изумленно смотрел на меня. Наивный мальчик! Я двадцать лет работала с трудными детьми! Меня ругали, шантажировали, угрожали, пытались похитить. Ничего нового.

— Ты откуда такой грязный? — спросила я его. — Мыться не пробовал?

— Я вервольф! — гордо ответил мальчик.

— Оно и видно, — кивнула я. — Чумазый, вшивый и весь в грязи.

— У меня нет вшей, — пробормотал юноша неуверенно.

— Шубу отдай, Вервольф, — спокойно попросила я. — Холодно.

— Не дам, — буркнул мальчишка. — Моя добыча. Тем более эльфы не носят шкуру убитых животных.

— Какой я, к черту, эльф? — фыркнула я. — Шубу отдай, кому говорю. Тем более, она искусственная. Начитаются Сильмаррионов всяких…

— Ты эльф, — не унимался парень. — А я вервольф.

— И что? Ты должен меня съесть? — удивилась я.

Поняв, что тут дело нешуточное, я выволокла из угла землянки старый пень и уселась на него.

— Съесть, может, и должен, — задумчиво пробормотал парень. — Да было бы что есть…

— Голодный что ли? Чего тебе от меня надо?

— Пропуск хочу, — нахмурился парень. — Домой хочу.

— И я хочу, — вздохнула я. — Я пойду, ладно? Не провожай, выход сама найду.

Я поднялась с чурбана и по стеночке осторожно (босиком, между прочим, в одних носках) пошла к выходу, обозначенному трухлявой дверью и неслабым сквозняком. Парнишка обалдело смотрел на меня, не двигаясь. Он явно не ожидал, что жертва будет столь спокойна. Я же в свою очередь сочла его неопасным. Однако едва я взялась за ручку двери, он зарычал. Натурально так, словно собака. Я даже подпрыгнула от неожиданности, потому что собак я все еще понимала. И в этом рыке я ясно услышала, что за дверь мне нельзя. Что он и сам бы туда ни за что не сунулся. Во всяком случае, пока солнце не взойдет. Я наклонила голову, прислушалась. Да, я сразу передумала выходить наружу. Там было что-то… что-то очень неприятное и угрожающее.

— Вы правы, уважаемый, — вздохнула я. — Лучше подождать до утра. Как думаете, мою машину они не тронут?

Парнишка с откровенной усмешкой спросил:

— Как же ты меня поняла, если ты не эльф?

Я неопределенно пожала плечами. Зябко. Так, шубу он мне, похоже, не отдаст. Жаль, жаль. Но не смертельно. Новую куплю, тем более, что уже весна.

— Слышь ты, вервольф, сапоги мои куда дел? Ноги замерзли. А если я заболею?

— Эльфы не болеют, — фыркнул вервольф. — А сапоги я выкинул, воняют. Вон, валенки в углу возьми.

— Еще бы не воняли, рыбацкие же сапоги, — проворчала я, снимая склизкие от грязи носки и залезая в валенки. — Говоришь, не болеют?

— Не болеют. А еще у них волосы на теле не растут. В смысле на ногах, под мышками и вообще…

Вот тут-то я и села. Волосы у меня и в самом деле не росли. К врачам я, понятно, не обращалась, для чего к ним обращаться? Еще найдут загадочную болезнь имени меня и будут пичкать всякой химией.

Так-так! Происходящее начинало меня тревожить. Не подумайте, что меня похищают каждый день психи и затаскивают в землянку. Просто на курсах психологов мы проходили и этот урок. Опять же мальчик мне нравится — не боюсь я его! Пока все было в рамках разумного: ну бомж, ну свихнулся маленько, ну стукнул и к себе уволок. Звери на улице, ночь — тоже нормально. Но вот откуда, откуда он может знать? Эльфы, вервольфы — бред какой-то!

А может, это я схожу с ума? Старческий, так сказать, маразм? В сорок семь? Не рановато? Мне, правда, никто больше тридцатника не дает, да и то приходится старить себя — юбки-размахайки, очки, отсутствие косметики, волосы строгим пучком… А особо настырным приходилось врать про пластику — заодно и Антоху рекламировала.

Антоха хороший, он — одна из моих первых удач. Когда мне его привели, он был неуправляемым тринадцатилетним подростком, озлобленным на весь мир, малолетним вором, наркоманом, хулиганом… Жизнь его побила, потрепала, да… Так же, как и я, он рос в детдоме. К сожалению, не в том, где росла я. У нас было прилично. Ему повезло гораздо меньше. Мать от него отказалась, отцу мальчик стал нужен, когда Антохе лет 11 было. Папаша тогда в аварию попал, поломало его. Детей, врачи сказали, не будет. Тут-то он и вспомнил, что когда-то у него сын родился, разыскал, забрал, в злато-серебро одел, с тарелочки кормил. Ага, благодарности дождался. Сынок то машину угонит, то вещи из дома продает, то прохожих грабит. Наркотики опять же. А в детском доме кушать захочешь — отберешь у другого. Кто сильный, тот и сытый. Помаялся папаша пару лет и ко мне привел.

Я Антона долго ломала. Жалко же парня, хороший он. Где-то глубоко внутри. Где-то очень глубоко. И в детский дом мы с ним ездили, и мать его разыскали. И ничего, выправился парень, за ум взялся. Решил врачом стать, хирургом. Сейчас к нему на операции со всей России в очередь стоят. На пластические, правда. Мало кто знает, что кроме этого он детей из детдомов и бедных семей с дефектами внешности оперирует. Он об этом не распространяется и денег не берет. Говорю же — хороший парень, золото!

К чему я об Антошке вспомнила? Да вот парнишка этот мне его напоминает. Тоже чистый. Светлый внутри. Детки же почти все светлые. Дважды мне только попадались пропащие. Я за одного пыталась взяться, но мне это оказалось не по зубам. Я сама чуть с ума не сошла. Он потом девочку малолетнюю изнасиловал и жестоко убил. А отец в тюрьме приплатил кому надо, и пацана по-тихому придушили, типа самоубийство. А второй в психушке сейчас, за семью замками. Я сразу родителей предупредила, что ничего сделать нельзя. Они когда про первого справки навели, мне поверили. Но обычно даже в самом темном человеке имеется светлое пятнышко. Священники его называют душой, философы — совестью. И моя задача — выяснить, чем его кормить, чтобы оно выросло. Антошку вот на операции детские пускали. Он там как мышка в углу сидел.

А за дверями были не темные и не светлые, а просто другие. Не люди. И что-то их сдерживало. Что-то скрывало нас от их взгляда.

— Слышь, эльф, — развязно произнес юноша. — Тебя как хоть зовут-то?

— Во-первых, извольте быть со мной на «Вы», — чопорно ответила я. — А во-вторых, меня зовут Галина Ивановна.

— Галла, значит, — кивнул парнишка. — А чего на вы-то? Ты ж меня младше.

Галла, хм. А что, красиво. Куда красивее, чем Галка или Галя.

— Мне сорок семь лет, молодой человек.

— Да? Ну ты ж несовершеннолетняя, выходит, — удивился парень. — Это ты мне выкать должна, мне уже двадцать-то стукнуло.

— Ну да, а я японский летчик-испытатель, — кивнула я.

— Чего?

— Не чего, а что. Врешь, говорю, вот что. Или под психа косишь. Но меня не проведешь, я психов издалека вижу.

— А что еще умеешь? — поинтересовался парень. — Зверей понимаешь, психов видишь, не болеешь, растет у тебя все как на дрожжах. Кто ты по жизни? Лекарь? Провидица? Учитель? Защитник?

— Скорее, учитель, — признала я. — И немного защитник. Я специалист по трудным детям.

— А разве бывают трудные дети? — удивился парень.

— Бывают, — вздохнула я. — Злые, испорченные, сломанные, запутавшиеся… А бывают пустые или, самое страшное, с мертвой душой.

— Морлоки, — кивнул вервольф. — И ты сможешь их отличить от обычных людей?

— Смогу. Но душу у них найти не могу.

— Ты что, ты что! — замахал руками парень. — Морлоки очень опасны! Они чужими душами питаются! И чем больше народу уничтожат, тем сильнее становятся. Это ты детей видела таких?

— Да, двоих.

— И что с ними стало?

— Один убил девочку. Маленькую. Очень жестоко убил. Его родной отец уничтожил. Другого заперли в психушке.

— Эх! Надо тоже уничтожать, иначе, если выберется, натворит бед. Значит, ты — Водящая Души. Круто! Более того, ты опытная Водящая. Теперь ясно…

— Что тебе ясно? — напряженно спросила я.

— Почему за тобой охота пошла.

— Какая еще охота?

— А ты думаешь там, за дверью, меня что ли ищут? Ха-ха! Да нафига я им сдался, я просто беглый вервольф. Тебя они пасли. Конечно, ты сама виновата. Зачем в место силы пришла? Да еще петь вздумала.

— А зачем они… эээ… меня ищут? — осторожно спросила я. — И кто это «они»?