Шахматы

Мари К.

Действие фантастического романа «Шахматы» разворачивается в атмосфере стремительно надвигающейся катастрофы. Спасти гибнущую планету под силу лишь загадочным и могущественным Большим людям. К ним и отправляются сестры Майя и Лилия. Им предстоит многому научиться: максимально использовать возможности своего мозга, развить в себе невероятные способности и постигнуть тайну бессмертия. Но какую цену придется заплатить за эти возможности, и кем на самом деле являются Большие люди?..

Глава 4. «…Это все неправда»

Я стояла у зеркала, расчесывая запутанные длинные пряди. Взгляд постоянно притягивал серый комбинезон, обтянувший все тело. На груди был вышит мой четырехзначный номер. Несут ли с собой какую-то энергию эти цифры? Если верить Светлячку, имена — поток энергии, который лишает нас самоконтроля. Неужели эти цифры — пустой звук?

Ко мне подошла Лилия. Выглядела она практически так же, как я, разве что номер на груди отличался. И лишь мне были известны ее привычки, делающие ее такой непохожей на меня. Например, щуриться от челки, лезущей в глаза, улыбаться одним уголком губ, прятать лицо в ладони от безудержного смеха, накручивать локон на кончик указательного пальца во время скучной беседы, говорить шепотом при выключенном свете, загадывать желание исключительно с закрытыми глазами, а самое главное — верить, верить в справедливость и доброту даже в самые тяжелые дни жизни…

— Мне кажется, наша вожатая другая, — ни с того ни с сего заключила Лилия.

— В каком смысле «другая»?

Сестра ничего не ответила, только протянула руку, сжатую в кулаке. До последней секунды я не тешила себя напрасными надеждами, что в этом кулаке кроется наше утерянное сокровище.

— Не сомневаюсь, что Тринадцать сохранила их специально. Я нашла их у нас под подушками. — И на ладони Лилии сверкнули две зеленые сережки нашей мамы.

Я почувствовала, как сердце взволнованно заколотилось в груди, восторженно ахнула и бросилась на шею сестры.

Необыкновенное чувство — счастье. Я совершенно точно знаю, что оно напрямую зависит от моего отношения к вещам. Счастье не требует золотых гор, оно может крыться в самом маленьком и неприметном камушке. Моя задача — просто уметь его находить.

Наверное, мне никогда не было бы так радостно, будь мне доступно все, что сердце пожелает. Ограничение — вроде бы несправедливая вещь. Однако порой только благодаря ему можно найти в себе все больше света, который согревает в нелегкие дни.

Теперь, сливаясь с толпой ребят, одетых в серые комбинезоны, я стала увереннее, ощущая на груди прикосновение маминой сережки — маленькой частички родного прошлого.

Мне стало полегче от того, что я все еще имею право на собственное счастье, даже если против него весь мир. Мое физическое тело может быть уязвимым, но мой внутренний мир будет недосягаем, если я сама этого хочу.

После обеда Тринадцать отвела нашу группу в аудиторию, чтобы познакомить нас с предстоящими испытаниями. Говорила она монотонно и безразлично, словно вела урок по какому-то скучному предмету. Меня смешили ее попытки быть похожей на Больших людей. Она больше напоминала котенка, который старается слиться с толпой свирепых тигров. Ее щеки наливались красным румянцем, который устранял искусственно нагнанный в аудиторию холод. Все ее тело не хотело принимать новый образ. Она выглядела такой несчастной!

Тринадцать рассказывала нам о том, как Большие люди каждый день будут вести с нами занятия, и если мы будем стараться, то разовьем в себе удивительные способности.

— Зачем они нам? — не выдержала я. Меня разозлило, что ни один из присутствующих не пожелал задать хотя бы один из миллионов очевидных вопросов.

— Чтобы стать такими же, как Большие люди, — равнодушно ответила Тринадцать.

— Зачем? А что, если мне не хочется?

— Вы должны быть благодарны за возможность сохранить собственные жизни, минуя предстоящую катастрофу на Земле. У этой планеты нет шансов на прежнее существование. Она переполнена наивными человеческими мыслями.

— По-вашему, причина неминуемой гибели целой планеты — чьи-то наивные мысли? — послышался взволнованный смешок в голосе Лилии.

— Когда-нибудь вы сможете посмотреть на эту жизнь совершенно с иного ракурса. Вы станете сильнее и мудрее. И это не просто слова. Сила и мудрость придут к вам с неожиданной стороны. Само слово «жизнь» после этого приобретет для вас другую форму.

— Но это не ответ на мой вопрос, — не побоялась возмутиться Лилия.

— Борьба с мыслями, эмоциями и чувствами — невероятно сложная задача! Именно по этой причине Тринадцать будет проводить вечерние индивидуальные беседы. Сопротивление — первый шаг к самоуничтожению. Если не хотите узнать, что это такое, даже не пытайтесь бороться.

Я понимала, что Тринадцать не может просто взять и сказать: «У вас нет выбора, ребята. Вас заставят забыть собственное имя, не говоря уже о прошлом».

Глупо ждать ответов, однако и молчать невыносимо. Смешно слушать, как вожатая скрывает очевидные вещи за сложными разъяснениями. Она только и делает, что прячется от внешнего мира. Как же можно так жить?

Когда всю группу отпустили, мы с сестрой решили остаться, чтобы удовлетворить любопытство.

— Тринадцать, — я пыталась быть как можно более откровенной в надежде, что вызову ответную искренность, — кто такие «Большие люди»? Они ведь питаются детской наивностью, правда? Мы не такие, мы не хотим им потакать.

— Девочки, — вожатая была терпелива, но явно раздражена, — у меня нет никаких полномочий откровенно рассказывать о том, что происходит. Любопытство — чувство, такое же недопустимое, как восторг или злость. Вы знаете правила. Я искренне желаю вам не узнать тех мучений, которые вас ждут, если вы пойдете наперекор правилам. Поэтому я не побоюсь взять под контроль ваше поведение.

— Вы ведь не такая, как они, — разочарованная ответом, добавила Лилия. — Мы надеялись, что вы дадите нам право знать правду. Ведь в каждом «наивном ребенке» есть уже сформированная личность. Ее можно разрушить одним ударом, и после этого ребенку станет все равно. Однако до тех пор он имеет полное право знать, ради чего отдает себя в жертву. — Лиля глубоко вздохнула. — Мне страшно от того, что мы так запросто рассуждаем о таких важных вещах.

Тринадцать молчала, не желая продолжать разговор. Но я чувствовала, как взволновала ее наша беседа.

— Не смотрите им в глаза, — практически шепотом сказала она, когда мы направились к выходу. — С такими мыслями даже молчать опасно.

Все очень странно. Этот разговор разрушил все мои убеждения по поводу нашей вожатой. Мне были непонятны ее намерения, и от этого желание довериться Тринадцать тут же угасло.

Перед сном я не могла успокоиться из-за кишевших в голове мыслей. Жизнь не готовила меня к такому. Страшно, когда у тебя отнимают любимую вещь, возможность видеть близкого человека, заниматься любимым делом. Но все это можно пережить. Однако как жить с мыслью о том, что отнимают тебя саму?

— Пешки, — вдруг громко усмехнулась Лина. — Правда, мы все похожи на пешки в их игре? Я чувствую, что существую для того, чтобы стать жертвой ради чужой победы. Как думаете, это справедливо?

Меня тронула искренность этой девочки. И ведь она чертовски права. Я вдруг поняла, почему мне так сложно. Не от условий, в которых мы оказались. Но от самой себя, как бы странно это ни звучало.

Всегда, когда мне было грустно, почему-то именно Вселенная, смотрящая на меня миллионами глаз, давала ответы на сложные вопросы. И вот однажды я снова обратилась за помощью к Вселенной. Разделяя с ней свою тоску и боль, я искала умиротворение и гармонию с собой.

— Это все неправда. — С этими словами подошел отец, и я удивленно на него взглянула, ожидая разъяснений. — Неправда то, что ты видишь и чувствуешь. Все существующее — ложь.

— Как так? — не могла понять я.

— Посмотри на небо, Майя. Что ты видишь?

— Звезды, — без капли сомнения ответила я.

— А теперь закрой глаза. Что видишь теперь?

Я промолчала, ведь стало совсем темно.

— Только от тебя зависит, будет ли этот мир реальным. Только от тебя зависит, будут ли гореть в небе звезды. Любые чувства, материальные вещи, все это — твое восприятие. Без тебя мир неспособен существовать.

Мне было нелегко понять это, однако я знала совершенно точно: папа хотел, чтобы я закрыла глаза на свою проблему, тем самым превратив ее в пустоту. Это оказалось несложно, но страшно было думать, что вместе с проблемами в пустоту может превратиться любовь или счастье.

— Я согласна быть пешкой, только если эта пешка будет иметь право сама выбирать свой ход, — ответила я Лине. — Но только это получатся уже не шахматы.

— И тем не менее мы в игре.