Колючее счастье для дракона, или Инквизиции требуется цветовод

Марианна Красовская, 2023

После тяжелого развода Соня и ее дочь прячутся в санатории, где неожиданно знакомятся… кажется, с добрым волшебником. Только волшебники помогают испуганным девочкам в безвыходных ситуациях.А когда чья-то злая рука забрасывает девочек в другой мир, их снова спасают. Добрый волшебник? Если внимательно присмотреться – не очень-то он и добрый! Дракон, инквизитор и весьма строгий мужчина. Свободна вакансия главной садовницы? Соня справится, другого выхода у них нет. Наверное. Ей ведь только дракона в жизни и не хватало!

2. Санаторий “Сосновый”

Несмотря на заманчивое название санатория, сосны вокруг корпусов стояли редкими группами и лишь у самого въезда. Зато вековых елей, пушистых и загадочных, в зимнем снегу так похожих на сказочные башни каких-то волшебных миров, было достаточно. Кокетливые рябинки, все еще горделиво украшенные красными гроздьями ягод, на их фоне казались чем-то действительно сказочным.

А еще в угоду многочисленным зимним праздникам, молодые деревья у корпусов были обмотаны гирляндами, так что вечером идти по заметенным снегом дорожкам было даже приятно. Все сверкало, переливалось, мигало и сияло. Дорожка была словно раскрашена в синий, желтый, розовый и зеленый.

Днем на кормушки у входа прилетали хохлатые свиристели, чинно рассаживались на ветвях и ругались с яркими снегирями, сияющими на снегу, как рубины, оправленные в серебро.

Художница где-то в глубине Сони, затаив дыхание, тянулась к скетчбуку, нащупывала мысленно карандаш, представляя себе акценты и композицию: вертикали угольно-черных стволов на дымчато-белом фоне зимнего леса, пики заснеженных елей, драгоценные кабошоны рубиновых снегирей, но… не вышло. Не помог даже Лесин блокнотик и простой карандаш, вероломно украденный из игровой комнаты.

Она так и не смогла себя заставить нанести хотя бы одну линию на бумагу. Даже штрих. Даже наметить границы сюжета. Никак.

Приходилось признаться себе: Сонечка выгорела. Наверное, Борис был бы счастлив. Ему никогда не нравились никчемные увлечения глупой жены.

На ужин девочки пришли раньше всех — Леся, невзирая на свою внешнюю серьезность и взрослость, ребенком была очень общительным и подвижным. Ей не терпелось ворваться в толпу, лучше — с хлопушками и фейерверками.

В этот раз народу было много, похоже, приехали новые люди. Все верно: уже двадцать восьмое декабря, скоро грядет главный праздник страны и длинные зимние каникулы. Соня посмеивалась мысленно: спиртное на территории “Соснового” купить было нельзя. Люди, наверное, все большие китайские фейерверки, шампанское, а может быть что и покрепче, тащили с собой.

В санаторной столовой сегодня ее ждала крайне неприятная неожиданность: закрепленный за ними маленький столик в углу у большого квадратного столба был нагло занят. И ладно бы, там сидела бабка какая с великовозрастным квелым внучком или женщина беременная, каких тут было немало. Так нет же! На стуле сидел крупный мужчина, вполне еще молодой и, наверное, для остальных привлекательный. Он очень пристально разглядывал огромный стенд над раздаточной лентой столовой, на котором мелом было криво выведено меню. Особая гордость дирекции санатория, между прочим.

Если бы Соне в последние десять лет категорически не запрещалось смотреть на мужчин всех размеров, возрастов и комплекций, она бы, наверное, отнеслась к захвату ее территории немного спокойней. Но теперь, после стольких лет крепкого брака, каждый половозрелый самец, сиречь мужчина, вызывал в ней волну тихого ужаса. То есть совершенно не нравился. Хватило ей опыта, явно достаточно. Больше не нужно, спасибо. Зато невозможная Леся, комплексом деликатности не обремененная совершенно, с восторгом рванула вперед.

— Привет, — защебетала она, занимая свое место. — Меня Олесия зовут. Я здесь с мамой отдыхаю. А ты кто? А в каком ты корпусе? А от чего ты тут лечишься?

Мужчина отвернул от меню крупный нос, углом рельефности смело дающий фору венецианским мостам всем и разом, и вежливо улыбнулся.

— Приветствую, маленькая любопытная леди. Я… Эндрис. — Он поднял взгляд на Соню, чуть поморщился и добавил: — Прячусь тут от работы. Отличное место, как думаешь?

Латыш, наверное. Или кто там живет еще в этой Прибалтике… Вон, пепельно-светлый блондин, кажется, даже натуральный. Стоило сразу догадаться, что иностранец. Во-первых, наши мужики в одиночку по санаториям не ездят, только с семьей. А чаще всего вообще не ездят. В “Сосновом” жили в основном бабушки с внуками или женщины с выводком малышни.

А во-вторых, русские мужчины чужих детей обычно не любят, боятся и стараются избегать всеми силами. А этот ничего так, спокойный. Никаких вам брюзгливых “Уберите ребенка!” или заигрывающе-растерянных сюсюканий. Нет, с Лесей он разговаривал, как со взрослой. Только поправил очки в тонкой серебристой оправе. Под цвет своих глаз. И волос. И вообще этот Эндрис был весь какой-то серебряный, будто сияющий матовым блеском благородного металла. Упс. Кажется, Соня пялится на мужика.

Быстро отвела глаза, схватив салфетку и принявшись протирать столовые приборы.

Леся, в отличие от матери, понятия не имела, что такое смущение.

— Тут скучно, — доверительно поведала она новому знакомому. — В библиотеке читать совершенно нечего. Там только всякое фэнтези про драконов и попаданок. И романы любовные, представляете?

Он удивился. Развернулся к ребенку, рассматривая Лесю пристально, как явление неизвестной природы.

— И много ты книг прочитала уже? Эм… я, очевидно, привык к неким штампам. Дети в твоем возрасте обычно… Кхм. Ну да. Нынешний книжный ширпотреб — это скучно, согласен.

— Мне целых пять с половиной! — возмутилась Леся. — Даже пять и восемь месяцев! Что же, сказки читать теперь? Я в них не верю.

— Так быстро? А как же, прости за банальность, старый добрый Дедуля Мороз со своею Снегурочкой? — мужчина был совершенно серьезен. В его голосе не звучало даже тени иронии. Только кончик носа отчетливо побледнел почему-то. Наверное, надоели они ему с Лесей.

Соня открыла было рот, попытавшись вмешаться, но в ответ получила дозу мужского взгляда, стремительно темнеющего, уже практически даже свинцового, как пулю прямо промеж глаз. И смутившись, утихла. Да пусть сам разбирается, ежели так.

Несмотря на все свои выдающиеся способности и официальный диагноз, в смысле звание “вундеркинда”, Леся в некоторых вопросах была сущим ребенком. Правила приличия она успешно игнорировала, особенно в те моменты, когда это ей было выгодно. Соня строго поглядела на дочь, но та даже не повернула к ней голову, полностью увлеченная новым знакомым.

— Эндрис, а вы любите гречку? — вкрадчиво спросила девочка. — Мама говорит, что она полезная, но ведь фу-у-у! Хотя да, я согласна, там всякие микроэлементы, витамины, фолиевая кислота, кальций там, магний… Но ведь в жевательных мишках-витаминах это гораздо вкуснее.

Собеседник опять удивился. На этот раз тем, как лихо малышка ушла от прямого вопроса, переведя стрелки со сказок на гречку. Бесценная, между прочим, манера, особенно на грубом поле научных дискуссий.

— Гречку… — он вдруг задумался, о чем-то вспоминая. — Точно! Позавтракать я и забыл! И поужинать тоже, вчера. Знаешь, когда много работы, как-то совсем не до вкусов. Хоть гречка, хоть мишки, хоть кошки. Я и не помню совсем, что люблю, — сказав эти слова, мужчина зачем-то посмотрел пристально на саму Соню. Очень пристально.

— Уже снова ужин вообще-то, — сочла своим долгом сообщить ему Соня в ответ на все это.

— Да? — он искренне удивился и зачем-то взглянул на часы. — Значит, и пообедать забыл. А вы почему себе ничего не берете? Тоже гречку не любите?

— Терпеть не могу еще с детского сада, — призналась Соня чуть удивленно. Кажется, этот латыш вообще был первым, кто спрашивал ее о том, что она любит или не любит. Родители обычно ставили перед фактом, а Борис… воспоминание о бывшем (совсем недавно) муже испортило все настроение, и она с досадой буркнула: — Видите, тут на выбор гречка или творожная запеканка. Будем брать запеканку, немножко народ разойдется, и сразу возьмем.

— Лучше б картошку-фри давали, — скривилась Леся. — Или карбонару, ну, как ты в кафе заказываешь мне обычно, мама. Даже не знаю, что хуже: гречка или запеканка. О! Хуже всего — твоя рыба в омлете!

На этой, безусловно, позитивнейшей ноте, (а Соня рыбу обожала всякую в любом виде) их собеседник снова взглянул на часы и как-то тоскливо сказал:

— Кафе. Я был там в последний раз… — бросил взгляд быстрый на Соню и оборвал сам себя. — Не помню даже когда. Кажется, я заработался. И голоден. Вы не будете против, если я заберу свою гречку и запеканку в придачу и буду есть это с большим аппетитом. Не очень смутит?

— Вы лопнете, — пообещала Леся. — Но вообще, можно выбрать что-то одно. Берите гречку, а запеканку я вам свою отдам. Все равно есть не буду.

— Леся! — побагровела вконец смущенная Соня. — Ты…

— Мам, мы здесь уже две недели, и я ни разу не ела эту запеканку, а в тебя две не влезает, максимум полторы, а потом ты жалуешься, что объелась, и…

— Так, — Сониному терпению пришел конец. — Закончили дискуссию. Я пошла заберу наш ужин. И ты съешь… свою булку с маслом. И грушу. И чай молча выпьешь. Пожалуйста.

Соне повезло: дочь сегодня была в благодушном настроении. Новый и такой интересный знакомый, интеллектуальная игра после ужина, приближающийся неумолимо Новый год — все это ее радовало, вдохновляло и заставляло забывать о привычных капризах.

Народу на раздаче действительно поубавилось, и Соня быстро вернулась с подносом, на котором компактненько уместился их ужин. Эндрис уже даже выставил все тарелки на стол и, дождавшись, зачем-то собрал все подносы в единую стопку.

— Ешь, и будет все, как договаривались, — Сонечка взглянула на дочку, старательно делая строгий вид.

Та в ответ царственно кивнула и ухватила с поставленной на стол тарелочки две теплые еще булки, посыпанные сахаром.

Мужчина напротив молчал, лишь глазами поблескивал весело, наблюдая за ними. О чем думал? Осуждал Соню, наверное.

Голодным этот ребенок точно не останется, ну и что с того, что она не ест гречку, творог и рыбу? Кто из детей это ест вообще? Ну, Соня ела, но у нее выбора не было. У ее матери разве забалуешь? Впрочем, даже бабушка Таня не могла противостоять маленькому тирану по имени Леся и готовила внученьке только то, что это маленькое чудовище так любила.

Есть в присутствии почти незнакомца было тревожно и неловко. Пришлось вспомнить, как правильно держать вилку, сахар в чай Соня и вовсе не решилась добавить, чтобы не звякать ложечкой (Бориса и его маму всегда это страшно бесило). Кусок в горло не лез. Дочь была права: две порции запеканки Соне никогда не осилить.

— Эндрис, если вы хотите… если не против… Вы говорили, что голодны, — спотыкаясь, начала было Соня, а Леся, красноречиво закатив глаза, подвинула свою нетронутую тарелку с запеканкой мужчине.

— Объедать за столом женщин и детей дело, конечно… кхм, кхм… невиданное для сказочных рыцарей. Но мы в сказки не верим, правда же, прекрасная Леся? С признательностью приму и буду считать себя вашим должником. Эм-м-м… назовем это “долгом столовым”.

Мужчина, расправившийся как раз с порцией булочек, широко улыбнулся и не испытывая ни малейшего смущения, быстро доел эту несчастнейшую из запеканок. А потом закусил пресловутой гречкой с мясной подливой. Ел он очень аккуратно, даже элегантно, но так аппетитно, что Соня спустя уже пару минут сама готова была есть эту чертову гречку. Ему надо в рекламах сниматься.

И губы такие красивые, и зубы… ровные и ослепительно-белые. Но самое интересное — это профиль. Такой… хищный, почти орлиный. Нарисовать бы его одной линией, а потом на монетах чеканить. Выдающийся просто профиль, еще и переносица горделиво-высокая, как у древних римлян. Опять она его снова разглядывает совершенно беззастенчиво!

— Лесенька, ты доела? — бежать, срочно бежать! Пока он не подумал о чем-нибудь неприличном. — Там ведь игра, помнишь?

— Угумс, — девочка быстро запихнула в рот остаток булки, громко хлюпнула чаем (Соню аж передернуло), вытерла рот салфеткой и вскочила. — Быстрее, нам надо занять лучшие места. Пока, Эндрис, встретимся за завтраком!

Вот и славно. Прощайте, господин латыш, завтра вас уже пересадят за другой столик, это Соня знала точно.

— Обязательно. Я позабочусь, — прозвучало им вслед. Или ей показалось?